1. Голос оттуда

«Трезвитесь, бодрстуйте,               
потому что противник ваш диавол, ходит,
как рыкающий лев, ища кого поглотить.»
Евангелие от Луки, гл. 8, стих 12.


   Памятное место.

Занимался вечер. Островок Булл медленно погружался в первобытную тьму, с головой укутавшись прозрачной дымкой. Пол Пауэр и Рэйчел Макгаллахер неспешно шли к морю, придерживая друг друга за талию. Наступал момент расставания.

Первой тишину нарушила Рэйчел. Она заговорила со свойственной только ей манерой – чуть-чуть пропевая гласные.

  - Пол, смотри! – она указала на огромный камень, воткнутый в землю – почти валун. – Он так похож на…

  - Нераспустившийся бутон лилии, – подхватил Пол и, не сопротивляясь, увлекся следом за Рэйчел.

Пробравшись сквозь высокую густую траву, влюбленные очутились на голой поляне, полукругом обступающей камень. Они разместились на небольшом отроге, прямо у его основания и устремили мечтающие взгляды к горизонту.

Вновь вокруг повисла тишина, прерываемая лишь слабым бризом и поздним криком редких птиц.

  - У меня кое-что есть для тебя, – сказал Пол и достал из кармана плаща тряпичный сверток.

Он еще слегка придержал его в руках, наблюдая за любопытными взглядами возлюбленной. Наконец развернув его и вручив подарок Рэйчел, он проговорил медленно и вкрадчиво – боясь забыть что-то очень важное.

  - Рэйчел, я хочу, чтобы ты знала насколько дорога мне и насколько моя жизнь будет пустой и равнодушной без твоей любви. Я отчаянно верю в успех своего предприятия, но все же мысль о столь долгом расставании гнетет меня все сильнее с каждой новой минутой. Я так же верю, что ты дождешься меня и наши чаянья не станут напрасными и не пропадут бесследно. Возьми этот кулон, как напоминание о нашей первой встрече и, когда тебе станет нестерпимо больно в груди от вынужденного расставания, открывай его и читай строчки, что я нацарапал на его внутренней стенке прямо за нашей фотографией с того самого дня… дня Святого Патрика.

Рэйчел отложила кулон в сторону. Сейчас она не отдала бы ни одной лишней минуты, только бы пробыть в объятьях Пола как можно дольше.

  - Я не хочу, чтобы ты уезжал. – прошептала она и изо всех сил прижалась к его груди.

  - Печальная необходимость, - улыбнулся Пол. – Но того требуют обстоятельства. Я вернусь настолько быстро, что ты и свадебное платье сшить не успеешь.

  - Тогда я начну шить его с самого завтрашнего утра и не остановлюсь пока не закончу.

Вдруг настроение ее резко переменилось, она вскочила на ноги, и голос ее эхом разнесся над островом.

  - Но как ты можешь быть так уверен в себе Пол? – возопила она. – Вся эта поездка — это сплошное издевательство моих родителей! Если бы они не были уверены в твоем провале, они бы никогда тебе этого не поручили. За отпущенные тебе полгода ты мог бы устроить свою жизнь здесь и постепенно, да не так скоро, но все же они бы наконец уступили тебе и дали бы нам свое благословение. Пол, ты слышишь меня? Полгода! Всего полгода на крохотный шанс заработать пятьсот тысяч этих проклятых евро.

  - Рэйчел, прошу тебя, - будто вымотанный после долгой дороги сказал он. - Я дал слово…

  - Вот именно! Ты дал слово, и не посмеешь его нарушить. А ты подумал обо мне? Не забыл какая участь уготована мне, в случае твоего провала.

  - Не забыл.

  - Богом клянусь, я не выйду замуж за того спесивого подлеца. Я скорее брошусь в
Ирландское море, чем позволю ему прикоснуться ко мне.

Пол встал и подошел к Рэйчел. Стоило ему обнять ее, как буря скопленных за последние дни эмоций утихла. На смену им пришли слезы.

   ***

Следующим утром Пол Пауэр сел на паром до Англии. А Рэйчел, проводив взглядом тот паром, побрела вдоль пристани к дому. И когда на город опустились сумерки, только тогда она наконец прочла ту надпись, что Пол старательно нацарапал на внутренней стенке кулона.


   За аркой, в глубине домов.
 
Очередной громовой раскат заставил водителя содрогнуться. И, наклонив вперед голову, он старательно вглядывался ввысь сквозь мириады капель, безжалостно бивших о стекло. Выругавшись на небеса, он вновь устремил взгляд на дорогу. Не слишком типичный водитель для Лондона. Чернокожий, седой, с действительно большим носом и крохотными веснушками, небрежно разбросанными по лицу.

На заднем сиденье расположился Пол Пауэр. Он давно оставив попытки разглядеть древний город, и теперь устало, с вынужденным интересом, наблюдал за неровным покачиванием распятого Христа над приборной панелью, который по каким-то причинам был перевернут вверх ногами. Но стоило тому лишь на мгновенье обрести равновесие, как раздался пронзительный хлопок, и машину со свистом качнуло вправо. Водитель крепко вцепился в руль и приложил не мало усилий, чтобы поправить ее ход и остановиться на обочине. Затем, подбирая весьма изощренные словосочетания, на какие только и был способен, он вышел из машины; а зайдя обратно, обтираясь тряпкой, которой не так давно протирал стекло, он объявил, что прокололо колесо и дальше ходу нет.

Немного замявшись кэбмен продолжил:
 
  - Черт бы побрал этого механика, говорил же ему, что в слякоть эта машина и пару миль не проедет. Кхм, мне очень жаль, что так вышло, сэр, но я могу предложить вам переждать ремонт в более уютном месте. Видите вон ту арку? Да-да, прямо за столбом. За ней стоит чудесная таверна, в которой вы отлично проведете время, пока я управляюсь с колесом.

Он знал, что его клиент не из здешних мест, и вряд ли самостоятельно найдет путь к указанному месту. Да и деньги на полпути ему терять не хотелось.

Полу пришлось это предложение по вкусу. Он кивнул и, выскочив наружу, нырнул в указанную арку, насквозь прорубавшую дом. По ту сторону дождь полупрозрачной занавесью загородил выход, и ему пришлось вторично кинуться под ливень. Так, в пару прыжков вверх по двум лесенкам, он очутился на пороге обветшалой таверны, укрытый под деревянным навесом.

Таверна эта, без преувеличения, была погребена среди высоток. Голостеные дома, от малых до больших, беспощадно обступали ее со всех сторон; будто ловчие, которые ловят собак, отрезая им все пути отступления. По углам встречались деревянные бочки вполне приличного состояния с не вполне разборчивыми надписями. На некоторых из них были посажены лилии, и, видимо, хозяин таверны совсем позабыл про них, или же их постигло великое несчастье, но, увы, - все до единой завяли. Их лепестки сильно заломило, сведя судорогой; тычинки попрятались куда-то вглубь; а сами они, стыдившись своего теперешнего вида, упорно клонились к земле.

Пол встряхнулся, поправил намокшие волосы и зашел внутрь. Зал простой, без излишеств. Скупое освещение витражных светильников, висевших на стенах, и мягкое потрескивание резного камина добавляли этому месту домашний уют. Кое-где над столиками курился легкий дымок.

Пол прошелся вдоль столиков, высматривая свободное место.  На секунду он остановился и взгляд его приковался к бардовому роялю, что стоял у левой стены. Безукоризненной работы инструмент пребывал в тишине, не издавая ни звука, в то время как молодая особа со скрытым за черной вуалью лицом, сидевшая за ним, лениво водила пальцами по клавишам. Так же он не мог не обратить внимания и на других посетителей таверны – настолько представительно и роскошно они выглядели.

Немного повертевшись вокруг, постукивая фалангами пальцев о брюки, Пол направился к барной стойке.
 
  - Вечер добрый, сэр, - сказал он, усаживаясь на высокий табурет, - будьте любезны чашку горячего чая и чизкейк.

Бармен показался ему очень приятным человеком. Черты лица его лишены были резкости, легкая седина добавляла отеческой симпатии, а объемные зеленые глаза венчались черными, густыми бровями.

Спустя несколько секунд отсутствия бармен вернулся и подал заказ посетителю.
 
  - Надеюсь, вы меня простите, - сказал он, - но я осмелился добавить в ваш чай чабрец. Ноябрьская погода Лондона неистовствует, а такой чай поможет вам ее пережить без излишних проблем.

Пол поблагодарил бармена за неожиданную предусмотрительность и незамедлительно принялся за чизкейк, изредка поглядывая в другой конец залы.
 
  - Думаете почему она не играет на нем? – неожиданно спросил бармен.

Грудной регистр его голоса приятно смаковался в ушах наравне с чизкейком пониже.

  - Что? Ах, да, - выговорил наконец Пол, проглотив последний кусок. – Я неоднократно ловил себя на мысли, что игра на рояле доставляет мне неизгладимое удовольствие и некоторое умиротворение, если можно так выразиться.
 
  - О, не вам одному, - сказал бармен и облокотился на стойку. - Я так же являюсь большим поклонником сего инструмента. Мне порой кажется, что каждая клавиша в нем поет голосом ангела, и в умелых руках все они представляют собой целый небесный хор.

Пол удивленно посмотрел на него. Свет от канделябра трепетал на его правой щетине. Когда-то он уже слышал подобное высказывание, но от кого и где никак не мог вспомнить.
 
  - Позвольте представиться – Линч Браун. Хозяин этой скромной таверны.
 
Пол протянул руку и представился. Нет, все равно не вспомнить.
 
  - К слову, - продолжал бармен, - та юная дева, что сидит сейчас за роялем, играет на нем крайне редко. Увы! Но поверьте мне, когда ее прелестные тоненькие пальчики касаются клавиш, то все это место наполняется какой-то неуловимой магией.
 
Пол Пауэр еще раз бросил взгляд в сторону рояля. Он искренне жалел, что может не услышать игры этой миловидной девушки, которая опустила голову и, казалось, находится в глубоком раздумье.
 
  - Что привело вас в Англию, мистер Пауэр? – спросил Линч Браун, так же неожиданно, как и в первый раз.
 
  - Ничего не могу поделать со своим акцентом, - улыбаясь ответил Пол, отворачиваясь от рояля. – Хотел сойти здесь за своего, но, видимо, это выше моих сил.
 
  - Ирландская кровь - строптивая штука, - так же с улыбкой заметил бармен, – она выдает ваш народ помимо его воли. И все же. Ирландцы – редкость в моем заведении. И обычно все они имеют за плечами свою собственную, ни на что не похожую историю, которой не грех скрасить такой тоскливый, промозглый вечер. И для затравки…
 
Мистер Браун потянулся, открыл бутылку отменного темного и медленно наполнил им пинту. Вкрадчивое шипение заглушило все посторонние звуки.
 
  - Подарок от заведения, - сказал он и продвинул пинту гостю.
 
  - Ха – Ха! Хотите узнать, что происходит в жизни ирландца – просто спросите у него который час или как пройти на ярмарку! – сказал Пол и потянулся к холодной пинте, источающей пьянящий аромат солода.
 
Отхлебнув пару обжигающих горло глотков, гость продолжил:
 
  - Так уж случилось, что я влюбился, мистер Браун. Влюбился внезапно – сам того не желая. Нет, она не в Лондоне и вообще не из этих мест. Она так же, как и я, уроженка Ирландии и зовут ее Рэйчел. Мы познакомились на праздновании дня святого Патрика. В тот день весь Дублин оделся в зеленый и было ощущение, что город обвил огромный плющ. По своему обыкновению мы устраиваем в этот день парады, сопровождаемые гулом сотни волынок; кружим танец кейли на площадях и дорогах; поем гимн Ирландии и другие песни, такие как: "Beer, Beer, Beer". Ха-Ха. В общем  сам остров содрогается! И есть у нас одна традиция на этот праздник; называется она "осушить трилистник". Под конец празднества, прежде чем выпить последний стакан виски, мы кладем в него трилистник. И выпив эту, так называемую "Чарку Патрика", трилистник полагается бросить через левое плечо – на счастье. Таки я, сам удивляясь своей меткости, и попал точнехонько на свое счастье! А именно – в Рэйчел! Она и сказать то толком ничего не успела, как я уже подхватил ее на руки, усадил за стойку бара и заказал нам по пинте зеленого пива и одну салфетку. С этого началась наша любовь – с одного счастливого трилистника.
 
Пол одним глотком осушил пинту, шлепнул ею по стойке и отодвинул в сторону. В голове его зашелестел прибой.
 
  - Что было дальше? – не удержался бармен и тут же перед Полом возникла новая, полная пенящейся жидкости, пинта.
 
  - Дальше? Дальше следовали незабываемые месяцы, о которых воспоминания мои не померкнут никогда. И в конце концов я сделал Рэйчел предложение, на которое она не раздумывая ответила "Да". И на этом мой рассказ бы и закончился, если бы не одно "но". Ее родители. Они всякий раз отказывались дать нам свое благословение, а Рэйчел не могла вот так вот просто поступиться их родительским словом. Нет, она не так воспитана, - Пол глубоко вдохнул. – Если коротко, то ее родители принадлежали к древнему, но, к сожалению, уже давно обнищавшему роду Макгаллахеров. В свои времена это был крайне почитаемый род, приближенный к высокопоставленным особам и владевший обширными земельными участками по всей Ирландии. А сейчас, от него осталось только имя. И они задались честолюбивой целью: вернуть былое величие. Для успеха в этом предприятии у них были все карты. Все, кроме одной – подходящего жениха.
 
И очевидно, что я вовсе не подходил в их глазах на эту почетную роль. Занимаясь адвокатурой, самым респектабельным из моих немногочисленных дел был иск от престарелого мужчины, который подал в суд на пивоваренную компанию, утверждая, что сколько бы он не пил их пива, молодые девушки в бикини, которых так рьяно показывали в рекламе, так и не появлялись. С третьего раза я все-таки выиграл этот процесс, но большого успеха и весомой прибыли это не принесло.
 
И, когда надежда уже совсем истлела, мистер Макгаллахер оказал мне, как он сам изволил высказался, небывалое благодушие - он поставил передо мной два условия. Первое: если через полгода я не смогу заработать пятьсот тысяч евро (что будет считаться моим приданым, ибо их Имя является приданым их дочери), то они будут вынуждены отдать свою принцессу за более достойного жениха, которого они уже нашли, и дают мне этот шанс лишь из-за нескончаемых просьб своей единственной дочери. И второе условие: за время своего обогащения мне запрещается видится и вообще как-либо связываться с Рэйчел, - Пол оперся на локти и положил голову на тыльную сторону ладони. – И вот я здесь. В детстве отец говорил мне, что Лондон – город возможностей, и я намерен проверить это его утверждение.
 
На протяжении всего рассказа Линч Браун всячески поддерживал рассказчика и всем своим видом показывал, что ему крайне интересна его история.
 
  - Я тронут, - наконец сказал он. – Ответьте мне откровенно: неужели вы и вправду надеетесь заработать такую огромную сумму здесь, в Лондоне?
 
  - Надежда – это, пожалуй, главное в моем предприятии, - с натужной усмешкой произнес Пол. – И пусть моя матушка любит повторять, что надежда всегда ходит рука об руку с отчаяньем, но… кем я буду если скажу, что это невозможно даже не попробовав?
 
Бармен без лишних слов наполнил новую пинту отменным темным и подал гостю. Поблагодарив его по-ирландски, а звучит это примерно так: тысячу раз пусть у вас все будет хорошо; Пол принялся за третье подношение.
 
Несколько минут прошли в молчании, что совершенно не свойственно ирландцу, держащему в руке уже третью пинту. Возможно его молчание было вызвано некоторым смятением, которое он испытал при невольном изучении других посетителей. Многие из них носили одежду мало сказать устаревшую, но полностью вышедшую из моды столетия, а то и тысячалетия назад. Так, мужчина, лет тридцати, сидел абсолютно ногой, если не считать его выцветшие брэ, напротив дамы столь изящной, что многие сочли бы ее за коронованную особу – в ее широком красном платье четко угадывался готический упелянд, а голову венчала сердцеобразная аттифе с прозрачной вуалью. При этих явных и неоспоримых различиях они вели вполне интересовавшую обоих непринужденную беседу. За соседним от них столиком в уединении сидел седовласый старик. Одет он был в парадный мундир "французского типа" темно-синего цвета с позолоченными пуговицами и нагрудным знаком, и белым лацканом; его черные сапоги с желтыми отворотами идеально начищены; а перекинутая за спину портупея, пряжка на которой была так же позолочена, угрожающе выглядывала из-за плеча. Высокая меховая шапка с высоким султаном и этишкетным шнуром аккуратно почивала на столе. Последний же субъект, которого Полу удалось рассмотреть, пока его не отвлекли, находился двумя столиками поодаль от офицера. Юноша, не больше двадцати пяти лет от роду, одетый в белоснежную тунику с двумя широкими красными полосами, которые спускались по груди и спине от плеч и до ее основания. На тунику была аккуратно уложена мраморного цвета тога, окаймленная красной полосой по краям; драпировал ее, несомненно, мастер своего дела, иначе невозможно было себе представить, как ему удалось добиться таких идеальных полукруглых складок по всей ее поверхности. Ну а на ноги (не сложно догадаться) были надеты кожаные сандалии с ремешками. В руках юноша держал льняной сверток и на лице его, временами, проскальзывала истерзанная улыбка.
 
  - Мистер Пауэр, - послышался мелодичный голос бармена.
 
Пол обернулся и только сейчас заметил одеяния самого Линча Брауна. Тот был затянут в черный, изрядно потрепанный сюртук, а шею его обвивал не то белый, не то кремовый воротник. Ничего особенного, но не обратить на это внимание он не мог.
 
  - Пусть мои разговоры не покажутся вам лишенными рассудка, - продолжал бармен, - но возможно я смогу помочь вам с вашим скорым возвращением на родину с чемоданом, полным всего необходимого для вашей свадьбы.
 
Три поглощенные пинты ответили бармену легким смешком и отведенным взглядом.
 
  - Ваше недоверие к моим словам вполне естественно, и я ничуть не в обиде. Позвольте мне лишь высказать какую малую лепту я мог бы внести в ваше положение, - Линч Браун не шутил, взгляд его был пронзителен и в крайней степени серьезен. – За два дня до вашего прибытия сюда наведывался мой старый знакомый, о имени которого я умолчу – назовем его мистер Б. (читать как [мистер Би]). Кто как ни он способен помочь вам? Владелец баснословного состояния, как раз ищущий молодого адвоката по ирландскому направлению своей деятельности, - уголки его губ бармена слегка приободрились. – Вот вы не знали, а бармены во все времена играли особую, связующую роль между людьми самых разных профессий и положений в обществе.
 
Пол Пауэр опустил голову и что-то буркнул себе под нос.

  - Чем же он занимается? - спросил он. - Я изучал английское право в университете, но какое именно направление у его, как вы выражаетесь, деятельности?

  - Вопрос профессионала, я понимаю. Но увы, я не столь сведущ в правовой системе как вы, поэтому и добавить более ничего не в силах. Вот его визитка.

Линч Браун положил ее на стойку и внимательно посмотрел на Пола.

  - Невероятная удача, что моего кэба лопнуло колесо именно у порога вашей таверны, - сказал Пол и, заметив пристальный взгляд бармена, начал хлопать себя по карманам в поисках денег.

  - О нет-нет, - воскликнул Линч Браун. - Об оплате не беспокойтесь. Ваша история оказалась настолько захватывающей и уникальной, что я не посмею взять с вас ни цента. Просто берите визитку и ступайте покорять этот город.
 
Почесав за ухом, Пол сунул пустой бумажник обратно в карман и, поблагодарив бармена за теплый прием, не без труда встал на ноги, придерживая стойку и уже собрался было уходить, как сухой голос сзади остановил его.
 
  - Визитка, мистер Пауэр.
 
То ли хмель ударил гостю в голову, то ли внезапно вспыхнувшее осознание, что его водят за нос, но он почему-то решительно не хотел соглашаться на эту авантюру. Однако совесть не позволила бы ему отказаться, а потому он вернулся за барную стойку и взял визитку с инициалом Мистер Б. и телефоном.
 
Но только Пол коснулся визитки, в нем что-то надломилось: взгляд его помутнел, а ноги свело судорогой так, что он едва удержался за стойку. Лоб пронзила жгучая боль, и в следующие несколько секунд пред ним предстало ужасающее – если не сказать фантасмагорическое – зрелище, которое далеко не каждый способен вынести. Посетители таверны изменились – и не то, чтобы к лучшему. Все их взгляды были обращены на него. Многих из них выворачивало на изнанку, кожа отлетала и распадалась в прах, ребра выгибались и, разрывая плоть, сходились на спине. Лица других вытягивались, сплющивались и закручивались спиралью. У кого-то выпали глазные яблоки, обнажая гниющую глазницу. Кто-то с жуткими воплями, не в силах остановиться, снова и снова вспарывал себе грудь ножом. В инвалидной коляске, без рук, без одной ноги, лишенный одного глаза и языка истошно хрипел, разинув рот, совсем молодой парень. Французский офицер сидел осунувшись, одежда его покрылась грязью и мхом, а в груди зияла огромная дыра. Дама, в готическом упелянде, обернулась мерзкой старухой в простой льняной рубахе; на лице ее застыл истерический хохот. Мужчина в брэ, сидевший возле нее, теперь предстал аристократом, в изящном фраке и цилиндре. Юноша в тоге схватил правой рукой себя за горло и одним резким движением вырвал язык под самый корень. Он протянул его вперед как знамя и лицо его выражало при этом железную непоколебимость и решительность. Лишь бармен нисколько не изменился.
 
Всему этому леденящему кровь зрелищу аккомпанировала та самая барышня за роялем, так же подвергнутая разительным изменениям, сокрытыми под вуалью. Мелодия – хоть и до жути фальшивая, но вполне узнаваемая – впивалась в уши и пронзительными ударами сокрушала перепонки.
 
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Посетители вновь обрели свой прежний облик и вновь не обращали на Пола никакого внимания. Рояль замолчал.
 
Пола пробил холодный пот. Чуть не задыхаясь он добежал до выхода и уткнулся в запертую дверь. Ручка, которую он отчаянно дергал, скрежеща и деформируясь приняла облик змеи и вот-вот норовила укусить Пола, но в зеркале, что было приковано к двери, он увидел как бармен, по прежнему стоя за барной стойкой, цыкнул в его сторону и ручка вновь обрела прежнюю форму.

Пол выбежал на улицу и скребя о стены арки добрел до машины. Кэбмен окликнул его, сказав, что колесо теперь в полном порядке, и они могут отправляться.
 
Дождь уже закончился, и над Лондоном воцарилось бледное солнце. Смотря в одну точку, где раньше висело распятие, Пол силился прогнать изредка всплывающие видения. И когда последнее из них перестало терзать его разум, он опустил голову и мгновенно заснул. Однако дремал он не долго: через пять минут машина остановилась.

   
   Иной выход.
   1

Донал, одногруппник Пола, проживал в многоквартирном доме по Уорик-лэйн. После учебы в Ирландии он перебрался в Лондон на старую квартиру своего отца и с головой погрузился в адвокатуру. Спустя несколько лет нескончаемой и кропотливой работы, он достиг определенных успехов и теперь, по приглашению, отправлялся в Брюссель. Там он проведет переговоры о сотрудничестве с одной именитой юридической компанией, и, если все сложится удачно, его отсутствие продлиться дольше запланированного. По этой причине Донал без каких-либо увещеваний, находясь в самом радушном настроении, согласился оставить квартиру своему старому приятелю на срок его (Донала) отсутствия.
 
Пол приехал только поздним вечером. Задержку объяснил проколотым колесом и сразу же отправился спать.
 
Когда он проснулся, посвежевший и позабывший про страхи предыдущего дня, Биг-Бен уже прогремел полдень. Донал уехал еще утром, оставив Полу некоторые запасы еды, и теперь авантюрист с изумрудного острова был предоставлен самому себе.
 
Наспех перекусив, он надел свой лучший костюм, слегка задержался перед зеркалом и отправился проходить профессиональную регистрацию. А спустя неделю, он без особых проблем, получил статус иностранного адвоката, с правом ведения профессиональной деятельности на территории Англии.
 
Однако пригодился ли ему этот статус? Получив череду неприятных отказов, Пол устроился грузчиком в ночную смену. Днями напролет он бродил по городу в поисках работы, по ночам же – выгружал продукты для фешенебельного магазинчика.

Пол помнил про визитку, что была вручена ему при странных обстоятельствах, но все же не спешил ей воспользоваться. Однако глядя на нее украдкой он испытывал странную смесь чувств: страха и воодушевления.
 
Вечерами он созванивался с Рэйчел. Они разговаривали шепотом, что бы ее родители не услышали. И всякий раз он ловко уходил от темы своего лондонского предприятия. Он не хотел ее разочаровывать. К тому же, по его крайнему разумению, месяц - это слишком мало, чтобы судить об успехах в таком непростом деле.
 
И все же, с каждым днем, который ничем не отличался от предыдущего, в его сознании прогрессировало – сначала далекое, почти необозримое, а потом явное и неоспоримое – отчаянье. Но надо отдать ему должное, он старался так, как и в половину не прилагает нужных усилий правительство, дабы не ввергнуть мир в пучину нескончаемых войн. Непоколебимое стремление к своей цели – вот качество, которое присуще великим и Полу Пауэру. Ради достижения этой цели такие люди способны на все, ибо их честолюбие и тщеславие не позволит им ни промедления, ни полумер. На свой алтарь, чаще всего прочего, они приносят принципы, которые так яро пестовали на протяжении всей жизни. И, добиваясь успеха, они твердят, что все сделанное было во благо, потому что память – упрямая вещь; и если от нежелательных воспоминаний не избавиться, то их можно слегка подшлифовать. Тогда они становятся менее обременительными.
 
На третий, беспросветный, месяц, роясь в бесконечных кипах бумаг, анкет и резюме, совершенно случайно он обнаружил черный клочок бумаги. Надпись на нем гласила: "Мистер Б.", а чуть ниже значился телефон. Пол без колебаний отошел от стола и набрал указанный номер.
 
  - Приемная мистера Б. говорите, - раздался приятный голосок в трубке.
 
  - Добрый вечер, - после некоторого промедления начал Пол, - я звоню по указанию мистера Линча Брауна относительно ирландского отделения вашей адвокатуры. Если, конечно, еще не поздно.
 
  - Ах да, здравствуйте, мы ожидали вашего звонка, и нет, вы позвонили как раз вовремя. Секундочку пожалуйста. Завтра в полдень мистер Б. сможет принять вас у себя в офисе. Он расположен напротив Биг-Бена на другом берегу Темзы. Всего хорошего.
 
Прежде чем Пол успел назвать свое имя и спросить адрес поточнее, в трубке уже звучали короткие гудки. Что ж, по крайней мере он не опоздал. И эта сомнительная попытка стола проверки.

На следующий день, без особых проблем, Пол прибыл в назначенное место. Долго блуждать не пришлось, ведь у него был безошибочный ориентир - Биг-Бен. На противоположном от него берегу стояло самое обычное многоэтажное здание, внушительное по площади, но не по архитектуре. Из каждого его западного окна, если день не омрачался туманом, можно было круглосуточно и совершенно беспрепятственно наблюдать за знаменитыми Вестминстерскими часами.
 
В приемной, на первом этаже, Пола встретила очаровательная, модельной, резкой внешности сотрудница и, после официальных представлений и легких рукопожатий, она проводила его на третий этаж, где расположился кабинет мистера Б. Деспина – именно так ее звали – зашла первой. И спустя несколько минут тягостного волнения, она вышла и жестом пригласила его зайти.
 
В скудно обставленном кабинете, не имеющим ничего лишнего, кроме незаурядного, расписного шкафа и эбенового стола, в огромном кресле возле широкого арочного окна, гордо восседал (и именно так, а не иначе) тот, кого все именуют мистер Б. Человек он был весьма внушительный с полным и угрюмым лицом. Одетый в костюм цвета шампанского, перебирая сигару во рту, он с неподдельным любопытством наблюдал за происходящим на улице. Его туфли из кожи питона покачивались из стороны в сторону.
 
Пол стоял в дверях, не смея пошелохнуться и обронить хоть одно лишнее слово. Наконец, мистер Б. оторвался от окна, встал и подошел к гостю.
 
  - Добрый день, мистер Пауэр.
 
Голос его был звучный и насыщенный как у трубы. Они пожали друг другу руки и Пол ощутил легкий холодок, пробежавший по спине. От сигары повеяло приятным ароматом имбиря.
 
  - Вы играете в покер?
 
Ответ прозвучал не сразу.
 
  - Простите, мистер Б.? Я не совсем понимаю…
 
  - Ах, не берите в голову. Видите ли, я заядлый игрок в Техасский Холдем. Люблю, так сказать, потрепать себе нервы этой незамысловатой игрой. Прошу вас, садитесь в мое кресло. Я, с вашего позволения, постою. Как видите иной мебели здесь нет, а я всегда придерживаюсь законов гостеприимства.
 
Мистер Б. дождался пока Пол хорошенько усядется в кресле, затем встал в двух шагах от него – на другой стороне окна – и продолжил:
 
  - Кстати о гостеприимстве – я не представился. Дело все в том, что я не люблю публичности, и некоторые свои личные дела лучше держать в секрете, вы не считаете? – он широко улыбнулся и выпустил клубок белого дыма. – Поэтому мои сотрудники придумали мне этот, если можно так выразиться, псевдоним, под которым я занимаюсь кое какими делами, избегая при этом широкой огласки. Что поделать - издержки состоятельных людей. Разрешите представиться, Эдвин Барлоу, домоправитель. И прошу вас, зовите меня как угодно, но только не мистер Б. Договорились? – мистер Б., вернее мистер Барлоу, вторично протянул руку, и на Пола вновь повеяло приятным, характерным запахом. - Мистер Линч Браун весьма хорошего мнения о вас. Он рассказал мне вашу историю, но, скажу вам честно, я не впечатлен. Возможно во мне не осталось ничего романтического, ведь даже повесть, которой нет печальнее на свете я не в силах выдержать более пятнадцати минут в театре. Увы! Ах, ну не стоит расстраиваться раньше времени – для меня сам голос мистера Брауна уже многое значит. И ему я доверяю даже больше, чем своей жене! Больше чем этой матке кровопийце! – домоправитель разразился густым смехом, и дым сигары разнесся по всему кабинету.
 
Пол, слабо улавливая предмет его веселья, так же заулыбался и закивал головой. Лишь спустя минуты полторы громыхания в кабинете стихли.
 
  - М-да, пожалуй, это было несколько грубо с моей стороны, - окончательно успокоившись, заговорил он. – Приношу свои извинения и надеюсь вы не подумайте плохого.
 
Пол снова завертел головой. Красноречивее этого могло прозвучать лишь троекратное "Нет!".
 
  - Отлично, что мы так хорошо понимаем друг друга! Теперь к делу, - мистер Барлоу подошел к столу, отложил сигару и достал какие-то бумаги, переплетенные зеленой лентой. – Вот документы, с которыми вам необходимо ознакомиться в ближайшие дни. Здесь вы найдете все, что вам необходимо знать о нашей организации. Я не думаю, что нам с вами суждено будет увидится еще раз, поэтому все возникающие по пути вопросы извольте решать с вами уже знакомой Деспиной. Ее телефон на визитке. К слову, она теперь является вашим непосредственным начальником и указания, данные ею, исполняйте без лишних вопросов и в поставленные сроки.
 
После такого скудного инструктажа домоправитель отворил арочное окно и оперся грузными руками о подоконник.
 
  - Когда же они, наконец, остепенятся? – задумчиво и несколько раздраженно проговорил он. – А об оплате не беспокойтесь, - продолжал мистер Барлоу, не глядя на собеседника, - я не имею привычки подводить своих сотрудников, тем паче людей от мистера Брауна.
 
Последние слова сопровождались поднятой рукой, означающей, что их разговор окончен.
 
Пол встал и, сдерживая переполнявшую его радость, двинулся к выходу.
 
  - Спасибо, мистер Барлоу, я сделаю все от меня зависящее, - в дверях выпалил он.
 
  - Разумеется. И не забудьте заключить договор с нашей фирмой, когда будете уходить, - в след добавил домоправитель.
 
  - Да, до свидания.
 
Пол вышел из кабинета. Внутри у него все кипело и лишь одно слово крутилось в голове: "Наконец-то!" Он спустился вниз и подошел к Деспине, стоявшей за стойкой приемной. После подписи всех необходимых документов она вручила ему служебный сотовый телефон (от чего Пол не смог скрыть свое изумление) и, наконец, выяснив свое расписание, которое оказалось весьма свободным и гибким, Пол устремился домой разбирать врученные ему бумаги.
 
И вполне возможным стала мысль, проскочившая тогда у него в голове – вернуться в таверну и отблагодарить бармена за неожиданную и, как оказалось, необходимую, помощь. Но тут же вспомнив, что пусть и бессознательно, но вполне целенаправленно, прогуливаясь по городу и изредка вглядываясь в фасады домов, он так и не смог обнаружить ничего похожего на ту самую арку, Пол отринул ее как не совсем осуществимую.

Вечерний звонок от Рэйчел застал его в самом приподнятом настроении - ему больше не приходилось увиливать. Теперь-то у него действительно есть весьма прибыльная работа, и оба они уже не сомневались в успехе данного им шанса.
 
Разговор их продлился не долго – к Рэйчел в спальню зашел отец и она, назвав Пола именем своей подруги, положила трубку. Он очень по ней скучал.
 
И сейчас, когда она была далеко, ее голос, эфирный, с томными нотками той самой соблазнительной хрипотцы, был для него всего лишь глотком воды в зное бескрайней пустыни – он вдохнул в него новые силы и, когда их разговор был окончен, новую жажду встречи.

   
   2

В течении следующей недели Пол старательно штудировал бумаги, данные ему мистером Барлоу. Они содержали ряд норм и определенных законов с какими имеет обыкновение сталкивается названный выше. Так же Пол выяснил, что мистер Барлоу владеет сразу несколькими благотворительными организациями, гремевшими своей щедростью на весь мир. И как он не искал и не вчитывался в предложенные документы, выяснить чем же все-таки зарабатывает богатейший человек в мире ему так и не удалось. Не иначе как средства, поступающие в его фонды, обтекая все сторонние препятствия, поступают к нему в карман. Хотя теперь, когда Пол был так близок к цели, это его мало волновало, и, закрывая глаза на все несоответствия, он продолжал работать.
 
Роковой звонок раздался спустя три недели. Деспина сообщила, что сына мистера Барлоу обвинили в убийстве, и сам домоправитель хочет, чтобы Пол лично взялся за это дело. Почему выбор пал на него – адвоката иностранного и не имеющего большого опыта в уголовном процессе Великобритании – Пол не понимал. Но и воспрепятствовать этому решению не стремился. Возможно это и есть его счастливый билет обратно на родину.
 
Встреча с клиентом была назначена на следующий день в резиденции семьи Барлоу, которая находится в часе езды от Лондона в графстве Кент.
 
По нужному адресу Пола доставила личная машина семьи – форд галакси шестьдесят четвертого года выпуска. Резиденцией являлся родовой замок, расположенный посреди озера на небольшом D-образном островке. Состоявший из трех фортов, расположенных на разных частях острова, замок казался бы заброшенным, если бы не стоявший по центру площади золотой фонтан в форме гордого льва, струи воды которого вздымались высоко над статуей и обрушивались на землю, образуя непрерывно движущийся цилиндр вокруг нее.
 
Машина остановилась у самого дальнего форта, высотой в два этажа и четырьмя смежными возвышающимися по периметру башнями. На пороге Пола встретил дворецкий, и он невольно засмущался своему скромному костюму.
 
Внутренне убранство замка поражало воображение – Полу еще никогда не приходилось бывать в столь вопиюще роскошных местах. Минуя холл, его внимание особенно привлекли старые гобелены, изображающие библейские сюжеты старого и нового заветов. И особенно – гобелен с изображением Иова Многострадального, где тот, в приступе младенческого недоумения вскричал на небеса, обращаясь к Богу с извечным и веками неизменным вопросом.
 
Поднявшись по широкой лестнице с позолоченными перилами на второй этаж, дворецкий свернул направо и приоткрыл двойную дверь, приглашая гостя войти.
 
Пол сделал шаг и оказался в обеденной зале с высоким сводчатым потолком. Огромный, длинный дубовый стол разрезал помещение на две равные части. Навскидку за него могли бы поместиться не менее двух сотен гостей.
 
  - Мистер Пауэр, прошу вас, проходите и присаживайтесь, - высокое сопрано принадлежало красивой и в меру элегантной женщине в строгом, черном платье, восседавшей во главе стола. На стене позади нее, висела громоздкая картина с изображением главы семейства в меховой накидке и с обнаженной саблей. Она встала и рукой указала на соседнее место, предназначенное для гостя.
 
  - Мое имя Маев Орния Барлоу, и я рада приветствовать вас в нашем замке, - миссис Барлоу дождалась пока Пол займет свое место и присела следом. – А молодой человек напротив вас – мой сын, Клайд.
 
Клайд небрежно кивнул, изобразил реверанс вилкой и продолжил поглощать стейк из мраморной говядины.
 
Прислуга не заставила себя ждать и, спустя минуту, поднесла Полу ризотто с трюфелями, стакан вина Брикко Рокке и на десерт белый торт, украшенный сусальным золотом. Такого изобилия нарочито богатой пищи Пол не мог себе и представить, максимум на что обычно хватало его воображения, так это на незамысловатый фуа-гра. Поэтому к еде он приступил не сразу, а лишь после напутственных слов хозяйки о набирании сил перед важным делом, с каким он сюда прибыл.
 
Обед проходил в полном молчании. Пол не спеша поглощал предложенную пищу: откусывал аккуратно и тщательно прожевывал. Блюд, вкуснее, он еще не пробовал. А уж их вид и вовсе вызывал у него восхищение, сравнимое с лицезрением картин Эжена Делакруа.
 
Когда настал черед десерта, тишину обеденной залы, нарушила хозяйка замка.
 
  - Пол, могу я вас так называть? – сказала она, откладывая серебряные приборы в сторону.
 
Пол последовал ее примеру.
 
  - Да, конечно, миссис Барлоу.
 
  - Хорошо. Я предлагаю незамедлительно приступить к нашим щекотливым обязанностям. Десерт от нас никуда не денется, а вот время у меня ограничено. Вард, будьте любезны, - миссис Барлоу обвела руками над столом и дворецкий, именуемый Вард, вместе с другими слугами, с быстротой мастера пит-стопа заменил всю еду (кроме бокалов вина) на пару стопок бумаг. По лицу Клайда пробежало недовольство от прерванного чревоугодия.
 
  - Вас уже проинформировали о том нелепом обвинении, в каком обвиняют моего сына Клайда, - продолжила хозяйка, перелистывая первую стопку и снисходительно улыбаясь. – В этих бумагах вы найдете все свидетельские показания тех, кто был с ним в тот день, а также и его самого. Здесь, - она коснулась ладонью второй стопки, - все, что удалось достать у королевского обвинителя, в том числе и информация о том, что его дело хотят отдать под юрисдикцию Ирландии. А это категорически не устраивает семью! И первостепенная ваша задача – не допустить этого.
 
Пол кивнул в знак понимания и посмотрел на Барлоу младшего. Клайд праздно распластался на стуле и, сложив руки на груди, смотрел куда-то в сторону. Казалось, что его никоим образом не касаются вещи, обсуждаемые за столом. И в подтверждении этой мысли, он зевнул, потер глаза и принялся зуботычиной ковырять во рту.
 
  - С этого дня, Пол, вы проживаете здесь, в форте. Ваша спальня уже готова. Вард проводит вас туда после обеда. Тщательно изучите все эти записи и снимите с моего сына все обвинения. Форд с личным водителем в вашем полном распоряжении, - миссис Барлоу встала и коротко поклонилась, Пол так же привстал, провожая хозяйку. – Сейчас я вынуждена вас оставить, не могу позволить себе опоздать на службу в церкви. Всего доброго и удачи.
 
Звук ее каблуков эхом отскакивал от стен. В дверях она остановилась и добавила:
 
  - Насколько я знаю, вы прибываете в Лондоне по своим личным делам, для которых требуется немалая сумма. Так вот знайте, что положительный результат в этом деле более чем окупиться, и вы нисколько не разочаруетесь.
 
С этими словами хлопнула дверь и Пол остался наедине с Клайдом Барлоу. Клайд церемонно сел на место во главе стола, облокотился на спинку стула и заговорил томно и лениво, и от этого его слова приобретали повелительный окрас.
 
  - Что ж, хм, Пол, верно? – начал он, отхлебывая из бокала и причмокивая. – Мм, что за дивное вино! Вард! Вард, лентяй холеный! Заноси десерт и открывай новую бутылку!
 
Дворецкий сиюминутно исполнил повеление хозяина и, отломив кусок торта, Клайд продолжил:
 
  - Значит ты и есть мой новый адвокат, а? Ха-ха. Ты больше похож на посыльного нежели на защитника от закона. Но да ладно! Главное, чтобы человек был послушный, верно?
 
Барлоу младший еще раз пригубил вина и закусил куском белого торта. Его движения и манеры были подчеркнуто ленивы. Выражение красивого, с правильными чертами, лица излучало холодное добродушие и лицемерие.
 
  - Да ты угощайся, не бойся. Гостеприимство в нашем доме – вещь первостепенная, - Клайд скривился и вытянул подбородок вперед, изображая отца, при том очень точно, ибо портрет над ним приобрел неподражаемое до этого сходство. – Бумаги, что дала тебе матушка, можешь пока отложить в сторону. Изучишь их, когда у тебя будет свободное время. А сейчас, сразу после того, как доешь этот дивный тортик, отправляйся на прогулку с моим милым песиком Броуди. Может ты еще не в курсе, но я под домашним арестом, - он развел руками. – И конечно же не забудь подбирать за ним, ведь этим вы адвокаты обычно занимаетесь?
 
"Яблоко от яблони упало слишком далеко" – пронеслось у Пола в голове. Он не привык к такому фамильярному обращению к своей персоне, и последние слова этого хамоватого юнца не смогли не задеть его достоинства.
 
  - При всем уважении, мистер Барлоу, - произнес Пол с явными нотками подавляемого раздражения, - я прибыл сюда не за тем, чтобы выгуливать вашего пса, а для того, чтобы вы не познали всей прелести тюремной жизни; которая, порой, для некоторых людей оказывается только в пользу. Поэтому прошу…
 
  - Даже не смей меня просить! – Клайд побагровел, выпучил глаза и с силой ударил ладонью о край стола. – Я не люблю повторять дважды! Но тебе сделаю исключение, ведь отец лично назначил тебя моим адвокатом, - он оперся на локоть и словно пистолет наставил на Пола указательный палец. – Ты будешь выполнять все мои поручения беспрекословно! Или тебе наплевать на свою дальнейшую судьбу? Нет, ну если так, то вперед: можешь заниматься своими делами! Но помни вот что, - Барлоу младший откинулся назад и продолжал уже спокойным, лилейным тоном, вяло дирижируя ложечкой. – Мой отец именует себя "домоправителем". А знаешь почему? Все очень просто. Потому что весь мир – его дом! Мм, до чего же вкусно... А я – его единственный сын. И если его горячо любимый сын будет чем-то недоволен, то…
 
Клайд внезапно прервался, чертыхнулся и швырнул ложку на стол так, что та перелетела на другой его конец.
 
  - Моя любимая черная рубашка. Эх… Ну вот и еще одно поручение, Пол, - улыбаясь сказал он. – После того, как прогуляешься с Броуди езжай в прачечную и как хочешь выводи это пятно.
 
Клайд встал, снял рубашку и бросил ее на колени Полу.
 
  - И если от пятна останется хотя бы след, видный пусть даже в микроскоп, то знай – такой специалист не отвечает моим высоким требованиям.
 
На этом он направился к выходу. Пол посмотрел ему в след, и его пальцы до хруста костей сжали рубашку, но выбросить на пол не посмели.

   
   3

Все время пребывания в замке Пол покорно исполнял капризы юного Барлоу. С собакой, к слову она была та еще кусающаяся тварь, он погулял; пятно вывел; ботинки начистил. И долог был еще тот список поручений, безустанно сыпавшийся на адвоката; но все это он сносил не опуская головы. Он знал, что это временно, нужно лишь как можно скорее покончить с судом.
 
А теперь о всей сути дела мистера Клайда Барлоу. Восемнадцатого февраля 19.. года в двенадцать часов по полудню, Клайд, вместе с группой однокурсников (всего их было семь человек) отплыли из порта Холихед на яхте под названием "Ковчег" в открытое море. Спустя два часа плавания они причалили к порту Дун-Лэре в Ирландии. Там они взяли на борт девушку по имени Лайл О’Салливан, гражданку Ирландии, желавшую, по их словам, перебраться в Лондон, где находился ее жених. По прошествии сорока двух минут (в 14:58) штурман потерял управление, и яхта накренилась на правый бок. Упомянутая выше Лайл О’Салливан не смогла удержаться за леер и упала за борт. Сильные волны увлекли ее назад к корме яхты, где она получила удар от винтовой лопасти, в следствии чего потеряла сознание и пошла ко дну. Клайд Барлоу бросился за борт в попытке спасти ее. Он пробыл под водой минуту и затем появился на поверхности вместе с находившейся без сознания Лайл. Их вытянули на борт, где Клайд пытался оказать первую помощь пострадавшей. Но после неудачных попыток она скончалась от остановки сердца.
 
Такова была версия ответчика, то есть Пола и его подзащитного Клайда Барлоу. Этой версии придерживались и пять свидетелей. Почему пять, а не шесть? Просмотрев бумаги, добытые у прокурора, все сразу стало понятно. Один из свидетелей, Джед Уайт, дал показания против своего однокурсника и друга. По его версии яхта не кренилась на бок. Лайл О’Саллван получила удар по голове веслом и была выброшена за борт самим Клайдом Барлоу, сразу после отказа заняться сексом с последним. После чего Клайд удалился к себе в каюту. Джед Уайт, кинулся за борт спасать пострадавшую. Вынырнув и произведя первую помощь, Лайл О’Салливан скончалась от остановки сердца и была доставлена в гавань Холихеда. Там компания рассказала версию ответчика, где героем предстал Клайд Барлоу.
 
И если бы не показания Джеда Уайта на следующее утро, дело не приняло бы столь опасный для Барлоу младшего поворот. Но что сделано – то сделано. К этому он еще вернется. Далее в документах следовали фотографии жертвы, на которые Пол не мог смотреть без создрогания. При одном взгляде на неотвратимые последствия смерти в его голове всплывали те самые видения из таверны, что довелось посетить ему в самом начале своего путешествия. Вновь уши пронзала ужасно фальшивая мелодия Людвига ван Бетховена. И Он не колеблясь отложил снимки.
 
Взявшись за дело с головой, Пол, прежде всего убедил суд не переводить дело в Ирландию. В этом он сослался на конвенцию ООН по морскому праву от 1982 года. Из нее следует, что яхта, зарегистрированная в Великобритании, является экстерриториальным судном, то есть частью территории государства флага. И ему удалось убедить судью в праве своего клиента проводить суд на его родине (пусть он и является так же и гражданином Ирландии).
 
Далее Пол предпринял шаг по обузданию непокорного свидетеля. Его показания могли сильно усложнить процесс, поэтому он сутками напролет пытался связаться с ним по телефону, а также неоднократно наведывался к нему домой. Однако, кроме разговоров с его горничной, успехов эта затея не принесла. А пару дней спустя Пол неожиданно получил запечатанное письмо лично в руки. Адресат значился как Д.У. Вот его содержание:

"Уважаемый мистер Пауэр, я знаю, что вы взяли дело Клайда Барлоу и ищете встречи со мной. Но говорю сразу – этого не случится. Те мои показания от девятнадцатого февраля я не изменю не под каким предлогом. Я не позволю этой бездушной твари уйти от правосудия. Он действительно ударил ее веслом по голове и хладнокровно выбросил за борт умирать. И предупреждаю вас, если вы не отступитесь от защиты этого мерзавца, ваша участь в глазах Господа будет незавидна. Бегите, мистер Пауэр, бегите и не оглядывайтесь. Эта семья помечена дьяволом.
                С наилучшими пожеланиями Д.У."

Пол прочел письмо несколько раз, но понять сумасшедший ли написал ему или человек в трезвом уме он не мог. Хотя, зная отвратительный характер Барлоу младшего, в правдивость этих строк не сложно было бы поверить. Но, конечно, не такому человеку как Пол. Юрист ничего не воспринимает на веру - дело порождают факты, а не домыслы. Тем не менее всякий раз засыпая на огромной кровати с атласными покрывалами, его что-то терзало внутри, прямо возле сердца.
 
Суд был назначен на двадцать девятое марта. В перерывах между нелепыми поручениями Барлоу младшего, Пол готовился к защите. Все документы были разложены и упакованы; все свидетели тщательнейшим образом подготовлены; вступительная речь неустанно повторялась им перед сном; а костюм, начищенный и выглаженный, аккуратно висел в шкафу и ждал своего часа.
 
В день перед судом он вновь позвонил Рэйчел. Ее голос по-прежнему воодушевлял его и придавал сил. Они проговорили до поздней ночи; что, на самом деле было странно, ибо ее родители отличались крайне чутким слухом и не позволяли ей бодрствовать позже десяти часов вечера.
 
  - Я скучаю, Пол, - говорила она.
 
  - Я тоже. Но половина пути уже пройдено, скоро мы увидимся.
 
  - А что если ты проиграешь? Что тогда? – в ее голосе чувствовалась тревога и страх.
 
  - Это невозможно, любимая, - сказал Пол с наигранным пафосом, сразу же узнанным Рэйчел, - ты говоришь с лучшим адвокатом Ирландии, я не проигрываю дела, я их выигрываю. Это моя профессия.
 
  - Мне бы твою уверенность, - наступило молчание. - Помнишь тот остров?
 
  - Да.
 
В трубке послышались приятные стоны воспоминаний.
 
  - В последнее время я часто прихожу туда и, глядя в сторону Лондона, молюсь, о твоем скором возвращении, сжимая в руках твой кулон.
 
Пол не смог сдержать слезу, и она медленно скатилась по его щеке.
 
  - Я люблю тебя Пол, и я ужасно скучаю, возвращайся скорей.
 
  - Я тоже тебя люблю, Рэйчел. Дождись меня, и у нас все будет хорошо.
 
  - Хорошо... Обещаю, я буду ждать до последнего...
 
Пол мгновенно заснул и спал сном без сновидений. Проснувшись, он позавтракал в окружении миссис Барлоу и ее сына, который в ее присутствии вел себя все же чуть пристойнее, нежели в ее отсутствие. Далее, сложив все документы и еще раз обзвонив свидетелей, семья и Пол отправились в Лондон.
 
Перед зданием суда Пол остановился и сказал, что зайдет позже. Он сжал воротник плаща, не пропуская прохладный воздух, и стоял так, устремив взгляд в мрачное небо. Через минуту его прервали от ему только ведомых размышлений. К нему подбежал посыльный, тот же, что передал ему тогда письмо от Д.У. Пол поблагодарил его и вскрыл конверт.

"Мистер Пауэр, Джед Уайт мертв. Вчера утром его сбил лондонский кэб. Он наказал мне, в случае чего, писать только вам, потому что ему больше некому доверять.
Горничная мистера Уайта миссис А."

Пол побледнел и медленно опустился на ступеньки. Он старательно прогонял мысли об убийстве и правоте Джеда Уайта. "Это лишь совпадение, дурацкое совпадение – больше ничего, - убеждал он себя. – Нет, я не могу позволить себе отступить, не имея для этого весомых доказательств. Я просто не могу этого сделать!"
 
Сзади послышался голос миссис Барлоу:
 
  - Мистер Пауэр, так вы идете или же предпочтете для начала вымокнуть под дождем? Подойдите ко мне.

Пол встал и приблизился к миссис Барлоу.

  - Да расслабься ты наконец, - раздраженно сказала она, поправляя Полу воротник. - Исход процесса уже решен. Тебе осталось лишь посветить своим личиком перед присяжными и судьей. Кейс с нужной суммой ожидает тебя, помни об этом.

   
   Оскал зверя.

Суд продлился два часа. С мистера Клайда Барлоу были сняты все обвинения, и из здания суда он вышел с кристальной репутацией и без каких-либо проблем с законом. Судья даже позволила себе окрестить Клайда героем, при его попытке спасти бедняжку из ледяной воды Ирландского моря.
 
Возвращаться в замок Пол не захотел и сразу направился на квартиру к Доналу. Едва зайдя внутрь Пол кинулся к телефону и позвонил Рэйчел. Она сразу взяла трубку, и он поделился с ней последними новостями. Вздох облегчения сорвался с ее губ. Пол не вдавался в подробности, но сказал ей, что будет в Дублине уже сегодня вечером, ибо ему больше нестерпимо столь долгое расставание с ней.
 
В дверь постучали. Пол попрощался с Рэйчел и впустил своего водителя. Мистер Грей вошел и положил на журнальный столик черный кейс, проронил, что служебный сотовый Пол может оставить себе в качестве личной благодарности от мистера Барлоу старшего и тут же удалился. В кейсе, ровными пачками, лежали купюры – ровно пятьсот тысяч евро. Неописуемое счастье завладело Полом. Он принялся прыгать по всей квартире, вопя как сумасшедший и крепко прижимая к груди свою награду, позабыв про события последних месяцев. А после, наскоро собрав вещи, он выбежал на улицу и поймал такси до London Euston station.
 
Дождь к тому времени уже миновал. Над городом засияло ясное небо и солнце получило карт-бланш, пусть и не на долго. И так уж вышло, что в конце своего путешествия Пол все-таки обнаружил ту самую темную арку, за которой скрывалась удивительная таверна с ее не менее удивительными посетителями. Но он не попросил остановиться, и, отведя взгляд, лишь сказал водителю прибавить ходу.

При расчете с кэбменом Пол, который всю дорогу смотрел в только в окно, вдруг понял, что судьба вновь свела его с тем самым чернокожим водителем, который сейчас улыбался и всячески подмигивал ему. Над приборной панелью так же висело распятие и так же оно было перевернуто.

  - До встречи, мистер Пауэр, - заливаясь гомерическим хохотом кричал в след Полу Кэбмен.
 
На вокзале Пол сразу сел на поезд до Холихеда, а там на паром до порта Дун-Лэре. Три томительных часа длилась его переправа по спокойному Ирландскому морю. Все это время он смотрел вперед. Изумрудный остров сегодня охватил мертвенно-бледный туман, и черты Дублина едва различались на горизонте.

Ступив на родную землю, Пол незамедлительно поймал такси и указал адрес Рэйчел. По пути они остановились, и он купил огромный букет ее любимых цветов, при этом не потратив на них ни одно цента из кейса. Ее родители получат всю нужную им сумму без потерь – так он решил.
 
Дом Макгаллахеров находился на далекой Уотермилл-авеню. Машина медленно пробиралась сквозь плотный туман, ориентируясь по дорожным знакам и росчеркам на дороге. На город постепенно наступала ночь. Добравшись до места, Пол вышел из машины и направился к дому, держа впереди себя пышный букет. Ноги его слегка подкашивались, но не от волнения. Он никак не мог избавиться от того самого чувства, что вот-вот сейчас должно случиться что-то, чему он не в силах помешать, и это в какой-то степени раздражало его.
 
Он постучал. Дверь открыл глава семейства – Олифф Макгаллахер, но дальше порога не пропустил.
 
  - Добрый вечер, мистер Макгаллахер! - сказал Пол и не дожидаясь ответа прокричал за его плече. – Рэйчел спускайся, мы уезжаем!
 
Мистер Макгаллахер не проронил ни слова. Вместо этого ноздри его раздались в сторону, а лицо залилось краской. Рука, которой он сжимал дверной косяк, разжалась и вытолкнула Пола на улицу. Приземлился Пол точно в лужу – красивейшие цветы теперь были разбросаны по всей лужайке. Дверь дома закрылась с неистовой силой и наступила полная тишина.
 
Пол не сразу поднялся. Сначала он преодолел волну негодования и возмущения, и лишь потом встал, отряхнулся и вновь постучал.
 
На пороге появилась миссис Макгаллахер. Ее спокойный голос оборвал яростный порыв возмущения Пола:
 
  - Ступай домой, Пол, не стоит тебе больше появляться здесь. Этим ты причиняешь боль не только себе, но и нам.
 
Пол растерялся. Он знал, что семья Рэйчел себе на уме, но что бы настолько!
 
  - Миссис Макгаллахер, я…
 
  - Этот сопляк еще не ушел, Мэлори?! – послышался рев из гостиной. – Передай ему, что я достаю свое охотничье ружье и иду на кухню за солью! Мастерство бывалого охотника меня пока что не покинуло!
 
  - Пол, прошу, не надо усугублять, - нежно, почти по-матерински сказала Мэлори и вывела Пола на лужайку, закрыв за собой дверь.
 
Они стояли посреди разброшенных, белоснежных лилий, окруженные туманом. Тусклый свет от уличного фонаря едва касался их.
 
  - Я не понимаю, что происходит. Я же выполнил свою часть уговора, - говорил Пол. – В этом кейсе ровно половина миллиона евро. Все это предназначается вам, в обмен на ваше благословение.
 
Из глаз Мэлори потекли слезы. Она достала платок из кармана своего халата и, запинаясь и всхлипывая, сказала следующее:
 
  - Рэйчел… Рэйчел мертва, Пол… Ты пробыл в Лондоне слишком долго, и спустя несколько месяцев, моя малютка решила отправиться за тобой. Она оставила нам записку и… ушла, - миссис Макгаллахер закрыла лицо платком, а через минуту вновь взяла себя в руки. – Дабы не быть пойманной, она представилась этим... чудовищам... чужим именем... Поэтому мы не сразу узнали о ее кончине. Чертова надежда! – она вскинула руки к небу. – Зачем ты дал нам надежду, когда она уже была мертва?! За что Господи? ...
 
Мэлори отшатнулась и неровной походкой побрела в дом. Пол стоял недвижим. Весь этот спектакль никак не увязывался в его голове. С Рэйчел он разговаривал по телефону еще днем, она никак не могла умереть месяц назад. Так получается, что они, не зная, как отказать ему в женитьбе, решились на такой гнусный поступок? Какая подлость! А чего им стоило отказаться от денег? Да они наверно сейчас там локти кусают.

Пол достал сотовый и набрал номер Рэйчел. Этого он так не оставит. Не удалось взять крепость силой, он возьмет ее диверсией. Теперь у них с Рэйчел достаточно денег, чтобы отправиться куда угодно и жить так, как им вздумается.
 
В трубке послышался ее голос, слабый и чуть слышный, прерываемый помехами.
 
  - Пол, ну ты где, ты же обещал приехать вечером, а тебя все нет.
 
  - Рэйчел, любимая! Ты не представляешь, что я только что наслушался от твоих родителей! Где ты? Скажи мне где ты и я мигом буду там!
 
  - Я на нашем месте, надеюсь ты еще не забыл где это?
 
Зазвучал ее манкий и нежный смех.
 
Такси доставило Пола на маленький островок Булл. Он вышел из машины, попросил не глушить мотор и быстрым шагом пошел вперед.
 
Луна не могла пробиться сквозь мглу, окружавшую все вокруг и Пол старался не потерять из виду тропинку, что вела к их тайному месту. Туман извивался у него под ногами, уступал дорогу и вновь ложился на землю как ни в чем не бывало. Вскоре он смог различить в футах десяти от себя очертания камня, похожего на бутон лилии. Рэйчел по близости не было. Он обошел камень и застыл на месте. В метре от земли в нем было выдолблено небольшое полукруглое отверстие, в котором стоял кельтский крест. Выгравированная надпись пониже:

"Здесь покоится Рэйчел Лайл Макгаллахер. 7 января 19.. – 18 февраля 19.. года. Да примет Господь ее душу."

Пол обернулся и стал всматриваться во мглу.
 
  - Рэйчел! Рэйчел, где ты?! – вскричал он что было сил, беспорядочно вертя головой. Не услыхав ответа, он рухнул на холодную землю перед могилой.

"Телефон" - пронеслось у него в голове. Он набрал номер и затаил дыхание. Длинные гудки прервались, и сквозь жуткие помехи он разобрал всего два слова: "Я.. здесь..."
 
Пол опустил безумный взгляд на могилу и с первобытной яростью начал копать голыми, дрожащими руками. Где-то поблизости раздался оглушительный и продолжительный рокот грома. Туман стал сгущаться и сокрытые под его пеленой небеса низверглись дождем. Последовавший глухой удар стали о дерево, казалось, придал Полу новых сил, и, позабыв о занозах и кровавых мозолях, он стал расчищать сосновые доски. Из под них вырвался запах грязи и гнили. Еще пара усилий и крышка с режущим скрипом распахнулась, осыпаясь мелкими комками земли.

На белой, шелковой постели, в небесно-голубом платье лежала Рэйчел. Все тело ее было сплошь покрыто трупными пятнами темно-фиолетового цвета. Лицо осунулось и побелело, глаза распахнуты, рот приоткрыт. В правой руке она сжимала телефонную трубку с оборванным проводом. На груди висел открытый кулон, и надпись на нем гласила: "Не сомневайся. Я вернусь. Даю слово."
 
Пол отстранился и схватил себя за голову почерневшими руками. Глаза его наполнились слезами и вместе с ужасающим криком отчаянья и безвольной злобы они вырвались наружу нескончаемым потоком. То, что так долго сжималось у него в груди, наконец, взорвалось. Спотыкаясь, с невидящим взглядом, он выбрался из могилы и ничком упал на сырую, размытую от усилившегося дождя землю, не в силах больше подняться. Из уст его раздавался еле слышный хрип, а на лице застыла гримаса ужаса и ноющей безысходности.

   ***
 
Водитель такси поднял Пола на ноги, довел до машины и бережно усадил на заднее сиденье. Мотор заревел, и они тронулись. Голова Пола покачивалась от любой неровности на дороге, подобно податливой кукле. Сколько они ехали он не знал, ровно, как и куда. Но посмотрев в зеркало заднего вида, у него вновь что-то надломилось внутри, взгляд обрел прежнюю ясность и бессильную свирепость, и он беззвучно прошептал лишь одно имя: Линч Браун.