Ангел-растяпа

Кэсси с разбегу вскочила на высокий обшарпанный подоконник, ударила тяжелым ботинкам по остаткам стекла в оконной раме. И при этом ей удалось удержаться на ногах, о чудо,она удивилась себе. После огромного количества сэмовского пойла, после удара его кулака, от которого она привычно отлетела в стену, после всей её гребаной жизни, которая вот-вот закончится, она была в состоянии удержаться на ногах с бутылкой виски в руке, заскочив на подоконник этого омерзительного притона, заброшенной высотки в самом отсойном районе города, Чертовой башни, в которой никогда не умолкали пьяные вопли, женский визг, грохочущая музыка и топот убегающих ног.
Кто-то вечно убегал отсюда, кто-то вечно за кем-то гнался, как Сэм сейчас гонится за ней, вопя, словно недорезанный боров,щека располосована ножом, толстые губы обиженно выпячены о, не только сутенер может подрихтовать физиономию своей куколке, куколки порой тоже бывают весьма опасны, особенно, если жить им остается несколько минут.
Кэсс стояла, широко расставив ноги, балансируя над мелькающей разноцветными огоньками темной бездной ночного города, свежий ветерок обдувал ее лицо. Она невольно зажмурилась и вдохнула - запах гари, мерзкой стряпни, гнилья, что же еще она хотела почувствовать, находясь в таком замечательном месте? Кэсси открыла глаза и бросила взгляд вниз. Как любила она смотреть в это черное копошащееся вещество городской утробы, стряхивая вниз оранжевые огоньки с кончика сигареты в те редкие минуты, когда ее каким-то чудом все оставляли в покое. Она никогда не боялась одиночества, быть одной — значит быть в безопасности, так ей казалось, потому, что почти никогда в жизни она не бывала одна. Набитая такими же как он ненужными детьми комната в приюте, потом клиенты, бандиты, собутыльники, шалавы, если она и оставалась одна, то в эти моменты ее мучило либо похмелье, либо ломка, нужно было идти, вернее ползти куда-то, к кому-то, видеть эти тупые или ухмыляющиеся рожи, слушать их сиплый бред. Хватит, с неё хватит, сейчас все закончится. Только вот помереть в одиночестве ей тоже не суждено.
Наконец-то Сэм со своей одышкой и вываливающимся из майки пузом смог добраться до верхнего этажа. Его вопли стали оглушительными. Изо всех углов стали сползаться потенциальные зрители очередного ночного развлечения, словно вампиры во второсортном фильме ужасов, они отделялись от темноты, неторопливо двигаясь — кто знает, не придется ли самим спасаться от настигшей какого-то чувака неприятности?
Сучка! Стерва!Грязная тварь ! - Сэм никогда не был изобретателен в плане ругательств, в плане наказаний — да, если бы ему в свое время не пришло в голову порезать Кэсси лицо из-за якобы украденной выручки, которую он сам спьяну запихнул куда-то, а потом, уже после всего, нашел, кто знает, может быть она бы потоптала еще годик- другой землю своими солдатскими ботинками. Но с физиономией вурдалака Кэсси уже ничего не светило на этом свете, приличные клиенты обходили ее стороной, мразь, с которой она вязалась, не способна была оплачивать даже ее ежедневный дозняк, в коротком просветлении помутненного разума она неожиданно приняла единственное, как ей казалось, спасительное решение. И черт возьми, сейчас она его осуществит.
Кэсси спокойно ждала, пока Сэм наконец-то сфокусирует на ней свой более безумный, чем когда-либо взгляд. Свершилось, поток ругательств сменился звериным ревом и девушка уверенным движением запустила тяжелую бутылку на этот звук — только бы не промахнуться. Глухой удар, рев сменяется поросячьим визгом, зрители одобрительно галдят — никто не любит эту жирную злобную скотину, все рады, что одна из его девок упилась достаточно, чтобы его проучить. Теперь всем интересно, что же Сэм сделает с нею, если, конечно, поднимется из лужи кровищи, в которой он барахтается словно огромный черный таракан.
Кэсс выдохнула. Пути назад у нее больше не было. И она наконец-то шагнула с подоконника, как с подножки автобуса, обжигающе-холодный поток воздуха обхватил ее снаружи, обжигающе-горячая волна ужаса поглотила изнутри. Кэсси орала, разрывая себе голосовые связки и не слыша собственного голоса. « А вдруг я не...» - последний отрывок мысли мелькнул у нее в голове и страшный удар расплющил маленькое тело в бесформенный комок из плоти и тряпок.
Два таксиста, курившие неподалеку, переглянулись - «Опять кого-то выкинули, дерьмовое местечко, надо убираться отсюда» - «Полицию не будем вызывать?» - «Чтобы полдня потерять на долбаные объяснения?» Они сели в свои машины и уехали.
Никому не было дело до Кэсс. Она добилась, чего хотела
 
 
Глубина выталкивает. Неправда, что глубина поглощает. Глубина полна собой. Ей не нужны случайные осколки чужого мира. Глубина несет вверх, все выше, выше. Последний нетерпеливый толчок — и ты на поверхности.
Кэсс изо всей силы сопротивлялась возвращению сознания. Возвращению её ненавистного «я», такого знакомого, прилипчивого, как паршивый бездомный котенок.
Ну вот и все. Привет, дорогая, мы снова вместе.
Она попыталась открыть глаза-не получилось. Ослепла? Попыталась пошевелить рукой. Снова осечка. Неужели она лежит своим беспомощным изуродованым телом в каком-нибудь госпитал, утыканная трубочками и проводочками?
В сериалах, которые обожали ее сентиментальные подружки-шлюшки всегда присутствовал какой-то условный полутруп, к которому приходили поплакаться и сказать все, что о нем думают. Она всегда думала, что кинокомпания таким образом экономит на гонораре артисту — никому ведь не придет в голову платить полную ставку изображающему неподвижное тело. Кэсси ненавидела любые проявление сантиментов. Она не позволит издеваться над собой обезьянам с белых халатах.
Сейчас, сейчас, надо только сконцентрироваться. Как же это трудно. Как трудно вспомнить ощущение, если чувствовать нечем. Как трудно...
Да плевать. По крайней мере, это не отвратительное существование в грязном притоне. Если подождать, огонек сознания все равно угаснет, когда ее тело сгниет заживо.
Странно, что она не чувствует боли. Вообще ничего не чувствует...
Так уж и ничего? Ощущения тела, такие знакомы и внятные, действительно, ее покинули. Но чувства нетелесного характера никуда не делись.
Обида. С ней поступили несправедливо. С ней всегда, всегда поступали несправедливо, с самого рождения она никому не была нужна. Да тех пор, пока ее тело не созрело и не стало лакомым куском для всяких подонков. И за это она возненавидела его.
Ненависть. Ненависть ко всем — кто унижал и кто был равнодушен. К тем, кто жил легко и кто страдал так же, как она. И, конечно, к себе.
Зависть. Зависть к тем, у кого была семья, были люди, которые заботились и переживали. В школе, куда дети из приюта ходили в порядке социальной адаптации вместе с обычными детьми, домашние девочки жаловались, что их мамы устраивают истерики из-за каждого получаса опоздания, из-за недоеденного ужина. Как она им завидовала, как ненавидела их. Как желала позже увидеть одну из них рядом с собой на панели или в притоне.
Презрение. Презрение помогало ощущать себя отдельно от окружающего ее дерьма, с которым она давным-давно стала единым целым.
 
Все эти чувства когда-то и составляли ее жизнь. Она упивалась ими, они давали оправдание, когда она обшаривала карманы пьяного клиента или зубами затягивала жгут у себя на плече.
Они не были мучением. Мучением был голод, побои, очередная ломка. Ее несчастное тело поглощало в себя часть душевной боли, которую можно было заглушить выпивкой, сытной едой, траханьем, наркотой. Наркотики вообще вычеркивали боль, позволяя полностью растворяться в разноцветном блаженстве. Кто сказал — что наркотики — зло?Дерьмовая жизнь — это зло. Бог явно знал об этом, иначе не разметил бы в наших телах маленькие замочки от дверей, ведущих в рай. К которым подходят вполне определенные ключики. Нет, все-таки она была несправедлива к своей плоти, сколько возможностей оно ей давало. Она как губка, впитывала в себя душевную боль, страшнее которой, как оказалось, нет ничего на свете. Боль физическая — это просто смешно. Разве будет она так жечь? Разве будет она так неотвратимо преследовать?
Кэсси настигли видения ее жизни. Насмешки, побои, издевательства. Казалось, она давно уже к ним привыкла. Но тогда у нее была возможность хотя бы заплакать или закусить губу. Или бежать, не разбирая дороги, как тогда, в 12 лет, когда девочки из старшей группы заперли ее в туалете, связали руки и надели трусы на голову. Ее больно пинали, плевали, смеялись. В конце концов в дверь вломился кто-то из воспитателей. Начались крики, разборки, при этом никому в голову не приходило освободить ее. Когда же, наконец, ее палачей выгнали, воспитательница размотала веревку, которой была замотаны руки Кэсси. И приказала снять тряпку с лица. Девочка, сгорая от стыда, открыла лицо, но вместо жалости получила лишь порцию презрения — это снова ты? Как же ты всех достала, ступай к себе и не показывайся мне на глаза.
Кэс побежала к себе в комнату, под смешки соседки, которой все уже доложили, переоделась и побежала куда глаза глядят. Выход с территории была запрещен, но она нырнула в дырку под забором и припустила вдоль по лесной дороге. Она бежала долго, очень долго, плакать и бежать одновременно было тяжело, поэтому слезы быстро закончились, в мышцах появилась приятное тепло, ей так нравилось бежать и чувствовать себя ловкой, сильной и выносливой. Умной. Она пряталась несколько дней по окрестным фермам, потом ее вернули.
Возвращение ее отдельная история. Скажем так, обидчицы получили свое, пусть и не сразу, и не все вместе. Однакр с Чокнутой Кэсси, как ее прозвали после этого, связываться больше никто не хотел.
Она надеялась, что это воспоминание хоть как-то облегчит ее состояние. Но нет. Стыд, вот уж чего она не ожидала. Ей стало стыдно, что так жестоко обошлась со своими мучительницами. Одна из них сломала таз, шлепнувшись с тарзанки, веревку которой Кэсс осторожно подрезала. На правах сильного, девочка определила это развлечение в свою собственность и к тарзанке боялись подходить все, кроме нее. Кэсс не побоялась.
Другая девочка сожгла себе кожу на голове средством для чистки гриля, которым неизвестный доброжелатель налил в бутылочку из-под шампуня и подсунул ей в душе.
Если первый случай никого не удивил — пострадавшая была той еще оторвой — то по второму случаю проводилось расследование, Кэсс подозревали, но прямых улик против нее не было.
Третью девочку избили в отдаленном уголке парка, использовавшемся в качестве места для тайного курения и питья пива. Кто-то накинул на нее сзади мешок и отлупил резиновой дубинкой, ранее пропавшей у охранника. Крики ее никто не услышал, свидетелей не было. Приезжала полиция, но Кэсси опять вышла сухой из воды. Хотя с момента издевательства над ней прошел почти год, факты сопоставили и все поняли. Четвертая мучительница со слезах приходила просить прощения, после чего несколько месяцев отрабатывала должок в качестве девочки на побегушках.
Вот такая была Кэсси, хитрая, смелая.
Ничуть не лучше тех уродов, которые позже издевались над ней самой.
О, как бы она хотела все вернуть. Как могла она забыть страдания, причиненные ею, пусть и в порядке справедливой мести по ее тогдашним понятиям. Как мучительно было осознавать, что ее страдания были всего лишь возмездием за ее же поступки. Как легко быть невинной жертвой и как тяжело преступником, осознавшим свои преступления.
Она могла бы расплакаться - если бы у нее были слезы. Она могла бы сжать кулаки — если бы чувствовала свои пальцы. Она могла бы..Пока у нее нет тела, она ничего не может, оно нужно ей, необходимо сию же минуту, любое, поломанное, истерзанное, уж как-нибудь она с ним разберется, ну же!
Бесполезно. Никаких внешних ощущений, кроме душевной боли, сжигающей ее заживо. Ну, хоть бы какое-то облегчение, казалось, целую вечность она терпит эти мучения, вот что значит «адов огонь», невозможно, чтобы он терзал ее вечно.
Внезапно словно какая-то мелодия возникла где-то очень - очень далеко. Так и есть. Нежный голос. Девичий или женский, не разобрать. В темноте проступают мутные очертания предметов. Окно со шторами. Какая-то мебель. Силуэт женщины в длинном белом платье на фоне окне. Женщина протягивает к ней руки, тихо поет какую-то песенку нежным голосом. Потом чуть наклоняется — иди ко мне, милая!Ну, иди же.
Это ее сон. Сон, который снился всю жизнь. Этой женщины не существует. Потому, что этой женщиной могла быть только ее мать. Матери с нежными голосами не бросают своих дочерей на улице в картонных коробках.
Это был всего лишь призрак. Однако Кэсси изо всех сил рванулась к нему.
В нее словно вцепилась какая-то невидимая сила. Тянула, не давала шевельнуться. Уже что-то! Раньше этой скованности не было, она вообще себя не чувствовала. Может, у нее начал восстанавливаться пострадавший спинной мозг?
К черту мозг.
Мама! - Кэсси завибрировала от напряжения, попыталась закричать, приподнялась и...сделала один шаг на неверных шатающихся ногах...
 
Где она? Какая, на фик, мама. Она стояла по колено в какой-то неторопливо-бурлящей массе, по консистенции напоминавшей то ли тесто, то ли грязь. Цвет массы с трудом можно было определить из-за белесых испарений, витавших повсюду. Кэсс посмотрела вниз. Своих ног она не видела, но поняла, что медленно погружается в эту враждебную густую массу. Нельзя стоять на месте, надо пытаться двигаться. Слишком глупо утонуть в неведомом болоте, предварительно выпав из окна высотки. Кэсс отчаянным усилием вырвала одну ногу из плена, переставила ее и тут же провалилась в какую-то бездонную яму...
Скорее это был извилистый тоннель. Вмести с потоками странной булькающей грязи она неслась вниз, словно на водном аттракционе. Страха не было, самое главное она чувствовала наконец свое тело,не отказывала себе в удовольствии протягивать руку и отталкиваться то от одной стены, то от другой. Да, она воспринимала это как развлечение, хотя понятия не имела, что ждало ее в конце этого странного скольжения. После падения с Чертовой башни вряд ли вообще было возможно чего-то бояться.
Изгибы тоннеля становились все более пологими и наконец ее словно бы выплюнули . Он плюхнулась лицом вниз, потоки вязкой массы, выплеснувшиеся вместе с ней, смягчили падение. Отплевываясь и пытаясь протереть глаза, она выпрямилась в полный рост.
Опять тоннель. Должно по идее быть темно, но неясный свет наполняет эту огромную трубу, по крайне мере, хоть что-то видно. Похоже на канализацию. Тогда где же вонь? Как воняет городской сборник отбросов она прекрасно знает, это можно сказать, визитная карточка тех районов, где ей чаще всего приходилось бывать.
И внизу снова эта масса, булькающий кисель без вкуса и запаха.
Она сделала несколько шагов. Даже ее любимые ботинки а-ля спецназ на месте. Кэсси медленно пошла вперед. Вперед? Или назад? Ей было абсолютно без разницы, куда идти.
Чавканье ее подошв и многоголосье невидимых капель, падающих откуда-то сверху — вот все звуки, которые сопровождали ее продвижение. Однако после бесконечно долгого беззвучья даже в них она угадывала какой-то ритм и коротенькие мелодии. Да-да, она была в прекрасном настроении. Мысли, снедавшие ее в бестелесном состоянии, отошли куда-то в глубь сознания и уже не мучили так сильно. Собственно говоря, занимала ее сейчас только одно— умерла она и находится на том свете или все, что с ней происходит — лишь плод больного воображения, возможно, на фоне приема какой-то убойной наркоты или черепно-мозговой травмы. И что из этих двух вариантов лучше? Бесконечный путь в полутьме по хлюпающей грязи? Или пробуждение в больничной палате со всеми вытекающими?
Она шла и шла. Не чувствуя ни голода, ни усталости. Вокруг ничего не менялось — все те же неясные своды над головой, бульканье под ногами и звук падающих капель.
Если ничего не меняется — зачем идти? Кэсс отчего-то разозлилась и уселась прямо в том месте, где стояла. Она не будет выглядеть смешной, даже если смотреть на нее особо некому.
Кэсси сидела в грязи, но ей почему-то не было холодно или мокро. Сидела, опираzсь на расставленные за спиной руки, словно на пляже или на лужайке. Внезапно ей показалось, что кисти обеих руки занемели. Кэсси попыталась выдернуть их, но не смогла. Причем она не просто увязла, она снова их не чувствовала. Панический страх охватил девушку. Она попробовала встать, но с ногами и нижней частью тела была та же история. Кэсси забилась, словно рыба в сачке, но было поздно — омерзительная масса продолжала поглощать, вернее, растворять ее безболезненно и беспощадно. Она заверещала, завизжала — зачем он только остановилась, зачем позволила вот так сжирать ее заживо теперь, когда она слишком хорошо знакома с муками бестелесности.
На поверхности оставалась одна голова и чуть-чуть плечи. Кэсси не понимала, осталось ли что-то ниже. Конечно, в нормальном мире оназахлебнуться или потерять сознание, но в этом, а она уже не сомневалась, что попала-таки на тот свет — как, впрочем, и хотела — предсказать что-то, следуя обычной логике, было невозможно.
Она кричала, мотала головой во все стороны, но поняла, что так только расходует последние силы. Надо было что-то придумать, что? Вспомнилось, как еще совсем маленькой девочкой, лет в 6 или 7, она полезла за старшими детьми на водонапорную башню. Лезть было неудобно, поскольку на ней были тяжелые ботинки с толстой ребристой подошвой — красивые девчачьи разобрали те, кто посмелее. Старшие кричали на нее сверху, чтобы она слезала, но ей так хотелось быть вместе со всеми, что она лишь глупо улыбалась и показывала рукой — мол, не слышу. В какой-то момент скоба, на которой она стояла, затрещала и отвалилась. Кэсии повисла, зацепившись за такую же скобу сверху. Ее ноги болтались, дети на верху орали от ужаса. Вместо того, чтобы испугаться самой, она почувствовала внезапную радость от того, что кто-то боится за нее. Почувствовав себя в центре внимания и воодушевившись этим, Кэс стала нащупывать носком ботинка какой-нибудь выступ в стене, и ей это удалось — в старой кладке не хватало куска кирпича. Опираясь на одну ногу, она схватила скобу, расположенную ниже той, на которой висела, затем быстро схватилась за нее другой рукой, теперь она могла достать ногами до нижних металлических выступов. И осторожно спустилась вниз. Если бы она была в нормальных ботинках, с гладкой подошвой, неизвестно, как повернулось бы дело. Хотя и так оно повернулось не лучшей стороной. Ребята попросту задали ей трепку, когда спустились, и больше уже с собой никуда не брали. С тех пор она носила только тяжелые, солдатские ботинки. В них она чувствовала себя увереннее. Эта привычка не раз выручала ее во взрослой жизни, когда приходилось давать отпор какому-нибудь придурку. Пока еще были силы на это.
Здесь тоже должен, должен быть какой-то выступ, должен быть и все тут, она будет стремиться его найти, ведь больше делать все равно нечего. Кэсси сжала зубы и попыталась почувствовать свои ноги. Удивительно, но она действительно снова чувствовала их и самое ужасное, ощущала, что подними нет опоры. Девушка начала что есть силы болтать ногами, в какой-то момент она стала осязать и руки, и все остальное. Выступ, здесь должно быть что-то твердое, должно, она знает это. Её колено ударилась обо что-то твердое, она постаралась поставить ногу на это что-то, да-да, теперь вторую, она стояла на чем-то твердом, что это было — колонна - огромные столб, какая разница, главное, что она хотя бы по колено в этой мерзкой жиже, а не вся целиком. Можно перевести дух. В конце концов, раз ей придется находится здесь вечно, она может и на этом столбе проторчать вечность, были же когда-то такие праведники, которые залезали на огромные столбы, дабы уберечься от земных соблазнов. Кэсси-праведница. В куче грязи. Как это на нее похоже. Еще совсем недавно она была в отчаянии, а теперь ситуация казалась ей в чем-то забавной. Эх, старушка. Твой бы нынешний легкий взгляд на вещи в твою прошлую загубленную жизнь. Почему-то ей казалось, что все обойдется, надо быть чертовски везучей, чтобы найти опору там, где существование ее объяснить невозможно.
Масса у ее ног стала менять характер. Теперь она не булькала, никакого движения не было заметно на ее поверхности, она становилась более вязкой на вид. Кэсс рискнула опуститься на колени, поскольку уровень вещества опустился до подошвы ее ботинок. Потрогала руками — да она же почти твердая, даже крошится кое - где. Потопала ногами — вдруг прилипнут. Масса засыхала на глазах, отлетала от ее одежды чешуйками и корочками. Присела на корточки, на ударила перед собой кулаком — больно, совершенно твердая поверхность. Села, вытянула ногу и стала что есть силы стучать по ней — неужели выдержи, если встать? Однако набираться смелости, чтобы сделать первый шаг, Кэсси пришлось еще долго.Б ыла не была, она шагнула со своего места и...ничего не произошло. Она просто стояла на бугристой земле, хотя землей то, что вокруг, было можно назвать лишь условно. Поверхность под ногами девушки теперь была похожа на слюду — металлические отблески, слоистая структура, но она переливалась самыми разными оттенками — от бордового до золотистого с вкраплениями темно-синих жилок и изумрудных переливов, все это мерцало искорками в слабом свечении, идущем откуда-то из глубины. Одним словом, вау! Почему-то Кэсси посчитала себя причастной к столь необыкновенному превращению, бодро насвистывая, она зашагала вперед, оскальзываясь и пытаясь рассмотреть повнимательнее особенно красивые места это странной дороги.
Почему-то Кэсcи посчитала себя причастной к столь необыкновенному превращению, бодро насвистывая, она зашагала вперед, оскальзываясь и пытаясь рассмотреть повнимательнее особенно красивые места это странной дороги.
Идти теперь был легко, разве что несколько скользко. Где-то неровности дороги были подсвечены тусклым внутренним светом, где-то нет, все это отдаленно напоминало горящую елочную гирлянду, плотно завернутую в целлофан. И настроение скиталицы стало чем-то напоминать рождественское ожидание чего-то неожиданно-приятного, заведомо несбыточного, но от этого не менее желанного.
Или это казалось, или действительно свет становился более ярким и идущим не сверху, от клубов мерцающего тумана, а откуда-то из одной точки? Кэсси уже привыкла к месту своего сумасшедшего путешествия и ей от чего-то стало не по себе от того, что скоро все опять может измениться.
Вдалеке замаячило яркое пятно. Неужели выход? Девушка поневоле замедлила шаг. Может, снова присесть? Ну уж нет. Рисковать совершенно не хотелось. Будь что будет.
Она снова попыталась поверить в неожиданное чудо и даже побежала, чтобы придать себе уверенности.
Да, это был выход. Глаза привыкли и пресловутый свет в конце тоннеля уже не казался ей таким ослепительным.
Внезапно Кэсс резко притормозила, едва не упав. На фоне белого пятна явно маячил чей-то темный силуэт. Вот тебе и Санта Клаус. Еще недавно страдавшая от одиночества, Кэсси вовсе не была готова к встрече с живым существом, еще не известно — человеческим ли.
Она прижалась к холодной и неровной стене. Силуэт словно бы переминался, не решаясь войти внутрь тоннеля. Явной агрессии от него не исходило. Или только так хотелось? Кэсси представила свое явление из темноты — маленький человечек в черном, в огромных ботинках и с лицом гаргульи.
Химеры и гаргульи были изображены на афише кинотеатра неподалеку от ее района, как их называют, девочкам объяснил клиент-умник. И они с радостью сообщили Кэсси, что та может сходить посмотреть и выбрать, кто ей ближе — те или другие, поскольку сходство есть с обоими. Кэсс было даже интересно узнать, какой её видят со стороны. Поэтому она не поленилась и сходила. Выбрала гаргулью. Она все-таки выглядела поумнее и не так походила на собаку.
Так что это мы еще посмотрим, кто кого испугается в первый момент. А второй момент можно будет повернуть и в свою пользу.
Кэсси решительно натянула на голову капюшон и пружинящей походкой шпаны зашагала по направлению к выходу.
Силуэт приобретал все более отчетливые очертания. У Кэс немного отлегло от сердца, когда она поняла, что он принадлежит высокому толстому мужчине, скорее молодому, чем старому, наряженному в хламиду светло-серого цвета. Ну, мужиками ее не напугаешь. Почему-то больше всего она страшилась встречи с кем-то фантастическим, вроде некстати припомнившихся гаргулий и химер.
Кэсси подошла совсем близко. Уже приготовилась выкрикнуть какое-нибудь в меру нахальное приветствие, но тут заметила за спиной мужчины колышащуюся белую массу, состоящую из отдельных частиц, похожих на...перья? Они двигались как-бы сами по себе, лишь отдаленно напоминая то, чем они на самом деле являлись в людском представлении. Крылья. Как она сразу это не поняла. Два белых облачка взметнулись за спиной странного человека, как будто в приветствии. Да какого там человека. Встречать жалкую грешницу на пути из опостылевшего ей мира в мир, быть может, еще худший, отрядили самого настоящего ангела. Ну ничего себе. Кэсс приоткрыла рот от удивления и замерла на месте. Ее глаза встретились с глазами крылатого существа — пронзительно голубыми, добрыми и немного испуганными...
«Алекс!» - пронзительный крик вырвался у нее словно сам по себе. «Алекс, дорогой, я знала, знала!..». Кэсси кинулась в распахнутые руки, прижалась к широкой груди крылатого существа и зарыдала, обжигаясь слезами, захлебываясь ими, хлюпая носом и причитая. В одно мгновение она осознала, что вернулась в свою настоящую жизнь, в которой Алекс был для нее всем — родителем, защитником, другом. Что-то конкретное вспомнить она еще не могла, но чувство защищенности словно кокон окутало ее, она была маленькой девочкой, сбежавшей от бушующей непогоды в домашнее тепло, крохотной птичкой в сильных и бережных руках.
Алекс, казалось, сам не ожидал такой бури эмоций, в его голосе тоже чувствовались слезы. Он осторожно гладил ее по голове, приговаривая — ну, ничего, ничего, не надо плакать, все уже хорошо.
«Алекс,- Кэсси подняла на него глаза.- Лицо. Разве ты не видишь, что они сделали с моим лицом? Ничего уже не будет хорошо. Алекс...» - и она снова зарыдала.
Алекс осторожно приподнял ее подбородок.
«А что с твоим лицом, милая?» - его глаза смотрели удивленно и немного лукаво.
Кэсси инстинктивно коснулась руками своих мокрых щек.
«Хочешь сказать, твое личико распухло от слез?»
В руке ангела откуда-то появилось маленькое зеркальце с золотым ободком по краю. Кэсси осторожно взяла его и, набрав в грудь побольше воздуха, заглянула в блестящий кружочек.
На нее смотрела сероглазая девушка со вздернутым носиком, губы распухли, светлая кожа с едва заметными веснушками покрылась красными пятнами, глаза действительно опухли,но было ясно, что стоит этой девушке умыться и развеселиться, она будет просто очаровательна.
«Алекс...» Кэсси подпрыгнула и повисла на могучей шее друга, болтая ногами и повизгивая от счастья.
«Ну, пойдем, пойдем, нам очень далеко идти. Все хорошо. Девятнадцать лет — это очень большой срок, если вспоминать как все было раньше. Как же я рад видеть тебя взрослой, девочка моя, ты настоящая красавица. Только выглядишь усталой, но ничего, мы это поправим» - он вел ее за руку по лесной тропинке. Солнце сияло вовсю, листва деревьев, словно недавно омытая дождем, искрилась в его лучах, вокруг росли невероятно красивые цветы на высоких стеблях, воздух был наполнен птичьим щебетом и гудением пчел. Ни о чем не задумываясь, Кэсси шагала рядом с Алексом и его крылья овевали ее приятной прохладой.
Вскоре они уже спускались по пологому склону, поросшему травой, яркими цветами и невысокими деревьями. Кэсси, крича и размахивая руками то убегала вперед, то возвращалась к бредущему все с той же своей загадочной улыбкой Алексу. Воздух, наполненный ароматами лета, пьянил и кружил голову. Она пыталась сообразить, какое здесь сейчас время года? Примулы, перелески — ранние весенние цветы — цвели одновременно с пионами, розами и гортнезиями, на деревцах виднелись плоды — сливы, подернутые легким сизым налётом, груши, словно выточенные из янтаря, багрово-румяные яблоки вообще должны были созреть не раньше августа. Кэсси решила не заморачиваться и сорвать себе что-нибудь, она начала чувствовать голод и это чувство казалось ей удивительно приятным, ведь это означало,что ее тело просило новых сил и жаждало жить полной жизнью. Она подошла к ближайшему деревцу, подняла голову, примериваясь, есть ли здесь, чем поживиться. На расстоянии вытянутой руки висела семейка красных яблочек, у всех с одной стороны желтели словно нарисованные полоски, аккуратные черные кисточки кокетливо смотрели вниз. Сквозь листву на ветке просвечивало ультрамариновое небо с нежными облаками. Кэс вдруг поняла, что не может разрушить эту гармонию, взять и сорвать приглянувшийся плод. Она почувствовала себя чужой среди этой нереальной красоты.
- Милая!- Кэсси радостно оглянулась на голос Алекса, мгновенно потушив зародившуюся в душе искорку боли.-Я приготовил кое-что из еды, иди сюда, присядь.
Кэс подошла к белому прямоугольнику у ног сидящего на земле ангела - салфетке, уставленному пластиковыми контейнерами с салатами, порезанными кусочками фруктами, присела рядом, взяла лежавший отдельно сэндвич с ветчиной и листьями салата. Тонкий кусочек мяса был на удивление ароматным.
-Возьми! - Алекс протягивал ей бутылку кока-колы. Кэсси уставилась на нее словно на дрессированного питона в руке фокусника. Появление до боли тривиальной бутылки в этих фантастических пространствах показалось ей столь же невероятным, сколь нелепым
-.Бери! Ты же любишь, я знаю! - мягко настаивал Алекс. - Да, - пробормотала Кэсси — Люблю, но, знаешь, я бы выпила сейчас чего-нибудь другого... Словно испугавшись, что Алекс начнет предлагать ей другие, гораздо более любимые ею в последние месяцы своей земной жизни напитки, Кэсси стала перечислять — клюквенный сок, сливочное какао, вишневый компот...
- Алекс смущенно пожал плечами, на мгновение отвернулся. Когда он снова повернулся к девушке, в его руке был высокий бокал с ультрамариновым содержимым и сахарной кромкой по краю. На дне виднелись кубики льда, а венчал все жизнерадостный оранжевый коктейльный зонтик и красная соломинка.
Кэсси засмеялась и выхватила бокал из его руки. Алекс просиял от счастья. Кэсси взяла соломинку в губы и сделала глоток. Голубое кюрасао. Этот напиток в былое время показался бы ей безобидной водичкой. Но сейчас запах алкоголя ударил ей в нос как будто в бокале был не безобидный пляжный напиток, а омерзительное виски из бутылки, запущенной ей в голову придурка Сэма.
Кэсси аккуратно поставила бокал на салфетку.
-Знаешь, мне расхотелось пить. Я просто поем еще немножко фруктов, и мы пойдем дальше. Кстати, куда мы идем, ты расскажешь мне?
Алекс с печальным лицом потянулся за бокалом и выкинул его куда-то себе за спину. Звука падения при этом не послышалось. После чего в руке его оказался пластиковый стаканчик с чем-то желтоватым. Кэсси взяла его и решила выпить во чтобы то ни стало, слишком уж расстроенным выглядел ее друг. К счастью, в стаканчике оказался обычный яблочный сок.
-Мы идем домой, милая, скоро мы будем дома и все опять будет хорошо, я же обещал тебе .
Никто и никогда не говорил с Кэсси столь терпеливо и ласково. Она дала себе слово, что больше никогда не расстроит единственное близкое ей на том и этом свете существо.
Они шли долго, незаметно яркие краски дня приглушили сумерки. Кэсси чувствовала усталость, но не осмеливалась спросить, скоро ли они будут на месте.
Алекс неожиданно остановился, спросил — ну, ты готова? Да, - воскликнула Кэсси, не имея представления, к чему же ей надо приготовиться.
Ангел осторожно отклонил большую ветку с разлапистыми листьями, похожими на каштановые — за нею открывался вид на лощину, покрытую едва заметной сиреневой дымкой. По бокам ее ограничивали пологие склоны невысоких гор, похожие на ладони заботливого зеленого великана. На берегу неспешно несущей свои серебристые воды реки стоял дом с двухскатной крышей, красной черепичной крышей с перламутровыми наплывами по краям. Такие же наплывы украшали углы и ступеньки крыльца. Окна составляли разноцветные стекла, на стенах выделялись черные крестики точь в точь как на домах немецких бюргеров в учебнике по истории средних веков.
- Пряничный домик! Ну надо же! - Кэсси заливисто хохотало — Мы живем я пряничном домике? Здорово! А он съедобный ? Мне можно будет отгрызть кусочек стены или крылечка?
- Думаю, мне найдется, чем угостить тебя, кроме как кусочками побелки, - улыбнулся ангел. - Ты совсем не помнишь, как придумывала этот домик? Впрочем, тебя ждёт еще много сюрпризов и воспоминаний. Пойдём, малышка, тебе действительно надо отдохнуть...
Она сидела за письменным столом, заваленным всякой всячиной, в маленькой комнатке с видом на зеленые холмы и протекающую среди них речку. Плакучие ивы, изящно изгибавшие свои ветви, мирное течение темно-синих вод, неизменное ясное небо с многоярусными облаками — разглядывая эти красоты Кэсси ненадолго отвлекалась от своих размышлений, а потом опять начинала перебирать коллекцию разрозненных предметов, собранную здесь неизвестно кем и непонятно с какой целью. Осколки какой-то керамики с невнятными узорами, странные игрушки — тряпичная кукла без лица, грубо выточенный из дерева кинжал или маленький меч, старая книга с рисунками обезьян и людей, непонятный предмет, по форме напоминающий патиссон, матово светящийся изнутри сиреневым цветом — что связывало их? Почему её так тянуло перекладывать их, рассматривать, принюхиваться, даже пробовать на вкус. Разве не было у нее тут других занятий?
Вообще-то эта комната предназначалась не ей. Алекс торжественно провел её по мерцающим разноцветными стеклышками мозаик коридорам в ее «покои», как они их назвал. Кэсс распахнула дверь — и дыханиие её перехватило. Боже, Пэрис Хилтон наверняка задохнулась бы от зависти, если бы ей довелось увидеть этот розовый беспредел. Розовые обои с узором из розочек и сердечек, кровать с огромным балдахином, отделанным мехом леопардовой расцветки, светильники с золотистой бахромой и стразиками.
-Алекс, где набрался этой пошлости? - простонала Кэсси. - Я и за порог не переступлю, ты уж извини меня, пожалуйста.
Алекс, естественно надулся. Ей даже показалось, что у него на глазах выступили слезы. Он сказал, что для переделки потребуется какое-то время, а пока она может пожить в небольшом чуланчике по соседству.
В чуланчике, по размерам равный комнате Кэсси в приюте, где она жила с двумя другими девочками, стояли кровать, стол и шкаф для одежды. Кэс сказала, что ее все здесь устраивает и никуда она отсюда не уйдет.
Алекс вздохнул и согласился.
По утрам она любила сидеть на просторной кухне и смотреть как ее ангел что-нибудь готовит. Его крылья, с виду такие большие, совершенно не мешали ему крутиться около плиты, каждая их частичка как бы парила в воздухе, не нарушая общей гармонии движения, это напоминало движение косяка серебристо-белых рыбок в морской глубине.
-Алекс, почему ты возишься с едой? Ты ведь запросто можешь раздобыть все прямо из воздуха. Как ты это делаешь, хоп — и здесь уже бекон в горчичном соусе с гарниром или утка по-пекински, или..как там ее, фуагра в шоколаде.
- Конечно, милая, - Алекс никогда не жалел времени на объяснения — можно и так, если есть необходимость. Кстати, должен заметить, что фуагра и шоколад — достаточно странное сочетание, я могу тебе приготовить просто фуагра, это ведь гусиная печень, не более того.
- Гусиная? А здесь есть гуси? - удивилась Кэсси.
- Здесь есть все, чего ты пожелаешь. И гуси тоже. Но добывать из них печень мне не понадобится.
- Так ты пойдешь за ней в супермаркет? Закажешь по почте? - засмеялась девушка.
Алекс неожиданно стал серьезным, отставил в сторону сковородку с котлетами и присел за стол.
- Милая, я должен объяснить тебе некоторые вещи. Без этого тебе будет сложно здесь находиться. Понимаешь, этот мир текуч. Как впрочем, и твой мир, из которого ты сюда явилась. Для удобства будем называть его Средним миром, хотя он далеко не средний, но пусть будет так.
- Алекс, извини, что перебиваю, - но если мой мир средний, а твой, как там Верхний, Высший, должен быть еще и нижний. И что значит — текуч? Я не понимаю. Что — вот это все — она обвела вокруг рукой — всего лишь плод моего больного воображения?!
- Подожди, дорогая. Я еще не закончил. Воображение у тебя не больное, а очень даже здоровое, впрочем, как и соображение — он наконец-то улыбнулся своей обычной застенчивой улыбкой.- Видишь ли, люди привыкли считать, что то, что они видят, что происходит вокруг них есть самостоятельные явления, не зависящие от них. Конечно, многие догадываются, что это не совсем так, некоторые пытаются пользоваться плодами своих догадок и небезуспешно...
- А, я поняла куда ты клонишь. Ты говоришь как всякие проповедники в теле-шоу — меняйте мир своим сознанием, молитесь до обрящете. Мы с девчонками как-то пробовали — кто просил, чтобы родители нашлись, кто, чтобы парню понравится. Только брехня это все. Не помогает.
- Видишь ли, молитва только один из способов. Вернее, способ-то один, молитва просто более действенный вариант, отточенный столетиями. Достаточно направить все свои мысли или душевные усилия в каком-то направлении — и реальность начнет меняться. Просто в вашем мире это происходит очень медленно, волны духовной энергии гаснут, часто не достигая цели. Основная задача не достигается, но по пути к ней происходит много маленьких перемен, совершенно незаметных. Волны, идущие от разных людей, налагаются друг на друга, гасят и рассеивают свою силу. Кроме того, сама сила различна, у одного человека она может быть сильнее, чем у других. В разные периоды жизни, в болезни и в здравии она тоже меняется. Понятно?
- Ну, в принципе да. Мне кажется, я понимаю. Но при чем здесь гуси?
- Как я уже говорил тебе, это мир более текуч, чем ваш. Изменения происходят здесь быстрее и по другим законам, чем у вас. Надеюсь, ты не будешь заставлять меня углубляться в дебри молекулярной физики и квантовой механики?
- Нет, ни в коем случае. Я верю тебе на слово.
- Так вот. Поскольку я обладаю значительно более сильными душевными силами, чем человек и мир этот более подвержен такого рода изменениям, я могу соорудить фуагра , не причиняя зла бедным птицам. Правда, для этого мне придется узнать, каково оно на вкус. Но для этого есть свои методы.
- Понятненько. Стоит подумать над своим меню. Хотя не бойся, я не особо требовательная.
- Да, я уже заметил — ответил Алекс с ноткой печали в голосе.- Тебе хочется лакомиться тем, чем тебя не докормили в детстве.
- Не задумывалась над этим. Но, пожалуй, ты прав. - Кэсс на мгновенье опустила глаза-Послушай, ты, наверно, обиделся из-за того голубого напитка, кажется кюрасао?
- Нет, что ты — встрепенулся ангел, - и в мыслях не было!
- Послушай, а вам что, не показывают нашу жизнь? В смысле — ваших подопечных?
- Да, действительно. Правила не позволяют этого. А как ты догадалась?
- Иначе ты бы знал, какими напитками спаивают в барах глупых девочек, едва вырвавшихся на долгожданную свободу...
Алекс покраснел.
- Прости, я изучал пристрастия девчонок твоего возраста, разноцветные коктейли, розовые спальни, маленькие собачки — у меня еще много чего было для тебя приготовлено. Но я понимаю, что совсем не знаю и не понимаю тебя.
- Выходит так — усмехнулась Кэс.- Хотя против собачки я точно ничего не имею.
 
После сытного завтрака Кэсси гоняла по округе на велосипеде, совершила прогулку в горы, искупалась в чистейшем озере, рискнув постоять под стекавшим в него водопадом. После обеда она уснула как убитая. Вечером, сидя напротив Алекса в кресле перед камином с пылающими дровами, она решила продолжить разговор.
- Алекс, а там, наверху, ну, в твоем мире — у вас есть женщины?
Ангел оторвал взгляд от танцующих язычков пламени — Прости, я не расслышал, про что ты спросила? Про каких-то женщин?
- Ну, про женщин, ваших женщин, женщин-ангелов? Как они выглядят? У них такие же крылья, как у вас, у мужчин? Как они одеваются? Они красятся? Каблуки, наверно, не носят. Хотя каждая женщина на каблуках мечтает о парочке крыльев.
Алекс недоуменно взглянул и вдруг заливисто рассмеялся. Он хохотал так громко, что Кэсси стала опасаться , не стало бы ему плохо после такого непривычного веселья. Она подумала, что его так позабавила ее шутка про каблуки.
Наконец он остановился и стал объяснять:
- Милая, понимаешь, у нас нет необходимости размножаться. Нам не надо создавать разность потенциалов между существами, подчеркивать их различие. У нас нет пола, да и тела в вашем понимании не существует, мы лишь видимость, подходящая для общения с вами и жизни среди привычных вам вещей.
- Но почему вам не надо размножаться? Вы живете вечно?
- Вечно? Понимаешь, для нас не существует времени. Вот как ты узнаешь, что прошло какое-то время?
Ну, не знаю, я же вижу, день наступил или ночь. Потом люди меняются со временем, вещи, природа — все меняется.
- Вот. А в нашем мире ничего не меняется. Каждый из нас заключен в скорлупу своего «я». Перемены, которые мы можем там совершать, сводят на нет все перемены мира. Кто-то может запросто так существовать, а кого-то тянет сюда, здесь можно ощутить красоту недолговечного, почувствовать свою причастность к ней. Для меня это значит ощутить себя...живым. Ты нужна мне, Кассандра, поверь мне, не меньше, чем я тебе.
Кэсси почувствовала резь в глазах. Она встала, подошла к своем ангелу и обняла его большую теплую голову. Слезы капали в его золотистые волосы, от которых пахло какими-то тонкими благовониями.
- Кэсси, глупенькая, ты меня задушишь!
- Тебя невозможно задушить, ты сам только что признался!
- Тогда пойдем выпьем чаю, все-таки тебе пора уже на боковую.
Перед сном она долго размышляла, глядя в деревянный потолок — а могут ли ангелы спускаться в ее настоящий, земной мир? Почему она здесь одна? Неужели ее величество достойно своего персонального ангела? И если да, почему он не охранял ее непутевую жизнь должным образом? И кто та женщина, видение которой посетило ее в тоннеле Превращений, как она теперь его называла, содрогаясь от воспоминаний о своем там пребывании. Те вещи, что она здесь нашла...Эх, надо всем этим можно было размышлять бесконечно. Незаметно для себя она провалилась в долгожданный сон.
Утро было неожиданно пасмурным и прохладным. На небе сбивались в кучки небольшие серые облака. Она успела уже забыть, что небо может быть пасмурным.
Кэсси открыла окно, вдохнула прохладный воздух. Неожиданно её обуяла жажда деятельности.
Проигнорировав громогласное приглашение Алекса к завтраку, она вскарабкалась по винтовой лестнице на чердак, как и положено, заваленный всяким хламом. Из угла на нее свалилась огромная бамбуковая удочка. Пошарив рядом с местом, где она стояла, Кэсси нашла алюминиевое ведро, а в нем поплавки, крючки, совочек и еще какие-то непонятные её прибамбасы. Рыбалка! Вот что сейчас ей надо! Спокойно посидеть у водной глади, прокручивая в голове все, что накопилось за прошедшее время.
- Алекс! - проорала Кэс, с грохотом вваливаясь в кухню. - Бросай свое тесто, у нас на завтрак будет рыба!
Алекс покорно вздохнул, вынул венчик из миски и положил его в раковину.
- Но ты должен мне все объяснить. Как приделывать крючок к леске, как закидывать, как это...подсекать. И побыстрее, я слышала, рано утром клев самый лучший.
Алекс вытер руки о передник, сел за стол и , даже не задумываясь, стал излагать подробности рыбачьей науки. Кэсси нетерпеливо слушала, ерзая от нетерпения.
Когда она почувствовала себя достаточно насыщенной полученными знаниями, то подскочила, звонко чмокнула ангела в щеку и побежала по направлению к выходу. С полпути она вернулась — он же не сказал, где она должна накопать червяков.
Алекс пожал плечами, подошел к пузатому холодильнику с гордо изогнутой ручкой и вынул оттуда пластиковую белую коробочку.
- Вот они, зачем тебе в земле копаться.
- Ну Алекс, вечно ты со своими фокусами - расстроилась Кэсси.- В следующий раз не вздумай вмешиваться в мои предприятия!
 - Следующий раз, ну-ну, - пробормотал он себе под нос, когда Кэсси наконец-то выбежала из кухни. Или это ей показалось?
Кэсси никогда раньше не подходила к речке близко. Здесь было и без того достаточно интересных мест благодаря невероятному смешению ландшафтов и времен года.
Поднимая ведро и удочку повыше, она пробиралась через мокрую высокую траву и чувствовала себя наконец-то при деле. Какой же замечательной рыбы она наловит, здесь не может быть другой. Кэсси представляла себя с огромной рыбиной в руках. Надо будет не забыть придать лицу выражение запредельного счастья, какое бывает у всех рыболовов рекордсменов. Пусть Алекс убедиться, что и она на что-то годна.
Кэсси нашла наиболее подходящее по ее представлениям местечко, поставила ведро на землю, достала из коробочки темно-красного червяка и безжалостно проткнула его крючком. Кэс не думала, что будет ощущать себя при этом нацисткой из концлагеря. Хорошо еще, червяки не пищат как устрицы.
Залихватски размахнувшись, Кэсси закинула леску чуть ли не на середину реки. Ха-ха, а еще рассказывают всякие байки о новичках, которые сами себя ловят на крючок. Кэсси — суперзвезда, укрощает не только взбесившуюся биомассу, но и самые длинные удочки на свете.
Держать удочку на весу было тяжело, она приладила ее на рогатку, лежавшую в ведре с остальными принадлежностями и принялась наблюдать за алым поплавочком. Грибок - перевертыш мерно качался на волнах, как вдруг ей показалось, что он дернулся и на мгновени скрылся под водой. Сердце Кэсси бешено заколотилось, закусив губу, она осторожно взяла удилище в руки и стала ждать. Дернуло вполне ощутимо, потом еще, она собралась осуществить победный рывок удилищем, но — что это? По леске вверх карабкалось какое-то маленькое существо с лапками, похожее на ящерицу. Кэсси от неожиданности заорала и выпустила удилище из рук. Потеряв равновесие, она плюхнулась на прибрежную траву. Прямо на нее из воды глядели несколько пар круглых глаз. Рот у Кэсси приоткрылся сам собой. Гладкие рыбьи мордочки одна за другой высовывались из воды, за ними появлялись лапки — точь в точь лягушачьи, чешуйчатые бока змеились разноцветными узорами — ходячие рыбки не спеша выползали из воды и вразвалочку топали прямиком к остолбеневшей рыбачке. Самым удивительным и неприятным было то, что мордочки рыбешек — а самая крупная из них весила не больше фунта — явно что-то выражали — то ли удивление, то ли враждебность, то ли любопытство. У Кэсси не было навыка определения рыбьих эмоций, как-то ей все попадались бестолковые рыбы, по большей части жареные или вареные.
Кэсс медленно стала пятиться словно краб, перевернуться и побежать ей не приходило в голову. Наконец первая прохладная лапка коснулась ее руки и Кэсси с упоением заорала. Что-то прохладное залезало ей под штанину, кто-то карабкался по ее рукаву, она почувствовала на щеке прикосновение, обернулась — желтые глаза с огромными черными зрачками таращились на нее с расстояния десяти сантиметров. Кэсси приготовилась стряхнуть их обладателя со своего плеча, но его ротик с опущенными вниз уголками вдруг растянулся в улыбке. Пронзительно визжа, Кэсси вскочила на ноги и припустила что есть сил в направлении дома. Она размахивала руками, подпрыгивал и пританцовывала, не переставая при этом издавать все доступные ей звуки от воплей до похрюкивания.
Алекс спокойно ждал ее на крылечке.
- Насколько я могу заметить, рыбалка удалась. Пойдем дорогая, надеюсь, мы наконец-то сможем позавтракать.
Кэсси провалялась в постели целый день. Пыталась дремать, но вместо забытья ее настигали какие-то тошнотворно-достоверные картины из ее земной жизни. То она стояла у окна в уборной и курила, вздрагивая от каждого звука, доносящегося из коридора. То нащупывала горлышко бутылки, которую мгновением позже швырнула в голову невезучего Сэма. То задрав голову рассматривала небоскребы в первый день своего приезда в Большой Город.
Не самые неприятные, но от этого не менее мучительные воспоминания. В конце концов она собрала остатки воли в кулак, встала и уселась за стол.
Ей давно хотелось перебрать вещи, которые на нем валялись, неизвестно кем и когда оставленные. Скромный быт Алекса вряд ли подразумевал их наличие.
Кэсс задумчиво взяла потертый фолиант в кожаном переплете и открыла страницу наугад.
На нее искоса смотрел тщательно в немыслимых подробностях нарисованный волосатый человек в смокинге и узких ботинках. Руки и лице человека были покрыты густой порослью, но художнику удалось передать печаль и ум, светившиеся в его глазах.
Кэсси продолжала листать страницы. Индейцы Северной Америки с гордо-отрешенными физиономиями. Карлицы-циркачки и гигант-швейцар, головой подпиравший вход в шикарный отель.
Черепа, осколки каких-то древних сосудов. Многочисленные таблицы, иллюстрирующие формы ушных раковин, разрезов глаз, пальцев.
Что же это за удивительная книга? Текст был на немецком языке, из которого она знала лишь пару слов, вроде данке и шнапса. Однако очень скоро она смогла свободно читать и понимать его.
Автор книги увлеченно доказывал, что человек есть продукт эволюции и все изменения, кажущиеся чудовищными или странными есть последствия ошибок, а возможно, и поиска природы в его развитии. Что люди отличаются между собой лишь благодаря месту своего рождения и условиям существования. Что абориген из Южной Австралии обладает разумом и чувствами обычного человека, развитыми сообразно его образу жизни, а не примитивными инстинктами.
Все это было не ново в двадцать первом веке, однако страсть и обилие аргументов, которыми оперировал ученый, наводили на мысль, что в его время подобные идеи считались едва ли не вольнодумством.
Кэсс даже не ожидала, насколько ее может увлечь подобное чтение, особую прелесть книге придавали черно-белые гравюры, в каждую их которых художник вкладывал особый смысл. Странные люди не представляли собой только лишь свою странность. В них были достоинство, осознание себя, ничего смешного или нелепого. Она подумала, что автор и иллюстратор хорошо знали друг друга и, возможно, даже были единомышленниками.
Неожиданно ее тряхнуло, комната погрузилась в какой-то пыльный мрак, вокруг послышался грохот, похожий на разрыв снарядов. Кэсси судорожно вцепилась в книгу, страницы которой вдруг стали из желтовато-серых белоснежными.
- Закрой ты ее, болван! Бежим! - раздался сверху голос, принадлежавший то ли подростку, то ли молодой женщине, осипшей от ужаса.
Кэс захлопнула книжку и попыталась засунуть ее в котомку, болтавшуюся на плече. Поскользнулась, скатилась в какой-то овражек. Ее тело стало совсем маленьким и легким. И плохо слушалось ее.
Совсем рядом раздался взрыв, комья земли посыпались на голову, Кэсси неловко прикрылась локтем, пригнулась. Ее взгляд упал на лежавшего на дне оврага — или окопа — мертвого мальчика лет пяти — глаза открыты, выражение лица без тени мучения, спокойно-отрешенное, вместо живота кровавое месиво. Она не испугалась, только отметила про себя - Альберт Шальц, сын аптекаря. Они иногда играли вместе. Он был плаксой, вечно бегал жаловаться взрослым. От того они и не успели подружиться.
Руди наклонился и закрыл малышу глаза.
- Рудольф! Что ты делаешь? Ему ничем уже не поможешь, давай руку! Бежим! - он подал руку Ханне, она что есть силы дернула его наверх и тут только он почувствовал острый приступ тошноты.
Ханна тащила его за собой, он видел спины в клетчатых пальтишках, ботинки, оскальзывающиеся в грязи и неожиданно понял — незачем бежать, их все равно убьют, убьют всех. Автоматные очереди и веселые голоса солдат были совсем близко. Он споткнулся и выронил книгу. Книгу его отца. Книгу, которую они вместе читали вечерами втайне от мамы, считавшей подобное чтение преждевременным и вредным. Папа увлеченно рассказывал истории о разных странах, необычных людях. Руди дивился, но не показывал виду. Он знал, что обязательно увидит и проверит все сам.
Некому было бы теперь рассказать. Он никогда не позволял себе вспоминать родителей, незачем и сейчас.
А ведь у Ханны оставался где-то отец, она рассказывала, что он успел бежать с поддельными документами. Возможно, ее еще где-то ждут.
Руди бухнулся на землю и вывернул свою руку из сухой ладони девушки. Услышал ее отчаянный визг. И неловко покатился назад.
У него больше не было сил терпеть этот животный страх, смерть хороших людей, гибель такого знакомого ему мира. После которого не будет уже ничего.
Рудольф уже видел фигуры преследователей, паливших даже не целясь, видимо, желая растянуть удовольствие. Все, что он хотел — это успеть схватить книгу.
Он увидел ее, успел. Встал в полный рост, поднял над головой, прошептал одними губами — все люди рождаются равными - любимую фразу своего отца и взорвался невыносимой болью, врываясь назад в рассудок и тело Кэсси.
 
Алекс вбежал в комнату на ее крик, прижал к себе, пытаясь успокоить.
- Почему? Почему он это сделал? - завывала она.- Он сам, зачем? Почему? Кто-нибудь спасся? Ответь мне, Алекс? Скажи, что он погиб не напрасно.
- Я скажу тебе, милая. Спаслась Ханна, еще двое мальчиков и девочка. У всех потом были дети, кажется, кто-то из них жив до сих пор. Такое часто бывает среди людей, чудом избежавших смерти.
- Но Руди, скажи, у него был шанс? Почему? Зачем он даже не попытался, Алекс?
Ангел вздохнул и отвел глаза.
- Я не знаю, милая. Мне не дано знать.
Кэсси подошла к окну и уставилась в кружевное сплетение ветвей за окном.
- Да, Алекс. Тебе не дано знать. Почему я даже не пытаюсь. Ведь это была я, не так ли?
Она стала хватать вещи, валявшиеся на столе — из разных времен, стран, возможно даже миров — скажи — это ведь было мое правда? И общее у этого хлама только одно — это все принадлежало детям, максимум подросткам? Никто не пытался задержаться там подольше, правда? Это ты имел в виду, когда при встрече сказал мне, что в этот раз все не так уж и плохо?
Алекс поднялся, молча кивнул и, понурив плечи, вышел из комнаты.
Кэсси бросилась на кровать в надежде снова разрыдаться. Но вместо этого долго исподлобья пялилась в странный узор на обоях — то ли завитки растений, то ли рога спрятавшихся в зарослях быков.
 Продолжение следует