Отгремели салюты Победы

Слово первое.

- Здравствуй, мужик! – сказал парень.
Человек выпрямился, отёр пот со лба.
- Здравствуй, пришлый человек… ты устал с дороги, я смотрю… - мужик посмотрел на пришельца усталым взглядом.
- Ты почему плачешь, мужик?
Мужчина отнял руки от лица:
-  Я не плачу, я - устал…
- Ну, от чего ты можешь устать, ведь всё – хорошо, а ты – устал! Дед, ты давай – не дури!
 Старик встал, закурил… «Хорошо, что эти ребята любят жизнь… любят жизнь… хорошо, что они всё это понимают…» - думал он. «Хорошо, что вы в мире живёте, дети мои…».
«Я плачу, но эти слёзы – для вас, я просто люблю вас» - думал ветеран;
«Дети, миленькие, я вас очень люблю! Очень! Солнышки мои, ягодки!».
«Мои сыны, дочери, я – вас люблю! Я потерял своих родных, но вы – моя надежда, вы – моя опора!»
«Вы – советские люди, и вы – победители! Я люблю вас, и горжусь вами! Спасибо вам, ребята, вы – нас поддержали в тылу! Спасибо огромное вам! Вы – это та сила, которая остановит любую мразь, что на нашу землю пойдёт. Вы остановите любого врага, кто пойдёт на нашу родную землю, потому-что вы – русские, и преград для нас нет…»

Слово второе.

- Мужик, привет… Я на твою землю так смотрю, и мне она очень нравится… давай, я сейчас свою мотыгу тут глубоко воткну, и заберу её…
 Мужик снова посмотрел на небо вольное, отряхнулся…
- Иди-ка ты отсюда… это – моя земля, ты же сам видишь… пашу я, не мешай…
- Не, ну как… мы её – заберём! – кричал сосед, и прыгал, стараясь перед мужиком скрыть свои кровавые амбиции.
 Мужик молчал… молчал, потому - что он просто думал: как удобнее ударить по пришельцу, чтобы его сразу свалить на земь, а потом закопать – земли хватит… «Моя земля… зачем они на неё идут…»

- Мама! – закричал он. – Ма-а-ама-а-а… - уже тише, мягче повторил он.
- Что, Ильюша? – женщина потянулась к мужчине.
- Мама… - мужик сидел за столом, поникнув головой…
- Что, солнышко моё любимое? – мама обняла сына.
- Мама… Родину надо… защитить… - женщина вскинула тревожный взгляд на своего сына, - мама, молчи - я иду… - Илья был суров, и по его виду было ясно – он не хотел слушать никого, и не терпел возражений.
- Сынок… пожалуйста… ты же знаешь – война! Хватит, навоевался уже! Ну, не уходи! Молю тебя!!!
- Мама… - тут Илья хотел сказать, но мягко взял руку матери – в свою, посмотрел на неё, и сказал: - Мама… Мамулечка… я ухожу, и всё – уйди с дороги… я не хочу больше… - Илья осёкся, и посмотрел вперёд; казалось – он видел дальше... намного дальше, чем кто-то другой…

Слово третье.

- Р-р-рота-а-а! – закричал конник, блеснув шевронами в петлицах, - ну, что – готовы?!
- Да, я готов… - ответил я, пока ещё не зная – как сейчас отвечать по уставу.
- Слушайте меня! – встрепенулся молодой мальчишка на коне; он был очень молод, но вид красной звезды на будённовке, бравый вид офицера и его сила во взгляде мне придали уверенность, «это – наш командир!». – Слушайте меня! – услышал я снова. - Мы пришли защищать Советскую власть в вашем районе! – мальчишеским голосом кричал паренёк, - а кто против, и саботажников – я расстреляю!

Рассказ.

- Я убью его, этого байского выкормыша! – ударив своим громадным, узловатым кулаком по траве – закричал Онгарбай, когда узнал, что сосед пытался приставать к его жене.
- Так! – ударив своей маленькой, с тонкими пальчиками, ладошкой, по спине Онгарбая – закричала Джамиля: - Я приказываю это, как лейтенант Красной Армии – спокойно! Мы все своё уже отстреляли, пора страну поднимать!
 Мужчины притихли. Это были настоящие мужчины, прошедшие страшную войну, и которые уважали людей – за поступки, за его славные дела.
 Онгарбай и Петруха осунулись, потом нехотя сказали, на выдохе:
- Есть…
 Джамили взгляд стал снова мягким, её глаза снова засветились теплотой.
- Куда ему – до тебя, -  девушка обняла мужа, но потом отпрянула, заглянула ему в глаза, и сказала: - Я тебя люблю, потому что ты  - мой мужчина. Понял?
 Онгарбай любил Джамилю, но не мог просто так вытерпеть её взгляда; он посмотрел в пол, потом – в окно… покраснел… «Какое чистое небо…», - у мужчины от этой мысли защемило сердце… Никто на нашу землю с мечом не придёт, а придёт – я его убью…»
- Я тебя тоже люблю, – сказал мужчина.
- За вас, друзья! - показывая в улыбке редкие, но крепкие зубы – сказал Петруха, поднимая стакан.
- За вас, мужики! – Джамиля резко подняла стакан, потом поднесла к губам, и выпила, закинув назад голову.
 Онгарбай и Петруха выпили.
- Анабай, Джамилька… - сказал Петруха, снова разливая водку по стаканам, - давайте - за Победу…
- За нашу Победу… - хором сказали молодожёны.

 Три сильных человека думали сейчас только – о мире. Они устали воевать: пехотинец - Онгарбай, разведчик – Джамиля, и артиллерист – Пётр, а просто – Петруха. Они радовались (а в душе – просто плакали и рыдали), что война – закончилась, и наконец-то они могут вернуться к своим любимым делам. Самый старший был из них – Петруха, но тридцатилетние Онгарбай и Джамиля его считали ровесником – так распорядилась война, и сам Пётр этому не противился, а даже – радовался, ведь они – близкие люди, и никто их  не разлучит; но в тайне молодые всё же считали Петра старшим, как никак – он прошёл и Империалистическую, и Гражданскую войны, а сейчас – Великую Отечественную.
- Ну, мужики – наших ребят помянём… - подняв стакан, Джамиля заплакала.
 Онгарбай обнял любимую свою женщину, погладил её по голове.
- Ну, скажи – почему?! Я этих сук, сволочей - ещё бить, и убить готова! – уткнувшись в широкое, могучее плечо Онгарбая - рыдала Джамиля; потом она подняла красное, заплаканное лицо, и тихо сказала: - Я их ещё убью! Я их убью - за Сашку, за Петю, за Мальчиша, за нашего командира – за всех, за всех убью-ю-ю! Слышите, мужики – я убью их… - обратившись к однополчанам - тихо, шёпотом, говорила Джамиля и, зарыдав, обняла мужа.
- Ну, всё… всё… кончилась война… - Онгарбай гладил свою любимую по голове, по плечам, и не знал – что сказать, зато он знал – что сейчас надо молчать.
 Петруха ничего не говорил… потом, о чём-то подумав, сказал:
- Ребята… меня одна девочка-санитарка вытащила, когда мы Дунай проходили…
- Так, говори… – сказал Онгарбай.
- Ну, и вот… замкоммедчасти, капитан, где я своё… - Петруха улыбнулся, и погладил на голове шрам от осколка, - …свою царапину получил, там…
- Ну, чего тянешь – говори! – красное от слёз лицо Джамили посветлело.
- Там капитан медслужбы, в общем – наш земляк!
 Онгарбай посветлел лицом, но вскоре мужчина стал хмурым…
- Эй, ты чего – земляка сейчас найдём же! – запаляясь, весело закричала Джамиля, глядя на мужа и Петра.
 Онгарбай рукой провёл по лицу, прикрыл рот, глубоко вдохнул, а потом резко дунул в ладонь.
- Мы узнаем ещё про ребят… - мужчине стало страшно, вот так – в мирное время, от той мысли – что он может узнать о гибели ещё других своих знакомых.
 Петя потёр с силой лоб.
- Да… так уж есть, ребята мои… А Фахруттдин-то – вернулся…
- Мальчишки, идёмте за ним и всеми… Петька, а ты знаешь – где наш капитан живёт?
- Да, они напротив меня живут… я тогда ещё молодым пареньком был, а он совсем ещё дитятко - я его на велосипеде катал… он смеялся так заливисто, и я его катал быстрее – чтобы он ещё больше смеялся…

- О, а вы Ильясика – помните? – однополчане шли по центральной улице города, и вспоминали своих родных, соседей, одноклассников, друзей; всех тех, кто ушёл на фронт, на защиту Родины.
 На вопрос о мальчишке Ильясике, очкарике и любителе ловли кузнечиков – Онгарабай сказал:
- Это тот, кто вечно за мотыльками гонялся, и за саранчой?
- Да! – ответила Джамиля, - ты помнишь: его перед войной из Алма-Аты - в Москву уже перевели?
- Погиб он…
- Как? – хором, и тихо привычно спросили ребята.
- Товарищ капитан…
- Отставить… - махнул рукой, и перебил мужчину молодой, но с большим количеством наград - совсем юный парень, - мы дома, братец… - добавил он, и с мечтательными глазами посмотрел на небо.
 Онгарбай проследил за взглядом офицера.
- Что там, товарищ… Егор, что – там?
 Егор снял фуражку, улыбнулся, как директор - завёл за спину руки, и сказал:
- А всё же, ребята: самое красивое небо – это мирное небо!
 Все остальные ребята: Петруха, Фахруттдин, Онгарбай и Джамиля – поняли капитана, потупили взор.
- Пусть так и будет… - сказал тихо старый солдат - Фахруттдин, присаживаясь на скамейку, во дворе школы.
- За Ильясика… за нашу Победу, ребята… - Игорь поднял стаканчик.
- За наших ребят, за нашу Победу…
 Боевые товарищи подняли стаканы, чокнулись, выпили.
- А вы – наглые: на моём районе пьёте, и даже не боитесь! – послышался голос, со стороны двора нового дома (хотя для наших ребят все неразрушенные сейчас дома считались – новые), построенного незадолго до войны – это на костылях ковылял совсем маленький, худенький мальчишка.
 Джамиля, мигом соскочив со скамейки – стремглав бросилась к человеку:
- Мальчик мой, солнышко, любимый мой, ребёночек ты наш – ты жив! Олжасик, я так люблю тебя, я тебя ждала, и верила – ты вернёшься! Радость моя! – девушка обняла лицо паренька руками, и целовала; она целовала его в лоб, щёки, губы, шею, глаза…
 Онгарбай не ревновал – он всё понимал, и хотел, чтобы этот счастливый миг встречи длился - как можно дольше. Мужчина вспомнил того мальчишку, кто отправился на фронт – малюсенький, худенький, и вечно пугливый; но сейчас он видел того же внешне ребёнка, но с сильным телом, очень холодным и цепким взглядом, и – без ноги…
- Как? – рыдала Джамиля.
- Ты же знаешь – наша разведгруппа под Киевом попала в окружение… вот мне и довелось оттуда выйти, а ребята… - на груди мальчишки в свете фонарей блеснули все три ордена Суворова и звезда Героя.
- Дурак! – девушка ладонью ударила Олжасика в грудь, заплакала, - дурачок, не говори дальше! – и уткнулась в гимнастёрку мужчины; мальчишки внешне, но огромного мужчины – душой и силой.
- Ну, всё, всё… - Олжасик погладил по голове, плечам Джамилю, и в свете уличных фонарей увидел четыре звезды… - товарищ капитан, старший лейтенант Оразбеков…!
- Отставить… - сказал тихо капитан, - меня зовут – Егор, - офицер протянул руку.
- Ладушки, - сказал Олжасик, и представился
- Серьёзно ударило… - констатировал Игорь, глядя на выбитую ногу разведчика.
- Да-а-а… ерунда…
- Куда теперь, Олжасик?
- Ну, куда… я сейчас на насосный завод бегаю – сборщиком!
- Бегаешь? Во, даёшь! – засмеялся Егор, откинувшись на спинку скамьи.
- Ну, а как думали вы… - матёрый полковой разведчик осёкся, - ребята… мне так нравится, хорошая и интересная работа. И тут вот ещё… - мужчина почесал затылок, - у меня соседка есть…
- Говори… - капитан понял, что нужна его помощь, и он принял решение – сделает, что бы ни было!
- У меня соседка есть, совсем ребёнок, мелкая девчуха – Мария, семь лет… Отец её, лётчик – ещё в Мадриде погиб, один дядька, лётчик тоже – на Курской, а старший дядька - военмед, Петя – без вести пропал, где-то уже под Берлином… Можно её устроить так, чтобы под надёжным присмотром сталась?
- Конечно, Олжасик – я её воспитаю военным медиком! Будет учиться она у меня – на «отлично», всё – по способностям, лично её учить буду!
- Спасибо, Егор, - Олжасик кивнул на нашивки Игоря, улыбнулся, - она и сама твёрдо решила – стать военным медиком, в честь своего дяди Пети, нашего Петьки. Найти она его хочет…

 И так, весь вечер и ночь, фронтовики вспоминали своих родных, одноклассников, друзей, просто знакомых – всех тех, кто ушёл на фронт. Они поминали всех, кто не вернулся, и праздновали – Победу. Победу – праздник всего мира, всех народов. Они думали о дальнейшей жизни, о любви, а Онгарбай и Джамиля – об уже их совместной жизни, и никто не услышал спор молодожёнов:
- Я завтра иду на Нуру, на рыбалку один, - хочу просто так посидеть… - солдат просто хочет отдохнуть от войны.
- Ну, это же далеко – двенадцать километров!
- Солнышко моё, я от Москвы до Берлина прошёл пешком, а ты мне про ерунду говоришь…
- Да, и правда… - согласилась женщина, и прижалась к мужу.
 Олжасик, совсем забыв про свою ногу, а вернее – про её отсутствие, живо пел частушки.
 Егор, самый молодой в компании – слушал друзей, и думал, – как покорить одну красивую девушку – которую он ещё любит с института. Раньше парень робел перед ней, когда на выпускном вечере, перед самой войной – танцевал, и боялся к ней подойти, но теперь он знал, что она – его женщина, и что бы ни было – он её добьётся, потому-что он – мужчина, он – воин-победитель, да и просто – он любит её…
 Фахруттдин и Петруха, как самые старшие из компании – сидели тут же, на лавочке, и обсуждали текущие домашние дела – за годы войны их скопилось немало: пришлось теперь чинить и забор, и мельницу, и ремонтировать постройки на подворье, но вся эта домашняя работа была им в радость, ведь это – мирная работа, мирные заботы.
- Ты дай мне пилу, ну, - сказал Фахруттдин.
- Лады, ты ко мне утром… - Петруха посмотрел на трофейные часы, - о, уже утро… ну, ты ко мне в обед приходи. Если меня не будет – жене скажу, - при слове «жена» мужчина подумал о двух не вернувшихся с войны - сыновей-близнецов, и у старого солдата больно защемило сердце.
- Кстати, а ты что – совсем обнаглел? – резко вывел своего друга из тяжёлых раздумий Фахруттдин.
- Да ты что, Фаха? – Петруха удивился.
- Мужики! – обратился к друзьям татарин, - у Петрухи изба кривая стала – давайте выровняем!
- Конечно! – за всех сказала Джамиля.
 Никто не упрекнул женщину за ответ - вместо мужчин, они знали, что все – заодно. И уважали её за то, что она – женщина, которая била с ними фашистов, и не только она одна: снайперы, лётчицы, санитарки, работницы тыла и многие другие простые женщины – все те, кто не жалел себя, и ковал общую для всех Победу.
- За наших баб, - сказал Фахруттдин, и поднял свой стакан, - спасибо вам, любимые наши женщины; все вы воевали – и в тылу, и на передовой… родили и воспитали нас – мирных пахарей и воинов… мы, мужики – никак без вас… спасибо вам, наши любимые бабы!
 Все друзья, кроме Джамили, встали. Женщина уткнулась в сложенные на столе руки, и – зарыдала. Онгарбай гладил свою любимую по чёрным, как смоль – волосам, и говорил:
- Плачь, радость моя, плачь – сейчас уже можно…

Астана, 09.08.15
Музыка: песни военных лет.