Житие чиновника. Гл 24. Подлодка

      ПОДЛОДКА

-   Борисоглебск – это не хухры-мухры. Таких, между прочим, и десятка в стране не наберётся.
-   Захудалых?
-  Остынь. РПК – эт чё? АПЛ – то ж не знаешь? Ракетный крейсер подводный! Атомная подлодка! «Борисоглебск» называется. Не Житомир, не Балашов. Даже – не Воронеж! Ни тебе хрен собачий! Вник? 
Просто два мужика шли впереди меня и разговаривали.
После планёрки я спрашиваю у Лебедева: «Неужто»?
-   Стыдно не знать. Мы вот как раз туда собираемся. С подарками для «земляков». Приходи провожать завтра.
-    Это ж вы за  полярный круг? Там сейчас солнце не заходит! Сила! Сроду не был.
-   Намёк понял. Поедешь. В следующий раз. Пока собирай подарки.
Как снег на голову, не только отопительный сезон настаёт. Спрашивает Лебедев через год:
-   Ну что? Готов к броску на север?  Пиджак парадный. Харчей в дорогу. Речь готовь – с командующим Северного флота будешь общаться. Собирай команду.
-   Я что, за старшего?
-   Нет, Коля,  шофёр Евгения Васильича. Ты за интенданта.  - (Смеётся). – Кормить людей  ты будешь. Впрочем, подробности – завтра. Детали уточним. Всё постигнешь.
Постиг я следующее.
Шефская поездка на Север состоит из трёх составляющих:
-   сигнала о помощи «борисоглебцев»-подводников;
-   доброго расположения Главы администрации
-   и наличия средств на подарки.
«Средства» складывались из двух составляющих:
-   спонсорская помощь друзей-олигархов;
-   малая толика из бюджета – командировочные.
Уточню кстати. Олигархов нагло не грабили. За день до отъезда я в душевной беседе с Егением Палычем (приятель по «Химмашу») похвалился, что еду. Добросердечный олигарх (он, кстати, обижался на такое поименование), даже осерчал:
-   Ты что ж на последний день сообщаешь? Сыну скажу, что б на дрогу тебе чего собрал!
-   Да не парься! Командировочные…
-   Цыть!
На другой день старший сын уважаемого Евгения Павловича втащил мне в кабинет натуральный мешок за плечами и устало плюхнулся на стул:
-   Чуть отдохну. Консервы тут. Всякие.
(Кстати, забегу:
Спасбо за харч мы Палычу (Е.П.Бледных) говорили уже от Ленинграда. Командировочные кончились даже у меня. И до самой подлодки ели рыб в железных банках, самых разных, которые к концу путешествия казались всё вкуснее.   
Цены, надо сказать, дома  божеские, если в сравнении. Пирожок у Очнева - 2 рубля,  в Питере – 3.50. В Мурманске – все 4. Даже бензин за Волховом – по 14 за литр, а дома – по 8 дорого казалось.)

Сознание, что команду буду собирать я – вдохновляло. Непременно – Фоминых! Хозяйка телеканала. Журналист (говорить умеет! – где-то и за меня выступит). Да ещё и на «теле» снимет. Спец ведь! И стать завидная. Пусть Север нашими  полюбуется. Ну и Попова. Виктора Михалыча. Ему хотелось, а за мной – как бы должок… Да и пропасть не даст, если нечаянно поиздержимся.

     Но – дудки! В приятели мне сулили с подачи Евгении Евгеньевны девочку от культуры. Представитель молодёжи, панимаишь. (Ну, старшим виднее.) Остальное – служба: два шофёра (Женькин, персональный, Коля ж, вместе с его легковушкой), и из организации Тарасова -  Миша на пикапе.

     Ну и милиционер, грузовик этот с подарками охранять. Контингент от шефа. Точка.
Поездка, что там  – праздник души! Бетонка по утреннему лесу, города да сёла, обед в кафе при дороге (мы размахнулись, не от ума: при дроге всегда обдерут!), послеобеденный сон чуть не до Москвы. Столицу объехали сбоку (асфальт европейской укладки - только «испечён», запах гудрона – во все лёгкие, техника из Японии – что танки, только жёлтые). Ну и динамик: кассеты на все вкусы. И на всю мощь!– Коля - фанат попсы.
За Москвой  - всё та же Русь. Зато за Питером - непостижимое. Когда Кристалинская пела о Карелии, которая долго снится, мне хотелось обругать поэта за навороты: елей ресницы…глаза озёр, облако в воду упало… Но первая встреча с озером в обрамлении густющих елей, с валунами на берегу, водой чище чистого,  с прохладной травой муравой по берегу!!! Девственный экологический абсолют!

    Нас остановил  наш милиционер, что ехал впереди нас на грузовичке:
-   Если мы не остановимся и не искупаемся…
-   И не сфотографируемся – добавила наша молодая подружка…
-   Да не доедим консервы под …ситро (сухой закон - как приговор!)
Мы никуда не доедем.

     Под небом цвета озера, облачков да солнца щедрой мерой, у валуна в траве мы разделись и расселись. Харч на камне. Но аппетит - на купанье. Первым пошёл, конечно, Алексей. Милиция всегда впереди. Но он, окунувшись, даже не крякнул, не предупредил, что вода – не ванная в квартире. Все остальные позволили себе лишь постоять в воде по щиколотку, да и то затем, что б ощутить восхитительное дружелюбие непуганых рыбок: они щекотно толкались в наши пятки-пальцы и равнодушно уплывали в глубину. В которую никто не отважился  последовать. Ну и температура! В Ялте, в море,  такая зимой бывает. А в воздухе ж – двадцать выше нуля!

     Зато перекус мы сделали праздничный! И сфоткались у воды. Лёша всё ж  в воде по икры, но в закатанных до колен брюках.
     Он вообще был романтик. На Север поехал в рубашке с коротким рукавом, и на базе флота мёрз чертовски. И когда невмочь – укутывался одеялком, что мы прихватили в какой-то гостинице. Я дал бы ему свою ветровку, но забыл её в той же гостинице, где позаимствовали одеяло. Спал он только в машине (стерёг её), всё под тем же одеялом. Останавливал наш поезд, что б сорвать невиданную траву высотой выше Коли-шофёра с фантастическими цветами: «Домой привезу. Жене обещал». Не сорняк ли заморский, что под дождями Карелии вырастал в сажень, но коровы его не ели? Деньги тратил безумно на ф.аппарат, который у него не отдыхал. И в долг ко мне таки влез! А на обратном пути упросил нас свернуть к Белому морю, там набрал с полтонны валунов. Мы смеялись, но помогали. А дома он каждому подарил по каменюке, чем все были очень и довольны. И мой сейчас лежит во дворе, ждёт альпийскую горку.

     Озёра – что! Реки тут такие ж необычные. Широкие (куда Хопру!), глубокие… Как зовутся – у моста отметки нет. Спросить некого, пешеходов мало, да и не знают они. Один так и сказал: «Какое имя? Это ж не река, протока. Два озера соединяет. Ну и чего ей имя давать?» А протоки – чудо! Что твой канал! Уж не Беломоро-Балтийский?  Впрочем, кораблей не наблюдали.

     Нет, я уже старый, что бы открывать в людях неожиданное. Но в чиновниках?  Не в Нарве ли? …
     С бензином были кранты. Чуяли, не дотянем без вливаний. А тут как раз мэрия за «бортом». Я вспомнил свои приколы в Сосьве, куда ездил в командировку по проблемам снабжения от «Химмаша»: Уже отчаялись, что либо иметь. Но в отчаянии я смело проник в кабинет директора, представился делегатом «Прямой комсомольской линии взаимопомощи», представил товарищей (ветеран и старший, действительно, снабженец), и радостно сообщил, что их подарок комплектующими спасёт план отрасли к соответствующей годовщине.  Такая «линия» существовала. Директор проверил  документы, позвал отдел реализации, просил помочь. Даже на концерт Евгения Светланова «комсомольцам» билеты предложил, (он  у них гатролировал). Короче – выгорело. А тут?

     Нарядился я в визитный наряд, причесал мысли, да и по своему пропуску из «Совета» бодро вбежал на такой же, как дома, этаж. Глава ошалело  внимал явлению: (не предупреждали, не звонили, а вон…), но демонстрация  документа с ламинате (мой пропуск), упоминание о крейсерской подлодке, чье имя носит наш невеликий город, потешил его, смягчая нрав, а наши подвиги в дороге вознесли на уровень жертвователя. Нас заправили и заполнили все канистры, а Лёша пожалел, что мы их неоглядно мало прихватили.

     В другом мизерном городке, с непробиваемой гостиницей, я повторил свой подвиг уже более осмысленно и успешно. Расписал великй почин помощи славному Северному флоту, а тут - героям акции нет места где переспать последнюю ночь.  Результат: нам дали номер и право беплатной ночёвки на обратном пути.
Так вот в чем особенность. Свидетельствую У нас такое в городе вряд ли пройдёт. Только в Сосьве-Лысьве Уральской. Да на Севере .

     А вот сёла под дорогой – бедные и серые. Коров нет, земля не родит, колхозы похерены. Избы доской крыты, впрочем, со своей статью. Балкончики на мансардах с резьбой; ворота, порой солиднее дома. И живы люди, похоже, тем, что торгуют с проезжающими. Кто рыбой, кто морошкой и прочими ягодами с леса, а самое главное занятие мужицкое для рынка – коврики на сиденья из деревянных роликов. Раскрашеные разнообразно, гремят и трещат в руках назойливых продавцов.  Да, пьяненькие маркитанты. Лезут под колёса – мой купи.

Ближе к цели - дорога в колючем щебне. Нам бы скорость, а тут поспешишь – порвёшь и покрышки. Скалы рвут и дорогу прокладывают. Пыль и мука. А под конец, за Кондопогой, что ль, результат экологического варварства. Могучие ели и ёлки – стоят как спички. Без хвои, без тени. Неизвестно – живы? Земля под ними – ни травы, ни полыни. Какое тут было производство?
     После Мурманска – строгости с проездом. Мы подъезжали к военной зоне. Прорверки и дознания, порой – разворот и объезд. Карта врёт, или перестраховка? Мы просто запутались, совершая этот анабазис. Но добрались.

     Встречали нас по-флотски чётко и по-русски радушно. Справились, нужен ли душ?  Мы культурные, сказали, что, конечно (просто чуть попозже покормят). Командир лодки (а их – два по штату, другой в отпуске), повёз нас к себе на квартиру и всех перекупал в душе. Предупредил, что передать не стоит, предстоит «встреча» в штабе флота. Но по сто грамм к пельменям, самостоятельно сваренным и поджаренным – подал. Жить стало легче и веселей.

     Главная церемония встречи была всё же  назначена на завтра, а сегодня нас  пригласили на корабль. Свой грузовик с описью подарков мы оставили морякам в том же  штабе и все пятеро устремились к красе и мощи Российского флота. Железный монстр, обшитый по поверхности то ли резиновыми, то ли иными плитами, торчал своим хребтом метра на три над водой, рубка с крыльями – этажа на три выше. Вниз уходил корпус, как нам сказали, ещё метров на семь-восемь. В натуральном виде лодка была выше здания нашей администрации. Я, являя заботу о людях спросил:
-   Двигатель атомный? Как там с «защитой»? Всё в порядке?
-   Мама не горюй! Посидите прям на атомном котелке, для впечатления.
-   Ой – пискнула юная наша дама, и мы пустили её первую за капитаном, в широкий люк, как в погреб.  (Ну, в юбке она, хоть и без заморочек).
Из книжек про флот представлял, как там всё на кораблях отдраено. Тут же и драить ничего не надо. Всё или в лаке или в хроме-никеле. Всё железно и тесно. Капитанская каюта – чуть больше купе, зато там и перископ, и компьютер, и связь круче чем у Лебедева: из под воды - со всем миром. Сообщения с каютами и службами - только через люки. Матросы демонстративно скакали сквозь них как обезьянки, капитан – изящно, как гимнаст. Мы – кто как мог. Я самый старый, но ни разу не ушибся, что капитан отметил положительно.

     Добрались мы до кают-компании и почуяли запх вкусного. На столах, действительно, стояло много чего, и подумалось, а наши подарки окупят угощение? Там у нас – папиросы да лампы люминисцентные (дефицит у подводников). Всё – дешёвка! Но – полный кузов.

     До застолья нам предложили обряд посвящения в подводники.  Допрежь всего – выпить махом стакан Беломорской воды. Что интересно, взятой с глубины 7 метров. Не иначе! Осилили почти все, зачем хозяев обижать? Затем – трюк: «поцелуй кувалды». Подвешенная перд тобой кувалада густо смазанная дёгтем или мазутом, но с большим чистым участком в центре,  отводится на метр в сторону. Потом отпускается, с целью пролететь перед носом. А ты должен поцеловать её в то самое чистое место, и не быть измазанным бездушной железякой. Фотограф, к тому же, наготове.  Пять из пяти выиграла кувалда. Моментальное фото конкурсанты  брать отказались, а в мойку сбегали все.

      И, без надежды на успех, предложили снырять в бассейн в водолазном костюме.    Что ботинки, что шлем – больше веса водолаза. Желающих не нашлось. А вдруг?
Обед был на уровне. Мне, перепробовавшему за год разносолов в различных юбилеях и сабантуях, самая простая флотская пища под тремя метрами воды показалась экзотической и полезной. К тому же нас угостили вином, которым с советских времён потчуют подводников каждый раз в обед. Ну и рассказали, что советский запас этого особого вина постепенно подходит к концу, и пьют его с тоской о предстоящей кончине, но норму, назло власти, не урезают.
После обеда нам исполнили записи местного барда-подводника и подарили его кассеты. К ним прилагалось и фото «Борисоглебска» в скромной рамке. (Висит она, родная над моим столом, как необычная память об усопшем богатыре. Порезали корабль в Северодвинске, как сказал «Димыч», на иголки).

О встрече с флотоводцем писать нет смысла. Всё по протоколу. Журналисты (два), капитаны лодок, речи, подарки, взаимные приглашения. Погоны впечатлили. На фотках наша дама выглядела тоже впечатляюще.

      Зато, отложив отъезд по просьбе мужской части гостей, откликнулись на предложение экипажа искупаться в заливе. Там был чистый участок моря. Тем более что в холодную воду предполагалось заходить после соответствующего сугрева из запасов моряков.  Для Лёши-милиционера это было кстати. (Он-таки отчаянно мёрз, с одеялом не расставался и на пикник согласился с охотой).

     Мы тоже  не пожалели. На закусь было только одно блюдо, не из морской рыбы, а из курятины, называвшееся «шашлык по флотски».  Мало его съесть было невозможно, поскольку тостов объявлялось по числу присутствующих, а с нами набралось около двух десятков. Провозглашали тосты и мы. Все на свой лад, но с одинаковым концом: стограммовый стакан должен был опрокинуться в нашу говорильню и целиком там опорожниться. А после из рук распорядителя все получал приличный кусок необыкновенной курятины.
Иные тосты заканчивались массовым прыжком служивых в залив. От брызг мы постыдно ёжились и после пятого-седьмого мечтали о возвращении, но суровый морской этикет позволял это сделать только после последнего тоста. Его объявлял капитан, курировавший нашу озябшую, но привилегированную группу. Одно он посоветовал «на ухо»:  «Не можешь заглотить – поцелуй рюмку и втихую вылей водку за плечо. Но не обижай отказом».  Глядя на пловцов, мы продолжали ёжиться, не в силах преодолеть страх перед ледяной пучиной, да так и не одолели, а опьяневшие моряки распевали уже песни и, в том числе, Гимн Советского Союза. Под всеобщие аплодисменты.
Заскучав после пятой, вылитой в чахлую травку рюмки, я обнаружил желание соснуть и спросил у капитана, не подмешано ли чего в крепком напитке? Он ответил спокойно:
- Так ведь утро уже. Посмотри где солнце.

     С солнцем были заморочки, невозможно понять, день ли, ночь? Только голуби и вороны летали над нами круглыми сутками. Как они-то ориентировались в сменах дня и ночи? Солнце ни разу не зашло за горизонт.
 Надо признать, купались все, кроме нас, а до конца выстояли чуть больше половины. Некоторые спали тут же под ногами.

     На другой день мы прощались. Но не уехали. В Колином автомобиле где-то обнаружилась поломка. Доехать до дома на нём было невозможно.. И вот тут мы узнали, что за люди на Севере. Чинить машину взялись всем народом. Запчасти покупались на не наши деньги. Машину пришлось гнать в другой город на сложный ремонт. Дело шло плохо. Командир руководил процессом, почти не появляясь в квартире.  А мы, продолжали питаться его консервами и пельменями. Больше ничего не было в холодильнике, да и откуда? Зарплата у него была по меркам Мурманска нищая. Но его поддерживали друзья-капитаны. Просто самоотверженные ребята. А у нас оставалось средств на обратную дорогу строго внатяг.
 
     Зато мы забрали от них двоих матросов-борисоглебцев. И комфортно доставили в Борисоглебск на заднем сиденьи нашего «Жигуля» в компании с нашей милой дамой.. Как и мы – полуголодных.