Росинка и Ортия. 2. За столом

Росинка и Ортия

2. За столом.

- Явилась - не запылилась! - слегка насмешливо встретила ее Хозяйка Кабинета. Впрочем, улыбка у нее была какая-то сочувственно-понимающая. И отнюдь не в насмешку или во осуждение.

- Явилась, - Алина опустила очи долу и виноватым голосом сказала:
- Диана Афанасьевна! Пожалуйста...

Она на секунду замолчала, а после твердым голосом заявила ей, подобрав, наконец, верное слово:
- Займитесь мною! И... Добавьте мне за... трусость...

- Заняться тобою, увы, придется, - сочувственным голосом сказала Диана Ортия. И посторонилась:
- Ты давай, заходи, не стесняйся!

Собственно, этой дежурной фразы Алина и ожидала. И поэтому, едва переступив порог Кабинета, произнесла заранее заготовленный ответ.

- Да поздно, знаете ли, уже стесняться! – как-то выразительно усмехнувшись, сказала она.

- Отчего же? – серьезным тоном возразила Диана. – Пока мы не начали, ты вполне себе свободна. Можешь уйти отсюда прямо сейчас, пока еще не поздно. И создать нашей Иванцовой головную боль, что с тобою дальше делать.

- Я никуда не уйду, - Алина произнесла это со всей серьезностью. – Я решилась, я уже не струшу...

- Я знаю, - спокойно ответила Диана, - и знала это с самого начала. Кстати насчет трусости...

Ортия как-то мягко улыбнулась, покачала головой и продолжила:
- Ты отважилась прийти всего-то через два дня. Для справки, рекорд одной нашей девочки - две недели. Имей ввиду, что я никогда не тороплю воспитанниц, выбравших такое наказание. Как придут - так придут. В конце концов, это все делается и абсолютно добровольно, и отнюдь не часто. Чаще чем раз в три месяца, я ни одну из девочек еще не наказывала. Надеюсь, и ты тоже не станешь исключением из этого правила.

Алина, наконец, осмелилась поднять на нее свои голубые глаза и встретиться с ободряющим взглядом воспитательницы. Та усмехнулась и четко обозначила ситуацию.
- Кстати, так, на всякий случай, запомни. Я никогда не «добавляю». И вообще, не волнуйся, с тобою все в порядке. И было, и есть, и будет. И ты вовсе не трусиха!

- Спасибо, - пролепетала Алина, чувствуя, что...
Что-то не так...

Все было не так, как она ожидала. Ни суровых окриков, ни выкручивания рук, в попытке преодолеть отчаянное сопротивление наказываемой, ни грубых и издевательских слов...

Видимо, удивление отразилось на ее лице. Потому, что Рязанцева как-то понимающе улыбнулась.

- Ты серьезно думала, что, как только ты придешь, я схвачу тебя, силой раздену догола и исполосую до потери сознания? – спросила Ортия весьма сочувственным тоном. – Но разве что-то подобное у нас в Центре возможно? Разве хоть когда-нибудь что-то подобное у нас бывало?

- Не знаю, - смущенно ответила Алина, - девочки, которых Вы...

Она, окончательно смутившись, замолчала.

- Ну, договаривай! – усмехнулась Ортия. – Девочки, которые побывали в этом кабинете, не любят распространяться о том, что здесь происходит, но так многозначительно молчат, что всем, почему-то, кажется, будто я здесь с них как минимум шкуру клочьями сдираю! Ведь так?

- Почти, - улыбнулась Алина, - мне даже было страшно сюда войти. А сейчас...

- Сейчас тебе почти весело, - опять-таки с полным пониманием сказала ей Ортия, и пояснила, покачав головой. – На самом деле, здесь есть немного и того, и другого - и страшного, и веселого. Взгляни-ка кругом!

Алина, наконец, рискнула оторвать внимательный и смущенный взгляд от собеседницы и осмотреться.

Пространство в просторном кабинете Ортии было организовано весьма своеобразно. Он был четко разделен на четыре неравные части. Ближе к двери комнаты, поодаль от окна, располагался письменный стол со стандартными офисными креслами. Одно для Хозяйки, второе, точно такое же, по другую сторону стола, для посетительницы.

Стол, кстати, весьма интересный. Сделан явно на заказ, весь такой изысканный, стилизованный «под старину», приятного цвета мореного дуба. Несколько уже, чем стандартный стол для кабинета. Все углы этого изящного предмета меблировки визуально приятно скруглены. Нет никакой внешней декоративной панели, наоборот, со стороны кресла посетительницы нечто вроде изящного «выреза», чтобы можно было «подогнать» кресло вплотную и, положив руки на столешницу, оказаться максимально близко к собеседнице, на дистанции «встретившихся рук».

На самом столе нет ни «служебных» бумаг, ни технических устройств, вроде телефона или компьютера. Только маленькая изящная подставка с двумя перьевыми ручками-самописками, синего и красного цветов. Из «внеурочно» прочитанных книжек по психологии делового общения, Алина знает, что такие комплекты ставят на стол приверженцы классического консервативного «делового» стиля, не желающие демонстрировать окружающим подробности того, чем на самом деле занимаются.

И еще.

На стене, позади кресла Дианы Ортии, висят два больших старинных портрета с подписями-цитатами. Слева портрет Императора Николая Благого, во времена которого была создана Павловская система. Задумчивое, но отнюдь не суровое выражение лица Императора-Просветителя на классическом портрете дополняется этой его классической фразой:

Преступные мысли, отвратительные душевные наклонности и мерзейшие деяния, свойственные нашим современникам, несомненно, будут побеждены Просвещением.

И портрет самого Павлова, тоже классический, времен его зрелости. Из той самой эпохи, когда он, по велению Николая Благого, создавал Систему Просвещения, плоды которой пожинаются благодарными потомками спустя полтора века. И тоже классическая цитата, обозначающая сущность, квинтэссенцию того, что он создал, и того, что до сих пор работает на благо всех живущих, и обычных людей, и ментатов:

Каждый правильно воспитанный человек есть великое благо для Общества. Каждый дурно воспитанный человек суть зло и источник проблем. Жестокость, особливо бессмысленная, есть величайшая проблема человеческих отношений.

Неясно, зачем ей, Диане Ортии, эти образы старинного классического Просвещения, но все ж таки это красиво, очень красиво. Оба портрета визуально возвышаются над Воспитательницей, над ее рабочим столом. Она как-бы визуально располагается между ними, если смотреть со стороны воспитанницы. Эффектно и символично...

Другая часть кабинета была организована как маленький островок зелени. Рядом с окном располагался своеобразный стеллаж, несколько настенных полок и стоек, заставленных экзотической растительностью. Своеобразный «Зеленый уголок», причем среди растений кое-где блестели странные цветные камушки, на полках, совсем рядом с цветочными горшками.
Этот уголок зелени в рабочем кабинете приятно разряжал обстановку.

Впрочем, еще непринужденнее было в третьей части кабинета, где располагался угловой диванчик и стол с чайными приборами и электрическим чайником. Там же была вазочка с апельсиновым конфитюром, при взгляде на которую, как говорится, слюнки текут, и корзинка с пряниками. :-)

И, наконец, четвертая часть кабинета была собственно «болевой» и «наказательной». Там, как раз, и располагался «алтарь Дианы», кушетка, обитая темной кожей. На которой...

Проследив за ее взглядом, Диана отрицательно покачала головой.

- Нет, туда тебе еще рано, - сказала она. - И даже пока совсем не факт, что ты туда вообще попадешь! Не исключено, что я все решу совсем иначе...

- Но... Почему? – удивленно спросила Росинка.

- Потому, что здесь все решаю я, - усмехнулась ее взрослая собеседница, - и я могу сама отказаться работать с тобой.

- И меня... – Алина недоговорила.

- Успокойся, я постараюсь досконально разобраться в твоем случае, - спокойно ответила на эту ее удивленную фразу Диана. – Давай присядем.

Она указала Алине на кресло посетительницы, сама заняла место Хозяйки Кабинета и жестом приказала Алине придвинуться поближе к столу. Девочка, присев, послушно подкатила кресло, и удобно устроилась в нем, положив руки на стол. Судя по благосклонному кивку головы ее взрослой собеседницы, она все сделала правильно.

- Итак, - многозначительно произнесла Диана Ортия, когда они оказались в первой, деловой части помещения, в необходимых исходных позициях, - сейчас мы с тобою должны определиться, будем ли мы вместе работать, и как именно, на каких условиях. Для начала, давай познакомимся. Пожалуйста, представься.

- Алина, - просто сказала девочка.

- Не так, - покачала головой Диана. – Представься мне полным титулом, со всеми регалиями.

- Да нет их у меня! – улыбнулась ее юная собеседница.

- Тогда просто расскажи мне о себе все то, что ты желаешь сообщить, - спокойно отреагировала на ее непонимание воспитательница. - А я оценю твою откровенность.

- Меня зовут Росинкина Алина, - представилась девочка. И, видя, недовольное выражение лица своей собеседницы, спешно исправилась: - Росинкина Алина Михайловна.

И замолчала, выжидающе глядя на воспитательницу, откинувшуюся прямой спиной на спинку офисного кресла за столом, напротив нее.

- Уже лучше, - откликнулась та, - продолжай.

- Мне двенадцать лет, - добавила в копилку сведений о себе девочка, сидящая в кресле напротив, - я воспитанница Центра, учусь в группе 3-52, по навыкам ментата специализируюсь на пирокинезе.

- Ну, и как я понимаю, специализируешься вполне себе успешно! – усмехнулась воспитательница, явно намекнув на суть ее проступка, из-за которого Алина здесь оказалась, заставив девочку покраснеть и на секунду потупить свой взор. – Ну что же, главное ты сказала. А остальное...

Диана многозначительно улыбнулась, как бы намекая на то, что и так знает нечто недоговоренное воспитанницей. Хотя, Алина ничего такого не имела виду.

- Ну, что же, теперь представлюсь я, - мило улыбнулась Хозяйка Кабинета. – Меня зовут Рязанцева Диана Афанасьевна, я воспитатель категории «экстра», имею допуск к работе с ментатами по всем направлениям и профилям их подготовки.

- Ого! – уважительно произнесла Алина, и, наткнувшись на неодобрительный взгляд собеседницы, смущенно прикрыла рот, и, как бы извинилась: - Ой, простите...

- Извинения приняты! – улыбнулась Ортия и продолжила церемонию представления:
- Я имею сертификат профессионального психолога седьмого уровня, веду группу 3-53, параллельную твоей. Имею множество неслужебных интересов, от разведения редких растений до исследований в области минералогии.
Мне сорок два года. По семейному положению, я в разводе. От предыдущего брака имею дочь двадцати лет. Это так, насчет моей личности вообще. Ну, а в части нашего общего интереса «на сегодня», могу сообщить следующее. Со стороны администрации мне полуофициально поручено осуществлять реализацию Права наших воспитанниц на альтернативное наказание.

В этом месте Диана на секунду прервала свою речь, поднялась из кресла и с какой-то ироничной улыбкой чуть поклонилась.
Алина не осталась в долгу, тоже встала, чуть откатив кресло назад, и ответила воспитательнице подобным же поклоном, правда, склонив голову чуть-чуть ниже, чем ее взрослая собеседница. Но, естественно, без какого-либо подобострастия.

Диана одобрительно улыбнулась ей, и жестом предложила присаживаться.

А потом продолжила свои пояснения по ситуации.

- Формально, Правила дозволяют девочке самой выбирать кандидатуру из всех тех воспитательниц, кому она доверяет, - сказала она весьма многозначительным тоном. - Но для «избранной» нигде не предусмотрено соответствующей обязанности непременно соглашаться. Когда-то, лет полтораста назад, это считалось честью, и для воспитанницы, и для той, кого она выбрала себе в Исполнительницы. В те романтичные времена в Павловской Академии был даже специальный торжественный ритуал. Провинившаяся воспитанница сама брала символический пучок розог и обращалась к избранной Даме, из числа воспитательниц, с просьбой наказать ее по своему усмотрению. При этом, девочка с поклоном подавала своей избраннице розги и потом произносила краткую речь, где говорила что-то вроде того, что вверяет себя во Власть этой Дамы, и торжественно обещает с полным доверием подчиниться всем ее требованиям. Воспитательница с легким ответным поклоном принимала у нее розги, и в свою очередь, не менее торжественно обещала вести себя с девочкой справедливо, разумно и ответственно. После этого, наказание, для всех окружающих, считалось как бы исполненным. Насколько строга была реальная порка провинившейся, когда и как все происходило, и была ли она вообще, никто никогда не проверял, полностью доверяя обеим участницам этих своеобразных отношений, «старшей» и «младшей». Это считалось педагогической тайной. Впрочем, так заведено у нас и поныне. Меня, знаешь ли, в части порядка и результатов «исполнений» тоже никто не контролирует. Хотя, формальный отчет о том, что «исполнение» состоялось, мне писать все же приходится. Но, естественно, безо всяких подробностей. Педагогическая тайна соблюдается свято. Но времена классической Павловской школы канули в лету, все изменилось, и, скорее, в лучшую сторону. Общество смотрит на эти вещи строже, и сейчас педагоги считают для себя подобное «экстремальное» общение с воспитанницами недопустимым и аморальным. И просто отказываются сечь девочек, ссылаясь на то, что это дело добровольное. Поэтому, увы, из всего нашего педагогического коллектива, избрать для «исполнения» реально можно только меня, что, в принципе, ты и сделала.

Эти слова Ортия выделила какой-то особенно адресной улыбкой. А потом...
Как-то по-свойски подмигнула удивленной девочке.

- Кстати, - сказала она, как бы поясняя этот мимический акцент, - спасибо тебе за понимание ситуации. Выбери ты за свой проступок «моральное наказание», педсовет, без сомнения, зашел бы в тупик. А избери ты для «исполнения» кого-то другого, а не меня, точно бы не миновать скандала. Я искренне рада твоей разумности и доброжелательности.

Алина чуть улыбнулась такой высокой оценке себя, провинившейся и, на секунду, смущенно опустила глаза.

- В части моих навыков в отношении «исполнений», - продолжила свою речь Диана, - могу сообщить следующее. Стаж «исполнений» у меня пятнадцать лет. Количество исполнений, за весь период моей службы, двести двадцать семь.

- СКОЛЬКО?! – с удивлением, или даже с испугом переспросила Алина.

- Двести двадцать семь, - повторила Диана, и, с мягкой улыбкой, добавила. – Это не считая твоего случая и тех ситуаций, когда я выявляла факты несправедливого отношения к девочкам, и добивалась их полной реабилитации. Таких ситуаций, кстати, было всего три.

- Ничего себе! – с каким-то уважением в голосе произнесла Алина. – Я и не знала, что у нас... так часто... секут.

- Чаще, чем ты думаешь! – улыбнулась Ортия. – Просто мы не считаем для себя этичным сообщать об этом другим воспитанницам. Все-таки, это действительно педагогическая тайна. Тем более, что обратиться с просьбой об «альтернативном» наказании девочка может и к директору, и к любому из воспитателей, наедине, и даже ко мне лично. Оглашать такое считается недопустимым, а уж подробно обсуждать тем более. И сами девочки это тоже понимают. А уж педагоги, скорее, категорически против подобных мер. Многие из них - та же Вострецова, например, чей журнал ты с таким блеском испепелила! - склонны отговаривать воспитанниц от такого варианта наказания. Поэтому, провинившиеся девочки чаще всего идут ко мне, и я в начале улаживаю их дела, ну а потом...

В этом месте Ортия многозначительно улыбнулась.

- Все равно, - Алина даже поежилась от открывшейся ей жутковатой картины реального «воспитательного процесса».

- Ну, не так уж и много я «машу лозой», - мягкая доверительная улыбка не сходила с лица воспитательницы. – Всего-то набирается в среднем пятнадцать «исполнений» в год. Правда, в месяц выходит очень неровно, от трех до нуля. В этом месяце, кстати, ты первая! Так что, добро пожаловать!

Она произнесла это с мягкой иронией, но Алина снова зябко передернула плечами. И с большим трудом улыбнулась в ответ.

- Не пугайся! – приободрила ее Диана. – В конце концов, в том, что я делаю, нет ничего страшного. Твои подруги, с которыми ты поделилась горькими мыслями о грядущем визите ко мне, вроде бы и живы, и здоровы, и даже ничуть не огорчились. Ни тем, что сами, в свое время, близко познакомились со мною, ни тем, что и тебе предстоит нечто подобное.

- Нечто подобное? – удивилась Алина. – А разве здесь не всегда все происходит... Одинаково? И, кстати, Вы что, действительно расспрашивали про меня у девчонок?

- Ну, конечно расспрашивала! – искренне рассмеялась Ортия. – Мне же нужно было знать, в каком ты состоянии, готова ли уже прийти сюда, и вообще, как мне с тобой работать! А насчет «одинаково»...

Диана отрицательно покачала головой.

- Ну, уж нет! – произнесла она тоном возмущенного профессионала, которого невесть откуда взявшийся дилетант подозревает в жульничестве. – У каждой нашей девочки свой, строго индивидуальный случай. И с каждой из Вас я работаю по-своему, не так, как с другими. Да ты не переживай, ты сама все увидишь! Если конечно, не передумаешь. А то смотри, дверь открыта! ПОКА открыта, - многозначительно напомнила воспитательница.

- Вы же сказали, что и сами можете отказаться! – как-то хитро прищурившись, сказала девочка.

- Теперь уже нет! – многозначительно улыбнулась Ортия. – Ты меня заинтересовала, и я буду с тобой работать. Впрочем, сейчас, именно сейчас - сию минуту! - можешь передумать именно ты. Если боишься, то знай - дверь не заперта. Ты еще можешь уйти.

Алина как-то серьезно посмотрела на нее и отрицательно мотнула головой.

- Скажи словами, - потребовала Диана.

- Я не уйду, - тихим, но твердым голосом сказала Алина Росинкина.

- Ты желаешь получить от меня наказание, даже не зная точно, как именно оно на тебя будет наложено, - почти утвердительно произнесла воспитательница, - ты полностью доверяешь мне, и готова принять из моих рук все, что я тебе определю, без обид и упреков.

- Да, - Алина произнесла это и почувствовала, что действительно этого хочет.

- Ты только что приняла Решение, - серьезно сказала Диана.

- Да, - подтвердила девочка, напряженно глядя ей в лицо.

Ортия как-то неопределенно, с сомнением, что ли, вздохнула, протянула ей ключ и указала на дверь.
Алина, приняв ключ, поднялась из кресла, дошла до двери, заперла ее изнутри, вернулась обратно, снова присела в кресло, и протянула ключ обратно воспитательнице.
Та молча забрала его и покачала головой. Потом жестом приказала девочке снова придвинуться на кресле к столу. Сама опустила свои руки на столешницу, почти рядом с руками воспитанницы, так, что можно было дотронуться. И несколько томительных мгновений, по-прежнему молча, изучала напряженные черты ее лица.

- Боишься? – наконец, спросила она, слегка прищурившись.

- Боюсь, - ответила Алина, и опустила очи долу.

- Не бойся. Все будет хорошо, - Ортия чуть сдвинула свою руку и мягко коснулась ее ладони.

Это прикосновение...
Алину бросило в жар. Хотелось отдернуть руку, но она удержалась, лишь пальцы нервно вздрогнули. Нет, этого не может быть...
А дальше...
Как будто волна, как будто странная сладкая судорога прошла от кончиков пальцев к сердцу. И стало спокойно.

- Вы... – Алина широко раскрыла глаза. – Вы тоже ментат?!

- Да, - улыбнулась Диана. - Ты приняла Решение, сделала свой Выбор и теперь вправе это знать. Я действительно, единственный ментат из числа воспитателей в нашем педагогическом коллективе. Ты знаешь, что здесь работают обычные люди - естественно, кроме командируемых сюда инструкторов, которые ведут у нас занятия по спецпредметам. И именно поэтому, как Старшая, я имею полное право и судить тебя, и наказывать, и заступаться за тебя перед всеми и каждым, включая Иванцову.

- А она... – Алина недоговорила.

- Нет, - покачала головой ее собеседница, – Света обычный человек. Но очень добрый и душевный. Она искренне любит ментатов и заботится о вас. Для справки, она знает и о моей специфике, и о моих особых полномочиях. И, кстати, не оспаривает их, держа при этом всю ситуацию в секрете. Увы, иначе нельзя. Ты в курсе, что ментатов многие до сих пор опасаются, даже пишут фантастические страшилки про то, что мы, якобы, плетем некий «заговор против человечества». Все это, конечно, чушь и бред. Но эта неправда многим кажется правдоподобной, а потому она опасна и для каждого из нас, и, конечно же, для всех людей. Теперь ты понимаешь, почему девочки о подробностях того, что происходит здесь, предпочитают молчать?

- Понимаю, - тихо сказала Алина.

- Ты молодец, - серьезным тоном сказала ее странная воспитательница. – Ты все сделала правильно.

- Ничего себе «правильно»! – сдержанно усмехнулась девочка-ментат.

- Нет, разумеется, тебе не следовало испепелять журнал, да еще столь эффектно. Здесь ты неправа, и я это тебе еще, знаешь ли, дам понять, - многозначительно улыбнулась Диана. – Ты, безусловно, права в другом. В том, что сама выбрала наказание, пожелав его принять именно через мои руки. Теперь у нас с тобою все получится.

- Почему Вы так думаете? – удивилась Алина.

- Потому, что через то, что случилось с тобою, в принципе, рано или поздно проходят все ментаты, - тихо сказала Ортия. – Но не всем удается удержаться на столь незначительном проступке, когда приходит определенный момент. Момент кризиса. И чем раньше это произойдет, тем лучше.

- А у Вас... – внезапно поняла Алина.

- У меня все было позже и много сложнее, - вздохнула Диана. – Но об этом как-нибудь потом. Моя задача помочь тебе. Защитить тебя от твоих внутренних проблем. А наказание...

Она многозначительно усмехнулась и продолжила.

- А наказание, за которым ты вроде как бы сюда сама пришла, пусть останется небольшим, но чувствительным завершающим аккордом нашей работы. Чувствительным и запоминающимся! – произнеся эти слова, Ортия подмигнула девочке.

- Я согласна! – Алина просияла.

Девочка не ожидала ничего подобного. В Центре ей, в принципе, было хорошо. О ней заботились, и она не пеняла никому на то, что вынуждена была расстаться с семьей, и общаться со своими родными в их редкие прилеты, и на каникулах. И все же, несмотря на все заботливое и дружелюбное внимание, которым она была здесь окружена, ей иногда казалось, будто она, ментат, находится в «ласковом плену» у людей, чьему миру она, чисто теоретически, может угрожать.

Хотя, увы, не только теоретически. Стоит только вспомнить перепуганное лицо милейшей Клары Федотовны, как смысл существования Центра становится Алине вполне понятен. И снова стыдно, ой, как стыдно...

- Я поработала с Вострецовой, - тихо произнесла Диана. – Ее ожоги к утру первого дня излечились, и она, между прочим, вовсе не сердится на твою выходку. Кстати, не забудь попросить у нее прощения.

- ОЖОГИ?! – Алина была в шоке от этой фразы. – Но... мне ничего не сказали... Я даже и не думала...

- А что ты вообще думала? – голос Дианы стал много строже. – Что пирокинез это шуточки? Игры с пирамидками, которые поджигают в безопасном огнеупорном боксе, на занятиях? Так вот, имей в виду, что ты несешь в себе Белый Огонь. И ты действительно опасна для окружающих. Как и любой ментат. И твоя задача научиться смирять свои инстинкты и быть безопасной и доброжелательной. Для ВСЕХ людей и подавляющего большинства ситуаций.

- Я научусь... – прошептала шокированная девочка, и с какой-то надеждой взглянула на свою воспитательницу: - Ведь Вы мне поможете, правда?

- Непременно, - спокойно ответила Старшая. И добавила. – Кстати, в разговоре с Вострецовой на меня не ссылайся. Я работала с нею дистанционно. К твоему сведению, добрейшая Клара Федотовна считает меня садисткой, и не стесняется заявлять мне в глаза, что всех таких «исполнительниц» нужно судить за жестокое обращение с нашими девочками. Хотя она в этой оценке совершенно неправа. Все-таки, по окончании «исполнения» мои девочки никогда не чувствуют себя униженными, оскорбленными или обиженными. Они принимают меня вовсе не как некую «мучительницу», которая заставляет их страдать, а скорее как друга и советницу, искренне помогающую им! Впрочем, насчет Вострецовой... Нет-нет, лучше не пытайся ее разубедить, пусть все остается так, как есть. Пока некоторые добрые педагоги меня считают «чудовищем», мне легче с вами работать.

Алина отвернулась, ей было совсем не по себе. Но Диана вновь протянула к ее ладони свою руку и мягким касанием пальцев опять вернула к разговору.

- Между прочим, можешь оценить уровень ее Любви к тебе, нервная ты наша! – сказала она весьма суровым тоном. - Ты опалила ей брови, у нее были ожоги на подбородке и щеках, но она и в мыслях не держала на тебя зла! И если бы ты что-то подобное провернула с нею наедине, она скорее покрыла бы твой идиотский поступок, чем потребовала бы для тебя справедливого наказания!

- Я поняла, - Алина тяжело вздохнула и решительно посмотрела в сторону кушетки.

- Нет, - твердым голосом произнесла Ортия. – Не сейчас. Рано.

- Но мне будет... – девочка со слезами, умоляюще взглянула на нее. – Мне будет... Легче! Высеките меня сразу! А уж потом...

- Прости, но так нельзя, - серьезно ответила ей Старшая. – Ты же сказала, что доверяешь мне? Так поверь сейчас, что я лучше знаю, как с тобою поступить.

- Хорошо, - тихо прошептала Алина. Она честно пыталась сдержаться, но при мысли о том, что любимая учительница по ее вине испытала боль - пускай и исцеленную доброй и великодушной Ортией! - слезы сами собою наворачивались на глаза.