Исповедь 5

( Отрывок из романа " Её поезда". Начало - " Девочка на метёлках")


    Страна оказалась в таком водовороте событий, за которым невозможно было уследить.

Семнадцатилетняя Маша в чём-то уже разбиралась. Но, многое ей было не понять.
Позорные поражения в войне! Отречение Государя! Временное правительство! Захват власти большевиками!

Казалось, все одновременно прекратили работать, а только спешили то к одной группе митингующих, то к другой. Работали только мальчишки,  с криком раздававшие листовки и газеты, в которых были призывы поддержать одних, других, третьих…

Когда отец Маши понял, что прежней страны нет, и не будет, что беззаконию быть ещё долго, что у власти те, кто недавно сидел в тюрьмах, устраивал террористические акты, грабил банки, призывал к анархии и  т.п.,  он решил эмигрировать во Францию.
 В прошлом году  туда уехала его старшая дочь с мужем. От них привезли письмо.
       Сергей Владиславович с удивлением узнал, что  муж Лизы, бывший офицер, стал конезаводчиком.  Однако, Лиза писала, что по сравнению с другими эмигрантами, они живут совсем не бедно.
Многие приятели её мужа работают таксистами, поют  в  дешёвых ресторанах, и даже, однажды она узнала в жиголо,  внука известной в Петербурге княгини.
Дочь привела массу доводов, к тому, что бы в ближайшее время отец вывез семью из России.

Маше очень хотелось уехать из этого хаоса, но, в то же время, ей необходимо было оставаться в Петербурге.
Очень нуждалась в её помощи Зиночка.

Год назад, Зина и Володя поженились. Венчались тайно,  без благословения Володиных родителей,  которые не могли допустить мезальянс -  женитьбы внука генерала Григорьева –Лаговского и дочери вдовы капитана.

Но,  Володя настоял на венчании. Он рассказал  Маше, о своём предчувствии,  что  погибнет.  Ему хотелось, что бы Зиночка помнила его,  как законного мужа. Когда Володя узнал, что у них будет ребёнок,  он сказал подруге : -  « Я не боюсь смерти! Я совершенно счастлив, что оставлю после себя сына! Я не сомневаюсь, что это будет именно сын! Прошу тебя, не говори ничего  о моих предчувствиях  Зине и,  пожалуйста, помоги ей! У неё никого нет , кроме тебя,  Вавы  и Ольги Антоновны.

Когда у Зины начались схватки,  Вава сказала, что ещё есть время дойти до акушерки, которая живёт  на соседней улице.  Володя и Ольга Антоновна осторожно вели Зину.  Вава впереди шла  быстрым шагом, спешила предупредить акушерку.

Маша в это время находилась у себя дома.
 Обо всём, что произошло, она узнала вечером от Вавы:

" Мы уже подошли к дому акушерки, которая стояла в открытых дверях, как тут из-за угла вышла толпа пьяных матросов. Володя был в военной форме.  Толпа накинулась на него, и буквально растерзала  парня на глазах у жены и тёщи.  Мы успели втолкнуть Зину в дверь и запереть замок.

К счастью, толпа удовлетворилась  содеянным, и не стала ломиться в дом.

Через два часа Зина родила мальчика.

У Ольги Антоновны от пережитого разорвалось сердце."

Зина потеряла в одночасье мужа и мать.

Женщина,  родившая ребёнка, должна была выкормить дитя. Организм Зины сработал на защиту. Она потеряла память. Она помнила только то, что было с нею в детстве. Зина просто стала большим ребёнком.

Сына,  которого Вава при крещении назвала Петром, Зиночка воспринимала, как живую куклу. Когда няня прикладывала ребёнка к её груди, Зиночка смеялась и недоумевала: - « Как интересно! Он сосёт! Совсем как у взрослой кормилицы! Ну, пусть! Пусть пососёт. Какой миленький! Какой маленький! А я, как будто его мама! Посмотри Мари! Я похожа на взрослую женщину?»

Варвара и Маша надеялись, что со временем Зина поправится.

В коморке  Вавы появился ещё один житель.  Из деревни к ней приехала,  назвавшаяся родственницей, молодая девица Татьяна.
В деревне, откуда была родом няня, половина жителей носила фамилию Васильевы, половина – Окошкины.   Все жители,  в какой-то степени,  были родственниками.
Танька Окошкина  была девкой злобной, завистливой, хитрой, вороватой.
Но, не выгонять же родственницу – решила сердобольная Варвара.

Танька быстро освоилась в городе. Разобралась, кто есть кто.  Она представляла собой угрозу для Маши и Зины. Но, Вава пригрозила, что выгонит её, если  будет много болтать.

Танька не работала, кормила её Вава, поэтому она притихла и  обещала не доносить властям, что у тётки живёт « иксплутаторша». Но, называла Зину не иначе как « Дуричка», а Машу « Фифа недобитая».   Одевала без спроса Зинины платья, шубку и сапожки. Норовила ущипнуть Петеньку, всякий раз, проходя мимо.

Маша решила как можно реже оставлять подругу и её ребёнка  наедине с Танькой. Иногда она даже оставалась ночевать у няни. Родители были заняты приготовлением к отъезду и зная, что она у Вавы, не беспокоились за дочь.

Как то раз, Танька  повстречалась на улице с  Вавиным племянником Васей .  « Васька  - красавец»  - только так звали его в родной деревне. Высокий, жгучий брюнет, с сильными мускулистыми руками, широкими плечами, с идеальной, для мужчины фигурой, Василий был и на лицо пригож. Завораживали его большие карие глаза и губы, особенно, когда он улыбался.

Вася знал, что он красив, но поведение его в отношении женщин не было наглым, скорее снисходительным. Любая девушка с радостью пошла бы в его объятия, но Василий, словно знал, что судьба  приготовила ему нечто необыкновенное, не торопился вступать в связь с крестьянками из родной деревни и  позже, когда стал жить в городе, с работницами и торговками.

Когда  Танька  с Васей зашли в комнату к Ваве,  Маша хлопотала возле Зины и Петеньки. Она лишь мельком взглянула на вошедшего и отвернувшись, продолжала  пеленать малыша.
Вава обрадовалась племяннику, которого давно не видела. Она предложила раздеться, попить чаю.  Они сидели возле стола и тихо разговаривали о деревне, родне и знакомых.
Вася часто бросал взгляд на стройную, молоденькую, красавицу,  одетую явно не как служанка, и похоже, дворянских кровей.
Когда, наконец, Зина и Петенька уснули, Маша повернулась и внимательно посмотрела на Васю. Их взгляды встретились…

 От самых кончиков пальцев на ногах, до корней волос по телу девушки прокатилась такая волна счастья, что она едва не потеряла сознание.
 Она увидела глаза « своего генерала». Те глаза, которые она жаждала  видеть с тринадцати лет.  И пусть этот человек был не в белом генеральском мундире, а в чёрном матросском бушлате, и не были его сильные мужские руки в белоснежных перчатках,  Маша не могла оторвать от него взгляда.
  Всё вокруг заволокло туманом и только его лицо, волшебное, сказочное, желанное  вызвало в Маше чувства неизведанные до сих пор. Кроме этого лица, она не видела ничего вокруг.
 
Не видела,  как в комнату втиснулось несколько матросов с винтовками. Не слышала, как Вася сказал: - « Братва, тут тётка моя.  В услужении у господ  всю жизнь спину гнула.  А эти, показав на Машу и Зину, - внучки её. Горничными работали. А Танька, сеструха моя, только из деревни приехала. Вот у той, которая спит с ребёнком, беляки на глазах,  мужа – комиссара,  убили.   Тронулась она умом, от увиденного.»
Матросы тихо вышли из комнаты.

Вася посмотрел на женщин  загадочно  улыбнувшись,  и направился к дверям.
Машу, как магнитом  потянуло за ним.

В маленьком узком коридорчике Василий,  вдруг повернулся к девушке, и стал целовать её; много, долго, страстно. Маше показалось, что она на секунду потеряла сознание, но придя в себя, стала  пылко отвечать парню на его поцелуи.

Позже, она всё пыталась понять, как у неё это получилось? Никто не учил! Как могла она, с её воспитанием, ведомая природой, позволить мужчине делать то, от чего сгорела бы со стыда, скажи ей кто-нибудь об этом год назад!

Нет не к подруге  Зине, не к беспомощному младенцу,  не  помочь Ваве,  бегала она  теперь, на половину, где раньше жили слуги.  К любимому,  к желанному, спешила Маша,  когда видела в окно, что он заходит в дом.

 Отъезд семьи заграницу всё откладывался.

Сергей Владиславович имел доступ к очень важному контракту на поставку железнодорожных вагонов и  паровозов,  а так же, к очень большому запасу золота. Всё это находилось в Швейцарском банке.  Его и семью не расстреляли только потому, что этот мужественный человек, обещал отдать золото и бумаги, в обмен на вывоз его семьи из страны. Власти  никак не могли решить, что важнее – расстрел семьи высокого чиновника или золото и паровозы.
 
Когда дело решилось в пользу золота, был назначен день отъезда.