Промысел2 6 1

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/08/06/1956

 ГЛАВА ШЕСТАЯ
РОДСТВО

 Проснулись одновременно все и поняли, где находятся. Запах погребения витал в воздухе, непривычно звучали натянутые войлоки, дымоход серел предвечерним светом.

Накануне охотники развесили вымазанную кровью одежду поверх низкорослых кустов, чтобы выпавшая роса омыла ткань.

Десять голых мужчин поочерёдно встали, навестили посудину, назначение которой подразумевалось устроителями жилья, легли обратно.

Судя по звукам извне, сомневаться не следовало. Ватажники оказались в круге посреди стойбища.

Как живые люди преодолели расстояние полутора часов пути и не почувствовали! Кто они здесь: гости, заложники, заготовки для костра?

Отсутствие ответов сковало, точно параличом. В глаза друг другу глядеть не хотелось.

Слухи о сторожевых зверях насельников священной горы докатились и до северо-западного угла болот. Никто не рискнул на свету выскочить вон, попытаться бежать. Охотники понимали: звери тут, за тонкой войлочной стенкой.

Видимо, хищникам не позволено переходить черту. Но стоило внутри явить признаки жизни, снаружи возникло знакомое следопытам беспокойство стаи.

Расправа в круге не допустима, только опыт подсказывает: грань давно размыта. Если бы не так, не было бы допросов и дознаний.

Тайные дела под открытым небом явлены. Человек, напрягая разум и силы, всегда обозначал для своих нужд место во вселенной, тем самым просил Создателя мира беречь создание.

Разные нужды у людей, и забывают бедолаги, оградив пространство, что просили беречь.

Палачи пренебрегают обновлением черты и правильно делают. Вменится им в праведность отказ от кощунства. а мастера не сразу догадываются о назначении постройки, сложив толстые стены вместилища беды, подводят грань труду, освящают помещение.

Каждый живущий родом из детства. Каждое племя от предков ведётся.

Многократное осквернение жилья не было в чести у соблюдающих закон, да кто б его соблюдал! Отсюда и страх.

Десятеро, скрепя сердце, ждали решения участи, наконец дождались. Полог открылся не там, где по мнению большинства должен был располагаться вход.

Безоружный человек бросил тяжело хрустнувший войлок, наклонился, потёр меж ладонями палочки, вытряхнул искру.

Червячок разбуженного трением огня отпружинил, сник, раздвоился, утолщаясь. Ярко вспыхнул сухой мох, щепки занялись, взяли у паутинной дыры право освещать.

Возле огня нет неправды, сказали бы люди при других обстоятельствах. Десять утративших право называться охотниками добытчиков знали, что обречены осуждению и могут рассчитывать лишь на явное чудо.

Во-первых: нарушили не оговорённые, но подразумевающиеся границы угодий, во-вторых: убили непотребное количество живности, Главное же: потеряли разум, объелись и заснули. Таким не посочувствуют свои, чужие - тем более.

Появление одного человека скорее насторожило, нежели ободрило. Охотник не боялся десятерых, видимо имел за спиной силу, о которой десять не догадываются.

Болотные люди решили молчать. Лежали, прикрыв глаза, понимали: этот знает, что не спят. Пришлец же прогрел в пламени десять плошек, влил стоявший тут пахучий отвар ледяного корня.

Охотники накануне лишку переели, теперь хотелось пить. Вида не подавали. Подачи не требовалось. Пришедший глядел внимательно, знал, что делает, ждал результата и дождался.

Всклокоченный человек, третий с краю, сел в мешке, метнул хозяину под ноги взгляд, точно посыл кулака. Тот указал на становой камень, пригласил взять питьё.

Лохматый отрицательно махнул головой, а лежащий через одного вскочил толчком, сдёрнул плошку так, что поверхностная плёнка не поколебалась, одним глотком опрокинул содержимое в рот, вернул посудину на место, притих, точно вовсе не двигался.

«Ого! – засмеялся хозяин, - Не плохо для первого раза! Умеешь, да! Что с мясом будете делать, охотники? В горном озере соли хватит, а как домой доставите добычу?»

«Кладку заложим, брякнул утоливший жажду, - в откосе нору выберем выше прошлогодней воды».
Хозяин согласился, кивнул.
«Осенний паводок сильным не будет, да».

Живым нужна влага, и ничего не поделаешь, как ни упорствуй. Сидевший протянул руку, принял плошку, передал лежащему с краю. Тот взял, выпил, поддонные капли стряхнул в подлогу.

Люди сгруппировались плотнее, без суеты и спешки начали пить. Сквозь зачинщика процесса питьё проскочило. Разной бывает жажда.

«Где наше оружие?»
Всклокоченный, видимо предводитель ватажки, заметил сложенные стопкой полотна одежды, счёл возможным спросить.

«Оружие вы, умельцы добывать отдых, проспали. Наверное ни куда не годилось. А если понадобится, луки согнёте и жилы натяните на обратном пути».

Возмутиться можно было бы, только взятая вода права не давала.

Мейс хребтом почуял опасность, издал едва уловимый горловой звук. За войлоками слева послышался выдох, короткое рычание, топот бегущих ног. Во вне свершилось понятное. Хозяин подал сигнал. И стихло.

Охотники болот умели держать лицо. Лишь один белобрысый, веснушчатый, почти мальчишка испуганно мигнул, точно увидел под ногами небесную стрелу.

«Что этому будет! Яма или сразу в огонь!»
прошептал человек, и все слышали.

«Попался Тейл из Байни, - сказал Мейс, - Приплыл по Ноге, назвался Бойтом с Зелёного притока. Смена имени влечёт беду, я знаю. Отказывающийся от слова матери отмечен у предков смертью. Этот не боится. Сегодня будет жить, если залечит укус. Завтра не наше дело: яма или огонь. Сам выбрал, я сказал».

«Почему ты знаешь имя?»
Предводитель понимал: следопыт по тысячи неприметных мелочей умеет распознать происходящее вокруг, с достаточно высокой степенью достоверности домыслить скрытое, только слово было скрыто не здесь.

Человек пришёл, назвался, как счёл нужным, остался среди чужих.

«Я, охотники, собираюсь жить и желаю вам того же. - Спрятанным в ладони лезвием Мейс щипал лучинки, вставлял в край огнища для яркости света.

- Мать хранительницы нашего рода из Гайзи. Живущая на равнине сестра отца отдала дочь в Уйти… Можно продолжить для непонятливых!»

Продолжения не хотел никто. Даже если родственные ниточки спутаны, названия племён заменены, то смысл сказанного понятен до прозрачности.

Посланный для переговоров владеет положением. Взглядом дана команда молчать о том, что обозначится звуком. Слово не выйдет из круга войлоков. Родством, как тенётами, повязаны все.

Мейс прочёл в глазах непрошенных собеседников тоску обречённой истреблению плоти. Ушедшие на промысел мужчины, залог сохранности племени, уцелели после эпидемии, но зарвались на охоте и попали в развилку не совместимых с жизнью амбиций.

Как случилось, никто, пожалуй, не смог бы вспомнить. Жители болот обрели привилегированное положение в сравнении с соседями приречья и равнин.

Подогреваемые глубинными процессами, незамерзающие воды создали особый микроклимат на высоко лежащих островах, позволили круглогодично содержать приручённую птицу, взращивать посевы.

Расположенный в глубине северного континента бассейн Великой реки даже для технически оснащённого человека был бы зоной рискованного растениеводства. Женщины болот выходили замуж, на новом месте пытались обрабатывать почву, но, как правило, терпели неудачи. Отсюда возникал повод убедится: родина - дар избранным.

Сын вождя Эйи весной разглядел в лицо сладкую напасть , особых путей не жаловал. Мейс был рад, что отец и потрясённые полётом домашних камней соплеменники поняли причину, оценили опасность.

По обе стороны главного хребта старшие и хранители тоже видели, откуда беда. На болотах же дело зашло слишком далеко.

 Ида ждала, что способное двигаться население стойбища выйдет навстречу, но тропы были пусты. Только ветер с реки полоскал неплотно притянутые войлоки, да серые жирные птицы вспарывали пространство плоскостями взвизгивающих крыльев.

Дымы указывали на бессонный час. Утренний свет, ради которого женщина вынесла ребёнка, присутствовал и на теневой стороне.

Двое провожавших несчастного Дейка свернули вправо, остальные пошли к площади большого костра, Кин остался возле своего круга.

Незавязанный полог колебался. Дымоход был праздным. Выхолощенное ранним холодом жильё казалось пустым. Однако, стоило женщине первого охотника приречья шагнуть за черту, возник намёк на движение. Тонкая, почти прозрачная рука шевельнула световой жгут, позвала.

«Скажи, кто бы ты ни был, ясен ли итог погони?»
Услышал Кин шелестящие легче ветра слова.

Смерть присутствовала здесь, ждала минуты. Хозяина круга по сути не было. Лишь оставшийся жить вопрос глядел с постели. Потрясённая увиденным Ида отвечала утвердительно.

За несколько месяцев Кей , пожилой, но сильный человек растаял до эфемерного явления. Лишь доверчиво смотрящие глаза светились миром, прочностью бытия.

«Твоя женщина ушла. Некому развести огня, - сказала Ида, - я сделаю, если позволишь».
«Я позволю, если сделаешь, - улыбнулся Кей, - но прежде скажи, как звала тебя мать».

Ответ прозвучать не успел. Старик глянул чуть дальше, увидел в обрамлении треугольного входа первого охотника приречья.

«Ты вернулся с известием?»
Кин шагнул, поклонился хозяину круга и становому камню.

«Я пришёл сказать: племя у Синих камней живёт, наши охотники соединились с людьми левой излучины, отодвинули треугольных в глубину гор».

«Да, - подтвердил Кей, - весной забот у длинных прибавилось. По крайней мере, здесь ни разу не закричала трубка Тонда».

Некому было слышать сказанного меж двух, но говорили так, точно встретились в гуще толпы на Сером плато.

Кин огляделся, вынул из-за перекладины крепежа некогда припрятанную тонкую жердь, намотал моховой валик, обмёл дымоход, собрал чёрную паутину.

Подлога успела замусориться. Над не в силах была ворочать коротким скребком. Очаг переполнился золой. Посуда почернела. Воды не было.

Ида вне круга пучком растёрла нагар, извлекла струю, наполнила водонос и бочки.

«Тебе нужно помыться, отец».
Кин-Нокк понимал, подняться Кей не может, а ухаживающая женщина не в силах до конца убрать нечистоты.

Старик лежит на плетёной волокушке. Проливающиеся мимо посудины испражнения стекают в песок. Два распоротых и сшитых спальника укрывают тело вместе с каркасом.

Первый охотник приречья сдвинул сооружение, собрал старину, засыпал образовавшуюся ямку золой с огнища, поставил постель на место.

«Теперь до морозов запах не вернётся».
Подытожил содеянное Кин.
«Морозов, охотник, я не хотел бы застать».
Отвечал Кей.

«Трудно тебе, хранитель?»
«Совсем не трудно, охотник. Я хорошо прожил, хорошо доживаю положенное время. Женщина любит меня, дети почитают, свет дня и звёздное небо входят ко мне в свой час».

Ида упрекнула бы родичей Кея за небрежение, но вспомнила: «летний день год кормит». В ненастье, зимнюю непогодь, весеннюю распутицу возле больного человека сидели бы, согревали, мыли, давали питьё. Изобильной же предосенней порой способные добывать люди занимались только промыслом. И Кей вносил вклад в благополучие племени, терпением смирял страдания плоти.

«Мороз не замедлит ударить. Скажи, чего бы ты хотел, хранитель?»
«Я скажу, охотник, что надо. И ты знаешь, кроме тебя никто не даст».

Аделаида Бартон отметила: старик безусловно принимает заботу, не отмахивается от предложения исполнить каприз.

Родоначальник племени Синих камней понял, потёр ладони, улыбнулся. Расцвеченное отчаянными выходками и забавами детство хлынуло из глаз умирающего старца.

«Там, глубине, у витого омута, на скользком каменном жёлобе живут круглые водоросли, ты не забыл? Принеси мне шарик, можно толстенькую палочку, можно то и другое».

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/08/12/1341