Пауки. Глава 9

Сейчас Габриэль с Андерсом были в ювелирном магазине. Дама выбирала себе новые колье и серьги, чтоб они смотрелись хорошо в комплекте с рубиновым перстнем. Пусть он оказался фальшивкой, но она нашла свою выгоду. Лишний раз заострить на своей колоритной персоне чужие взгляды казалось ей необходимым, как воздух. Вун в это время более походил на её прихвостня. Она единственная могла, незаметно для пытливого внимания Мидиана, учинить месть Даниэлю и Еве. Наслать на них хворь или проклятие. Ведьма была более изобретательной в этом вопросе. Как именно: читателю будет известно чуть позже. На руку Габриэль и Андерсу было и то, что интересы их начали сходиться. Оба они желали что-то получить от Даниэля. Вун – его страдание. Габриэль – колдовской рубин.

Среди сияющих витрин с баснословно дорогими украшениями, каждое из которых – шедевр ювелирного искусства, они плели свою липкую паутину, надев добропорядочные маски. Габриэль произносила таинственно и с чувством сладкого самодовольства:
 
- Велиар отдаёт всё состояние некоему Филиппу Бергу. Перспектива заманчива… Очень хорошая перспектива. Берг вряд ли знает что-то про перстень. Выманить у несмышлёного Филиппа рубин будет просто. Но для этого Даниэль должен умереть…

- Ну же! Продолжай мысль! – восхищённо подхватывал Андерс.
- Надо спланировать смерть Даниэля внезапной, чтоб он не успел ничего передать Бергу. Есть один способ. Сегодня же исполню.
- Я когда-нибудь говорил, что обожаю тебя? – и Вун задыхался от восторга.
- Я – не твоя публика. Передо мной не надо паясничать. Ты же хотел застать врасплох Даниэля и Еву. Ты это получишь. Но о том, что я возьму с тебя сполна, думаю, не надо напоминать, - промолвила она саркастично. Да, и сколько бы перед ней не появлялось алмазов и драгоценных камней в этом бутике, она не переставала алчно грезить о рубине Эсфирь. И как бы зло и насмешливо не звучала её последняя реплика, Андерс того не замечал, поскольку в нём буйствовало желание в конечном счёте увидеть Даниэля поверженным, а Еву – самой несчастной из всех.
 
Ночь... Ей предшествовал бурный день с Лией и сыном Скольда и не менее насыщенный вечер, когда Даниэль и его группа работали в студии. И там они засиделись допоздна, не замечая, как стремительно бежит время. В основном его занимал Рейн, а точнее – бесчисленные ошибки, которые он допускал, играя свои партии. Было видно, что Авилону не до записи. Он мысленно был не с ними, а носился в дебрях и лабиринтах своих стратегий, направленных против Габриэль. И только тогда, когда всё запланированное на сегодня было сделано, они разъехались. А Даниэль наконец-то последовал в свою спальню. Он был уставшим и несколько раздражённым. Стрелки часов показывали начало первого. Тёмно-синие тени воцарились в особняке. Был соблазн напоследок проведать Еву, но, полагая, что она видит десятый сон, он этого делать не стал. Шваркая, он поднялся по винтовой лестнице на мансардный этаж, уже ощущая уютную мягкость кровати и ласкающий слух покой.

Но в эту секунду он уловил еле слышный скрип, доходящий снизу. Он остановился. Всё затихло. И через несколько секунд – осторожный шум имел место снова. Даниэль, не издавая и звука, проследовал вниз на второй этаж. Ещё когда он был на железных ступенях, то увидел, что в галерее с портретами его предков творится нечто неладное.

Та панель стены, за которой – скрытый подземный ход к замку Эсфирь, медленно открывается. Створка отводится широко и неспешно. И внезапно захлопывается с треском. Он не один. Что-то или кто-то неосязаемый и невидимый пробрался в особняк. Оно уронило небольшие резные часы со столика. И циферблат их замер. Оно колыхнуло портьеры и заскользило из галереи, роняя по пути мелкие предметы, чуть двигая мебель. Пусть подобные явления уже встречались Даниэлю, но всё равно его спину обдал холодок, а по коже прошлись мурашки. Он, неровно дыша, неуверенно шёл следом за этой прозрачной лавиной. Электричества не было. Люстры подрагивали, на зеркалах и окнах начали потрескивать морозные узоры. Даниэлю было жутко оттого, что он не знал, что же это...

Так он миновал несколько залов и комнат. Когда тишину разрезал острый звон упавшей серебряной вазы, то мой герой машинально вперил взор туда, где она лязгнула. Гладкая, как стекло, мраморная плитка отражала ночь и все предметы пасмурно и смутно, но, тем не менее, именно на этой глади Даниэль и нашёл разгадки. На полу зыбилось отражение сгорбленной старухи в окружении белёсого дыма. Они с моим героем встретились впервые в такой же темноте.

- Габриэль, так вот зачем тебе нужна была рукопись в шкатулке. Чтоб у тебя было больше силы, - еле заметно улыбнулся он.

Ведьма прошипела:

- Отдай мне настоящий перстень!

- Ты уже взяла лишнего, - шептал он. Изо рта шёл пар. И тогда и мрамор покрылся инеем. Она понеслась дальше по особняку, рассекая воздух. Он потерял её. Он услышал пронзительный и испуганный крик Евы и побежал к ней. Первое, что он увидел, - это её, сидящую в самом изголовье, а второе – это чёрную фигуру под потолок, что высилась в углу. Моментально призрак повернулся к Даниэлю, как только он появился, и распахнул свой саван. Фигура его обрушилась сотнями огромных пауков. Даниэль уже успел подхватить Еву и увести её прочь. Когда он оборачивался на этот кошмар, будучи на самом пороге комнаты, то не было ровно ничего… Всё чисто. Но даже если эта жуть оказалась иллюзией, которую наслала Габриэль, всё равно страх и плач Евы были очень и очень реальными.

На сей момент Даниэль не знал главной цели появления ведьмы в особняке. Он не знал, что Габриэль заговорила всё то терпкое на вкус и приятно-красное снадобье, что у него имелось. Она сделала из его любимого вина лучшую отраву. Теперь ей лишь оставалось ждать, когда бардовая влага омоет его горло, чтоб убить.
…Чашка с чаем тряслась в руках у Евы. Она сидела в ночной сорочке и в ветровке Даниэля. Со всем презрением, досадой и даже обидой, она произнесла, отделяя каждое слово:

- Я ненавижу пауков.
- Можно подумать, ты любишь призраков, - сонно и расслабленно рассмеялся Даниэль. Ему было уже хорошо от того, что появилось вновь электричество, что ужас миновал, и что Ева сейчас волей и неволей демонстрировала свои аккуратные изумительные ноги. И особенно его умиротворяла мысль, что с ней всё в порядке, а отдых его теперь точно не за горами. 

- Я их всех ненавижу. Я теперь не усну, - страдальчески вымолвила она. Что ж. Стало быть, он доберётся до кровати чуть позже. Ведь не оставлять её сейчас одну. 
- Надо отвлечься, - решил он.

Высокий белоснежный потолок с изысканными орнаментами никогда ранее не был использован как экран, куда проектор посылал довольно-таки неизысканные изображения. Даниэль и Ева сидели полулёжа на крестах в одной из зал, глядя вверх. Мой герой листал фото из своего архива, что вряд ли попадут когда-то в интернет или в прессу. Это такой чудаковатый и очаровательный компромат. Громадный размер почти во всю поверхность потолка прибавлял снимкам характер. Ева и Даниэль хохотали хором. Мой герой пояснял:

- Это мы в прострации. Мне исполнялось двадцать девять. Шёл четвёртый день празднования.

- А какое это число? Ты нигде не упоминал своей даты рождения… – решила между делом уточнить Ева.
- Это двадцать девятого мая.
- У меня День рождения раньше на четыре дня.
- Мне скоро – тридцать три, а тебе лишь восемнадцать. Как-то всё удивительно выходит...
 
Он немного призадумался и принялся показывать дальше, давая ёмкие рецензии:
 
- А вот это Скольд ест лапшу. Мило и страшно. А это я сфотографировал Рейна, когда он спал. У него один глаз открыт наполовину. Он даже во сне ловит преступников, следит за ними. Это коллекция моих самых неудачных фото с концертов. Мои любимые снимки. Обожаю такое. Как противоядие от звёздной болезни. Вот теперь ты знаешь, что из себя представляют «Semper Idem». И вот – просто для сравнения.

И Ева увидела студийное фото, где все они безупречные и, можно сказать, искусственные. Стиль, оттенённые в графическом редакторе скулы, идеальные ракурсы и идеальное падение света и тени. Слишком много качества и мало – естества. Именно такими «Semper Idem» представлялись широкой публике. Даниэль выключил проектор. Всё заволок полупрозрачный мрак. Он повернулся к Еве, прижав щёку к спинке кресла. Велюр лоснился о его кожу, а ему думалось, что сегодня он узнал прикосновение более мягкое – её губ. Он после небольшого молчания поведал:

- На последнем фото - призраки. Они откроют плащи, а под ними – пауки. И больше ничего. Пауки здесь – это те качества, которыми наделяют нас, этаких знаменитостей. Эти образы – привидения и не более. Всё это королевство несуществующих людей и иллюзий. Тех людей нет, это только миражи. И как-то жутко от этого. В мире тысячи и тысячи призраков, но никто их не боится, а только возводит в культ.

И здесь он стал очень весел. Он эмоционально и живо, невзирая на свою усталость, быстро заговорил:
 
- Про меня вообще думают, что я такой загадочный весь, фееричный. Они смотрят на тебя такого и не знают, что у тебя дырка в носке, а утром ты убирал дары Кота, и ещё радовался, что Кот нагадил как коза. И ещё ты носил в двенадцать лет на зубах скобы, отчего сейчас у тебя – дурацкое произношение «эс». Они не знают, что ты такой тупой, что однажды посолил кофе. И ещё ты иногда играешь в приставку. И психуешь, когда твой танк взрывают. Я так психую только тогда, когда у меня болит шея после концертов. И ещё у тебя пижамные штаны есть со звёздами. Я в них сплю зимой. Вот. Видишь? у тебя на меня уже такой компромат, что ты можешь неплохо заработать.

- Я только и мечтаю об этом! – рассмеялась она и она чуть склонила голову к плечу, точно она ленно и сладостно начала тяжелеть. Тихо её начали туманить грёзы.

Даниэль неожиданно встал со словами:

- Знаешь, о чём я сейчас мечтаю? Сделай вид, что ты спишь. Давай же, выключись! Вырубайся.

И она закрыла веки. Он взял её на руки и понёс. Ей не хотелось открывать глаза. Действительность и сновидения начали переплетаться в её сознании, складываясь в единую сказку. И во всех мирах решающая роль была отдана ему. Она приподняла ресницы, когда он положил её на мягкость кровати. Ночник лил неяркое сияние. Это была её комната. «Я так детей укладываю, когда они набегались и упали от усталости,» - пояснил он со смешком. Она не отводила рук, что были обвиты вокруг его шеи. Он, сидя рядом, чуть склонился к ней.

- Я хочу здесь с тобой остаться сейчас. Ты не представляешь, как, - и говоря это, он был весь – пронизывающее до дрожи желание.
- Но ты же не сможешь просидеть здесь с тапкой всю ночь, если пауки придут опять. - с неловкой улыбкой намекнула она немного ребячески. И добавила ласково: - Доброй ночи.

И чтоб не отступать от канонов, он поцеловал её в лоб, как обычно делал с Лией или Скольдом младшим. Но то, как он касался до Евы, нельзя было сопоставить ни с чем иным. Даже с Адели, хотя бы потому, что он не брался их и свои чувства к ним сравнивать. Он помнил о своей утрате, но не лишал себя возможности любить ещё.
Перед тем, кок сон окутал Еву, проскользнула одна беспокойная мысль. А если предчувствия Даниэля по поводу его гибели верны?..