Предчувствия Даниэля. Глава 11

Янтарное солнце начало своё шествие по небосводу, изгоняя ночную темноту. Это был первый по-настоящему жаркий день этого года. Весна, как наливающийся тёплым и ароматным соком плод, скоро должна была созреть в Лето.

Но было что-то удушливое в цветочных и травяных ароматах. Но было что-то разящие в прямых припекающих лучах. Для кого-то могло не наступить лета, как и завтрашнего восхода древнего янтарного солнца.

Его поглотила темнота тогда, когда двойник его был рождён в красках, а отражение его начало распадаться на нарисованных волнах. Ева впервые за долгое время взяла в руки кисть. Сегодня она расписывала ту единственную глубоко-синюю стену в студии Даниэля. Этот цвет послужил фоном для той картины, что она старательно и талантливо ваяла. Она изображала море. По задумке, должно было казаться, что стоишь на возвышенности, например, на краю высокого уступа. А впереди простирается даль, что плавно иссякает на горизонте. Пока было непонятно, что должен понимать смотрящий – зарю вечернюю или утреннюю. Ева сама пока не знала. Лёгкой и изумительно небрежной рукой она, подчиняясь своему чутью, делала определённые акценты, довольно смело обходясь с цветом и манерой написания. Недавно Даниэль сказал ей, что всякий раз, когда он смотрит на эту пустую стену, он хотел бы видеть примерно такой пейзаж. Ева предложила его изобразить. И идея ему довольно-таки приглянулась. И вот она уже несколько часов работала над ней. Но в студии была не только она и её муза, а ещё и её Дани, Скольд Дикс и Вильгельм, что, по большому счёту, бездельничали.

Озадаченный Скольд держал перед собой огромный веер карт. Но большой выбор их его не особо радовал. Ему нечем было отбиться. Вильгельм молча и довольно ждал каких-либо его действий. Он с удовольствием поставил два козыря, а другие два уже вышли из игры. Скольд скривил капризно губы и сказал:

- Я не буду это брать. Этот кон – ошибка.

- Раздавай заново, - спокойно промолвил Вильгельм.

Тот диван, на котором они играли, не знал большего разочарования, чем то, что было от проигрышей у Скольда. Если, конечно, исключить один случай, когда Даниэль на этом же месте обнаружил двойной поролон вместо объёмной груди у одной премилой дамы. Но всё это осталось для него где-то в прошлом...

Дани был возле Евы. Она, соответственно, отвлеклась от работы. Он воодушевлённо ей молвил:

- Ты как хочешь, но ты всенепременно должна увидеть мой родной берег. Это такое место!.. Наверное, оно достойно небожителей...

Скольд, небрежно и очень быстро мешая карты, присоединился к их разговору иронично:

- В миллионный раз Велиар изливает тоску по дому. Небожители! Просто скажи, что там хорошо. И вино там хорошее. И тебе там хорошо. И свози девушку туда наконец-то!

Даниэль ответил с азартом:

- А вино там действительно замечательное! У меня сохранилось немного его. Вы не хотите? Это не застолье. Просто побудем ценителями.

- Звучит занимательно... - ухмыльнулся Скольд.

Ева задумчиво спросила у Даниэля:

- Я думаю, может, сделать водную гладь более туманной?

Мой герой неожиданно вспыхнул озарением:

- Скольд. Ско-о-ольд! Ты помнишь нашу первую встречу в Мидиане? Когда мы сидели на набережной? Просто сейчас Ева сказала про туман, и я тут же вспомнил ту реку. Она была затянута мглой.
 
- Смутно, если честно, - раздавая карты, буркнул тот, не поднимая глаз.
- Как же так! Мы с тобой говорили о Вуне. Ты мне про него доложил!
- Ах, да! Ты уверял, что в Мидиане восторжествует правда, а я сказал, что ты бредишь, - осенило Дикса.

Даниэль продолжил:
- Я говорил, что мы сыграем на главной площади на глазах у Андерса и множества своих зрителей. И это будет протестом, бунтом против того, что несправедливо. Что у нас будет своя студия, и я напишу песни Ей. Мне тогда было двадцать два. Как много времени ушло! И знаешь, Скольд. Ты мне не верил. Ты настаивал, что у Мидиана нет выхода. И мы заключили пари, что всё будет так, как верю я.

- Откуда ты знал, что всё в точности сбудется?! И что же? Получается, я тебе проспорил? Я тебе должен желание? Ты бы ещё вспомнил через тысячу лет о той беседе… - и Скольд снова взял всё, что было поставлено на кон.
 
- Нет, всё происходит своевременно. Поэтому всё в силе, - смеялся Дани. Он вольготно уселся за стол, положив на него ноги и чуть откинувшись в кресле назад. Сейчас у него на секунду странно и неестественно руки упали плетьми, как будто их покинула жизнь. И голова его как от бездыханной немощи склонилась к его плечу. Эти пугающие черты наблюдала Ева, когда на него взглянула. Ей показалось, что в его образе проскользнула мертвенность. У неё похолодело под сердцем. Она отложила кисть.

- Что же тебе? Давай говори скорее… - желая скорее отвязаться, выдал ему Скольд, глядя в уплотняющийся веер своих карт.

- Я даже и не знаю… Ну, поскольку у меня всё есть, то просто достань бутылку с вином и открой её, - предложил Даниэль.

- Это всё? – немного недоумённо приподнял брови Скольд, уже думая, что Даниэль заставит его съесть килограмм васаби.

- Да. И разлей по фужерам. Поухаживай-ка, - улыбнулся мой герой.

- Думается мне, то, что советует Даниэль важнее этого кона. Его ты снова проиграешь… - деликатно намекнул Вильгельм.

- Велиар, несостоявшийся сомелье. Ленивый, к тому же, - Дикс положил карты мастями вниз и направился к бару. Он открыл дверцы, полминуты поискал то, что необходимо. Скоро было всё готово: он открыл штопором пробку и принялся теперь разыскивать в сумрачных глубинах шкафчика фужеры. Всё происходило так долго и неуклюже, что Даниэль попросил:

- Скольд, подай мне моё родимое.

- Это уже не входит в уговор, - пожал плечами Дикс.

Тогда Даниэль подошёл и взял сам. Как только холодное стекло попала в его решительные руки, Ева прошептала очень неуверенно и слабо, сама не ожидая такой предостерегающей реплики:

- Не надо, Дани.

Она не понимала, что с ней творится. Её душа тоскливо и недужно сжималась, а появление этого багрового дурмана было зловещим.

Даниэль приложил горлышко к губам. Сделал несколько небольших глотков. Барабаня пальцами по звенящему стеклу, он обратился к Еве, будучи совершенно спокойным:

- Ты сейчас сказала что-то? Не расслышал.

Ещё мгновение и непринуждённость исчезла с его лица. Он замер. Ева поняла, что происходит нечто страшное. Она пристально смотрела на Даниэля широким и пронзительным взором, боясь дышать. Он попятился на пару шагов и вылил на пол всё содержимое злосчастного сосуда. Это его кубок смерти. Багряные нечистоты.

- Оно отравлено… - зашевелились его бледнеющие губы.

Скольд повернулся к нему так резко, отрываясь от поиска фужеров, что задел что-то в баре локтём. Ева слышала обрушившуюся лавину сотни осколков. Она видела, как Даниэль, из уголка рта которого просочилась алая капля колдовского снадобья, улыбнулся чуть приметно. Этому жесту нельзя найти определения. Его мало назвать отчаяньем. И Еву захватил лёд. Явь, отвратительная, неприемлемая, закружилась перед ней, как чёртова карусель. Она видела, как Даниэль схватился за горло, как он начал задыхаться и терять сознание, падая на колени. Вильгельм вопил:
 
- Где противоядие? Где?!!
- Даниэль! Давай же, давай! Приходи в себя! – и Скольд пытался привести его в чувства отчаянными пощёчинами, когда в его теле, распластанном на полу, уже, казалось, еле билась жизнь. Сознание в нём теплилось. В мозгу его лишь вертелось: «Что же будет с ней?..» Но всё растворялось в заполняющей его рассудок серости. Он видел седую быструю реку, в которой находился. Впереди шумел водопад. И с каждой секундой гремящий звук его становился всё явней и оглушительней. Течение ускоряется. Вязкий поток его не отпускает, накрыв с головой. И совсем близко – безвозвратное падение вниз. Но - последняя попытка выбраться из бесцветного небытия.

«Западный коридор… веранда… на полу…» - произнёс он слабо, не поднимая век. Возник удаляющийся бег Скольда и Вильгельма. И вот он ощутил её горячие слёзы на своей коже, её руки взявшие его лицо. Последнее, что он слышал, было её надломленное:

- Я умоляю, держись... Живи!.. Я люблю тебя!..

Перед ним возникла та самая квартира Кристиана, та комната, в которой тот творил. Всё было именно так, как он привык десятилетие назад видеть в ней. Задёрнутые шторы, та же протёртая обивка. Пахнет дымом тяжёлых сигарет де Снора. Тут Даниэль услышал когда-то в первый раз пение Адели. Но никого кроме Дани нет здесь. Это сюжет погубленного прошлого, в котором суждено застрять в терзаниях навсегда? Это и есть наказание ада?

Полумрак принялся рассеиваться. И в мановение ока всё стало растворяться в свете, как сгустки теней, пронизанные кристальными лучами. Стены сделались полупрозрачными и как будто заиграли трепетом. Это были серебристые бабочки. Они поднимались в воздушно фарфоровую высь огромной стаей. Даниэль следил за их полётом, пока они не пропали из вида. И теперь он стоял посреди белоснежного. А перед ним неподалёку была Адели. Он никогда не видел её такой лучезарной и источающей умиротворение. И он тихо приблизился.

- Я глубоко виноват перед тобой, - произнёс он сдавленно и скорбно.
- Нет, не кори себя. Так должно было быть. Я теперь знаю, - и ему казалось, что голос её сверкает, как чистейший родник.
- Я так давно хотел увидеть тебя хотя бы во сне...
 
Адели подняла ясные глаза вверх, точно уловила что-то. Она розово улыбнулась Даниэлю:

- Слышишь? Её душа благословляет Небо. Будь с ней счастлив так, как мы с тобой не смогли. А то, что происходит сейчас, и есть сновидение. Так проснись.
 
Россыпь ярких звёзд сияла через стеклянный купол в спальне Даниэля. Ева лежала возле него. В лёгкой темноте она видела, как тихо вздымается его грудь. Он дышит. Он жив. Именно та последняя капля противоядия, что осталась во флаконе, сыграла свою роль. Скольд и Вильгельм не только выискали ту затерянную склянку, но ещё и отнесли Даниэля, что был без сознания, сюда.

И сейчас каждое мгновение было для Евы дорого и исполнено благодарности за то, что он остался здесь. За то, что сейчас его профиль так спокоен и нежен. Она хотела смотреть на него до зари, оберегая его покой, и уйти, оставшись незамеченной.

Она осторожно прижалась лбом к его плечу. Его дыхание чуть вздрогнуло. Он очнулся, покинув то белоснежное пространство и возвратившись к ней. Медленно открывая глаза, он повернул к ней голову. Его знобило. Он ощущал огромную слабость. Его переполняло торжественное и бесценное осознание того, что он спасён от гибели. И рядом с ним она - такая тёплая, благоухающая, одухотворённая и обожаемая. В сердце его правила нежность. И он желал сказать ей всё о своих чувствах. Но вопреки этому, он сейчас только смог изречь хрипловато:

- Попили вина. На хрен.
 
Ева чуть приподнялась. Она лишь растерянно и быстро проговорила:
 
- Я пойду к себе. Так лучше...

Он отрицательно покачал головой с улыбкой. И молча, утягивая обратно, прижал её к себе. Она лежала на его груди, в его объятиях. И, конечно же, ей не хотелось никуда уходить.
 
- Вот так будет действительно лучше, - засыпающим и тающим голосом сказал он.