Яко печать... жизнь как жизнь

               

               
                ГЛАВА 72. НА  МАТЕРИК,  НА  МАТЕРИК

      Второй камчатский отпуск состоялся в 1967 году. Тогда Юрий с Милой (Катю оставили у Юриных родителей в Ростове).совершили своё первое путешествие заграницу. Это была Болгария. Впечатлений, конечно, куча, но в дневнике об этом осталась только одна запись, сделанная 27 сентября:.
«Болгария миниатюрна, тиха и провинциальна. Несмотря на  постройки-модерн,  туристский сервис и международные курорты. Милая домашняя страна. Но от советских туристов всё же дурно пахнет этаким  гегемонизмом. Видно,  что хозяевам не очень нравится этот душок».
      А по воспоминаниям можно добавить, что и сами болгары производили двойственное впечатление. С одной стороны, вроде хорошие доброжелательные и вполне наши люди, с другой, - едва ощутимый элемент пренебрежения к нам и  какого-то унизительного любострастия  к немцам. И эти различия, как показалось, проистекают от того, что мы, российские туристы, безденежны, но хамоваты, а немцы – их главный и надёжный источник «мани-мани», благодаря чему можно и потерпеть их вежливое чванство. Может быть, эти впечатления и ошибочны, но они возникли на почве априори девственно чистого отношения к нашим  по истории «братушкам».
      Увы, дальнейшие исторические события показали, что это впечатление было провиденческим: никакие они нам не  «братушки», а вполне прагматичный народ, из-за своей малости чинящий свою историю по бытовой необходимости выбрать от окружающих гигантов более сладкий и более крупный кусочек себе на прокорм и на самосохранение. Запад и немцы им много ближе, надёжнее (как им кажется) и милее. История рассудит.
      После Болгарии съездили своим малым семейством (Мила с Юрой и Катей) в Абхазию, где в Гантиади сняли жилище у местных жителей. Вполне приветливые люди (муж с женой, примерно, Юриного возраста или чуть постарше).
Благодаря необычайной коммуникабельности хозяина состоялось застольное сближение с Юрием, в атмосфере которого выяснились якобы обширные его связи с важными сухумскими людьми, обладающими почти безграничными  возможностями даже по части оружия. Это заявление при разговоре об охотничьих делах было сделано им в ответ на Юрино сожаление, что он оставил свою малокалиберную винтовку в Ставрополе.
      - Если нужно, сделаем! – Небрежно закончил он свое признание.
      - Конечно, нужно. – Ответствовал мечтатель о полноценном охотничьем снаряжении.
      - Можно съездить. Да жалко – у меня хорошей обуви нет, а в тапочках к начальству неудобно. А мелкашку – запросто.
      - Я тебе дам на поездку туфли, у меня есть новые не ношенные!
      - Хорошо, завтра поедем.
      И  таки съездили в Сухуми, хорошо посидели в ресторане с приятелем хозяина, который, разумеется, заверил, что всё может, но только не сейчас. Сейчас никак не может: в нужно месте сейчас ревизия, там понаехоли разные из Тбилиси – никак невозможно сейчас. Уедут – можно. Но не скоро, потом.
Стало понятно, что Юрия провели, как лоха, просто покейфовали за счёт русского простака. А пару дней спустя. Мила говорит Юрию с возмущением:
      - Почему это хозяин ходит в твоих туфлях, я что, ему их что ли по купала?
      - Ну, как я ему скажу, что бы он снимал туфли что ли? Неудобно как-то.
Ходящий в Юриных новых туфлях на втором этаже хозяин услышал этот громкий и раздражённый разговор и через пару часов принёс их постояльцам.
А Кате море не пошло, она захворала, раскапризничалась. Мила пела ей песенку, казалось, самую подходящую –«Катюшу»
     - Не хочу, не пой не надо!
     - Почему? Такая хорошая песенка, будто про тебя!
     - Не хочу, не люблю, не пой её! – Так на всю жизнь и стала эта легендарная наша песня совершенно неприемлемой для нашей Катюши.
А опыт общения с абхазцами после болгар тоже насторожил: шапочное знакомство с малыми инородцами не сближает, а, похоже, чаще даёт им лишь повод для «объегоривания» великих инородцев.
     В этот же отпускной год Юрий умудрился съездить ещё и в поле. По весне он договорился с Валерием Аверьевым показать своим камчатским коллегам настоящий вулканизм, которым он занимался на Кавказе: полуторакилометровые толщи мгновенно выброшенного из недр Земли раскалённого материала объёмом в сотни кубических километров. На Камчатке такие примеры не известны. Валера поручил Борису Иванову создать и возглавить отряд в составе самого Валерия, Юрия,  Генриетты Богоявленской и Лидии Лазаревой. Машину арендовать в московской автобазе Академии Наук. Что и было проделано Борей по начавшейся осени. Валерий по каким-то более важным московским делам влиться в отряд не смог, а остальные в течение пары недель побывали в верховьях Чегема у подножия вулканического массива. Но начавшаяся осенняя непогода прервала работу, и камчатцам пришлось вернуться , не выполнив в полном объёме Юрину задумку. Но всё же впечатление от гигантского масштаба кавказского вулканического катаклизма у них, наверное, всё-таки осталось.
      Зимой сильно захварал Юрин отец. Состояние его было столь тревожным, что Юрий приехал в Ростов по маминой телеграмме. Отец был в больнице. Его посещение потрясло Юрия. И не только состоянием и обликом отца – ещё и место его нахождения в этой, с позволения сказать, больнице повезло  просто в ужас.
Маленькая полутёмная клетушка с облупленными стенами и протёртым насквозь линолеумом. Кровати разболтанные, скрипящие, с провалившимися пружинными сетками. А уж о постели и белье и сказать трудно, что это такое. Известно лишь, что это протёртые, продырявленные, миллион раз прописанные и плохо столько же раз промытые остатки некогда подаренного Ростову женой американского президента  Элеонорой Рузвельт больничного  обеспечения. Более двадцати двух лет этому подарку, и вот Юриному папе посчастливилось  быть обласканным этим свято хранимым подарком .зарубежных благодетелей. Как этот подарок был необходим, дорог и свят в год дарения, и как это чудовищно для страны-победительницы почти четверть века спустя!
      И любимый, дорогой папочка, такой непохожий на себя, такой бледный, исхудавший с побелевшими страдающими глазами в чёрных ямах  лежит без сил и почти без внимания в таких немыслимых условиях как будто горьковской ночлежки. Это невозможно. И Юрий берёт такси и вывозит  то. что осталось от его отца домой. К маме. Уж она-то не допустит с ним ничего подобного. И он оказался прав. Мама выходила отца, вылечила от какой-то гадости в почках травками, диетой и уходом. Но это был лишь первый сигнал, который поначалу показался концом.
      Трудно вспомнить почему, но в 1969 году Юрий с семейством снова оказался в отпуске, хотя по камчатским правилам оплачиваемый проезд на материк бывает только раз в три года – с такой периодикой камчатцы обычно и осуществляют свой отдых.
      Возможно, это было связано с состоянием здоровья у Юрия. 25 апреля он записывает в дневнике: «Сердце мешает жить! Карабкаюсь с остановками. На этот раз  остановка затянулась. Пытаюсь подняться без помощи, но снова валюсь! Приходится опираться на медицину» Судя по записи  следующего дна, в которой речь идёт о море, он находится  на излечении в санатории в Крыму, в Кастрополе.
      Гладкое бесцветное море с мягкими бликами ничем не отделяется  от неба. Оно пусто,  и непривычно молчаливо. Кипарисы замерли в тишине. На ветках голых деревьев сверкают капли бисерного дождя. Где-то невнятно шумит ручей. И меня нет, и я во всём этом всегда. Вечно.               
И опять - из бесцветного струящегося бликами моря медленно возникают туманы. Они сливаются  с нежным и мокрым небом, незаметно становясь им. Ещё голые ветки дерев бисерно блестят от  невидимого дождя. Наплывающие из моря блики становятся плоскими длинными волнами, тихо шуршащими на мокром галечнике.
Вздыбившаяся известковыми  скалами Земля, в ошеломлении увидев это, осторожно спускается к морю и блаженно припадает к нему. Теперь они вовек неразделимы
Блеск и забвение. Серебреные туманы, лёгкие, как дыхание. Перламутровые начала и концы дней. Молочная ласка тихих ветров. Замерший восторг и забвение.
После курса условных лечений и воображаемой «ленты приключений» возник вопрос: ну, и что?  Действительно – что?  Можно во все стороны. Но зовёт только Ростов и Дон.
       Плоские берега с жёлтой каймой песка и свежей зеленью лесопосадок. Наклонившиеся бакены. Печальная неподвижность одиноких рыбаков. Коричнево-зелёная донская волна. И  пронизывает  такое острое и безвыходное ощущение счастья, что  исходит оно только каплей влаги  в  глазах.
В  Ростове. 36 градусов по Цельсию. Дни очень крупные и жаркие с тяжёлыми  раскалёнными облаками к вечеру, порывами парного ветра и ожиданием страшной грозы. Ночью затруднённое дыхание, тоска, сердцебиение. Между днями и ночами, как между пластинами конденсатора, иногда проскакивают грозовые разряды – далеко не освежающие. Томление накопившихся сил странно сливается в тоске, сердцебиении и обострённом сексуальном мировосприятии.
      Поехал в Дивноморск. Это небольшой посёлок и курорт на берегу Чёрного моря недалеко от Геленджика  Там Юрий подыскал жилье и встретил Милу с Катей, бывшими в это время в Ставрополе  Днём к ним время от времени присоединялся  четырнадцатилетний сын Юрия от первого брака Серёжа, находящийся в это время в ближайшем пионерском лагере. Именно его поездка  в пионерский лагерь в Дивноморск и стала причиной их там появления. Взрослые радовались сближению брата и сестры, несмотря на столь существенную разницу в возрасте, и очень трогательную опёку старшего младшей.
       По галечно-песчаным пляжам ходили до Джанхота и возвращались по тропе, проложенной высоко на береговом  склоне среди чудных сосновых рощ. Кате такие прогулки были трудноваты, и Юрий усаживал её на плечи. Было нелегко и Миле,  она обычно отставала от них и он, разумеется, тащил и сумку с  пляжными принадлежностями, на что Катя, сидя на его плечах, заявила:
       - Мама, мы  сумку несём и впереди идём, а ты ничего не несёшь и отстаёшь!
Остановившись и подождав отставшую,  Юра шутливо шлёпнул  её ладошкой по спине. На эту его акцию от  Кати последовало такое заявление:
       - Я бы за тебя, мама, заступилась, но он же меня ссадит.
Потешала она родителей и другими своими откровениями:
       - Ты зачем, папа, выпустил бороду? – говорит, глядя на отращиваемую отцом бородку. Или, обидевшись на отца за что-то:
       - Напишу бабе Лёле, чтобы она таких, как ты, больше не рожала..
Внимательно рассматривает улитку и заключает
       - В самой далёкой посерединке у неё кухня.
 А по поводу  своих бесконечных ангин однажды заявила:- Не хочу жить, хоть бы не рожаться!- Это в пять-то лет!
       Ко дню рождения отца готовит подарок: красивые морские камешки, собираемые ею на пляже.  Но от нетерпения хочет испытать радость дарения заранее, хотя бы в обсуждении ожидаемого события. Спрашивает:
       - Папа, что тебе больше всего хочется?
       - Камешки. – Хитро  переглядывается с матерью и счастливо улыбается. Хочет доставить удовольствие и ей:
       - А ещё что?
       - Не знаю, доченька. – Опять хитренько поглядывает на мать и   подсказывает:
       - А куртку ты забыл? – Этот подарок приготовила Юре Мила.
Детская непосредственность очень трогала и радовала.
       Однажды  столь же малолетняя девочка рассмешила всю аудиторию открытого летнего кинотеатра. На этот раз «номер отколола»  Таня, дочь отдыхающих здесь москвичей. Увидев на экране в киножурнале Ленина,  громко воскликнула:
       - Поди ж ты, у нас в Москве Ленин умер, а здесь он живой! – Вот было веселье-то, столь же непосредственное, но  взрослое и всеобщее.
       Хозяйский мальчишка по имени Миша, щупленький и казавшийся недоразвитым парнишка, как оказалось потом, несмотря на столь же малый возраст, как и у Кати, основательно просветил её в области таинственной проблемы деторождения. Он почти неизменно составлял ей компанию, пока брат Серёжа нёс свою службу в пионерлагере.
       Как  только Серёже удавалось получить «увольнительную», он вместе с Катей проводил время в исследованиях животного, растительного и минерального мира у моря и вдоль русла местной речушки, впадающей в него здесь же в посёлке. Смастерив удочку, ловили мелких рыбёшек, собирали ракушки, окатанные и  отполированные камешки, забавные деревяшки, принесённые морем.  Ловили кузнечиков и бегали за светлячками. Похоже, что они вполне находили общий язык и интерес в этой сфере познания . Но всё же большую часть времени семейство проводило  втроём. Для Юрия излюбленной средой курортного обитания было море для непрерывного плавания и обучения дочери этому блаженному занятию и песок на пляже для бесконечного лежания под солнцем. А бедная Мила, не питавшая никаких тёплых чувств  к нахождению в морской среде и принципиально не выносившая солнечного неистовства, большую часть времени проводила где-нибудь в сторонке и в тенёчке.   
       Прогуливаясь по курортному парку, они радовались всему, что здесь видели и ощущали. Это были очень старые сосновые аллеи, в которых  всегда было относительно прохладно и где остро, чисто и бальзамически пахло смолой. Цветники сплошь в непритязательном табаке – белых, сиреневых и блекло-синих граммофончиках – своим нежным и сильным запахом, напоминали Юрию хостинское  детство, надежды, ожидания. Тревожно и противно кричали шикарные павлины. Но никого не тревожили. Все расслаблены, благодушны, мечтательны – изолированы от тревог жизни. И вдруг на стене  санатория - мраморная доска. От неё веет совершенно иной суровой жизнью - войной, а текст повествует  о десанте отряда добровольцев.
       Годы спустя, наткнувшись на  дневниковую запись об этом,  Юрий вспомнил, что содержание надписи на мраморной доске тогда не записал сразу же,  желая ещё раз вернуться к санаторию, чтобы дословно скопировать надпись. Не вернулся, не списал и напрочь забыл подробности текста. Помнилось лишь, что посвящена она  отряду Цезаря Куникова, который  десантировал отсюда на  северное побережье Цемесской бухты, занятое немцами и ставшее потом знаменитой «Малой землёй».
       Так началось в ночь с 3 на 4 февраля 1943 года окончательное освобождение всего юга России и Новороссийска в Великой Отечественной Войне.
       Ринулся искать подробности  в интернете. Материалов об этом событии много, в том числе фотографий – тысячи. Но нужного – надписи на памятной доске в военном санатории Дивноморское  - так и не нашел. Не смог найти и данные о том, в каком месте готовился Куниковский десант. Полагаясь на память и содержание своей дневниковой записи, предположил,  что это всё-таки действительно происходило в районе Дивноморска, то есть именно в том санатории, мимо которого прогуливалось их семейство в 1969 году. Не  даром же это впечатление оставило столь глубокий след не столько в памяти, сколько в духовном мире Юрия. И в первую очередь это  образ  героя тех событий – Цезаря Куникова.
       Он оказался  земляком  Юрия – родился в Ростове на Дону. И воевал там же, где проходили самые важные события Юриной жизни. И встреча их, разделённая событиями, временем и возрастом,  произошла именно здесь, в черноморском посёлке с удивительно точным и пророческим названием – Дивноморск. Потому что здесь происходили события (по-видимому, случаями, то есть, случайными,  назвать их нельзя!)  поистине диву подобные.
       Сравнительно малочисленный десантный отряд Куникова готовился в качестве отвлекающего  именно в этом месте. Но по каким-то внешним или внутренним обстоятельствам, которые, по-видимому,  не следовало относить к случайным, основной  ударный десант не смог тогда осуществить задуманное, а успешно выполнивший задание десант Куникова в течение долгого времени удерживал захваченный плацдарм, чем и обеспечил дальнейший успех операции. Это как бы указывало на некую особую счастливую роль в истории не только куниковских десантников, но  и того места, где возник и  формировался их коллектив. Очень захотелось узнать подробности.
       Несколько сведений об этом героическом десанте были почерпнуты из документального повествования П. Я. Межирицкого. 
       В 18.00 отряд в количестве двухсот семидесяти трех человек в полном боевом порядке был построен. Куников обратился с короткой речью, в которой предложил бойцам ещё раз оценить свои, способности, решимость и окончательно сделать выбор. Тем, кто не чувствуют себя в силах, кто вообще плохо себя чувствует, Цезарь Львович предложил выйти  из строя. Никто не последовал его совету. Тогда Куников велел распустить бойцов  со словами: «Те, кто постеснялся сейчас выйти, снова в строй могут не становиться»  Через десять минут в строю оказалось   двести семьдесят два человека - лишь один из бойцов не вернулся в строй
       На одной из  последних фотографий Куникова, сделанных на отвоёванном ими плацдарме, он снят в полуанфас:
       «Шапка с опущенными ушами. Ватник застегнут на все пуговицы, кроме верхней. Лицо твердое, осунувшееся, бесконечно усталое. Печальные складки у доброго рта: слишком много потерь. Лицо человека, который все знал, все мог понять, а в свое время и простить, но который теперь судил о людях и их поступках вынужденно жесткими мерками войны. Отсюда его грусть, отсюда и непреклонность. На войне как на войне. Это поразительная фотохарактеристика. Но в военное время для военной газеты нужно нечто менее сложное и более очевидное...
       — Цезарь Львович, вы же сами газетчик, вы понимаете, что нужно сейчас газете...      
 Куников устало улыбнулся и ушел в блиндаж. Спустя минуту он появился. Уши ушанки были подняты и аккуратно завязаны, вокруг ватника затянут ремень, на ремне слева кинжал, справа пистолет, на груди автомат, лицо сосредоточенное и спокойное, взгляд устремлен повыше объектива, повыше голов репортера...
       - Снимайте меня, дружище, поскорее и отпустите к моим заботам.
       И все-таки хорошо, что оно есть, это фото. Потому что оно — удивительный по законченности моментальный портрет солдата-гражданина. Оно олицетворяет мирного человека, которого заставили воевать... Ну что ж, – говорит это лицо, – мы этого не хотели. Но пришлось, будем воевать. А вы, начавшие войну, вы запомните нас и детям закажете помнить. Вы знали нашу доверчивость, наше миролюбие, нашу терпимость. И, получив жестокий урок, тысячу раз проклянете свое вероломство» - так написал в 1975 году П.Я. Межирицкий в своей книге о Ц.Л.Куникове «Товарищ майор».
       А далее – события совершенно иного масштаба и значимости, но всё равно отмеченные какой-то особой магией этого места.
       Во-первых, счастливое совпадение  места и времени пребывания Серёжи в пионерлагере, с  их отпуском и возможностью выбора этого места для общения отца с сыном и брата с единокровной сестрой.
       Во-вторых, здесь же в Дивноморске в  том же 1969 году в июле состоялась  крайне маловероятная встреча Юрия и Милы  с их камчатскими коллегами, тоже оказавшимися в это время в отпуске.
       Семейство всего один единственный раз возвращалось домой вдоль   шоссе из очередной прогулки. Мимо них туда и сюда снуют машины с туристами, курортниками, отдыхающими. Вдруг Юрий видит  в проезжающей легковушке знакомое лицо и кричит об этом идущей позади Миле:
       - Кажется, проехал мимо Славка!
       - Как это может быть, с какой бы стати он здесь оказался?
       И в это время проехавшая машина с подозрительным субъектом разворачивается вдали и подруливает к ним. А в ней и Слава, и его жена Лена, и их дочь Юлия, и, как выяснилось, в животе у Лены – следующая дочка, Наташка.
       Радость не ожидаемой встречи безмерна. Ведь Леночка – лучшая подружка Милы, а Слава  - самый симпатичный парень из «вражеского стана» геофизиков  (институтские геологи «понарошку»  играли с геофизикам в войну). С этой встречи "война" эта для двух мужчин прекратилась и обратилась в почти двадцатилетнюю дружбу, бессловесно заключённую и скреплённую здесь морем выпитого пива, сдобренного  вяленой рыбкой и радостью внезапно свалившегося на них подарка-общения.  От кого подарок? От камчатского далека, от слепого случая внезапной встречи, от взаимного притяжения, от небесного промысла? – Бог знает, а нам неведомо.
       В-третьих, здесь же, в этом самом, не Бог весть, чем ещё достославном посёлке-курорте Дивноморске,  в это же самое время случилось  для них совсем уж невероятное событие. Собственно, оно случилось не здесь, а на Луне (!), но при их здесь присутствии - на Луне высадились люди, земляне. Ошеломление и  восторг.. Это был просто немыслимый факт, опровергающий казавшуюся невозможной научную (уж такая ли она научная?!) фантастику Жуль Верна, когда-то в детстве с упоением воспринимаемую как сказку не о прошлом, а о будущем. Именно как сказку, а не реальное предсказание, и если уж допускалось последнее, то в  таком далёком будущем, которое и представить невозможно, а не только дожить до него. И вот произошло. При нашей жизни. Когда всё вокруг совсем обычное, ежедневное и порой мелочно бытовое. Невероятно! Конечно, жалко, что не наши люди, что это какие-то американцы (всё равно – слава им!), но всё-таки  жаль. И Юрий  записал в дневничке: «Люди ходят по Луне! А она такая же, как всегда: ясная, загадочная и непостижимая! 21 июля 1969 года» Правда, в последние годы факт пребывания американцев на Луне подвергается сомнениям, которые основывают на довольно серьёзных данных. Их немало и они говорят, что всё это событие лишь кинофильм, снятый в павильоне. Так это или не так, история  когда-нибудь покажет
       В-четвёртых, между тем как будто в подтверждение  неизбывной непостижимости и сказочности мира их Катя самозабвенно продолжает играть с хозяйским мальчонкой Мишей в ведьм и леших и при этом говорит зловещим голосом:
       - Здесь русским душем пахнет! Здесь русским душем пахнет! – Душ ей понятнее духа, о котором она ещё и не догадывается. После разъяснений приходит через некоторое время и говорит:
       - Мы нюхали русский дух!
       Увы! Либо мало нюхала, либо ей не показался русский дух милым и навеки родным, но пришла пора, и уехала Катя от этого духа  далеко-далеко, за тридевять земель, за сине море к тем самым американцам, первыми из землян посетившим  нашу всеобщую загадочную Луну.
       А место непредсказуемых встреч, место таинственных скрещений человеческих путей, судеб  и событий осталось в памяти  примером неких уроков  и пророчеств.
       Из уроков самое важное – мир таинствен и в любой момент может преподнести самое неожиданное и невероятное. Из пророчеств самое убедительное и абсолютное – мы не хотим войны, но начавшие её против нас пожалеют. И это последнее так злободневно сегодня.
В августе вулканологи собирались  во Львове на своё  Третье вулканологическое совещание. Оно сопровождалось экскурсиями по западной Украине. Красиво, мило, но иное, и народ чужеватый. На самом совещании Юрий совместно (в соавторстве) со своими сотрудниками  и коллегами (Г.Е.Богоявленской, О.Н.Волынцом, В.А.Ермаковым, Б.В.Ивановым, Г.Н.Ковалёвым, Л.А.Комковой и Е.М.Фильковой)     представил  семь тезисов  к докладам по широкому кругу вулканологических проблем. Среди них наиболее обстоятельно по проблеме  содержащихся в вулканических породах включений, проливающих свет на  механизм и место образования в земной коре и мантии расплавов и формирования  магматических очагов под вулканами.
       Особый интерес представлял доклад, сделанный совместно с Г.Н.Ковалёвыи о современном состоянии вулкана Эльбрус и сообщение об условиях образования современного месторождения железо-мышьяковых руд, где соавторами были его жена Мила и химик-аналитик Лена Филькова.
В сентябре в Баку состоялось четвёртое всесоюзное петрографическое совещание, на котором были представлены тезисы докладов об образовании современных интрузий под вулканами (соавторы Г.Е.Богоявленская и Б.В.Иванов, доклад зачитал Юрий) и о значении оплавленных включений в лавах – соавтр Г.Н.Ковалёв.
Справедливым будет замечание, что для одного и другого совещаний тезисы писались, как правило, одним Юрием. Исключение составляла лишь совместная работа с Германом Ковалёвым.
       На бакинском совещании Юрий был тоже вместе с Милой. Там им представилась возможность пообщаться с Георгием Дмитриевичем Афанасьевым (он тоже приехал вместе с Риммой Александровной) и с Саней Борсуком. Афанасьевцы прибыли прямо на экпедиционной машине после своих полевых работ. Затабарились прямо в городе, но на пляже. К ним перебрались и Масуренковы после вкушения отвратительных условий в гостинице. Было весело, непринуждённо и вольготно. С Афанасьевыми общения были ограничены плотным вовлечением их в высшие сферы геологической знати: академики и  членкоры. Показалось, что это огорчило чету Афанасьевых, но дерзнуть присоединением к демократическому низу они, похоже, не посмели. У  Г.Д. были основания для  соблюдения  норм поведения элиты, которую ему не хотелось злить ещё более.. Несмотря на то, что уже при неоднократных попытках избрания его в академики, они неуклонно его прокатывали,  он всё ещё надеялся на благополучный исход следующего голосования. Жизнь показала, что эти надежды и попытки сохранить видимость его причастности к правилам и менталитету элиты были тщетными. Так и не выбрали негодяи в свой негодяйский круг порядочного человека и крупного настоящего учёного.
       Баку был мил для Юрия военными воспоминаниями . Миле, наверное, тоже, ведь тогда, в 1942 году они отбывали на 26-й пристани срок перед отправкой Закаспий. Теперь он потряс их  чудовищной помойкой у некоторых высоченных многоэтажных домов одного из районов города, где в отсутствии соответствующей системы и порядка жители изо всех этажей выбрасывали отходы по одну, непарадную  сторону домов. Там скопились горы высотой до второго-третьего этажа издающих чудовищную вонь отбросов. Ужасающее зрелище и запах!
       Похожее происходило  в умах и в душах  людей бакинского разлива. Книгу в магазинах и уличных лотках (интеллигентные люди!) можно было купить только за двойную цену: одна продавцу, другая государству. В городском транспорте ни билеты, ни задача не выдавались. Если по неведению этих привил ты посмел спросить то или другое, тебя обдавали и водитель, и кондуктор, если он был, и даже окружающие пассажиры такими взглядами (нередко и словами). Что ты немедленно всё понимал и испытывал потребность скорее покинуть  и этот транспорт, и этих людей. В общем, это была картина не зрелого, не стагнирующего социализма, и  не то , чтобы загнивающего, а полноценно и дурно пахнущего и гниющего.
        Становилось абсолютно ясно, что эксперимент со строительством коммунизма в отдельно взятой стране уже провалился.
Хорошей иллюстрацией этому стал и такая деталь, случайно подслушанная и записанная Юрием 2 октября по пути домой: «В гостинице аэропорта Хабаровска администратор говорит командиру корабля:
        - Я не могу принять  ваш экипаж, потому что не выполнен план по финансам и я не получу премиальных.
        - А моих пассажиров?
        - Пассажиров приму, они платят наличными».
        Как говорится, приехали, «наш паровоз» совершил «остановку не в коммуне», а на полустанке под названием   «капитализм», и его бизнесмены уже влезли в «наш  паровоз»....

                ПОТОК АБСУРДА ИЗ ПОДСОЗНАНИЯ
               
           Мы обороняли форт. Последнюю атаку на нас совершил английский вертолёт. Он так близко и нагло опустился надо мной, что мне ничего не оставалось делать, как  шарахнуть в него из своего дробовика. Мне не удалось промахнуться, как это всегда было со мной при необходимости стрелять. И, задымив, вертолет рухнул, но уже на их территории.
Думали, что будут тяжёлые последствия. Нет, ничего не произошло, кроме удивившего меня сообщения, что вертолёт упал якобы от аварии, произошедшей вследствие «самострела» пилота – чушь собачья!. Какой может быть самострел у пилота! Потрясающие болваны!
           Эти надутые от самодовольства снобы не смогли честно признать, что их потери связаны с моим умением расправляться со всяким дерьмом – это, видите ли,  унизило бы их  достоинство! Но, слава Богу, мне, фактически последнему защитнику форта,  от такого признания ничего не угрожало, хотя, признаться,  было несколько досадно от того, что своим заявлением эти кретины  унизили моё самолюбие, проигнорировав не только моё умение расправиться с ними, но и вообще моё присутствие здесь. Проклятье!
           Зато моё недовольство  был с лихвой компенсировано в следующем событии.Мы вместе с девицами из августейшей фамилии прогуливались по бульвару, когда я заметил выходящего из замка его величество. Я, хоть и заметил его далеко, далеко, но  как военнослужащий, находящийся в форме, должен был оказать его величеству соответствующие уставу почести, по какой причине стал в стойку «смирно» и, козырнув,  отдал его величеству честь. Этой акцией, несмотря на дальность расстояния,  я обратил его внимание на себя. Он подошёл ко мне и, подав руку,  дружески поздоровался. Завязалась непринуждённая беседа, в которой выяснилось, что мы оба большие фотолюбители. Началась демонстрация наших самых удачных  фотографий и вообще – взаимные симпатии и прочее. Словом, О,кей! Весьма приятно.
          Но еще более поразительный успех моей карьеры – с наши правителем, да, да, именно, с Имярек Имярековичем, с ним самым!
Как вы помните, было объявлено, что он, то есть Имярек Имярекович, собирается жениться. Для чего было назначен кастинг невест. Я решил участвовать в нём. То есть не я непосредственно, так как мы оба с ним несомненные и категорические натуралы, а моя фамилия.. Я, совершенно не стесняясь, и объявил её во всеуслышание в качестве претендентки. И вы представляете – она и победила! С первого же захода! Правитель  выбирает меня!. Причём с таким милым и довольным лицом, выражая свою радость и даже счастье, повторяя громко и со смаком мою фамилию. Но, а дальше-то как быть?
          И тут сама собой возникает некая девица прямо как бы из воздуха,  которую я воспринимаю как вещественную воплотительницу моей фамилии, и девица эта (ничего, вполне подходящая!) и должна представлять её в этой предстоящей процедуре. Чудеса? Да, в известном роде. Но дело сделано, и в звучании моей фамилии, которую виртуально воплотила  упомянутая девица, я  получил заслуженное признание и подобающее мне место в мире. Вот такие, брат, дела! А вы говорите: то да сё – чушь собачья! Делом надо заниматься.Впрочем, чушь, таки да, собачья!