Пролог. Зов

Станция метро удивила обликом – а впрочем, в Москве их множество, и любая дальняя, кроме привычной Белорусской, или Таганской, или Театральной, была открытием.

Среди быстро набрякшей, как кровь, темноты, летней и синей, поблёскивала в искусственном мёртвом свете плитка стен. С характерным грохотом и подвыванием поезд унёсся дальше по Филёвской линии. Настала резкая тревожная тишина, лишь разбавленная естественными городскими шумами. И новым изумлением стало то, что станция надземная. Да-да, вон та разведённая акварель с проблеском звезды – это небо.

Крайне растерянно, непрофессионально задрав голову, Алеся медленно начала подниматься вверх по ступеням, не зная, куда выходит. Эта внешняя рассеянность всегда сбивала с толку её противников.

Она вышла на мост, по которому неслись машины. Руки сами потянулись к телефону: надо сфотографировать. За горделивыми строгими сталинками взмывали в небо разнокалиберные чёрные небоскрёбы, осыпанные сияющими росинками окон – их футуристическая дерзость завораживала. Вообще, непроизвольная страсть к фиксации образов и информации всегда служила ей хорошую службу.

В подземном переходе с фосфорически-оранжевыми бликами её обогнали велосипедисты – и исчезли впереди.

Кутузовский проспект оказался очень шумным. Машины мчались мимо, рассекая темноту холодно-яркими призрачными огнями. И даже стук её каблуков терялся в этом напористом, агрессивном гуле.

Алесина походка тоже казалась агрессивной – долгие годы спешки, неудовлетворённых амбиций и больших надежд. Она летела, жадно вбирая в себя авторитарную прелесть этого места, под сенью отвесных стен, советских портиков и лепнины, холодных прожекторов подсветки, среди лакового блеска многочисленных чёрных машин и неонового мерцания буржуазных дорогих названий. Например, Agent Provocateur. Вот именно, что agent. Вот именно, что provocateur. Это придаёт жизни необыкновенную остроту и вкус.

Алеся глубоко, с надрывом вздохнула. Её сердце сжимала неизъяснимая тоска – тоска, которая пуще любого наслаждения. Она решила усугубить это дело подходящей музыкой и достала плеер. Её любимый исполнитель славился разухабистыми свинговыми ритмами, но вот меланхолия у него тоже была неподдельная.

***

Они с Лорой исходили сегодня весь центр. Когда они встречались, то шагали куда глаза глядят и болтали обо всём на свете – правда, в этом «всём» изрядно преобладали специфические темы. Сначала речь зашла о донских казаках, а потом о спецслужбах, а потом Мигель Краснов (1) выплыл из памяти сам, автоматически. А тема исторической справедливости и несправедливости органически дорисовалась фоном.

- ...борцы за свободу, вечные страдальцы! – передразнила Алеся. – А то, что они расшатывают государственную безопасность по указке иностранных держав, совершают диверсии, убивают мирных граждан – это нормально? Это они, что ли, жертвы? Если даже всё описанное правда, у меня закономерный вопрос: ну и что? Есть у меня коллеги, они как начнут: свобода, либерализм, то да сё, и это, дескать, не мы, это вы права человека нарушаете... Не аргументы, а бред сивой кобылы. Ответ может быть один: «Так вам и надо». Нечего устраивать теракты посреди Сантьяго. Я считаю, что враг заслуживает всего того, от чего некоторые особо щепетильные пытаются откреститься.

- У тебя шикарный монолог получился, прям для фильма. Тебе надо играть гестаповца или чекиста. Ну, или кто там у Пиночета был?

- Ой, да. Я немножко увлеклась, - смутилась Алеся. – Мои чилийцы вообще считают, что я Николай Палкин. Но я уже привыкла. Давай лучше посмотрим, где мы.

- Да нечего и смотреть, мы на Лубянку вышли, - воскликнула Лора.

- Классное совпадение, как раз под мои речи. Но мы ж тут уже были.

- Ну да, когда с Чистых Прудов шли.

- Давай всё-таки карту откроем...

И они снова принялись тыкать в телефон, выбирая маршрут. Хотя по большому счёту, их прогулка не имела конечной цели. В любом городе с обширным историческим центром интересно блуждать по улицам и переулкам – в чём-то они похожи своей нарядностью, а в чём-то каждый из них отличен. И Алеся весь день говорила наугад: «А давай на Страстной бульвар... а давай на Покровку... а давай попробуем на Малую Неглинную выйти...» - она выбирала из обилия названий, как выбирают блюда из меню. Все эти названия были ей давно известны. Но они не подкреплялись образами и были никак не связаны между собой – так часто бывает в знаменитых чужих городах. И ей нравилось теперь соединять фрагменты, низать их на нитку памяти, собирать воедино.

Самое забавное, что даже Лора, будучи москвичкой, не всегда ориентировалась в пульсирующей ткани оживлённых улиц. Они остановились сделать пару фотографий на Театральной площади, а потом решили идти дальше, вот только направились не в ту сторону, и перед ними снова замаячил продолговатый супрематический силуэт знакомого жёлтого здания. Девчонки молча, с улыбкой переглянулись и, развернувшись, направились на Большую Дмитровку.

- Знаешь, когда мы впервые встретились в реале, - заметила Лора, - я думала, ты будешь строгой и сдержанной, а вместо этого мы вечно с чего-то угораем.

- Ну да. Причём это как-то само получается, - задумчиво сказала Алеся. – И насчёт роли моей киношной ты неправа. Ну что это за чекист, который вечно ржёт?

- Да ещё и шведские стихи читает! – хихикнула Лора. – Такое чувство, что у них чем больше бреда и верлибра, тем лучше.

- Ну, шведский – язык такой. Там вообще сложно рифму находить, не то, что в испанском.

- А ещё мне кажется, что половину из прочитанного ты сама и сочинила.

- Вот же ж, ничего от тебя не скроешь. Ну да, а что? Я их опусы почитала и решила, что тоже так могу. Но то стихотворение про девушку из Стокгольма, которая жрала сырой фарш и сидела в углу у батареи, это не я написала, честное слово! И совсем не забавы ради. Ну что ты опять хохочешь? Вообще-то, это произведение об одиночестве, страданиях и экзистенциальном кризисе!..

Словно речные струи, их обтекала со всех сторон праздная вечерняя толпа, подвижная, пёстрая, пьющая кофе и коктейли, нарядная, жадная до впечатлений, надменная и томная – здесь была вся многообразная публика летней Москвы. Обстановка подстёгивала и раззадоривала. Единственное, чего Алеся никак не могла понять – это столики кафе, выставленные почти на тротуар без всякого ограждения: разве это приятно, когда народ толчётся рядом? Она-то, наоборот, всегда пыталась «слиться с местностью» и найти укромный уголок.

Из классических зданий ни одно не выделялось какой-то особенной, броской оригинальностью, но вместе они создавали и экспозицию, и атмосферу, и все их хотелось запечатлеть – Алеся даже не знала, как, она просто шагала, рассматривала и выхватывала детали, и, стремясь прочувствовать этого город, символически делала его своим.

На углу Козицкого переулка их обогнали какие-то парни в шортах с громкой музыкой на телефоне. Из динамика неслось: «Ойся ты, ойся, ты меня не бойся...». Девчонки на секунду оторопели, а потом переглянулись и от души расхохотались.

Алеся предложила вернуться и идти к станции метро Кузнецкий Мост по одноимённой улице. Она упоминалась в произведениях русской классики, и стало любопытно: на самом ли деле это «центр мод», как в девятнадцатом веке? Но бутиков там оказалось меньше, чем ожидалось.

- Ничего не понимаю. Ну что за карта тупая! Она показывает, что станция – вот она, мы уже в двух шагах, а тут вообще ничего похожего на метро.

- Обычная история с этими онлайн-сервисами. Пойдём прямо, куда-нибудь да выйдем.

Когда они выбрались из сплетения переходов и закоулков и свернули направо, то некоторое время шли молча и не глядя друг на друга – потому что за весь вечер смеяться уже устали. Лора повернулась к подружке и сказала:

- Нет, ну это уже вообще! Такое чувство, что нас сегодня кто-то кругами водит, как леший.

Та с театральной эффектностью остановилась, подняв глаза на тревожное закатное небо с рваными облаками, и произнесла:

- Все пути ведут на Лубянку. Вот.

Лора фыркнула:

- Да это как в кино, будто кто-то на нас жучок поставил, и ведёт в одно и то же место. У тебя там случайно в сумочке подозрительных предметов нету?

- Да у меня только книжки, и вообще, почему сразу я... – деланно проворчала Алеся.

Она показательно рылась в сумке. Лора сосредоточенно смотрела. И наконец произнесла:

- Нет, ну ты мне объясни, какая нормальная девушка носит с собой биографию Андропова?

- Я.

- Нет. Ты ненормальная.

И они снова засмеялись.

- Ну что? Лубянка так Лубянка. Перейдём там на сиреневую линию.

Алеся поправила очки и заметила, что Лора на неё как-то странно поглядывает.

- Чего ты так смотришь? Что случилось?

- Да так, ничего. Просто у тебя сегодня вид... хтонический.

- Что? Да ты вечно как выдашь что-нибудь! Пошли уже.

Они расстались на Таганской. А дальше Алеся поехала, спокойно вчитываясь в «Воссоздание Германского Рейха» Освальда Шпенглера и с удовольствием переходя к комментарию, как будто ничего такого не происходило...

***

Она заметила, что шагает по нечётной стороне и, дойдя до перехода, нырнула в его узкий тёмный зев.

Здесь было всё то же самое, та же картина, написанная смешанным колоритом чернильной тени и оранжевого света в разных сочетаниях, те же трассирующие огни фар, и шум, и высокие дома с неожиданно и неприятно многочисленными окнами – их вид приводил в отчаяние, потому что порождал ощущение неприступности. И всё та же ночная жизнь и иномарки, до которых ей не было никакого дела, она просто шла, ища цифру «двадцать шесть».

Она могла бы потом написать рассказ по просьбе Лоры и снабдить его увлекательной деталью в виде связного на мостике сквера на Украинском бульваре – но эта дешёвая эффектность так глупа... Иногда поступки не поддаются логике и цели. Не было никакого задания, и конечной целью было лишь ощущение отчаянного одиночества и боли от несбывшегося.

Проходя мимо нужного дома и отмечая взглядом мемориальные доски, а было их там целых три, она не особенно замедлила шаг, чтоб не привлекать внимания. Хотя дела до неё не было решительно никому – и это только усиливало ощущение неприкаянности, так же, как чёрные пики забора, за которыми двор растворялся в бессветной бездне.

Алеся всё-таки остановилась и снова беззащитно, выжидающе подняла голову, скользя взглядом по окнам. Хотя ждать было нечего. И какие такие разбитые надежды, какую потерю она оплакивает, было неясно.

Она со вздохом развернулась и медленно пошла обратно (потому что до станции Киевская было далековато).

Давно Алесе не было так печально и так хорошо.
___________
1) Мигель (Михаил) Краснов - чилийский генерал, по происхождению казак, сын белоэмигрантов, во время правления в Чили президента А. Пиночета (1973-1989) служил в Национальном разведывательном управлении (DINA) и участвовал в нейтрализации антиправительственных подпольных вооружённых групп. В 1990-е гг. ему были предъявлены обвинения в многочисленных нарушениях прав человека, связанных с деятельностью DINA, вследствие чего Краснов был осуждён и приговорён к тюремному заключению.