Жил-был я. Кн2. ч2. гл3. Неромантическое свидание

                Глава 3. СОВСЕМ НЕРОМАНТИЧЕСКОЕ СВИДАНИЕ

      Ранний вечер 30 июня выдался томным, а погода - благостной.
      Дорога на центральную усадьбу Полли проходила вдоль малорослого, по пояс, кукурузного поля, потом по светлому лесу и далее по стертым булыжникам притихшей аллеи Хромых. Теплые желтые лучи вечернего солнца изредка пробивались сквозь густую листву разросшихся лип и, лаская кожу, трогали меня. Деревья что-то тихо шептали во след, но я не прислушивался к ним .
      Пройдя мимо управления «Polli katsebaas», мимо светлой стены Дворца культуры, чиркнув взглядом по двум замшелым фигурным столбикам, я вышел на перекресток и остановился перед дорожным указателем. «Halliste 8», - гласила надпись на табличке. Я почувствовал под подошвой округлый камешек, сошел с него и, пыром, послал его в ближний бордюр, окатыш срикошетировал и, вертясь, подлетел на полметра над землей.  Я «зафутболил» его влёт - на удачу. Камушек попал в столб, и по дуге пролетев мимо меня, покатился в направлении, о котором догадаться несложно.
      «Что ж восемь, так восемь», - сказал я сам себе, зачем-то оглянулся по сторонам и с замиранием сердца ступил на дорогу Каркси – Нуйя – Халлисте.

      Я умел и любил ходить пешком. Какие – то десять километров для меня были незначительным расстоянием. В свое время, в Питере я, одиннадцатилетний пацан, мог спокойно пройти половину Ленинграда. К примеру: от Русского музея, через Марсово поле, по Кировскому проспекту, Черную речку, через заросли Лесной академии, по кривому Институтскому проспекту к своей бабушке, что жила на улице Ольгинской, аккурат, напротив «Позитрона». Или от Исаакия через Васильевский и Крестовский острова, ЦПКиО в Старую деревню, к родственникам, в СОТ  «Трудолюбие». А сколько грибных троп  исхожено по Сосновке, во времена оные, с моим дядькой? А по лесам в Палдиски. Уйма! В Таллине вообще ходили  практически только пешком.
      Вот такой я был ходок. Одним словом - бродяга.

      В начале, путь был прикрыт лесом. Справа пруд или заводь.
      Чу! Большая рыбина ударила хвостом по водной глади. Блеснуло округлое сильное тело. Раздался девичий смех, я оглянулся, действительно, сзади шли две проказницы, но они были далеко, а смех был явным и, различимым. А может это была не рыба, а что-то другое. Некто? Русалка! Уж, больно большой фонтан образовался. И смех какой-то чарующий, призывный.
       «И тебе привет, - к чему-то вырвалось у меня. - Чудеса».
       Дорога шла на запад, и солнце, подглядывая сквозь верховую зелень деревьев, беззастенчиво светило мне в лицо. Ветра не было, и листва высоких дубов и платанов не нарушала тишину. В лесу было тихо и еще не сумеречно.
Я уже отмечал, что леса в Мульгимаа высокие и трудно проходимые, стволы переплетены толстыми вьюнами, а чащи непроницаемы. Сразу же, в метре от обочины, начинается густой подлесок, заросший кустарником и молодняком, а за стволами лиственных деревьев просматривается сумрак тяжеловесных елей.

        На «острие» лесной развилки стоял молодой дуб с направленной в мою сторону длинной голой ветвью. Он целил мне в грудь, будто приказывая поворачивать назад, в Полли.
        «Куда идти? Вправо или влево? - подумалось мне. - Хочу знака».
        И тут же из густой кроны лесного молодца сорвалась птица и, стрекоча, пролетев над правой дорогой, метнулась в чащу. От неожиданности я опешил, но не испугался. Как меня учил Отец, я приложил руку к сердцу и с признательностью слегка склонил голову. Отец, когда плутал в лесах, тоже просил верного знака и, получая его, благодарил Лес за помощь.
        «Все дороги ведут в Рим», - философски заметил я и пошел направо.   
        Спустя минут пять, пройдя через полукруглую, образованную листвой, зеленую арку, я вышел на открытый участок дороги.

        Дорога проходила по скату возвышенности, и открывала чудесный вид в южном направлении. Далеко - далеко, до слияния земли и неба, всюду, пестрели разноцветные поля, леса и перелески, покосы и хутора, пятна упитанных стад, тени бегучих облаков.
        Грунтовка вела вперед, и хотя я уже ездил по ней на поля и на фермы, сознание как - то еще не определилось с моим расположением в мире.
        Я уверенно ступал по дороге и, конечно же, взглядом старался отыскать одинокий дуб, стоящий в поле. Оставив за спиной хутор и ухоженный сад, посаженные вдоль большака, молодые фруктовые деревья, старые замшелые ели, я, с надеждой, завидел впереди высокую зеленую крону. Ускорив шаг, я устремился к ней, но, увы, дерево стояло у дороги, и это был не дуб, а ясень. Только сейчас до меня стал доходить смысл ее слов, «пусть сердце ведет тебя». Не глаза, а сердце. Так бывает и я знал об этом.
         Миновав еще один хутор, кстати, с роскошным дубом, я, наконец-то сориентировался во времени и пространстве. А произошло это так. Справа к тракту примыкал очередной проселок. Я провел по нему взглядом: «О-па! А вот и наши «авгиевы конюшни». В трехстах метрах располагались длинные одноэтажные хранилища, где десять дней назад мы имели честь разгружать аммиачную селитру. О результатах этой разгрузки я уже рассказывал.
         «Ну, все теперь понятно, места знакомые», - с облегчением подумалось мне. Тем более что по дороге стали попадаться широкие поля, засаженные рожью, ячменем и рапсом. «Внимательней», - приказал я сам себе.
         Время - около семи,  а солнце еще довольно высоко.

         Впереди, справа, мое внимание привлекла высокая, почему - то показавшаяся черной, густая ель. Подходя ближе, я увидел, что их две. Слева тоже просматривалась какая – та зелень. Шагов через тридцать, я увидел крону дерева, живописно расположенного в поле. Вот он – дуб!
Пройдя мимо какой - то запущенной аллеи, с заросшей колеёй, со странными деревьями, толи молодыми - не выросшими, то ли старыми, но маленькими, я был готов сойти с дороги в поле. Вдруг вдалеке, будто кто-то медленно, с силой провел железом по железу, и устало вздохнул. Я остановился, прислушался, но волны странного звука угасли без эха. Несмотря, на странный пугающий звук, я решил, все-таки, оставить дорогу и направиться к, одиноко стоящему дереву.
Чем, дальше я уходил от дороги, тем сильнее стучало сердце:«Не ту да! Не ту да!»
        И снова раздался странный звук. Теперь я был ближе и обращен к нему лицом. Мне показалось, что мне, навстречу, пахнуло теплом. Тем более звук был физичен, ощутим, он, словно опутывал меня сетью. Сердце бешено заколотилось, и воспротивилось моим намерениям идти к дубам. Да-да, я не оговорился, встав на взгорок, я увидел, что впереди растет шесть одиноких деревьев, но одного «одинокого дерева» в поле я не увидел и… не почувствовал. Не раздумывая, я повернулся и пошел обратно.
         Уже по пути на обочину меня догнал новый звук, того же плана, но как мне показалось, с нотками раздражения и недовольства. Я оглянулся и увидел, как над лесом поднялась едва различимая струйка белесой мути. Странно, но я не связал события в единое целое, а посему, пожав плечами, пошел дальше. И тут я почувствовал, что будто какая – та прочная нить связала меня и место, от которого тянулся «дымок», мне пришлось приложить немалые усилия, что бы выйти к дороге. На обочине связь пропала, и я вылетел на грунтовку, как пущенный из рогатки, снаряд, едва затормозив на другой стороне дороги.
        Стало как-то не по себе. Скажу больше - жутко, внутри повеяло холодком. «Вот тебе раз», - озабоченно сказал я себе, - Аномалия, что ли здесь какая?» и, почесав затылок: «А чего я тут забыл?», оглянулся назад, в сторону Полли.
         - Чего струсил? Жених.
         - Я?
         - Ты.
         Я ничего не ответил и, даже, не очертя голову, упрямо шагнул вперед.

         Дорога плавно поворачивала налево и пересекала пологую ложбину. С одной стороны – стена невысокого леса, с другой – желтое поле, засаженное рапсом. Я погрузился в густой медвяный дух, и душа моя с упоением наслаждалась ароматом. Ноги сами подвели меня к левой обочине, и я, слушая зов сердца, сошел с большака и медленно по колено погрузился в придорожную траву. Я не знал, но чувствовал, что там, за лесом, то ржаное поле, где растет тот дуб. Меня просто тянуло туда и мое существо не сопротивляясь, а с охотой повиновалось порыву.
У кромки леса росли красные цветы. Они были яркими и пахучими. Подкупленный их красотой, я нарвал целую охапку цветов и вдохнул их аромат. Моя голова приятно закружилась, земля сама поплыла под ногами.
          Лес оборвался внезапно, и за ним открылось поле, с колосящейся рожью. Оно было большим, но, насколько хватало взгляда, пустынным! Ни кустика, ни дерева! Даже на фоне потускневшего, будто запыленного, дальнего леса ничего не просматривалось. В разочаровании, я пошел наискось, до другого лесного мыса, зло шаркая ногами по колосьям.
          Аромат красных цветов дурманил, кружил голову и пьянил разум. В течении кратковременных провалов сознания, какая-та сила тянула меня влево, прямо в пасть темнеющего леса. Слышалась нежная мелодия, и тихий голос окликал меня. Мое опьяненное существо влеклось томным напевом, растроганный дух размяк, но сердце, отчаянно затрепетав, обновило отравленную кровь. Содрогнувшись от холодной волны прошедшей по телу, я остановился и правой рукой отер обильную испарину со лба. Помотав тяжелой головой я повернул, в сторону перелеска.
Передо мной висело теплое солнце и подсвечивало лесок. Он был прозрачен, и местами сквозь него виднелось соседнее поле. Я не стал возвращаться к дороге, чтобы обойти острый лесной «язык», а решил его просто пересечь.
Безуспешно поискав хоть какую-нибудь тропинку, я безрассудно шагнул прямо в заросли.
         Все просто, подлесок и уходящие ввысь стволы. Кроны густые, и поэтому, не смотря на солнце, в лесу стоял синий полумрак. Специально шумно шурша зарослями кустов и молодых побегов, я старался отогнать случайных, зазевавшихся жителей рощи. Однако все равно наступил на кого-то. Этот «кто-то» взвизгнул, гаркнул и зашуршал по траве в сторону. Я отпрыгнул, нет, взлетел, и, вскрикнув от неожиданности и страха, ринулся вперед к свету, спотыкаясь о валежник и коренья.
          Выскочив на поле, я облегченно вздохнул. Повертев в левой руке остатками букета, рефлекторно вдохнул его приторный с горчинкой запах. Голова опять закружилась, и я взялся за тонкий ствол соседней рябинки. Оглядевшись плывущим взглядом, я равнодушно отметил, что дорога оказалась слева, а солнце сзади.
         Мысль о том, что я вышел обратно, отрезвила меня. «Но как, если я шагал вперед?»
         «Вот тебе и рощица» - сказал я. Посмотрел на поломанные цветы - они завяли и почернели. Я без эмоций отбросил их в сторону. И только сейчас заметил, что правая рука от локтя и до тыльной стороны ладони покрыта красно – коричневым налетом, будто тонким слоем запёкшейся крови. Потрогав руку и внимательно осмотрев ее, я не почувствовал никакой боли и не нашел никаких ран. «Это от красных цветов» - уговорил я себя.
          Тени сгущалась, и мне пришлось отойти в поле. В надежде отыскать тропу, я наудачу, прошелся вдоль перелеска и, в конце концов, отыскал её!
Тропинка весело бежала и вела меня в нужном направлении. Теперь я был осмотрительней и шел медленно, поочередно поглядывая то себе под ноги, то в просвет между деревьями. Я почти пересек препятствие, но тут тропа резко повернула влево, вглубь лесного массива.
          «Врешь. Не возьмёшь!», - проговорил я и остановился. Но стволы сами поплыли мимо и тропинка сама повезла меня, ну, как плоский эскалатор в ленинградском аэропорту «Пулково».
          Хотите - верьте, хотите – нет.
          «Э-э!», - только и успел я проблеять и, зацепившись, согнутой в крюк, рукой за случайный тонкий ствол, соскочил с «бегущей дорожки», ударившись лбом о матерую еловую ветвь.
         Спрыгнув с тропы, я ринулся, к поляне, напролом, через кусты.
Десять метров. Десять! Но с каким усилием, я преодолевал этот бурелом (он образовался, прямо на моих глазах), обходил вывернутые корни поверженных исполинов, продирался сквозь колючие кусты, (вот «анчары» проклятые!). И, наконец, форсировал канаву (читай - целый ров!), что отделяла лес от поля.

                ---------------------------------------

          Вы можете спросить: «А чего ж ты не убежал обратно в отряд? Ведь страшно, необычно, как-то иррационально и, даже, смертельно опасно. Чего стоит один кровавый пот на лбу».
          Мне трудно вам ответить. Да. И страшно, и опасно. А что лучше, убежать в расположения отряда, там спрятаться под койку и дрожать до судного дня? Ведь страшно, но интересно. Даже страшно интересно. Так что, дрожа поджилками, я все же шел вперед, навстречу, (а я уже понимал это), необычным приключениям.
                -----------------------------------------

           С шумом и треском пробившись сквозь препоны, тяжело дыша, я огляделся по сторонам. За спиной - дрожа осинками, трепетала застенчивая прозрачная рощица. «Ну-ну». Слева, (я уже стал привыкать к сюрпризам), метрах в десяти, из леса скромно показалась веселая тропинка и пропала среди колосьев. Справа – цветы ромашки. Вдалеке - дорога. Стоп! А что прямо? Что передо мной?! А передо мной стоял дуб. Я сразу узнал его–это Тот дуб. С моей точки наблюдения было видно, что дуб отстоял от лесного массива в сторону метров на пятьдесят. Если бы я шел по дороге, то врядли бы его заметил. Он просто слился бы со стоящим за ним дубовым воинством.
          С каждым моим шагом окружающая его стража отступала, оставляя своего сюзерена в гордом одиночестве. Дуб рос, он поднимался из земли, пока не стал Деревом, Одиноко Стоящим в Поле.
_____________________________________________
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/08/16/154


Рецензии
Да... похоже, мы с Вами одними тропами ходили. В Питере Сосновка, от Тихорецкого до Удельного парка, а там и в Коломяги. Лесотехническая академия, Институтский ... какие знакомые места! И Прибалтика с Финляндией.

Очень мощно Вы пишите про малиновый ветер, я просто заворожена.

Милла Синиярви   10.08.2015 01:47     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Милла. Благодарю за отклик.

У всех есть своя Родина, тот полустанок во Вселенной , где сердце стучит в унисон с волной Своего Края. Для меня это Прибалтика, от Ингрии до Рогервика, берегов Невы и Финского залива и на юг до вековых лесов Вильянди. Но есть сердцевина это Палдиски. Давно я не был там - в этом году тридцать лет. Хочу ли я увидеть его? Не могу определиться, боюсь увидеть его чужим, не своим. И поэтому я гляжу на него памятью, слышаю его голос сердцем.
Я пишу, для того, чтобы люди услышали как хрустят под ногами сухие сосновые иголки на старой лесной дороге, как шумит верховой ветер в кронах деревьев, как пахнут поля сурепки. Читая Ваши произведения, я ощущаю, что и Вы пишете своею памятью и своими чувствами.
Пусть люди знают о моей Родине, пусть это разнесется по эфиру, пусть останется на листах бумаги и в памяти людей прочитавших их, а я, в свою очередь, прочитаю память других людей, и сложится мозаика Мира. С уважением А. Ибрагимов

Ибрагимов Анвар   10.08.2015 23:21   Заявить о нарушении