Шаги по земле 2-ая часть. 5-я глава

 
            Глава 5. Гамарджобат, Чёрное море
 

   От  Зестафони до Самтредиа пришлось купить железнодорожный  билет на пассажирский поезд,  так  как опыт снятия меня с крыши товарного вагона милицией перед Сурамским тоннелем на этом  же участке железной дороги, ещё сохранялся в моей памяти с тех пор, когда я ехал в противоположном направлении.
     Возврат к Чёрному морю мной не планировался, а двигался я только потому, что места для моей  оседлости в то время на родной советской земле просто не было.
      В плацкартном купе вагона свободных мест хватало, и я присел за столик около окна.  Напротив меня оказался кавказец, по всей вероятности грузин, у которого на правой стороне груди к рубашке была прикреплена фотография на чёрной ленточке: траурная скорбная память по умершему родственнику. У грузинских христиан такой обычай, как правило, соблюдается от 9-ти дней до года и больше, в зависимости от близости родства умершего. Я выразил соседу соболезнование, и мы стали тихонько беседовать.
      Он назвался Рустамом, а я посчитал возможным, объявить себя Николаем.
 – Еду из Тбилиси, где похоронил своего брата, а живу на железнодорожной станции Хета  и работаю там по вырубке лесного массива в Колхиде,– стал рассказывать о себе Рустам. Колхидская низменность на побережье  Чёрного моря –влажная субтропическая заболоченная провинция, покрытая непригодным по качеству для промышленности лесом.  Он рубится и заготавливается нами для дров. Задача, поставленная советским государством - сделать колхидскую низменность  курортной зоной. В этом направлении я и работаю,– закончил свой рассказ собеседник.
– У меня сейчас работы нет никакой,– вздохнув, пожаловался я собеседнику.
–  В чём же дело? Могу предложить тебе работу у себя. Работа сдельная и заработки приличные. Правда, труд нелегкий: рубить лес в условиях высокой влажности и температуры до плюс 35-ти и выше градусов по Цельсию, но без часового режима рабочего дня.   Еженедельная выдача зарплаты. Вот только кадровый состав рабочих особый – бывшие или будущие уголовники. Некоторые находятся в розыске. Впрочем, о них мне рассказывать не хочется: если будешь с ними работать, сам поймешь, что к чему. Одно могу утверждать, что дисциплина у них не хуже армейской – беспрекословное выполнение команды своего верховного  ведущего «вора в законе».
  Принимай решение, Николай,  слово за тобой – «Да!» или «Нет!»?
 – Сложную задачку ты преложил мне решать, Рустам, думаешь  испугать блатным коллективом, который может ежели, что и к праотцам отправить.  Согласен, что работать рядом с такими людьми опасно, но я опасности не боюсь и  даю своё согласие – «да!».
      На остановке в Самтредиа надо было выходить из вагона, поскольку мой билет был действителен только до этой станции –  я не вышел. И тем самым  подтвердил  своё решение ехать дальше ещё три остановки до станции Хета,  где судьба уготовила мне работать бок о бок с отпетыми, скрывающимися от правосудия  преступниками.
     На место моей новой работы от станции Хета вела узкоколейка, по которой на ручной дрезине  мы с Рустамом добрались до лесного массива Колхиды, где шла его вырубка.
        Кроме меня Рустам привёз очередную зарплату. К моему удивлению деньги находились у него за пазухой под летней рубашкой в нераспечатанных пачках.
      К нему подошли три бригадира, отвели на участки, где были сложены штабелями по три кубометра дрова и показали каждый свою выполненную работу за прошедшую неделю.  Рустам, вынимая из-за пазухи пачку денег, отсчитывал необходимую сумму и отдавал каждому бригадиру в отдельности заработок его бригады.  Никаких  документов с подписями о получении  денег  он не оформлял.
– Рустам, почему ты не оформляешь ведомости на выданные деньги, и как за них будешь отчитываться? – спросил я его из любопытства.
– Не беспокойся, Николай, мои работники сами это сделают в конце месяца и отдадут мне подписанные ведомости всеми рабочими.
   Сев на дрезину, он уехал, а я остался знакомиться со своими новыми товарищами по работе.
– Пойдём со мной, я покажу тебе, где будешь жить, –  пригласил один из них.
    Пока мы шли до барака, где жили рабочие, проводник не произнёс ни слова, а на мои вопросы не отвечал.  И только у входа в барак он остановился и сказал:
– Сейчас будешь беседовать с «Дедом», это наш здешний хозяин, будь осторожен и много не болтай:  наш «Дедушка» – хитрый мужик.
   За самодельным столом на лавке сидел мужчина и читал газету.
– «Дед», – обратился к нему мой проводник,– Рустам привёз деньги и нового работника: вот этого парня, – он показал рукой на меня.
   Мужчина, читающий газету, повернул к нам голову и я увидел, что он ещё достаточно молод, чтобы называться «Дедом» и обладает интеллигентным лицом с умными глазами.
– Свободен, Егор,– сказал «Дед» моему сопровождающему, а обращаясь ко мне, добавил,– садись напротив–потолкуем. Кто? Откуда? Кого знаешь из наших людей? Сколько и где чалился? Откуда знаешь Рустама? Можешь ни на один из этих вопросов не отвечать, если нет желания. Но сначала скажи своё имя.
 Я назвал своё имя, которое в поезде сообщил Рустаму и коротко рассказал ему о своей жизни с момента репрессии родителей и до настоящего дня.
     Молодой «Дед» слушал  внимательно мою исповедь, а когда я закончил её, посмотрел с сочувствием и пониманием мне в глаза и сказал: «Ты ещё молод, Коля, чтобы опускаться на « наше дно». Здесь командую я и ты должен подчиняться мне  или покинуть это место. Пока ты работаешь у меня,  я запрещаю тебе пить вино и водку и играть под деньги или другой любой интерес в карты. О последствии невыполнения моих распоряжений можешь узнать у здешних рабочих.
     Моя кличка «Дед» и ты должен так называть меня всюду  и всегда. Настоящие моя фамилия и имя  Владимир Сергеевич Златов. Я вор в законе, которого знают воры и полиция в трех столицах мира. Почему я сегодня здесь, тебе и всем другим знать не обязательно.  Рустам мой друг: мы с ним в ленинградских «Крестах» ещё до войны вместе чалились. Потом он стал участником ВОВ, а я жил в загранице. Говорю это только тебе, а ты не болтай никому лишнего.
      Вечером, когда все рабочие собрались в бараке, «Дед» сделал заявление:
– К нам пришёл на работу молодой парень Николай. Предупреждаю, если кто посмеет его обидеть,  будет иметь дело со мной.
    До сих пор для меня остаётся тайной, почему вор в законе по кличке «Дед», услышав мою автобиографию, взялся опекать меня. После такого заявления я был окружен со стороны своих товарищей по работе вниманием и уважением.
     Но судьба человека не признаёт опеку воров  в законе и наносит свои неожиданные удары.  Проработав не более месяца в Колхиде на рубке леса, я заболел кишечным заболеванием. Симптомы были похожи на брюшной тиф, который в то время имел распространение в Абхазии, куда входит Колхида. 
      Рустам отвёз меня в Хету, посадил на поезд, следовавший до Сухуми, и договорился с проводником вагона о доставке больного в сухумскую инфекционную больницу, что на «Маяке».
    Молодая врач Офелия, гречанка по национальности, только что закончившая медицинский институт, обследовав меня, определила диагноз – виброном холеры.   «Будем лечить,– сказала она, – сейчас есть для лечения холеры новый советский препарат – пенициллин. 
    Меня отделили от всех больных, найдя маленькую комнатку без окна, в которой раньше хранился инвентарь санитарок для уборки  помещений больницы.
    Поставили кровать, тумбочку и оснастили  всеми необходимыми средствами для сбора выделяемых нужд со строгим наказом:  « Самому не выходить! Ничего не выносить!  Умываться только на месте с помощью медсестры или врача».
     Врач Офелия посещала меня по пять-шесть раз в сутки. Садилась напротив, постоянно расспрашивая о самочувствии, и что-то записывала в тетрадь. Она заменила  медсестру и санитарку, исполняя их функции, делала мне инъекции и выносила сосуды с моими испражнениями. 
     С первого дня моего пребывания в больнице, мы не договариваясь, перешли на «Ты» и оба вели себя как старые знакомые.
 – Дорогая, Офелия, что ты записываешь в свою толстенную тетрадь? – спросил я её, испытывая определенный интерес к этому.
– Я решила написать диссертацию на тему лечения холеры антибиотиками советского производства.  Ты –  просто находка для выполнения этого решения.
– Спасибо, уважаемый доктор,  ты делаешь из меня «подопытного кролика».
– с явным юмором в голосе, сказал я Офелии.
- Моя абсолютная уверенность в твоём выздоровлении дает право использовать тебя для диссертации не только как "подопытного кролика", но и как "Подопытную мышь"
Мы оба рассмеялись, потому что знали - я шагнул на поправку, хотя сильно похудел и ослабел.
При выписке из больницы, выяснилось, что вся моя одежда пришла в негодность при обработке её в дезинфекционной тепловой камере и к ношению непригодна. Больница выплатила за потерю одежды денежную компенсацию, выдала старые штаны,изношенные сандали, а вместо рубашки застиранную до дыр телогрейку.
-Зачем мне телогрейка, когда в Сухуми курортный летний сезон и до осени ещё далеко? - спросил я сестру хозяйку больницы, которая выдавала мне одежду.
- У меня другого ничего нет, ответила она, - могу предложить женский халат медсестер,но тоже очень старенький. А телогрейка сгодится от солнца - светит оно сейчас очень сильно: сгорит вся ваша кожа пока купите себе рубашку.
Поняв о бесполезности продолжать разговор,я вышел в город в выданной мне одежде.
Сестра-хозяйка оказалась права: невыносимо жарко пекло солнце.