ХРОНИКА ОТГУЛОВ МОЛОДОГО ПОМБУРА
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
Ранним, погожим утром, которое может быть только на Крайнем Севере в конце мая, молодой штрибан сидел на ступеньках балка бригадира и дожидался момента подъема флага. Поднятый флаг (выцветшая, потрепанная красная тряпка) над балком (резиденцией бригадира) свидетельствовал о том, что доступ к телу бригадира, таким штрибанам как он, дозволен. Не очень звучное «погоняло»: штрибан, бригадир бригады буровиков геологоразведочной экспедиции давал всем, впервые прибывшим в его распоряжение, молодым помбурам. Специально для такой категории буровиков им был разработан устав, который красовался на дверях флагманского балка. Устав содержал два раздела: обязанности и права. Раздел обязанности включал до двадцати пунктов примерно следующего содержания: …Молодой штрибан обязан помнить, что бригадир всегда прав, если же бригадир не прав, то следует обращаться к началу настоящего пункта. …Молодой штрибан обязан пред ликом своего бригадира иметь вид лихой, веселый и слегка придурковатый, дабы своим разумением не вводить лицо начальствующее в конфуз. И так далее. Раздел права имел лишь один пункт: Молодой штрибан имеет право любить, почитать и гордится своим бригадиром, ежесекундно помня о том, что бригадир мудр аки змий и всегда прав.
У нашего героя было еще одно, данное от народа, имя - первопроходимец. Оно объединяло всех работников заполярных нефтегазоразведочных экспедиций глубокого бурения геологического объединения, возглавляемого одним из известнейших людей в этих местах. Его звали Василий Тихонович. Таких людей как он по праву называют первопроходцами Заполярного Севера. Именно они стали первооткрывателями богатейших запасов недр Крайнего Севера. Большинство же последующих, волею судьбы попавших сюда, особенно это касается работников геологоразведочных экспедиций – первопроходимцы: и по своему менталитету, и по своему авантюристскому отношению к жизни. Поэтому за всеми работниками пяти экспедиций, входящих в состав объединения, прочно закрепилось погоняло: первопроходимцы дяди Васи.
Напротив помбура на сугробе улегся пес, неизвестно какой породы, по кличке Сволочь и уставился на него немигающим взглядом своих бесцветных, ничего не выражающих, косых глаз. Косые глаза у Сволочи были толи от рождения, толи от беспробудного пьянства. Неизвестно, что раньше в своей собачьей жизни попробовал он: материнское молоко или же брагу. Однако факт состоял в том, что к нынешнему моменту своего существования Сволочь пришел законченным алкашом. За глоток браги он был готов на любую подлость, что с успехом и делал.
Испокон века в геологоразведочных экспедициях глубокого бурения провозглашаются «сухие законы», которые, однако, действуют формально. Пили и пьют везде: на буровых, на базе; всегда: ранним утром, днем, и глубокой ночью; все: и начальники, и их подчиненные; всё: … А вот понятие «все» следует конкретизировать, ибо мои читатели могут не понять меня. Понятие «все» включает в себя: все, что горит и не горит; все, что воняет и не воняет; все, что валит с ног сразу или постепенно. Главное, чтобы это «все» содержало хоть чуть-чуть алкоголя. На буровых пьют в основном брагу, так как ингредиентов для приготовления других напитков просто нет. Буровая – это не база, где возможностей воплощения в реальность идеи выпить, несравнимо больше. На базе, для исполнения каприза выпить, и то, и се, и пятое и десятое, и многое-многое другое. А что на буровой? Цемент, химреагенты да прочее говно. Но все компенсируется брагой. Для приготовления ее, родимой, только и требуется вода, сахар да дрожжи. Воды – залейся, а все остальное доставляется на буровые в неограниченном количестве по требованию бригадира. Вот именно поэтому вся братия бригадиров буровиков почитается на уровне полубогов. Только пьют втихаря, делая при этом вид, что все обстоит благопристойно и «сухой закон» соблюдается как закон божий: неукоснительно и с пристрастием. Однако в питейном вопросе все обстоит иначе, как, впрочем, и в других вопросах наших реалий. Наказываются только особо зарвавшиеся, совершенно потерявшие, как говорится, «нюх».
Потерял свой собачий нюх на девяносто девять процентов и Сволочь. Однако оставшегося одного процента вполне хватало на то, чтобы регулярно подкладывать населению буровой «свинью». Кроме запаха браги он не чуял ничего, чем успешно пользовался бригадир. Когда его одолевало непреодолимое желание выпить, он, в сопровождении подлого пса, делал «шмон» вверенной ему территории. Сволочь безошибочно приводил начальствующее лицо к одному из многочисленных тайников хранения емкости с брагой. Другие «нычки», до определенного часа «Ч», хозяина буровой уже не интересовали. Именно по этой причине псу и дали такую кличку. Емкость извлекалась в пользу бригадира, что не вызывало никакого ропота со стороны населения буровой. Все понимали, что начальству заниматься изготовлением браги не с руки – занятие не по чину, а выпить, расслабиться не во вред производственному процессу, охота всем. За свою верноподданническую службу Сволочь регулярно получал от бригадира пайку алкоголя, а от раскулаченных работяг хорошего пинка под хвост. Вот и сейчас подлая псина терпеливо дожидалась своего часа в предвкушении сладостного момента утоления похмельного синдрома.
Время шло, а признаков жизни внутри балка, по причине раннего утра, слышно не было. Видимо начальство, утешившись бурными любовными ласками бригадной поварихи Вальки, изволило еще отдыхать и молодому штрибану, а вместе с ним и Сволочи не оставалось ничего другого, как терпеливо дожидаться пробуждения высокопоставленной особы с очень обширными полномочиями очень ограниченного объекта. Дожидаясь момента доступа к начальствующей особе, молодой помбур предался воспоминаниям.
Нашему герою совсем недавно стукнуло двадцать один. Он успел уже отслужить в Армии, а до этого, жил в деревне. Их колхоз «Большевик» едва влачил свое существование ввиду острой нехватки рабочих рук и повального пьянства оставшегося, по какой-то причине, населения. Центральная усадьба колхоза, где они жили вдвоем с матерью, располагалась на берегу живописной реки Вымь, правого притока Вычегды. Именно поэтому их колхоз с громким название «Большевик» упоминался только в официальных сводках, а так, в народе, колхоз имени Вымени. Мать, еще совсем молоденькой женщиной, потеряла мужа, когда штрибану не было еще и двух лет. Он погиб буквально на своем производстве: захлебнулся в луже навозной жижи возле колхозной фермы, свалившись в нее после принятия на грудь неимоверно огромной дозы «косорыловки» местного производства. Траур по безвременно ушедшему продолжался в деревне целый месяц. В течение траура, по причине тяжкой утраты, а также от неимоверно огромного количества поминальных стопарей, скончался и его ближайший друг – пожилой колхозный конюх. Свято место пустым не бывает. Должность колхозного конюха в деревне наиболее престижна и почетна. Она тут же была занята более молодым претендентом, и это тоже стало поводом продолжения массовых гуляний. Так что колхоз имени Вымени не просыхал очень долго. Но все приходит на круги своя и народная стихия гуляний в отдельно взятом колхозе потихоньку устаканилась.
Мать нашего героя так и осталась вдовой с малым сыном на руках по причине отсутствия в деревне подходящей особи мужского пола. Нельзя сказать, что мужиков на деревне не было совсем. Были, но все, с кем можно было бы «захороводится», имели жен, которые как недремлющие церберы следили за нравственным обличием своих суженых.
В семнадцать лет, закончив восемь классов, так как азы фундаментальных наук в двух классах пришлось изучать более углубленно, наш герой на трехмесячных курсах в районном центре приобрел специальность тракториста-машиниста широкого профиля и уже дипломированным специалистом прибыл домой, в колхоз имени Вымени. Как молодому специалисту ему сразу же доверили новенький трактор «Беларусь» и закрепили за молочной фермой в распоряжении заведующей. Заведующую фермой звали Марией Ивановной, или просто Машкой. Она всего на три года была старше нашего дипломированного специалиста широкого профиля. Машка была девкой видной, статной, как говорится кровь с молоком. Ее толстая русая коса заканчивалась на круглой, широкой, вертлявой заднице, которую так и тянуло похлопать, что, впрочем, все колхозные мужики и норовили сделать. Спереди, ниже головы, у Машки тоже все было в порядке: гладкая шея, полная грудь шестого размера, живот без складок и так далее до самого низа. Ее можно было бы назвать русской красавицей, если бы ни одно но, один глаз у Марии Ивановны здорово косил, что сводило на нет все ее перечисленные прелести. Но, не смотря на это, Машка не отчаивалась, не сдавалась и одержимо грезила мужем. Уныние было совершенно не в ее характере. Она все настырнее и настырнее пыталась влюбить в себя хоть кого-нибудь. В своем устремлении Машка не гнушалась никакими средствами и шла напролом. В колхозе имени Вымени, видимо уже не оставалось особи мужского пола, не считая, разумеется, колхозного быка, которая не попробовала бы Марию Ивановну.
Вот тут-то ей в руки и попался наш молодой специалист широкого профиля. Заветная мечта Машки свершилась, она таки добилась своего: заставила влюбиться в себя нашего штрибана. Как девка ушлая она понимала, что конфетно-букетный период ей ни к чему. Она сразу, как говорится, проявила инициативу и взяла «быка за рога». Ну, конечно, не совсем быка и не совсем за рога. Уже на второй день пребывания молодого специалиста широкого профиля на ферме, она напоила его «косорыловкой» свойского изготовления, после чего собственноручно завалила на кучу комбикормов и благополучно изнасиловала. Ее пылкая страсть так потрясла штрибана, что он уже не мыслил себя без нее и согласен был на все, включая женитьбу. Все заугольные нашептывания досужих односельчан о не совсем кристальной репутации заведующей колхозной фермой должных результатов не возымели и молодая пара, подав заявление на регистрацию брака, начала подготовку к свадьбе.
Однако свадьбе не суждено было состояться. В деревню из района прислали фотографа с заданием сфотографировать, согласно списку, передовиков труда. Фотопортреты предназначались для обновления аллеи трудовой славы возле колхозной конторы. Хотя особых трудовых достижений у нашего специалиста широкого профиля еще не было, их не могло было быть в принципе просто по логике событий, однако в списке фотографируемых он значился как молодой, перспективный передовик. Фотограф снимал его прямо на рабочем месте в разных ракурсах, которые уже сами по себе подчеркивали героику труда и человека трудовых будней.
После произведенных съемок, по настоятельному требованию невесты, фотографу из центра накрыли «поляну» в ознаменование этого судьбоносного события, как заведено во всех наших городах и весях. Выпили хорошо, но, как всегда, этого оказалось мало. Молодой, перспективный, на глазах растущий специалист широкого профиля вызвался сгонять на своем новеньком тракторе за следующей порцией «косорыловки», оставив, совершенно беспечно и непредусмотрительно, «перца» районного масштаба с Марией Ивановной тет-а-тет. В великолепном расположении духа, поднятого парами сивухи на необычайную высоту, он быстро обернулся туда и назад, вернувшись с четвертью мутного, деревенского «бальзама». Но лучше бы он так не торопился. Картина, которая открылась его взору в полумраке колхозной фермы, повергла нашего передовика производства в шок. Районный хлыст бессовестно трахал его невесту, которая, по-видимому, испытывала при этом процессе глубочайший экстаз: ее толстые белые ляжки с остервенением двигались в такт стараниям фотографа, а рот издавал звуки неимоверного восторга. Да, такого облома самых чистых и светлых чувств наш молодой специалист широкого профиля не испытывал в своей, еще не продолжительной, жизни.
Все увиденное вызвало в его юной, пылкой душе дикую ярость. Он схватил первый попавшийся под руку кол и со звериным рыком ринулся на бессовестную пару прелюбодеев, которая тут же разбежалась в разные стороны. Объектом своего преследования не состоявшийся кандидат на почетное место в аллее передовиков выбрал коварного искусителя, который позорно улепетывал от него с максимально возможной скоростью, которая тормозилась не застегнутыми штанами. Погоня продолжалась до тракта, проходившего в пяти километрах от центральной усадьбы колхоза имени Вымени.
Коварный искуситель ушел от праведного возмездия, но осталась не менее коварная изменщица, которая пряталась от разъяренного, обманутого колхозного передовика несколько дней. В угаре самогонных паров и поруганной чести он мог совершить непоправимое. Но судьба распорядилась иначе: молодого специалиста широкого профиля призвали на действительную службу в Армию. Все заготовки к свадьбе пошли на народное гуляние во славу новобранца, уходящего на защиту родного Отечества.
Службу наш рекрут нес в строительной части. Как механизатору широкого профиля ему доверили передвижную буровую машину, сверлящую дырки в земле на пять метров глубиной. Служба прошла ни шатко, ни валко: в общем нормально. Отслужив положенный срок, новоиспеченный «дембель» отправился искать счастья, куда глаза глядят. Глаза его глядели строго на Север, так как накануне демобилизации в их часть приехал агитатор из северных краев с целью вербовки для работы в нефтегазоразведочной экспедиции. Пел он, как соловей, обещая всяческие материальные блага. Перспективы прижизненного материального рая до глубины утробы потрясли доверчивую душу «дембеля». Его решение было однозначным и непреклонным – ехать на Север за «длинным рублем», что он и сделал.
По приезду на край света, в северный окружной центр, где находилось объединение геологоразведки, ему предложили получить на трехмесячных курсах профессию буровика глубоких скважин. Время обучения проскочило незаметно, благодаря алкогольному угару, который отправил нескольких курсистов в местный наркологический диспансер на излечение. Вот так бывшая надежда резкого подъема села очутилась с удостоверением буровика в одной из нефтегазоразведочных экспедиций глубокого бурения, производящей работы на Крайнем Севере. Там его зачислили в штат помбуром по третьему разряду и отправили на буровую в распоряжение уже известного бригадира, где новоиспеченный помбур радушно был принят в дружную семью ее «аборигенов». После краткой, но пламенной напутственной речи местного начальства, ему было неофициально присвоено не очень звучное звание «штрибан» и выделено койко-место в одном из балков. Сие знаменательное событие, по настоятельному требованию его сожителей, немедленно было отмечено, разумеется, втихаря, но не без ведома и молчаливого согласия бригадира, имеющейся в запасе брагой. С этого момента и начались не легкие трудовые будни молодого штрибана на буровой глубокого бурения.
Причиной аудиенции, которой так упорно дожидался молодой штрибан с самого раннего утра в компании подлого пса, стала его нестерпимая тоска по благам цивилизации. Он уже более полугода торчал безвылазно на ставшей ему ненавистной буровой. Патриотического настроя, вызванного пафосом напутственной речи бригадира, хватило ненадолго. Серые, однообразные будни работы на буровой очень быстро «укатали» штрибана и к настоящему моменту ему все основательно осточертело. Он ни о чем уже не мог думать, как только о заслуженном отдыхе. Его воображение рисовало красочные картины: теплое ласковое море, пляж, красивых женщины … и в центре этого великолепия он, молодой, с изыском одетый красавец, сорящий банкнотами направо и налево. Да, да! Обязательно лазурное южное море и санаторий, куда он прибудет на заслуженный отдых по путевке, предоставленной экспедиционным профкомом. А потом, после санатория, он обязательно посетит родной колхоз. Мать уже заждалось и встретит своего сына с огромной радостью. Но главное – это месть коварной Машке. Не физическая месть, нет, а только высокоинтеллектуальная. Пусть эту сучку задавит жаба от чувства зависти по упущенному состоятельному жениху, который мог стать ее законным мужем. Уж он сумеет с понтом взлохматить пачку купюр и поставить на уши колхоз имени Вымени. А подлая Мария Ивановна пусть сдохнет от тоски, печали и переживаний в лучезарности его славы и триумфа. Размышляя в таком направлении, штрибан нервно теребил в своих руках заявление на отгулы, которое должен был подписать бригадир буровой бригады. С подобной просьбой молодой помбур уже несколько раз обращался к бригадиру, но всегда получал «поворот от ворот» ввиду отсутствия ему замены. Не питал он особых иллюзий и теперь, но, чем черт не шутит: вдруг на этот раз прокатит.
Наконец из балка начали доноситься первые признаки жизни. Они с каждой минутой становились все громче и отчетливей. Постепенно приглушенный бубнеж перерос в более менее различимую речь, из которой можно было понять некоторые слова. Они были следующего содержания: «… мать … твою мать … мать твою … мать …». Из этого можно было сделать вывод о том, что нынешним утром местное начальство очень сильно озабочено состоянием чьей-то мамы и лучше к нему с какими-то там мелкими просьбами об отгулах не соваться.
Штрибан уже совсем было собрался восвояси покинуть свой временный пост, как дверь распахнулась и из нее выскочила растрепанная повариха Валька. На пороге она резко притормозила, огрызнулась в ответ на поток эпитетов адресованных ее особе и, ловко увернувшись от болотного сапога, летевшего в нее, неспешной походкой направилась в сторону кухни, демонстративно вихляя при этом своим здоровенным задом.
Став невольным свидетелем этой сцены, молодой помбур совсем сник, совершенно не рассчитывая на положительный исход своей аудиенции. Но как оказалось зря. Мы, как говорится, полагаем, а Бог располагает. Еще вчерашним вечером с базы экспедиции по рации бригадиру сообщили о том, что в его распоряжение бортом с продуктами прибудет из отгулов один из помбуров его бригады и, по его усмотрению, можно кого-то отправить на отдых. И это счастье свалилось на нашего героя. Заявление было подписано на месяц, после чего по уши счастливый штрибан стремглав помчался собирать свое нехитрое барахло, чтобы успеть на ожидаемый борт и им отбыть на базу.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Полуживой штрибан, в полном смятении поруганных чувств, сидел на широкой деревянной скамье, обхватив свою взлохмаченную «репу» ладонями обеих рук. Скамья была привинчена к полу и выполняла одновременно и роль сидения, и роль лежака. Помещение, где находился молодой помбур, была камерой для подзагулявших и, как следствие, потерявших чувство реальности авиапассажиров, при милицейском участке окружного аэропорта. Штрибан недоумевал: как он, полный радужных надежд и грез, мог оказаться здесь: в этом грязном и вонючем месте, вместо того, чтобы наслаждаться заслуженным отдыхом в санатории, «горящую» путевку в который ему всучили в родном профкоме экспедиции.
Все пошло наперекосяк с самого начала отгулов. Первым человеком, которого встретил наш помбур по прилету на базу, был начальник экспедиции. Он, по всей видимости, был в крайнем раздражении, так как на искренне сердечное приветствие штрибана бесцеремонно отправил его на три буквы. Шеф делал это всегда не задумываясь, когда был не в духе из-за производственных неудач. А сейчас был именно такой случай: на одной из буровых произошел обрыв инструмента и начальник срочно вылетал на аварию. Зная все это, наш герой не обиделся и не утратил прекрасного расположения духа, в котором пребывал в предвкушении предстоящих наслаждений.
Отойдя от вертолетной площадки, штрибан очутился в окружении собачьей своры, которая, как почетный караул, встречала и провожала всех прибывающих и убывающих. Вот в таком собачьем эскорте он добрался до крыльца конторы. Все экспедиционные собаки добродушны и преданы человеку. Эти были не исключением. Их никто никогда не пинал. Никто, кроме начальника экспедиции, находящегося в скверном настроении, как ныне. В такие моменты к нему лучше было не соваться ни по каким вопросам. Он раздавал пинки, в прямом и переносном смысле, всем, попавшимся на его пути. Вот и сейчас бедные псы разлетались в разные стороны, а наш герой не двусмысленно был послан на известное причинное место. Однако все имеет исключения. Вот, и среди собачьей братии были таковые – это здоровенный кобель по кличке Кеша. Его шеф не трогал, ни при каком раздражении. Кеша держал «шишку» среди всех многочисленных собачьих свор базы, за что получил «титул» - заместитель начальника по собачьим вопросам. Кеша правил порядки среди всех собачьих кланов, безжалостно наказывая зарвавшихся особей. Он был поистине собачий пахан, за что снискал уважение даже у начальника экспедиции.
Быстро оформив в отделе кадров удостоверение на отгулы, штрибан отправился в бухгалтерию. Там ему произвели расчет причитающейся суммы, которую он должен был получить в кассе. Однако, по его расчетам, эта сумма была хоть и довольно внушительная, но далеко не та, на которую молодой помбур рассчитывал. После непродолжительных препираний, перешедших во взаимные оскорбления, штрибан был выставлен за двери бухгалтерии. Настроение уже начало портиться, однако он не собирался сдаваться и прямой наводкой в поисках справедливости отправился в профком к председателю, который его выслушал не совсем, чтобы очень внимательно. Таких откровений ему за день приходилось выслушивать немало. Зная всю подоплеку бухгалтерского беспредела, причиной которого был огромный перерасход фонда заработной платы, председатель, для отвода глаз, сходил в бухгалтерию, чтобы самолично проверить произведенный расчет. Но это ничего не дало. Бухгалтерская братия, прикрывшись различного рода бумажками с приказами и распоряжениями, яростно отстаивала свою правоту, в вопросе методики начисления заработной платы, лимитированный фонд которой уже трещал в текущем году по всем швам. Вернувшись назад, председатель профкома посоветовал нашему герою подать жалобу на администрацию в комиссию по трудовым спорам, а самому, не теряя времени на разбирательства, отправляться в отгулы. Чтобы как-то подсластить полученную горькую пилюлю, председатель предложил штрибану горящую путевку на 21 день в один из южных санаториев, на что, немного поразмыслив, наш помбур согласился. Написав заявление в комиссию, и вручив его председателю, а также приняв из его рук горящую путевку, наш герой отправился в кассу за деньгами.
Внушительная пачка полученных новеньких, хрустящих купюр, несколько успокоила штрибана и поубавила его боевой пыл. Он решил, что этой его проблемой пусть займется комиссия, а что ему делать дальше – покажет время по возвращении. Отгулов ему дали тридцать пять дней и если все пойдет по плану, то он сможет и отдохнуть по путевке, срок которой начинается с завтрашнего дня, и навестить дома мать, поставив при этом на уши родной колхоз своим залихватским гулянием вместе с жаждущими хорошей встряски своими друзьями. На все это ему хватит полученных денег. Но для осуществления всего задуманного ему необходимо сегодня с вахтой улететь в окружной центр, там сразу же записаться у своего диспетчера на вахтовый авиарейс, осуществляющий чартерные перевозки работников экспедиций объединения вглубь средней полосы страны. Оттуда добраться до места отдыха уже не составит никакого труда. Да, он опоздает к началу действия срока его путевки на два три дня, но это ничего страшного. Как объяснил председатель профкома: его там примут с небольшим опозданием.
Размышляя так, штрибан шел по территории базы к балку диспетчерской службы, чтобы записаться, согласно полученному отпускному удостоверению, на сегодняшний вылет. Но здесь его ждал следующий облом: сегодняшний вылет мог не состояться. Начавшееся резкое потепление вызвало интенсивное таяние снега, что расквасило взлетно-посадочную полосу экспедиционного аэропорта, и он на неопределенное время закрылся. Действовавший до сих пор порядок смены вахт канул в лету, а нового еще не было. Так что оставалось только одно: в неведении терпеливо ждать «с моря погоды» и уповать на чудо господнее.
А погода сегодня была прекрасная. На дворе был конец мая и солнышко, высоко стоявшее в лазурном небе, ласкало соскучившуюся по нему природу своими еще не жаркими лучами. Молодой помбур курил возле диспетчерского балка в совершенном неведении хода своих дальнейших действий, как вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Штрибан оглянулся. Перед ним стоял и улыбался во весь рот его знакомый, с которым они вместе окончили курсы буровиков и прибыли в экспедицию в конце сентября прошлого года. Их прибытие совпало с приходом последней баржи, на которой в базовый поселок был доставлен груз отделения ОРСа, обслуживающего экспедицию. Кроме продуктов и одежды на ней были и товары содержащие алкоголь: духи, одеколоны, средства от выпадения волос и перхоти и т.д. Случилось так, что руководство экспедиции в этот момент отсутствовало, а начальник отделения ОРСа был молодой и не опытный человек, который беспечно пустил весь спиртосодержащий товар в свободную продажу, чем был нанесен сокрушительнейший удар по производственному процессу экспедиции. За свою беспечность молодой начальник, конечно же, пострадал: впоследствии он был понижен в должности. Но это было потом. А тогда вся база весело «гудела» несколько дней и благоухала всеми ароматами парфюма, переработанного могучими организмами первопроходимцев дяди Васи в вонючую мочу. По непонятным для нас, простых смертных, обстоятельствам Божественного Промысла, вся база в то время зачитывалась, глубочайшим по смыслу и содержанию, произведением Вениамина Дорофеева «Москва – Петушки». Так что многие алкогольные гурманы, обладавшие даром восприятия тончайших вкусовых букетов всякого дерьма, смогли на себе испытать благотворное действие знаменитых коктейлей: «Слеза комсомолки», «Ханаанский бальзам», «Сучий потрох» и других, рецепты которых Веня очень подробно и с глубоким знанием предмета изложил в своем бестселлере. Вновь прибывшие, естественно, не могли бездарно пропустить свалившегося на них счастья и пополнили собой праздные ряды многочисленных участников массовых гуляний.
Одет был этот знакомец штрибана не по рабочему. Из разговора, который сменил бурные приветствия, выяснилось, что ему на сегодняшний день предоставлен отгул по случаю дня рождения. Такое знаменательное событие, само собой, не должно было остаться не замеченным и два приятеля единогласно решили: «Если вахтовый борт будет, то он никуда не денется и молодой помбур, в любом случае, на него попадет».
Балок, куда пришли повстречавшиеся друзья, был местом обитания именинника. В настоящий момент он был пуст, так как все его обитатели доблестно несли свою трудовую вахту. Порывшись в каком-то хламе, гостеприимный абориген данной базовой жилплощади, извлек из-под кровати пятикилограммовый мешочек с сахаром и пару пачек дрожжей. Это были необходимые ингредиенты для, так называемой, браги скороспелки, процесс изготовления которой протекает в стиральной машинке в течение двух – трех часов. Имея запас времени, указанные ингредиенты и непреклонное желание достойно отметить день Рождения виновника торжества, молодые первопроходимцы дяди Васи, заправив стиральную машинку всем необходимым, стали терпеливо дожидаться конца запущенного процесса.
Время протекало в непринужденной беседе, в которой молодой штрибан поведал своему другу свои планы на предстоящий отдых. Узнав о том, что во втором акте своего содержательного отдыха наш герой собрался до основания потрясти тихий, почти патриархальный уклад жизни своей родной деревни, его друг, сегодняшний именинник, посоветовал штрибану усилить эффект потрясения каким-нибудь необычайным и дорогим подарком, преподнесенным лицу женского пола, которое было бы хорошо известно его несостоявшейся невесте, коварной Машке. В качестве подарка именинник предложил штрибану купить у него задешево песца. Этого песца именинник выменял, по случаю, на трехлитровую банку браги, у ханта, каславшего рядом с базовым поселком. Шкурка песца была действительно очень красива: отличная выделка, искрящийся дымчатый мех, ни единого изъяна - представляла собой богатый подарок, который мог бы свести с ума любую женщину, ну, почти любую. Друзья ударили по рукам, и песец перекочевал в рюкзак штрибана.
Время потихоньку шло. Процесс приготовления веселящего напитка находился еще в своей средней стадии, когда обоих осенила мысль о том, что полученные штрибаном деньги нельзя перевозить одной суммой, а, на всякий случай, их следует разделить на части, одну из которых содержать в доступной близости нагрудного кармана, а вторую – где-нибудь в потайном месте. Такое потайное место они нашли в днище рюкзака. Немного дооборудовав его, штрибан поместил туда большую часть денег. За этими мелкими хлопотами подоспел и долгожданный напиток, который был разлит по банкам. Дав ему немного отстояться, друзья наполнили алюминиевые кружки, чокнулись и выпили по первой. Пили по-гусарски, отставив локоть в сторону. Хмель начал свое действие сразу. Несмотря на не совсем изысканный вкус и аромат, полученная бурда оказалась вполне пригодной для употребления и тут же расположила молодых людей к философским рассуждениям. Темой таких рассуждений стал вопрос: «Почему гусары пили, отставив локоть в сторону?». Обсудив всесторонне этот вопрос, они пришли к консенсусу: «Лошадь и гусар – одно целое. Гусар делился с ней всем, кроме алкоголя. Во время пития лошадь тянулось своей мордой к чарке. Вот для того чтобы ей помешать, гусар и отставлял локоть в сторону».
По второй выпить было не суждено, так как они услышали характерное хлопанье лопастей винта приближающегося вертолета МИ-6, который все-таки прилетел, и времени на дальнейшие посиделки уже не было. Штрибан подхватил свой рюкзак и, в сопровождении своего товарища, а также своры собак, примкнувшей к ним по пути, помчался к вертолетной площадке, чтобы успеть на борт и отбыть им в долгожданные отгулы.
Через два часа полета вертолет с вахтой на борту приземлился в окружном аэропорту, где их встретил диспетчер объединения по авиаперевозкам. Решив с ним вопрос завтрашнего вылета, молодой штрибан был предоставлен самому себе почти на двенадцать часов. В поисках достойного занятия он натолкнулся на такого же, как и он, скучающего молодого человека, явно из когорты первопроходимцев дяди Васи. Они познакомились. Новый знакомый оказался помозком (помощником дизелиста) из соседней экспедиции. Он вылетал завтра тем же бортом, что и наш герой. Само собой – знакомство следовало обмыть, что и обратило направление их мыслей в нужное русло. Поразмыслив, новые знакомые прибегли к старому, как мир, испытанному способу изыскания алкоголя: они обратились к первому же, попавшемуся им таксисту, с просьбой продать пару пузырей спирта. Таксист покочевряжился маленько, оценивающе посмотрел на новоиспеченных приятелей и достал из загашников багажника требуемое зелье. Правда такса превышала все разумные пределы: вместо обычной трехкратной цены он потребовал пятикратную. Имея при себе деньги, наши первопроходимцы мелочиться не стали.
Вторым вопросом предстоящего пития стал вопрос: «Где?». Местом сейшена была выбрана рощица из плюгавеньких северных березок и лиственниц. Эта рощица подходила для их мероприятия как нельзя лучше: она находилась в безлюдном месте на крутом склоне большой реки, которая только что сбросила свой ледяной панцирь, в двадцати, двадцати пяти минутах быстрой ходьбы от здания аэровокзала.
Штрибан и помозок, не теряя времени, в предчувствии скорого перехода из реального мира в мир нирваны, поспешили в сторону рощицы и уже через полчаса были у цели своего короткого променада. На полянке, которую они выбрали, снега уже совсем не было, почва подсохла, и было довольно тепло. Однако появился первый гнус, который мог существенно испортить их времяпрепровождение. Чтобы хоть как-то избавиться от этой напасти, наши новые друзья разложили маленький костерок и процесс пошел. Неторопливая беседа первопроходимцев дяди Васи охватывала много актуальных тем популярных среди особей мужского пола, но тема женщин была доминирующей. Услыхав от штрибана его грустную историю о несостоявшейся женитьбе на коварной Машке, помозок, в целом, одобрил план высокоинтеллектуальной мести, но предложил внести в него некоторые коррективы, которые, по его мнению, усилили бы эффект торжества справедливости. Они, с благодарностью, были выслушаны, приняты и тут же «обмыты».
Обсуждались и более ближайшие проблемы на злобу дня, относительно предстоящего скорого вылета. Одним из существенных наставлений, которые давал помозок своему, менее опытному в такого рода делах, товарищу, было наставление о том, как пройти досмотр в зоне предвзлетного шмона, имея при себе неизвестно где взятую шкурку песца. Наш герой совершенно не был в курсе того, что на авиаперевозку такого рода клади необходимо предъявлять в зоне досмотра соответствующий документ, подтверждающий законность приобретения, чего у него не было. Помозок посоветовал спрятать шкурку песца под куртку, обмотавшись ей. Так с успехом делали многие и этот вариант всегда успешно прокатывал. Штрибан также решил его использовать. Дельное наставление так же было «обмыто» очередной порцией крепкого алкоголя.
Так они потихоньку закрепляли свое недавнее знакомство, которое, к данному моменту, уже перешло в обоюдное уважение, которое, в свою очередь, по всей видимости, обещало перерасти в бескорыстную мужскую дружбу. Свидетельством тому была вторая, полупустая бутылка, стоявшая на импровизированном столике, сварганенного наскоро кем-то до них из куска грязного листа фанеры. Первая, пустая бутылка, валялась рядом на земле.
Время неумолимо шло, сейшен продолжался, новые приятели благополучно накачивались алкоголем. Интересно было наблюдать за тем, как доходил до кондиции помозок: с самого начала пития у него на шее появилась ровная четкая полоса, которая контрастно отделяла красный низ от бледного верха. По этой полосе совершенно точно можно было определить степень его опьянения. Сейчас эта полоса четко вырисовывалась на уровне переносицы, так что некоторый «запас прочности» у помозка еще был.
А вот штрибана уже повело. Следующая, принятая на грудь порция, ввела его в состояние нирваны. Мир, куда он перешел, подарил ему блаженство и благодать. Все там было радужно и прекрасно. Полное счастье и неописуемый восторг переполняли все его естество. Однако всему прекрасному поздно или рано приходит конец. Обратный переход в реалии физического мира состоялся с большой неохотой и несколько болезненно от чувствительного пинка. Этот пинок отвесил ему новый друг, отчаявшийся обычным способом привести нашего героя в чувство. Уже пора было выдвигаться в сторону аэровокзала, так как до вылета оставалось два часа. Пинок и последующая встряска возымели желаемый результат: штрибан вернулся в реальность бытия после, как оказалось, трехчасового пребывания в отмеченном состоянии.
Но какова была эта реальность! Привет «большого бодуна» был запечатлен на их физиономиях, которые назвать лицами можно было только с большой натяжкой. Это были самые настоящие рожи: задымленные, обветренные, искусанные комарами. Глаза приняли форму каких-то прорезей. Изо рта так несло перегаром, что уже даже мошкара не решалась приближаться к ним. Одежда была помята и вымазана. Первопроходимцы дяди Васи наскоро попытались придать себе мало-мальски человеческое обличие, приспособили песца под курткой на пояснице у штрибана и нетвердой походкой направились в аэропорт, где уже шла регистрация на предстоящий вылет. Как бы что там ни было, регистрацию они прошли и направились на досмотр ручной клади.
И вот здесь произошел облом, которого штрибан никак не ожидал и который напрочь перечеркнул все его планы. Сзади, выбившись предательски из-под куртки и свесившись между ног вниз, у нашего помбура раскачивался в разные стороны хвост песца. Все, кто стал свидетелем этой сцены, покатывались от смеха, а ничего не понимающий, еще «кривой» и не отошедший от хмеля штрибан шел вслед за таким же помозком в зону контроля, где и был задержан представителями соответствующих структур. На требование: предъявить документы, он только бессвязно мычал. Помозок ничем не мог помочь своему новому другу, так как предпринимать что-то было уже поздно. Когда до сознания нашего героя дошла суть его бедственного положения, он стал громко ругаться нецензурной бранью, за что был задержан милицией и препровожден туда, где сейчас находился уже три часа. Борт вместе с вахтой и новым другом благополучно улетел, естественно без него, а наш задержанный страдалец, в одиночестве сидя на скамье, дожидался разрешения той ситуации, в которую попал по вине злополучного песца, конфискованного как объект браконьерства.
При задержании у штрибана забрали рюкзак, заставили вытащить ремень из брюк, а также вывернули все карманы. Содержимое карманов: документы и деньги – также забрали. Время тянулось медленно. Хмель прошел, но голова трещала. Это был похмельный синдром - расплата за недавнее мимолетное счастье. Рот и горло пересохли как пустыня Сахара. Нестерпимо хотелось пить. Ни о чем не хотелось думать, особенно о последствиях своего задержания. Он на все махнул рукой: будь, что будет.
В коридоре за закрытой дверью, обитой жестью, послышались чьи-то шаги. Кто-то, повозившись с засовом, открыл дверь. Это был младший сержант, который пригласил нашего незадачливого героя пройти с ним в кабинет. Там его дожидалось начальствующее лицо, занимающееся его делом. Это лицо перечислило все правонарушения молодого помбура, повлекшие его задержание, а также зачитало статьи из кодекса об административных правонарушениях, предусматривающие соответствующие наказания. Эти наказания, ну ни как, не вписывались в дальнейшие планы нашего героя, о чем он очень осторожно и в очень корректной форме намекнул начальствующему лицу. Среди лиц начальствующих тоже попадаются люди понятливые, всегда идущие навстречу провинившимся лицам, но вовремя осознавшим свой проступок и искренне желающим стать на путь исправления. Этот начальник был из когорты таковых. Он, также в очень корректной и доброжелательной форме, намекнул нашему штрибану о возможных путях исправления и их материально-денежном выражении. Эта цена, конечно же, совершенно странным образом, совпадала с возможностями нашего героя и была эквивалентна шкурке песца плюс денежной сумме, которую у него выгребли из карманов при задержании. Придя, таким образом, к консенсусу, штрибан наконец-то получил долгожданную свободу, свои документы и рюкзак. Тепло и вежливо, распрощавшись с лицом начальствующим, молодой помбур, в сопровождении уже знакомого младшего сержанта, был доставлен на крыльцо известного заведения, где, совсем не вежливо, получил ускоряющий пинок ногой в зад.
Получив свободу и удалившись на некоторое расстояние от «гостеприимного» заведения, где он только что побывал, молодой первопроходимец дяди Васи стал подводить первые итоги своих отгулов. В плюсе было то, что он все-таки вылетел с базы и сейчас находится в окружном центре. Кроме того у него сохранилось 2/3 его денежной наличности. Досужие менты, хотя и прошмонали рюкзак, но все же не обнаружили потайного места, где хранилась большая часть денег. Это результат его предусмотрительности, к которой они пришли вместе с другом на базе. Сам он сравнительно легко и без серьезных последствий отделался от ментовского «гостеприимства». На этом плюсы заканчивались. В минусе было больше: а) потеря значительной суммы денег; б) медным тазом накрылся отдых в санатории, т.к. быстро добраться до него и без значительных затрат было уже совершенно невозможно; в) все дальнейшее место и времяпрепровождение отгулов было туманным и призрачным, не имеющим хоть какого-то плана; г) в данный момент все его естество трепетало от похмельного синдрома и требовало отдыха, а место для такового было ему не известно.
Проанализировав все плюсы и минусы наш герой решил, что все обстоит, не так уж и плохо, только следует где-то томознуться, отдохнуть, обдумать и составить новый план действий. С такими мыслями он «погреб» искать вахтового диспетчера. Поиски довольно быстро увенчались успехом, т.к. тот оказался на своем месте. Выслушав бедолагу и проверив его удостоверение на отгулы, полученное в отделе кадров экспедиции, диспетчер сообщил ему адрес вахтовой общаги и рассказал, как туда добраться. Кроме того от себя он чиркнул записку коменданту общежития с просьбой определить молодого помбура на кратковременное проживание. Таким образом, штрибан с полегчавшим рюкзаком и остатком денежных средств, а также со значительно улучшившимся настроением отправился по указанному адресу.
Комендант встретил штрибана не так чтобы с распростертыми объятиями, однако довольно сносно. Оценивающе осмотрев его своим взглядом удава, он безошибочно определил: кто перед ним и подписал заявление о временном проживании. После всей этой процедуры наш герой наконец-то благополучно добрался до комнаты, где его ждала, такая необходимая для него теперь, кровать.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Комната, куда штрибан был определен, насчитывала четыре койки и одно окно, которое еще с зимы было завешено байковым одеялом. По этой причине здесь царил мрак, но ориентироваться в обстановке было вполне возможно. Он, не включая верхний свет, определил, что в комнате, кроме него, присутствует еще кто-то. В данную минуту этот кто-то спал, издавая виртуозный булькающий храп. На тумбочке, возле его кровати, стояла наполовину пустая ячейка яиц и картонная упаковка с какими-то пузырьками. На полу валялось несколько пустых таких пузырьков и яичная скорлупа. Подняв один из валявшихся пустых «фанфуриков», штрибан определил, что в них была спиртовая настойка боярышника, которая продается в аптеках. Прекратив дальнейшее следствие, молодой помбур занял свободную койку, разделся и с огромным удовольствием нырнул под одеяло. Хотя, после всех своих злоключений, он сильно устал, сон пришел не сразу. Уже засыпая, штрибан услышал возню на соседней койке, приглушенный трехъямбовый мат, за которым послышались вполне узнаваемые звуки: «Буль – буль – буль … бздынь … шлеп». Эти звуки могли означать только одно: очередной фанфурик выпит, пустая тара брошена на пол, яичная скорлупа последовала туда же. Это было последнее, что восприняло сознание штрибана перед провалом в глубокий сон.
Утро, если два часа дня можно считать таковым, началось с громких звуков: это сосед штрибана упражнялся в своих вокальных способностях после очередного, но уже последнего употребленного фанфурика. Его пение напоминало сразу многое: и стон ветра на просторах заполярной тундры, и скулеж побитого кобеля, и лязг гусениц трактора, и звук аварии при прихвате инструмента в процессе бурения, и еще много чего. Но главной его темой был стон поруганной души, которая не нашла бальзама для продолжения своего дальнейшего лечения. Пение без слов было ужасно с точки зрения вокала, однако было прекрасно своим неповторимым эмоциональным окрасом. Штрибан, разбуженный этим вокалом, ничего не понимая спросонья, уставился перепуганным, но сочувствующим взглядом на своего соседа, который также узрел его присутствие. После несколько затянувшегося молчания последовало знакомство двух, впервые встретившихся, романтиков из племени первопроходимцев дяди Васи. Знакомство сопровождалось кратким, но эмоциональным повествованием, с употреблением сочных фраз известного сленга, обстоятельств, которые привели их в эту «ночлежку». История штрибана нам уже известна, а его соседа по койко-месту в общаге – нет. Вот ее краткое изложение.
Сосед имел звучное «погоняло»: Ямал. Из своих тридцати пяти лет он уже лет тринадцать обитал в этих местах и успел поработать практически во всех экспедициях известного объединения. Как выяснилось, он был, как говорится, специалистом «от скуки на все руки»: и трактористом, и сварщиком, и помозком, и еще бог весть кем. В настоящее время Ямал работал в одной из экспедиций вышкомонтажником. Проторчав безвылазно, как и штрибан, на одном из объектов, Ямал отправился в отгулы, целью которых явилась нестерпимая тоска по своим двум гражданским женам, которым он приделал по ребенку, но алиментов не платил. Одна из этих жен проживала в настоящем городе. Вот к ней первой этот горе муж – отец и «зарулил», но прямо с порога был выставлен за дверь, так как его благоверная совершенно не нуждалась в нем, никаких видов на него не имела и не хотела иметь с ним ничего общего. Она настоятельно порекомендовала Ямалу забыть ее и ребенка навсегда и больше не появляться на пороге ее дома. Для более убедительного усвоения рекомендации бывшая гражданская жена наняла трех «плохих ребят», которые за определенное вознаграждение сделали Ямалу «физическое предупреждение», следы которого еще были видны на его дубленой роже цвета кирпича кремлевской стены.
Ямал все понял. Хотя он и осерчал на свою бывшую подругу, однако рекомендациям внял и решил выбросить из поруганной души остатки теплящейся любви. Этот процесс, конечно же, не обошелся без обильного возлияния разнообразных спиртосодержащих напитков на жаждущую душу. Поначалу это были более- менее приличные напитки, но, очень скоро, по мере быстрого таяния пачки купюр с денежными знаками, пришлось довольствоваться тем, что бог пошлет. В последний раз это была известная упаковка настойки боярышника. Ехать ко второй своей пассии ни средств, ни желания у Ямала уже не было. У него не было средств даже на то, чтобы добраться до соседнего города, находящегося в 15-20ти километрах от окружного центра на противоположной стороне реки, где, якобы, проживал какой-то его родственник. Узнав от штрибана его историю, Ямал тут же смекнул: вот он, тот простодыра с почти полным кошельком, который доставит его на противоположный берег реки.
Узнав историю штрибана, Ямал напустил на себя вид сострадающего человека, озабоченного чужой бедой, и, как бы, между прочим, посоветовал ему вместе перебираться в соседний город, откуда по железной дороге тот сможет уехать куда угодно. Этого варианта штрибан еще не рассматривал, однако немного поразмыслив, решил, что это действительно самое лучшее решение его проблем. Да, в санаторий он не попадет! Однако легко и просто доберется до своей деревни, где беззаботно, под крылом, с нетерпением ожидающей его мамаши, проведет большую часть своих отгулов и, хоть частично, осуществит свой план мести коварной Машке. Штрибан тут же согласился с предложением Ямала, и они начали усердно «вентилировать» вопрос: как добраться до соседнего города. Но, как выяснилось, это уже не являлось проблемой. Целых три дня, сразу же по уходу льда, между городами через реку налажена и успешно действует паромная переправа. Да, такого благополучного решения вопроса они не ожидали. Конечно же, это событие следовало отметить.
Так как у штрибана еще имелась значительная часть наличности, местом их торжества был выбран ресторан. Наш помбур переложил часть денег из потайного места к себе в карман, но, опять-таки, большую, вместе с документами, оставил в рюкзаке, который сдал в камеру хранения общаги. После этих манипуляций наши первопроходимцы дяди Васи двинулись осуществлять свою задумку. Конечно же, они не станут безобразно кутить и сорить деньгами, а так: слегка выпьют, закусят, культурно побеседуют, после чего чинно и благородно покинут заведение.
Поначалу все именно так и было. Однако, по мере поднятия градуса, а он поднимался с каждой выпитой рюмкой, благопристойность начала улетучиваться. Ресторан потихоньку наполнялся разношерстными посетителями. Появились и известные девочки. Двое их таких заняли соседний столик. Наши герои, естественно, стали оказывать им всяческие знаки внимания, сопровождаемые незатейливыми сальностями. На маленькую эстраду вышли местные «лабухи». Зазвучала музыка. Одним словом: удалая ресторанная жизнь потекла по своему обычному руслу. Разгоряченные выпитым, а так же близостью доступных дам, первопроходимцы дяди Васи начали заказывать в честь одной из них музыку, так как узнали, что именно сегодня она справляет свой очередной День рождения. Наши герои, конечно, догадывались, что подобные Дни рождения эти дамы справляют регулярно в строгой очередности. Но это их не касалось. Музыку заказывали одну и ту же, разумеется, за счет штрибана. Это была модная на тот момент песня: «Желтоглазая ночь». Незаметно дамы перекочевали за столик наших, уже хорошо подвыпивших, героев и веселье продолжилось за общим столиком. Штрибан, на правах хозяина стола, выбрал для себя одну из дам в качестве своей пассии, но неугомонный Ямал этого, как бы, не замечал и прилип сразу к обеим, что стало сильно раздражать молодого помбура. Его уже раздражало в своем недавно приобретенном друге буквально все: и его беспардонная наглость, и его сальные шуточки, которые воспринимались подругами с визгливым, многообещающим смехом, но больше всего – манера держать рюмку. Ямал держал ее двумя пальцами, широко растопырив веером три оставшихся. Эти заскорузлые, почерневшие от въевшейся грязи, пальцы, особенно мизинец, торчали как ненужные сучки на корявом дереве. Однако Ямал предполагал, что это очень интеллигентно и круто. Вообще его поведение напоминало штрибану поведение поддатого конюха, который взялся исполнять балетное фуэте перед колхозными кобылицами. И тогда, когда Ямал с пафосом жаждущего кобеля произнес очередной сальный тост и приготовился выпить очередную халявную рюмку, а присоединившиеся к нему дамы визгливо заржали, штрибан схватил его за оттопыренный мизинец и крутанул. Ямал взвыл от боли и долбанул штрибана своим кулаком левой руки, похожим на кувалду, сверху по голове. Дальнейшие события поплыли для него как во сне в виде отдельных картинок: визг девок; от него требуют оплаты застолья и удаления из ресторана; расплачивается за все деньгами штрибана Ямал…
Кое-как очухался молодой помбур уже на свежем воздухе через полчаса в той же компании. Чугунная голова от выпитого алкоголя и свалившегося кулака на нее соображала с трудом. В ушах звонили колокола. Однако агрессия к Ямалу пропала. Он чувствовал свою вину, которую можно было загладить только накрытием очередной поляны. Его искреннее раскаяние и предложение: продолжить где-нибудь прерванное веселье - были приняты всеми с энтузиазмом. Их случайные барышни предложили в качестве места продолжения сейшена пустующую квартиру их общей подруги, на данный момент отсутствующей в городе. Этот вариант так же был безоговорочно принят. По пути к намеченному месту продолжения пиршества, новоиспеченные друзья и подруги завернули в известную точку, где приобрели две трехлитровые банки «косорыловки» местного производства.
Так называемая квартира, куда они, в конце концов, пришли, находилась на краю города и представляла собой полуразвалившуюся хибару с покосившимися потолком, стенами и полом. Трудно было понять: как она еще продолжала существовать. Обстановка внутри полностью соответствовала наружному виду: вся перекошена, разломана, обшарпана, но, если особо не привередничать, вполне пригодна, для продолжения начатого. Итак, как говорил один классик: маленькое «бордельеро» состоялось…
Невозможно было определить: сколько продолжалось это запойное веселье. Все смешалось: время суток (пьяные времени не замечают); день, ночь (в этих местах в это время года всегда светло); люди (их бомжиные рожи постоянно менялись); выпивка («косорыловка», брага, одеколоны и коктейли на их основе, редко спирт) и прочее. Штрибана и Ямала невозможно было узнать: они заросли щетиной, нечесаные волосы стручками торчали во все стороны, рожи опухли, двигались как мореные тараканы (но в основном лежали), цвет лиц приобрел буро-сизо-серый цвет. В данный момент они не пили: не было чего и за что. Весь денежный запас, взятый с собой молодым помбуром, улетучился как воспоминание. Девки куда-то почти сразу же пропали, но вместо них, как-то незаметно, появились бомжи, жаждущие выпить на халяву. Вот и сейчас двое из их братии еле шевелились на полу в углу хибары. Короче говоря: закончен бал, погасла свечка. Но жить как-то надо было дальше, хоть в данный момент эта перспектива представлялась как-то туманно. Оставаться здесь дальше нельзя: запросто можно сдохнуть от такого образа жизни, если его можно назвать таковым.
ЭПИЗРД ЧЕТВЕРТЫЙ
Свежий ветер трепал лохматую голову штрибана, выгоняя из нее последствия недавнего загула. Он, вместе с Ямалом, плыл на пароме, заполненном техникой и людьми, через широкую реку, только недавно сбросившую с себя ледяное одеяние. Они все-таки выбрались из бомжатника, в котором хороводились несколько дней, кое-как «доползли» до вахтового общежития, хорошенько проспались и теперь добираются до соседнего города. Переправа заняла минут двадцать. На берегу, куда они сошли, пассажиров парома уже дожидался рейсовый автобус. Наши герои сели в него и без проблем добрались до вокзала.
Мечта: благополучно взять билет на пассажирский поезд и на время оставшихся отгулов покинуть нынешние места, растворилась как утренний туман под лучами июньского солнца, лишь только штрибан увидел огромную толпу перед билетной кассой. Суровая действительность преподнесла еще один сюрприз: для того, чтобы взять билет на поезд – необходимо было предварительно записаться в список, который подтверждал очередность подступа к билетной кассе. Очередь была такой, что раньше чем через неделю и думать нечего было об отъезде. Кроме того, для подтверждения своей очередности необходимо было каждый вечер приходить на перекличку. Человек, пропустивший эту процедуру, безжалостно вычеркивался из списка очередности и никакие аргументы злющей толпой не воспринимались. Молодой помбур подумал, почесал «репу» пятерней, но все же записался в указанный список. Время и оставшаяся наличность еще позволяли совершить задуманный вояж. После всего этого парочка первопроходимцев дяди Васи отправилась по адресу проживания свояка Ямала.
Этого свояка звали Ванькой. Ваньку искать, долго не пришлось. Он жил по старому адресу в двенадцати квартирном двухэтажном деревянном доме. Сейчас он был один, так как запил и его жена вместе с двумя малыми сыновьями куда-то ушла. У Ваньки вся его жизнь состояла из черных и белых полос, как униформа на заключенном. Из ничего он мог сделать благосостояние, а потом, это благосостояние, пропить до нитки, что в данный момент успешно и делал. Тогда, когда были белые полосы жизни, он крутился как жук, не покладая рук. Ванька постоянно кого-то на что-то организовывал, руководил этими, втянутыми в его авантюры людьми, добивался каких-то успехов. В такие периоды он купался в льстивой славе забулдыг, соря деньгами направо и налево, а потом, пресытившись этой славой, все проматывал с этими же забулдыгами, которые, впоследствии, естественно, кидали его через причинное место. Сейчас был именно такой момент.
Предыдущая белая полоса Ванькиной жизни была связана с самогоноварением. На этом поприще он хорошо заработал. На плывущие в его руки самогонные деньги, он купил видеомагнитофон, подержанное авто, обставил квартиру мебелью, сделанной руками зеков, украсил стены картинами и поделками того же производства. Двери его обиталища, где «косорыловка» текла нескончаемой рекой, были открыты в любое время суток для страждущих. В качестве «крыши» своего бизнеса, Ванька привлек уголовный элемент, который безвылазно торчал в его квартире. Это были отсидевшие недавно свой срок мужики, не имеющие, как говорят: «ни флага, ни родины». Кроме покупателей Ванькиной «косорыловки», его квартира постоянно была полна так называемым «бомондом» - особами, приближенными к нему. Эта публика, развалившись на всем, на чем можно сидеть и лежать, постоянно пялилась в экран телевизора, не вынимая изо рта чадящие сигареты, а из рук стакан с самогоном, пожирала глазами видеопродукцию: порнуху, ужастики и боевики.
В этом постоянном бедламе жил сам Ванька и его семья: жена и двое сыновей. Жена и сама не прочь была выпить, что делала регулярно с самого утра. Закусывала она, как и все, сигаретой. Подпитая хозяйка этого вертепа, начинала качать перед Ванькой свои права, за что регулярно получала по роже и ходила с перебитым носом. Получала она не только от своего благоверного, но и от мужиков ближайшего Ванькиного окружения. Среди взрослых, постоянно пьяных, вертелись их сыновья: старший с хроническими соплями через плечо, и младший – шустрый шкет, похожий на бесенка. Этот малый постоянно творил всякие пакости: то селедок в аквариум запустит, от чего аквариумные рыбки дохли, то костер разведет в укромном уголке, от чего несколько раз чуть не возникли пожары, то еще что-нибудь в этом роде. Короче говоря - эта семейка была настоящим ужасом для всех жильцов дома.
Однако сам Ванька в такие периоды жизни не пил, а усердно занимался своим бизнесом, в чем и преуспел. Он добросовестно поил всех окружающих, желающих выпить, и был в их глазах на уровне полубога. Он никогда не скупился и щедро раздавал свою «косорыловку» в долг. И, надо сказать, что долги ему исправно отдавали. Ведя, таким образом, свой бизнес, Ванька быстро стал «купчиком» средней руки с характерными замашками: ради понта он мог на глазах у всех порвать или сжечь несколько купюр. Этим он как бы подчеркивал свое пренебрежение к деньгам, которые потоком текли в его руки. Лексикон Ваньки был соответственный: мать, перемать, в рот, за рот и т.д.
Но всему приходит конец. Пришел он и Ванькиному бизнесу. Ванька не вынес испытания «медными трубами»: мало-помалу он запил. И это был крах всему его благополучию. И вот в это время к Ваньке пожаловал его свояк вместе со штрибаном. Они увидели запустение, которое трудно себе представить: непроходимая грязь, остатки переломанной мебели, обшарпанные полы потолки и стены, выбитые стекла в некоторых окнах. Все Ванькино окружение, включая его семейство, куда-то разбежалось. Вот в такой обстановке сейчас пребывал Ванька в постоянном алкогольном дурмане, продолжая мутить брагу из старых запасов сахара и дрожжей и гнать «косорыловку», но уже не в прежних масштабах, а для себя и случайных посетителей.
Ванька в полузабытьи валялся на разломанном диване. Возле него, на полу, стояла почти пустая грязная банка, на дне которой было еще с полстакана «косорыловки». Тут же валялась груда вонючих «бычков». Ямал начал трясти свояка. Тот пробудился и бессмысленным взглядом уставился на посетителей. Прошло несколько минут пока Ванька начал что-то соображать. Наконец он узнал, кто перед ним и выдал первую осмысленную тираду, основой которой был трехэтажный матерный ямб. Этот возглас, не переводимый ни на какие языки, нес в себе весь восторг Ванькиной души, соскучившейся по свояку, которого он давно не видел. Потихоньку бывший бизнесмен пришел в себя и поведал Ямалу о своем житейском обломе, который явился неизбежным следствием его беспутной жизни. По большому счету такой образ жизни, но, может быть, в несколько других проявлениях, характерен многим человеческим особям, которые обладают менталитетом бандерлогов, но мнящие о себе, невесть что. Все наши герои были из такой категории. Однако штрибана жизнь еще не успела помять так же, как двух свояков. Сейчас он присутствовал при встрече этих человекообразных, которые в состоянии посталкогольного синдрома утирали друг другу сопли. Штрибан предполагал, что должно было последовать за этим умилением. Поначалу он даже помышлял тихо уйти, так как все его естество уже противилось тому, что должно было произойти. Однако дух солидарности, ступившего на жизненную стезю, таких, как Ванька и Ямал, заставил его остаться.
И это случилось! Сначала штрибана отправили в магазин, где он, разумеется, за свои деньги купил алкоголь и что-то поесть. В процессе застолья к Ваньке начали подтягиваться его забулдыги, которые присоединялись к начавшейся пирушке. Сколько раз штрибан бегал в магазин – это одному богу известно. Естественно, что вечерняя перекличка на вокзале была забыта и пропущена. Пили, пока все не попадали. Следующий день начался с «пивусика» и продолжился «косорыловкой» Ванькиного производства. У него в спальной комнате стояли шесть бидонов с подоспевшей брагой. Ванька наладил процесс и определил одного из забулдыг к аппарату, чтобы тот неотлучно следил за производственным процессом. Сначала все шло путем, о чем свидетельствовали две полные банки «косорыловки». Однако потом, по недосмотру кривого оператора, произошел взрыв бидона – пар под давлением сорвал с него крышку и ошпарил незадачливого смотрителя, которого пришлось увозить на скорой помощи. После этого инцидента «косорыловку» гнать прекратили, а пили просто брагу.
Бедлам длился уже больше недели. Штрибан давно оставил свою затею посетить свою мать. Он, как и все его случайные друзья, пребывал в состоянии взвешенности между небом и землей: то он в аду земных реалий, которые воспринимались через пелену алкогольного дурмана, то где-то в высших сферах блаженного небытия.
Трудно сказать: когда и чем бы все это закончилось, если бы ни одно происшествие, которое расставило все по своим местам. Собственно то, что произошло, стало самым, что ни на есть, банальным следствием всего предыдущего. Это просто не могло не случиться. Наши знакомцы, который уже день, пребывали в алкогольном дурмане. Передвигались, если это можно считать передвижением, как мореные тараканы, только держась за стену и только по неотложной нужде. Каждый из них уже давно имел свою компанию: кто маленьких зелененьких человечков, кто чертиков, кто белочек или других зверушек. У всех изо рта торчали чадящие «бычки», которые выбрасывались не затушенными прямо на пол тогда, когда его уже невозможно было держать в губах. Естественно, что один из таких «бычков» явился причиной начала пожара, который, слава богу, был затушен бдительными соседями, потерявшими покой и сон. Однако о возникшем пожаре кто-то позвонил в пожарную часть. Прибывшим бравым пожарникам тушить уже в принципе было нечего, так как соседи успели ликвидировать пожар в его зародыше. Однако они обнаружили целую ванну браги, которую Ванька вылил из двух бидонов, пытаясь спрятать следы своей, не вполне законной, деятельности, так как справедливо полагал, что к месту пожара должна приехать и милиция. Однако густой осадок браги сразу же закупорил слив, и она, почти вся, осталась в ванне. Вот ее-то пожарники и обнаружили. Не пропадать же добру, тем более что тушить нечего. Отважные огнеборцы тут же стали черпать брагу своими касками и, под Ванькин мат, усердно уничтожать ее своими лужеными глотками.
Все это продолжалось до приезда милиции. По ее приезду бравые пожарники благополучно отбыли в свою часть, вдоволь напившись халявной Ванькиной браги. Милиция определила всех троих трясущихся и еле живых подобий homo sapiens в отделение местной наркологии, для интенсивной терапии. Ванькина квартира на время была опечатана. Таким образом, закончился вертеп, который протекал несколько дней. Конечно же, все произошедшее реально нагоняло ужас на обитателей дама. Однако никто из них не предпринял, по многим соображениям, решительно никаких шагов по пресечению этого бедлама. Такова уж наша действительность и «загадочная русская душа».
ЭПИЗОД ПЯТЫЙ
Штрибан, которого было трудно узнать, сидел на скамейке в зале ожидания окружного аэропорта. Он как-то скукожился, сильно похудел, осунулся. Сейчас штрибана ничего на свете не интересовало: ни чудесная погода, ни то, что сегодня еще ни один рейс не был задержан или отложен, ни многое прочее, связанное с суетностью бытия в нашем бренном мире. Он пребывал в отрешенном состоянии от всего мирского и прокручивал в своем сознании то, что с ним произошло в самом недалеком прошлом. Почему, почему так все нелепо произошло. Вместо отдыха в санатории – три дня под капельницей в наркологическом отделении. Вместо долгожданной встречи с мамой – кривые рожи алкашей. Вместо приятного времяпрепровождения – алкогольный угар. Разве этого он хотел, об этом мечтал, полгода прозябая на буровой? К чему все это? Неужели он желает для себя того же образа жизни, каким живут Ямал и Ванька? Все эти вопросы роились в его бестолковой голове. Однако его внутренний голос выступал в роли услужливого адвоката и нашептывал: «А что собственно произошло? Ну не удались отгулы в этот раз. Ну не отдохнул ты в санатории, не увидел мать и не отомстил подлой Машке. Но жизнь ведь продолжается. Еще будут другие отпуска и отгулы!»
А сейчас он дожидался вахтового рейса в родную экспедицию. До окончания отгулов еще оставалось несколько дней. Однако у него не было уже ни средств, ни желания бесцельно торчать в вахтовом общежитии, куда он явился после принудительного, но такого необходимого, «отдыха» в наркологии. Предстоящая длительная работа на буровой и стряпня поварихи Вальки, выполняющей, по совместительству, роль любовницы бригадира, уже его не очень расстраивала, а даже наоборот, как-то радовала. На буровой все отлажено, размерено и предельно ясно: работа, отдых, работа, отдых и так далее: до следующих отгулов, которые он, непременно, проведет радостно и содержательно. МОЖЕТ БЫТЬ!
Новозыбков, февраль, 2014 год.
ХРОНИКА ОДНОГО РЕЙСА
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
Сани с обсадной трубой были готовы к транспортировке. Вокруг них, переругиваясь между собой, ходили двое. Один из них – бригадир стропальщиков базы производственного обеспечения, а второй – тракторист транспортного цеха. Оба мужика принадлежали к известному племени первопроходимцев дяди Васи и были работниками знакомой нам заполярной геологоразведочной экспедиции. Не совсем литературный сленг, слетавший с их задубелых, замерзших, но по привычке держащих давно потухшие, вонючие «бычки», губ, являл собой часть производственного процесса. Это была передача саней с указанным грузом для его транспортировки на буровую. Тракторист придирчиво осматривал крепление труб на возу и выражал бригадиру свое недовольство «трехэтажным ямбом», на что бригадир отвечал точно таким же. Наконец, придя к консенсусу, они успокоились и перешли к мирному перекуру, который как бы подводил черту под первой фазой транспортного процесса. С этого момента вся ответственность за груз ложилась на тракториста. Покурив, они разошлись, каждый по своим делам.
Упомянутый тракторист – это наш старый знакомый: бывший молодой помбур с «погонялом» штрибан. Мы расстались с ним в зале ожидания окружного аэропорта более двух лет назад. За это время утекло много воды, многое изменилось в жизни нашего знакомца. Он уже не помбур на буровой, а тракторист, в транспортном цеху экспедиции. Этому способствовали следующие события. Месяца через два, по его возвращению на буровую, после неудавшихся отгулов, их бригада была переведена в полном составе на другую, так как бурение на старой было завершено. Новая буровая располагалась недалеко: километрах в десяти. Поэтому бригада перебиралась своим ходом, то есть без участия транспортных средств базы. Основным средством перемещения был дежурный трактор. Однако штатного тракториста от транспортного цеха не было по причине лета и нахождения многих работников в отпусках и отгулах. Так как наш герой имел удостоверение тракториста-машиниста широкого профиля, то ему и поручили заниматься транспортировкой необходимого барахла, в том числе и столовой вместе с бригадной поварихой Валькой, которая, в неурочное время, оказывала любовные услуги известному бригадиру.
Прицепив к трактору балок со всем кухонным скарбом, усадив Вальку рядом с собой в тракторе, наш герой отправился в рейс. Вслед за ними увязался и Сволочь – известный нам пес с сомнительной репутацией. Все шло своим чередом. Погода была чудесная, вокруг все жило, цвело, благоухало и вселяло в душу отличное настроение. Близость пассажира женского пола вызвало у штрибана непреодолимое сексуальное желание. Это желание, по-видимому, передалось и Вальке, так как уговорить ее на секс не представило для нашего героя никакого особого труда. Это состоялось в кухонном балке. Штрибан так горел нетерпением и желанием сексуальной близости, что второпях снимая с Вальки известную часть ее туалета, нечаянно порвал ее. Для дальнейшей носки трусы уже не годились и были выброшены, как оказалось, очень опрометчиво, в открытое окно балка. Пока штрибан и Валька занимались любовными утехами, ими завладел подлый пес Сволочь. Он тут же оправдал данную ему кличку, так как, не теряя времени, со своим трофеем в зубах прибежал к бригадиру, который опознал в нем то, что сам еще совсем недавно видел на Вальке. Путем нехитрого дедукционного анализа, бригадир пришел к выводу, что у него появился соперник в лице штрибана.
За вероломное поругание своей чести хозяин буровой, не мудрствуя лукаво, устроил прелюбодеям такой административный террор, что они незамедлительно перевелись на базу. С тех пор штрибан и Валька стали сожительствовать вместе, хотя особой любовной тяги друг к другу и не испытывали. На базе им выделили отдельный балок для совместного проживания. Штрибана взяли трактористом в транспортный цех, а Вальку – поварихой в столовую. То есть все сложилось более-менее ништяк, как говорят в социальных кругах первопроходимцев дяди Васи.
С тех пор, как уже говорилось, прошло более двух лет. Сегодня, в канун Нового Года, наш герой, бывший молодой помбур, а ныне тракторист транспортного цеха, отправлялся в рейс на буровую с указанным грузом. Хотя он и не был уже штрибаном в настоящем значении этого термина, которым известный бригадир «крестил» всех молодых помбуров, однако к нашему герою он прилип навечно. В дальнейшем будем и мы называть его так же. Выезд с базы штрибан наметил на послеобеденное время, так что он располагал примерно тремя часами свободного времени, которые как-то надо бы «убить». Собственно говоря, отправиться в рейс можно было и немедля, но в это время года, когда в этих широтах чуть-чуть светает, в молочно белом просторе тундры совершенно ничего не видно. Не помогают и фары. Взгляду совершенно не за что уцепиться. Когда же становится достаточно темно, то в свете фар видимость значительно улучшается и можно ехать. А если светит луна, то вообще полный порядок. Вот поэтому наш герой бесцельно слонялся по базе в ожидании темноты.
Его трактор, полностью готовый к рейсу, тихонько барабанил на холостых оборотах, готовый в любую минуту послушно тронуться с места, увлекая за собой сани с грузом. Обсадную трубу предстояло доставить на буровую, где хозяйничал его старый знакомый бригадир. Отношения с ним у штрибана со временем наладились и они стали не то чтобы приятелями, но вражды из-за Вальки, место которой заняла новая повариха, уже не питали друг к другу. Кстати говоря, Вальки в настоящее время на базе не было: она улетела в отгулы на «большую землю» к своим родственникам. Так что наш герой был предоставлен сам себе.
К штрибану присоединился знакомый пес по кличке Охламон. Хозяином этого пса был его старый друг, с которым они вместе, когда-то, заканчивали курсы помбуров и вместе прибыли в экспедицию. Он тоже перешел работать в транспортный цех, и сейчас выполнял обязанности медника. Балок, где друг штрибана занимался пайкой радиаторов, стоял на берегу речки, метров через двести впадающей в губу. Рядом с ним был устроен пирс, к которому в период летней навигации причаливали суда и баржи, доставляющие необходимые грузы в экспедицию. На противоположной стороне речки базировалась метеостанция Гидрометцентра, с работниками которой поддерживались многими первопроходимцами дяди Васи дружеские связи. У метеорологов было свое подсобное хозяйство: несколько свиней, которые вольготно гуляли по тундре вокруг их базы.
Этим летом в период навигации со «свинством» метеорологов произошел комичный случай. В экспедицию прибыла очередная баржа с грузом. Это были химреагенты для буровых растворов. Химреагенты окрашиваются в разные цвета с помощью различных пигментов для того, чтобы рабочие могли безошибочно распознавать их. Свободного места на берегу экспедиции не оказалось и груз пришлось временно выгрузить на территорию соседей. Химреагенты доставляют в огромных тюках. Ночью, когда все спали, свиньи распотрошили упаковки и вывалялись в содержимом, окрасившись в разные цвета. Утром, перед взорами недоумевающей публики, предстали неизвестные науке цветные животные. Хохоту было много.
Вот туда, к месту работы своего кореша, в сопровождении огромного, но добродушного пса и направил стопы наш герой. С Охламоном так же, когда он был еще подрастающим щенком, произошла забавная история. Как-то, после очередного шторма, на берегу губы он обнаружил живую миногу, которая представляет собой что-то вроде большой пиявки. Молодой Охламон, проявив любопытство, долго ее обнюхивал, за что и поплатился. Минога успела присосаться к его любопытному носу. Таким образом, из собаки получилась слонособака. Со своим новым приобретением оголтелый Охламон некоторое время бегал по берегу, не зная, как с ним расстаться.
Кореш, к которому пришел штрибан с Охламоном, только что закончил ремонт очередного радиатора и устраивал себе перекур с чаепитием. Товарищи радушно поприветствовали друг друга и уселись вместе за подобие стола, на котором уже стоял чайник с кипятком. Охламон по-хозяйски устроился на полу у их ног и не сводил с приятелей преданного взгляда, поместив свою морду между лап. Друзья одним чаем не ограничились. Хозяин балка, порывшись в своих темных загашниках, извлек оттуда трехлитровую банку, заполненную наполовину брагой. Чтобы никто не потревожил их уединения, входная дверь была заперта. Приятельская беседа потекла своим чередом. Они говорили обо всем: вспоминали учебу на курсах, делились сокровенными моментами своей жизни, вспомнили и первую, неудачную попытку отгулов штрибана. Во время разговоров приятели нещадно смолили сигаретами и прихлебывали то чай, то мутную брагу. За разговорами незаметно пролетело время. Базу окутала темень. Надо было уже заканчивать посиделки, которые так и не были прерваны никем, и приступать к своим непосредственным обязанностям. Друзья расстались слегка навеселе.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Прошло уже более трех часов с того момента, как штрибан выехал с базы. Легкий хмель из головы давно улетучился. Он прикинул, что настоящий рейс должен занять не более суток. Таким образом, если все пойдет нормально, то к Новому Году успеет вернуться на базу. Такая перспектива его радовала. Но в данный момент он находился не на базе, а один на один с непредсказуемой тундрой, которая с легкостью могла в любой момент внести свои коррективы. Однако пока все шло нормально: трактор работал исправно, погода была замечательной. Стоял мороз не более тридцати градусов. Ветер совершенно отсутствовал. На черном небе светила яркая луна в окружении хоровода звезд. Все это навеяло воспоминания нашему герою.
Ему вспомнился последний отпуск, который нынешним летом он провел дома у родной матери в колхозе «имени Вымени». В отпуске штрибан был один без сожительницы Вальки. Она осталась работать в столовой на базе, так как ни отгулы, ни отпуск ей не полагался. Это обстоятельство не очень огорчило ни его, ни ее. Их жизнь была простым сожительством и не более. Никакой любви у них как-то не сложилось. Каждый из них чувствовал, что при любом изменении обстоятельств, они расстанутся без особого сожаления. По большому счету каждый жил своей жизнью, но под общей крышей. Штрибан знал, что Валька не может забыть своего бригадира, но тот ей не прощал измены и хороводился, как мы знаем, уже с другой. Он так же знал, что она предпринимала попытки сближения, но безрезультатно. Вот так и протекала их совместная жизнь: каждый сам по себе. По прилету в окружной центр, штрибан опять чуть было не повторил памятных отгулов, но все-таки как-то удержался. Начавшийся его загул был вовремя прерван комендантом вахтового общежития, который решительно и без сожаления отправил нашего героя в вытрезвитель, а после оного вышвырнул его из общаги. Эти, драконовские,
действия коменданта пошли во благо штрибану, так как ему ничего не оставалось, как продолжить запланированную поездку.
Перебравшись на пароме через реку в известный соседний город, штрибан, на удивление, легко и быстро взял билет на вожделенный поезд. Это приятное событие он хорошо отметил в Ванькином кругу его знаменитой косорыловкой. Сам Ванька в этот период не пил и бизнес его процветал. В бесчувственном состоянии штрибан был доставлен Ванькиными подручными на вокзал и благополучно загружен в вагон соответствующего поезда, в котором, до выхода на своей станции, как-то оклемался.
Родные пенаты встретили нашего героя радушно и с распростертыми объятиями. Само собой разумеется, что в течение всего времени пребывания в отпуске он почти «не просыхал». Косорыловка текла рекой. Народ гулял, празднуя прибытие в отпуск состоявшегося, по их понятиям, северянина. Желая произвести впечатление на своих постоянных и временно примкнувшим к ним собутыльников, штрибан выдавал такие перлы фантазии об экспедиционной деятельности, и своей важной роли в ней, что слушатели сидели с открытыми ртами, принимая сказанное им за чистую монету.
Он рассказывал о суровых буднях своего героического труда, о сверхчеловеках, к которым, безусловно, относил и себя, занимающихся, почти бескорыстно, непосильным трудом в не человеческих природных условиях, и многое-многое другое. Естественно, что главным героем всех эпизодов его рассказов был он сам. Его воображение, подогретое самогонными парами, а вместе с ним и его язык рисовали такие захватывающие картины романтической действительности работы в условиях Крайнего Севера, что, естественно, многие его слушатели готовы были, тут же, присоединится к славному племени первопроходимцев дяди Васи. Однако к утру их благородный порыв, подорванный благоверными, значительно убавлялся.
Естественно, что слухи об отважном геологоразведчике, прибывшем на заслуженной отдых, докатились и до его бывшей невесты, с которой они так скандально расстались. Мария Ивановна до сих пор так и не нашла себе мужа, несмотря на свои героические старания. Она ту же стала зондировать почву на предмет сближения с бывшим своим женихом. Их встреча состоялась на улице как бы невзначай. Хотя, конечно же, Машка приложила к этому событию весь свой арсенал хитроумия. Конечно же, вся, когда-то клокотавшая у штрибана злость к ней, давным-давно иссякла. Годы сгладили обиду.
Начало их разговора было положено банальной фразой: «Как жизнь?». Ее, несколько заискивающий, тон расслабил только что похмелившуюся душу штрибана и настроил ее на лирический лад воспоминаний. Слово за слово и он уже все ей простил. Евина дщерь знала, на каких струнах его души сыграть, и она сыграла эту партию блестяще. Кончилось тем, что штрибан провел остаток отпуска в Машкиной постели. И это обстоятельство сыграло свою положительную роль. Штрибан перестал «квасить» косорыловку с собутыльниками, которых было хоть пруд пруди, а проводил почти все время со своей давнишней зазнобой. Он как-то посвежел и повеселел. Конечно же, совсем отказаться от друзей и алкоголя он не отказался, это совершенно не реально, но частота таких пьяных посиделок была значительно сокращена благодаря Марии Ивановне.
Надо сказать, что и Машка изменилась. Она сделала операцию и ее бывший дефект, косоглазие, уже было почти незаметно. Да и на деревне про нее стали как-то меньше судачить, хотя попыток найти себе мужа, Машка не прекращала.
Были в ее жизни, после нашего молодого специалиста широкого профиля, мужики, но не судьба была с кем-то из них сойтись в законном браке. Другого же варианта постоянной совместной жизни она не признавала.
Вот и теперь, сойдясь вновь со штрибаном, Машка исподволь начала обрабатывала его на совместный законный брак. Однако наш герой к такому повороту событий был совершенно не готов. Его настоящая жизнь в свободном браке с Валькой, не обремененная какими-то серьезными обязательствами, как-то постепенно взрастила в его душе чувство свободы и безответственности по отношению к рядом живущей особи женского пола. Он уже чисто потребительски, с позиции похотливого самца, относился к противоположному полу. Так что Машкины попытки натыкались на глухую защиту. Поняв, что от штрибана не добиться желаемого результата, она выставила его за дверь. Однако это было в конце его отпуска, и наш герой, вскорости, возвратился назад в экспедицию, где и продолжил свою работу и свободную жизнь с Валькой.
От нахлынувших воспоминаний штрибана отвлек какой-то неясный, но не как не вписывающийся в работу двигателя, звук. Звук напоминал отдаленный грохот чего-то непонятного, но чрезвычайно мощного. Он остановился и выглянул из кабины. То, что предстало взору, потрясло его. Высоко в черном небе шел яркий огненный шлейф. Штрибан сразу же понял, что он видит запуск ракеты. Такое зрелище он наблюдал впервые, хотя и слышал о таковых. Многие люди, работающие здесь, наблюдали такие запуски и рассказывали о них. Кроме того некоторые находили в тундре части от отработавших ступеней ракет. Зрелище поистине было грандиозным. Шлейф все уменьшался и уменьшался, пока не превратился в светящуюся точку, от которой, с еще большей скоростью, отделилась еще одна. Однако она быстро затерялась в глубине черного неба среди ярких звезд.
Штрибан еще какое-то время постоял на месте, находясь под впечатлением увиденного. Потом обошел трактор с прицепленными санями, проверил крепление груза и, по обыкновению трактористов, помочился на гусеницу. Описанное событие произошло в непосредственной близости от, так называемого святого места тундровых аборигенов. Святость его заключалась в следующем. В этом месте в лощине было озерцо, каких в тундре великое множество. Но на его берегу, здесь, в этих широтах, непонятно каким образом, выросла лиственница. Местные жители, каслающие по тундре оленей, назвали, видимо по этой причине, место святым и навесили на лиственницу множество разноцветных лоскутков. Кроме того, над специальной полочкой на лиственнице было закреплено, вырезанное из дерева, изображение какого-то их божества. Проезжающие мимо, в том числе и транспортники экспедиции, оставляли, по установившейся традиции, на полочке перед изображением какие-нибудь дары: еду, выпивку, безделушки. Это делалось для ублажения божества. Считалось, если ритуал не будет выполнен, то не стоит ждать удачи в выполняемом мероприятии, так как не будет покровительства и помощи от божества, чье невидимое присутствие витает в этих местах.
Следуя традиции, выполнил ритуал и наш герой. Когда он подходил к лиственнице, то увидел сидящих на ней нескольких куропаток, которые, как елочные игрушки в канун Нового Года украшали ее собой. Их было не менее десятка. Штрибан издали полюбовался красивым зрелищем: лиственница без иголок, на ней разноцветные тряпочки, белые куропатки. Все это на фоне белой ночной тундры, черного звездного неба и полного диска яркой луны. Однако при дальнейшем приближении к дереву куропатки камнем нырнули в пушистый, недавно выпавший, белейший снег, где и затаились. Штрибан положил на полочку пару галет, постоял немного,загадывая на благополучность рейса, и вернулся к трактору. После всего описанного рейс был продолжен.
Большая часть пути была уже позади. Пока все складывалось так, как и планировал штрибан. Предстоящая встреча со старым знакомым бригадиром его уже ни сколько не смущала. Все кануло в лету и, как бы, было забыто. Они уже не раз встречались на деловой почве и неприязни друг к другу не питали. Штрибан привозил груз, бригадир его принимал, давал распоряжения на разгрузку. Иногда что-то требовалось забрать с буровой на базу: пустые бочки, что-то из оборудования, требующего ремонта, образцы керна. На том и заканчивались их непосредственные контакты.
Сейчас наш герой был в предвкушении будущего празднования Нового Года. По приезду на базу он сразу же сходит в баню. Там он по полной программе отведет душу. Экспедиционная баня была особым предметом гордости всех работников базы. Даже высокое начальство, прилетавшее в экспедицию по делам, никогда не гнушалось в ней попарится, расслабиться. В бане, кроме моечного отделения было несколько душевых, отличная парилка с сухим паром, и довольно большой бассейн, сооруженный из части огромной металлической емкости. Таким образом, это заведение представляло именно то место, где можно было снять стресс от нелегкой работы. Ну а сам Новый Год штрибан рассчитывал встретить в тесном кругу своего друга, знакомого нам, и его верного Охламона. Для этой цели у них уже была запасена фляга выгулявшейся крепкой браги. Но до этой идиллии еще надо было дожить и вернуться благополучно на базу.
В таких радужных мыслях и предчувствиях штрибан потихоньку приближался к буровой, огни которой он, наконец, увидел далеко на горизонте. Это были огни буровой вышки, до которой он благополучно добрался часа через два. После того, как сани были поставлены под разгрузку, штрибан пошел в дежурный балок, чтобы в оставшееся время до утра немного поспать. Он спал часа три. Сон несколько освежил его. Плотно позавтракав, штрибан отправился в обратный путь. По рации на базу об этом было сообщено.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Штрибан пришел в себя, лежа в постели экспедиционного медпункта. Все его тело нестерпимо горело. Возле стеклянного столика что-то «шаманила» со шприцами и ампулами медсестра в белом халате. Сознание постепенно возвращалось к нашему герою, и память восстанавливала хронику недавних событий.
До рассвета все шло благополучно. С рассветом видимость стала резко снижаться, и уже часов в двенадцать совсем ничего невозможно было различить в молочно белой пелене. Штрибан остановился и вылез из кабины. По его расчетам около половины пути уже было пройдено, и он находился недалеко от известного святого места. До базы оставалось часов шесть ходу. Помочившись по традиции на гусеницу, он стал обходить и осматривать трактор, прикидывая, что делать дальше. А выходило то, что следовало переждать неблагоприятное время и после того как достаточно стемнеет, продолжить движение. Эта вынужденная остановка займет пару часов. Конечно же, времени терять не хотелось, но ничего не попишешь. Штрибан почесал «репу» пятерней и решил поступить именно так. Он уже намерился лезть в кабину и там во время вынужденной стоянки «перекемарить», как вдруг его внимание привлекли какие-то темные пятна на белом снегу под двигателем. Его худшие предположения оправдались – это потек радиатор. Течь пока была не значительная в виде частых капелек. Внимательное обследование показало, что указанная течь охлаждающей жидкости образовалась из возникшей трещину в месте пайки нижнего патрубка отвода жидкости от радиатора к двигателю. Трещина была еще совсем маленькая. Однако эта неисправность требовала немедленного ремонта, чего в настоящих, полевых условиях, сделать было невозможно.
Оставался только один выход: как можно быстрее добраться до базы, постоянно контролируя температуру двигателя и при ее повышении добавлять снег в радиатор, которого вокруг было предостаточно. Конечно же, такая перспектива нашего героя не очень обрадовала, но ничего другого придумать было невозможно. Да еще эта чертова видимость! Или, точнее, отсутствие таковой! Дай то Бог, чтобы не запуржило!
С этими мыслями наш незадачливый тракторист забрался в кабину и уставился на приборный щиток. Минут через двадцать температура медленно поползла вверх. Дождавшись, когда она дошла до критической отметки, штрибан выбрался наружу и добавил снега в радиатор. Температура несколько упала. Так он проделал раза три – четыре, пока не наступила достаточная темень. Движение было продолжено.
Но, по-видимому, удача отвернулась от штрибана. Не прошло и получаса, как при очередной заправке радиатора снегом, он почувствовал легкий ветерок, который быстро усиливался. Сначала пошла легкая поземка, но уже через полчала ветер так окреп, что вокруг все смещалось и превратилось в белую свистящую кутерьму. Ни о каком дальнейшем движении и речи быть не могло. Морозный ветер обжигал лицо. Если так дело пойдет дальше, то дело дрянь. Ладно, еще бы не было поломки! Закрылся себе в теплой кабине и пережидай непогоду! С этой целью у всех экспедиционных транспортников имеется недельный запас еды: консервы, тушенка, галеты, питьевая вода и еще, кое- что. Но неисправность! Она потребует очень пристального внимания.
Сколько продлиться пурга, это знает только один Бог. Мести может и час, и несколько часов. А может и несколько дней! Последний вариант – это самое худшее, что могло случиться в данной ситуации. Почему? Да потому, что нельзя спать. Если уснешь, то вытечет вся охлаждающая жидкость и двигатель заклинит. А это значит, что через какой-то час температура в кабине будет такой же, как и на улице. Кабина защитит только от ветра, но не от мороза, который в данный момент был не менее тридцати градусов. Тундра начала испытывать штрибана на выживаемость!
Пурга не унималась, а только усиливалась. Уже прошло часов пять сначала его вынужденной стоянки. Мечта о встрече Нового Года в нормальных условиях растаяла, как утренний туман. Но, в его ситуации, уже было не до этого. Течь усиливалась, а с погодой было совершенно не ясно. По опыту штрибан знал, что если в ближайшие три-четыре часа пурга не уймется, то это надолго. В этом случае его стоянка будет исчисляться сутками. Да, перспектива никудышная! Снег в радиатор уже приходилось добавлять через каждые полчаса. А как же быть со сном? Ну, сутки, двое от силы он как-то продержится. А что дальше? Физиология возьмет свое, и он обязательно уснет. О дальнейшем думать не хотелось.
Он задавал себе банальный вопрос: « Что заставляет его жить и работать здесь?». Неустроенность полевого существования, постоянный тундровый пейзаж, который только поначалу был чем-то интересен и привлекателен, полное отсутствие романтического восторга в серых, однообразных буднях. Так что? Деньги? Да, деньги он имел не плохие, но они протекали между пальцев как-то не задерживаясь, из-за, в целом, беспутной жизни. Среди аборигенов племени дяди Васи, ярким представителем которого он уже стал, ходила такая поговорка: «Деньги, которые прошли через мои руки я потратил на алкоголь, карты и женщин. Остальные провел как-то бездарно!». С Валькой тоже что-то не складывалось! Так что же!? На этот вопрос ответа он не находил.
… Штрибан потерял уже счет тому, сколько раз ему пришлось вылезать из кабины в морозную кутерьму, ревущую на все лады, для заправки радиатора снегом. Прошло уже более полутора суток как началась пурга. Он сильно осунулся, глаза от бессонницы покраснели, но он старался изо всех сил, чтобы не уснуть. Он знал, что более шести, восьми часов ему не продержаться, а пурга и не думала сбавлять «обороты». Вокруг, в черной ночи свирепствовала свистящая и завывающая белая смерть. Временами штрибану стали появляться разные несуществующие видения: длинная тоннель с арочным сводом и с факелами по стенам; ночная улица средневекового города с замками по сторонам. Это были галлюцинации воспаленного, уставшего без сна, сознания. После таких видений, когда сознание возвращалось к действительности, штрибан открывал кабину, куда врывался морозный ветер и на короткое время освежал его. Однако бороться с собой становилось все труднее и труднее…
…И все-таки штрибан уснул. Это произошло совершенно незаметно. Он, как бы сразу, провалился в беспамятство. Ему уже ничего не казалось и ничего не снилось. Штрибан спал глубоким сном. Он совершенно не слышал, как двигатель заклинил и, дернувшись, заглох, когда вытекла охлаждающая жидкость…
Пурга закончилась часа через четыре после описанных событий. На базе сразу же был поднят вертолет со спасательной группой, которая его, уже полузамерзшего, и отыскала на маршруте, спящим в кабине заглохшего трактора. Он тут же был доставлен на базу, где в медпункте, стараниями медсестры, вернулся к жизни.
Новозыбков Ноябрь 1914 год
ХРОНИКА ХАЛЯВНОГО ДРЕЙФА
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
По «Бродвею» базы геологоразведочной экспедиции бесцельно совершал променад, в компании здоровенного, лохматого пса, краснорожий мужик. Одет он был в видавший виды энцефалитный костюм и резиновые болотные сапоги, завернутые по местному шику в виде ботфортов. «Бродвей» являл собой теплотрассу, которая тянулась посередине всего поселка. Теплотрасса - это дощатый короб, поднятый над землей на деревянных сваях, внутри которого проходили коммуникационные трубы, засыпанные для утепления опилками. Ширина этого сооружения была не менее полутора метров и служила вполне приличным тротуаром для местного населения.
Мужик, о котором идет речь, был никто иной как, давно известный нам, штрибан. За несколько лет пребывания в полевых условиях экспедиции, его кожа на лице обветрилась, задубела и приобрела тот единственно неповторимый цвет, по которому всегда и безошибочно узнаются первопроходимцы дяди Васи. Бесцельность его променада объяснялась тем временем, когда он совершался. Во-первых, это было лето, июль месяц. Тундровые зимники давно «поплыли» и перевозка грузов на буровые средствами транспортного цеха экспедиции, где работал наш герой, временно прекратилась. В настоящее время он постоянно находился на базе и выполнял внутри ее мелкие необходимые перевозки. Работ была «не бей лежачего» и ее было мало, так как навигация еще не началась, но вот-вот должна была начаться. Во-вторых, было довольно поздно, около одиннадцати часов вечера, и рабочий день давно закончился.
Вот в этот, относительно спокойный час, наш герой и «фланировал» по местному проспекту в надежде встретить хоть кого-нибудь чтобы, как говорится «убить время», так как спать совершенно не хотелось. Однако никого, кроме упомянутого пса по кличке Охламон, он не встретил и довольствовался этой компанией. Хозяин Охламона, старый кореш штрибана, сейчас находился в отпуске и по этой причине отсутствовал в экспедиции. С бывшей сожительницей, Валькой, штрибан давно расстался. Она как-то незаметно ушла из его жизни, не оставив и тени каких-либо переживаний. Расстались и расстались: разошлись «как в море корабли». Сначала Валька уехала в отпуск. По возвращению она попросилась на буровую поварихой, а потом вообще уволилась и покинула экспедицию. Таким образом, штрибан в настоящий период был предоставлен сам себе.
Вдруг, сопровождающий нашего героя Охламон резко рванул с места и, как ошалелый, понесся за внезапно появившемся на теплотрассе котом. Коты, которых, как и собак, на базе было огромное множество, сводили пса с ума. Он кошачьего духа терпеть не мог органически. Повстречав кота, он тут же бросался, как сумасшедший, на беднягу. От преследования кота Охламона ни что не могло остановить. Не удерживал его даже резкий окрик хозяина, не говоря уже о штрибане. Если пес догонял кота, то беднягу от лютой смерти уже ничего не могло спасти. Он тут же погибал. Сколько Охламон передавил своей огромной пастью особей кошачьего племени не счесть. Но этому коту повезло: он вовремя заметил смертельную опасность и живо вскарабкался по стенке деревянного балка на его крышу. Охламон, не имея никакой возможности достать кота, поскуливал, глядя снизу на него, а кот, как бы осознавая свою безнаказанность, издевательски умывал лапой свою морду и голову с отмороженными ушами. Отмороженные уши были «фирменным брендом» здешних кошаков. Когда штрибан поравнялся с псом, тот опять, с виноватой миной на морде, присоединился к дальнейшему неспешному променаду. Так они вдвоем, наконец, добрели до причального пирса, где штрибан закурив, присел на разломанный ящик. Сел возле него, поджав хвост, и Охламон.
Наблюдающий со стороны увидел бы примерно такую картинку. На фоне необозримой водяной глади полного штиля и огромного красного диска предзакатного солнца, висящего над горизонтом в фиолетовом мареве чистого неба, четко вырисовывается фигура, сидящего на разбитом ящике, человека. Он неспешно курит и о чем-то думает, скорее всего, что-то вспоминает. Ему некуда торопиться. Он предоставлен в своих воспоминаниях самому себе. В данный момент для него времени не существует. Человек в полной прострации где-то там, в прожитой жизни. Рядом пес. Он тоже неподвижен и спокоен. Собака тоже по-своему может, видимо, мыслить и вспоминать. Они сидят в рое комаров. Но, как аборигены здешних мест, особого внимания на них не обращают. Вот такая пастораль, в духе летнего заполярья, предстала бы взору наблюдающего.
Но постараемся проникнуть в мысли нашего героя. Это не очень сложно, так как его жизнь нам уже известна, в общих чертах, по предыдущим хроникам. Штрибан вспоминал рейс на буровую полуторалетней давности, когда он чуть не замерз в тундре. Однако тогда все обошлось, более менее, благополучно благодаря молодому и здоровому организму. После этого случая его авторитет в глазах транспортников цеха, как бывалого тундровика, заметно вырос. Да и сам он как-то изменился и внешне и внутренне. О таких говорят просто: «забурел».
Летний отпуск того года штрибан, наконец-то, провел путем, толково. Ну, почти так. Он побывал в южном санатории на теплом море по бесплатной путевке родного профкома. Оставшееся время штрибан посвятил родным пенатам, находящимся, как мы помним, в колхозе «имени Вымени». Сначала он гулеванил напропалую со своими корешами. А таковых, попить на халяву, было пруд пруди. Однако потом его опять прибрала к своим рукам Машка, которая до сих пор оставалась незамужней.
Их жаркие объятия и любовный экстаз не прошли даром. Мария Ивановна забеременела и весной разрешилась плодом любви, о чем незамедлительно штрибану было сообщено. Для него эта новость не явилась чем-то таким уж очень ошеломляющим. Что-то подобное наш герой и предполагал. Как человек, в общем-то, порядочный, хотя немного и пофигист, он решил в очередной отпуск ехать к себе домой и узаконить с Машкой свои отношения, против которых уже не имел никаких возражений. Пора уже! Но как быть дальше: оставаться ли дома, или же возвращаться в экспедицию – штрибан еще не знал. Ну да ладно, как говорят: «Война план покажет».
Вот в таких мыслях пребывал наш герой, сидя на разломанном ящике в компании здоровенного лохматого пса, присутствующего рядом в такой же задумчивости и пребывающего в своих собачьих мыслях согласно своих собачьих проблем. До отпуска штрибану оставалось совсем ничего: каких-то полмесяца. Но, как все знают, именно эти последние дни тянутся особенно долго и нудно. Но ничего: и они когда-то заканчиваются.
Вдруг внимание штрибана привлекла лодка. Она спокойно дрейфовала по зеркальной глади реки возле самого берега. Это была «Казанка», находящаяся в ведении работников базы обслуживания. В настоящее время, так как навигация еще не началась, лодка использовалась рабочими исключительно для рыбалки: поставить где-то сети, проверить их – вот пока и все. Видимо кто-то плохо привязал ее, и течение реки унесло лодку от места причаливания. Штрибану не составило особого труда зацепить «Казанку» длинным шестом и подтащить к берегу. Быстрый осмотр показал, что двигатель был на месте. Его никогда никто не снимал. Не снимали по той простой причине, что стащить мотор никому и в голову не приходило: вора сразу же обнаружили бы. Аккумулятор тоже был на месте, а топливные баки заправлены. Как говорится: пользуйся в свое удовольствие. Отсутствовали только весла и подсобный инструмент. Их запирали в отдельном контейнере.
Наш герой нажал кнопку стартера. Двигатель тут же завелся. Он работал чисто и ровно. Штрибан потихоньку добавил «газку» и вырулил на простор реки, где заложил лихой круг. И вдруг его осенила мысль: «А почему бы не смотаться на факторию и у знакомого факторщика не купить две-три бутылки спирта? Ведь на факторию совсем недавно завезли товар». На базе об этом знали все. Фактория от базы находилась на расстоянии 35-40 километров. Полностью заправленные баки позволяли смотаться туда и назад часа за четыре. Если сейчас около двенадцати, то к утру, он вполне обернется. А как рады будут его кореша, когда узнают про спирт! Не мудрствуя лукаво штрибан на полных оборотах «Вихря» вырвался из устья реки на водный простор губы и вдоль берега взял курс на факторию. На месте его недавнего пребывания остался один пес. Если бы штрибан оглянулся назад, то увидел бы его с поднятой лапой к голове. Видимо собака отбивалась от назойливой мошкары, но издали этот жест можно вполне бы принять за жест, которым люди награждают кое-кого, желая подчеркнуть умственные способности оппонента.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Лодка лихо неслась по водной глади. Наш герой наслаждался этим, ни с чем несравнимым, процессом и разглядывал давно знакомые пейзажи береговой линии губы. Сама водная гладь, казавшаяся с берега совершенно спокойной и тихой, была не таковой на самом деле. Море, а это было именно море, хотя и с пресной водой, дышало. Это дыхание выражалось в медленном, ритмичном вздымании и опускании огромной водяной массы. Это поистине было дыхание великой стихии, в объятиях которой человек так, особенно остро, чувствует свою незначительность. Зимой это дыхание выражается в виде коварных разводин и рядов вздыбленных торосов.
Извилистая береговая полоса представляла собой нескончаемую ленту пляжей, покрытых тончайшим белым песком. Этим пляжам позавидовал бы любой южный курорт. За пляжами высилась гряда береговых холмов, резко обрывающихся к воде из-за постоянной эрозии почвы. Действие летних температур и воды, разрушая вечную мерзлоту, обнажает веками скрытую почву в виде каких-то причудливых «кирпичиков», которые тая, образуют огромные, уродливые языки грязи, стекающей по великолепному песку в губу.
В некоторых местах гряда холмов плавно прерывалась и переходила в низменные участки, поросшие тундровой растительностью. По ложу этих низин текли ручьи и мелкие речушки, впадавшие в губу. Зимой в таких местах образовываются большие наледи какого-то ржавого цвета.
По ходу времени первая эйфория у штрибана, вызванная свободой движения, прошла и сменилась разного рода размышлениями. Эти размышления касались эго самого. Он вдруг, впервые за четверть века своего существования, очень отчетливо осознал свою ответственность не только за самого себя, но и за то маленькое существо, к жизни которого он стал причастен. Штрибан его еще не видел, но уже чувствовал непреодолимое притяжение к этому существу. Он чувствовал узы связи с ним и радостное чувство любви к нему. Это, еще не знакомое, маленькое существо, было продолжением его самого, его частичкой. Штрибану в первый раз нестерпимо захотелось увидать и прижать к своему сердцу этот маленький комочек жизни.
Наш герой через эту, такую дорогую связь, почувствовал и свою, какую-то новую, привязанность к Машке. Это уже была не та, чисто сексуальная тяга к женщине, которую он страстно желал совсем еще зеленым, эгоистичным пацаном, жаждущим ее тела, ее жарких объятий и поцелуев. Его Машка, его Мария Ивановна, открылась вдруг штрибану как мать его ребенка, как та женщина, которую называют спутницей жизни. И наплевать на то, кто и когда были у нее. Главное то, что была она, и был их ребенок. Щемящее чувство любви и тоски по этим дорогим, душевно близким, но таким недосягаемым в данный момент людям пронзило все естество нашего героя. Он готов был тут же лететь на крыльях любви к этим двум существам. Но, увы, пока это было неосуществимо. Не осуществимо в течение полутора, двух недель, по крайней мере. А пока, обуеваемый такими мыслями и чувствами, он неуклонно приближался к фактории – цели своего внезапного путешествия.
Наконец вдалеке, на круче прибрежного холма, замаячила дощато-щитовая постройка. Это была фактория. Выйдя с ней на траверз, штрибан заложил лихой вираж и на подходе к берегу резко сбавил обороты и заглушил двигатель. Лодка мягко ткнулась носом в береговой песок. Выпрыгнув из нее, штрибан еще дальше вытащил «Казанку» на отмель, а сам, по дощатому настилу начал подниматься вверх, к строениям. Нашего героя тут же окружили факторские собаки. Они, так же, как и экспедиционные, на «белых людей» не бросались, чего не скажешь об аборигенах вследствие специфической вони, исходящей от них на значительное расстояние. Через пару минут штрибан уже стучался в закрытую изнутри дверь владений факторщика.
Факторщика звали Сашкой. Это был мужик лет сорока. Он занимался своим делом вместе с женой, которая в настоящее время отсутствовала. Сашка отправил ее отдыхать на «большую землю», а сам пока «холостяковал». Чтобы не бросать факторию, отдыхали они по очереди: сначала, как теперь, жена, а потом он. Свое дело Сашка с женой и двумя подсобными рабочими вели справно. Рабочие были из местных спившихся аборигенов. Но Сашка держал их, как говорят, «в ежовых рукавицах», и они, Прошка и Гришка, слушались его как вышколенные псы. За десять лет пребывания в нынешней своей ипостаси супруги сколотили, согласно слухов, приличное состояние, которого с лихвой хватит не только им, но и их правнукам, но уже подумывали о том, что пора «завязывать» с Севером. Однако это было в перспективе, а сейчас, после настойчивого стука, в открывшейся двери «нарисовалась» Сашкино величество с заспанной рожей.
Предстал факторщик перед штрибаном как барин, в роскошном махровом, но грязном, халате. Это было настолько неожиданно: увидеть в этом захолустье человека в таком одеянии, что штрибан сразу просто опешил. Для этих мест подходит энцефалитный костюм, фуфайка, трико, но халат – это что-то запредельное. Пока наш герой с открытым ртом разглядывал местного «нувориша», тот, узнав его, сменил гнев на милость, что отразилось на его физиономии. Они были знакомы. Иначе шрибан не рискнул бы на поездку, так как между начальством экспедиции и Сашкой существовала договоренность, которая предусматривала запрет продажи спиртного работникам экспедиции ввиду «сухого закона». Однако наш герой когда-то оказал факторщику какую-то мелкую услугу, о которой тот помнил и, таким образом, этот «сухой закон» на штрибана не распространялся. После обоюдных дружеских приветствий, штрибан изложил цель своего ночного визита. Сашка, не вдаваясь в долгие разговоры, оставил нашего героя у дверей, а сам отправился внутрь своей резиденции за спиртом. Он, вскорости, вернулся назад с тремя запечатанными и одной начатой бутылкой. Кроме того факторщик принес стаканы и небольшую вязанку вяленой ряпушки. Три запечатанных бутылки он передал штрибану, взяв, естественно, плату за них, а из начатой плеснул в стаканы. После короткого тоста: «Бум» - они осушили их содержимое, и запили водой из рядом стоящей бочки. Спирт огнем опалил потроха штрибана, но уже через мгновение он почувствовал «кайф», приятной волной накрывшей все его естество. Мужики закурили и принялись за ряпушку. Через полчаса, после второй дозы на посошок, штрибан отбыл в обратный путь.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Одинокая «Казанка» медленно дрейфовала по необозримому водному простору. Медленные, пологие волны ритмично поднимали и опускали лодку, баюкая единственного пассажира, который лежал на ее дне, уставившись воспаленными глазами в синеву июльского, чистого, заполярного неба.
Человек в лодке - это, как не трудно догадаться, наш горемыка по кличке штрибан. Вот уже третьи сутки он в свободном дрейфе. Течение губы медленно, но уверенно, несет лодку, и его вместе с ней, в море…
К такому ходу событий штрибан был не готов. Так, казалось бы, удачно начатое путешествие на факторию, закончилось совершенно не предвиденным свободным дрейфом. Я уже говорил о том, что штрибан очень легкомысленно, совершенно не думая о возможных последствиях, отнесся к отсутствию в лодке весел и инструмента. И вот это легкомыслие в итоге обернулось очень плачевным результатом. На обратном пути, уже почти в самом его завершении, на приводе гребного винта срезало штифты. Сама по себе неисправность пустяковая, однако, в отсутствии необходимого (два гвоздя и пассатижи), это обернулось большой бедой. Но, правильно говорят, что одна беда не приходит. В дополнение к указанной, в этот час начался сильнейший отлив. На губе приливы и отливы происходят регулярно, но такие сильные, как этот, не часто. Мощное отливное течение, как щепку, подхватило обездвиженную, безвесельную лодку и стремительно понесло ее в открытую губу. Уже замаячивший на правом берегу базовый поселок стал быстро отдаляться. Через час берега не стало видно.
Штрибана обуял панический страх. Что делать? Этот вопрос как набат звучал в его голове. Но ответа не было! Если до этого момента стояла хорошая погода, то она моментально может измениться. Если начнется шторм, а штрибан знал об их свирепости, его не пережить: лодку обязательно перевернет. Да и без шторма перспектива выжить была очень и очень туманной. Течение губы, в конечном итоге, сделает свое дело.
Однако одна надежда на спасение все же была: может быть, его заметят с проходящего судна. Но это была настолько призрачная надежда, что верилось в нее с трудом. Суда типа река – море ходили здесь, однако активная фаза навигации еще не началась и эта надежда на спасение выглядела крайне не реально.
Через несколько часов вынужденного дрейфа смятение штрибана уступило место крайнему упадку духа. Ему уже было наплевать на все. Он не думал ни о чем. Наступила глубочайшая прострация усиленная алкоголем, который у него имелся. Наш герой бездумно посасывал спирт, запивал его забортной водой из пригоршни и заедал вяленой ряпушкой, небольшую вязанку которой презентовал ему факторщик. Затуманенное сознание ничего из реальности не воспринимало. Пустой, отсутствующий взор его глаз ничего не выражал. Не вывела его из этого состояния и стая белух, которая в полумили проплывала мимо. В это время они ежегодно заплывают в эти места, распугивая своим присутствием всю рыбу. Стая белух насчитывала 30-40 особей. Постоянно выныривая из воды, они создавали впечатление ангелов, парящих в своих белых одеяниях над поверхностью воды. Это было настолько любопытное и красивое зрелище, что в другой жизненной ситуации шрибан, конечно же, залюбовался бы им, но теперь оно не вызвало у него никаких эмоций. Он даже не позавидовал их свободе плыть в своей стихии куда угодно. Как я уже сказал, наш герой пребывал в состоянии крайнего уныния и безразличия ко всему окружающему: настоящему и будущему. Ему было абсолютно все равно.
Выпитый спирт, наконец, возымел свое действие, заставив штрибана свалиться на решетку настила дна лодки. Его лицо с открытыми глазами были обращены к бездонному небу. Он не спал, однако был в состоянии глубочайшей отрешенности. В этом состоянии разум не способен мыслить. Он не способен воспринимать окружающий мир и реальную действительность. Такое состояние не поддается описанию. Человек вроде бы есть, но на самом деле его нет. От его сущности остается только видимая оболочка, которая не чувствует ни холода, ни жары, ни жажды, ни голода, ничего. Это какое-то пограничное состояние между жизнью и смертью. Говорят, что в этом состоянии душа, как бы, прокручивает всю прожитую жизнь, смысл которой человек пытается постичь. Его внутренний голос, который ранее был услужливым адвокатом, превращается в безжалостного прокурора. Речь и вопросы этого прокурора бескомпромиссны и жестоки. Они выворачивают наизнанку все потаенные закоулки души и прожектором совести, от которого никуда не деться, высвечивают все сокровенное и очень глубоко спрятанное.
… Начались третьи сутки этого «халявного» дрейфа. Наш герой продолжал лежать на дне лодки. И внешне и внутренне это был уже иной человек. Волосы на голове, ранее русые, стали почти полностью седыми. Он вышел из состояния небытия. Это было видно по его открытым, воспаленным, глубоко запавшим глазам, которые, не мигая, смотрели в синеву неба. Но в этих глазах уже была какая-то другая, ранее неведомая этому существу, мысль. Эта мысль была мыслью глубокого покаяния разума, после которого душа получает очищение. В глазах штрибана хоть и была тоска, но это уже не была тоска отчаяния и уныния. Это была тоска вполне осознанного и мужественного приятия той участи, которую уготовил ему Господь. В его глазах не было ни паники, ни суеты, ни обиды на весь мир за, якобы, несправедливость Божественного Промысла в отношении его судьбы. За прошедшие двое суток у штрибана проснулись проблески понимания предназначения жизни человека в этом мире. Он начал осознавать то, что жизнь, дарованная ему Всевышним четверть века тому назад, имеет какой-то высший, сакральный, смысл. Нельзя эту жизнь так бестолково прожигать, как он это делал до сего часа на протяжении всего своего сознательного существования.
То, что произошло с нашим героем, можно назвать чудом. Чудом пробуждения души, чудом пробуждения воли. Той воли, которая подвигает человека на проявления любви и сострадания.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ
Поезд увозил штрибана все дальше и дальше из тех мест, которым он отдал пять лет своей жизни. Жизни, в общем-то, простой, не мудреной, по большому счету бестолковой, но очень насыщенной всякими событиями. Эти события запросто могли лишить его жизни, однако он выстоял и вышел из них живым. Это уже само по себе, слава Богу. Вот и последний его «халявный» дрейф закончился, в общем-то, благополучно, если не считать седой головы. Господь и на этот раз пожалел нашего героя. Та небольшая надежда на спасение, которая еле-еле теплилась в душе штрибана, сбылась. Его, полуживого, заметили с проходящего танкера «Ленанефть», подобрали и вместе с лодкой доставили в базовый поселок, который, в связи с таким чрезвычайным событием, как пропажа человека, был «на ушах». После того, как наш герой мало-мальски пришел в себя, ему было предложено уволиться по собственному желанию, что он без колебания и сделал.
И вот сейчас он покидал Север. Навсегда ли? Штрибан этого не знал. Но знал точно то, что с тем безалаберным образом жизни, который он вел до этого, покончено бесповоротно. Он теперь знал, как и для кого жить дальше.
Новозыбков. Февраль 2015 год.
Маленькие хроники большого Севера
© Copyright: Алексей Матишев, 2015
Свидетельство о публикации №215080900798
Свидетельство о публикации №215080900798
Рецензии