Гвоздь программы

      Мой папа был художник от бога. Любой ваш Никас в подметки ему не годится.
Ну, разве что холсты грунтовать, да кисти в керосине мыть.
Справедливости ради скажем, что Коля Софронов в это время делал свои
первые шаги. И не в искусстве, а что называется, под стол пешком ходил.

     На моей памяти отец поменял множество занятий. Рисовал декорации и
 афиши в местном театре, изображал звезды в планетарии и умел делать
 старинные иконы для церкви.

     Богомазу хорошо удавались постные лики святых в бронзовых самоварных
окладах. Правда, Богоматерь прошла кастинг только с третьего раза. Батюшка
настоятель твердил, что у матери распутные очи и слишком живая грудь. Но
 прихожанам это нравилось.

     Однажды, по черно-белым фотографиям паспортного формата отец создал
целую галерею ударников кирпичного завода. Рабочий люд ахал и восхищался:
«До чего ж похожи! Як живые!» Чтобы сделать стахановца «як живым», папе
нужно было знать только цвет глаз и волос работника. Стахановцы шли по семь
рублей за штуку. Божья матерь отдавалась за червонец.

     С планетарием, однако, вышла незадача. Директор аттракциона истратил
казенные деньги, отложенные на покупку кульминационного проектора. При этом
он заявил, что купюры спалило взрывом сверхновой звезды. Яркая атомная
вспышка   пересекала весь небосвод планетария и тонула в пыльных сводчатых
окнах. Начальника планетария закатали в психушку, а папу, на всякий случай,
уволили.

     Тогда отец наловчился писать ковры на мешочных холстах и бакалейные
натюрморты. В голодные годы продукты шли нарасхват.

     Я хорошо помню один из его шедевров.

     Картину по мотивам Кустодиевской «Купчихи» заказал ресторан «Горняк». Это
была пышная красавица в розовом прозрачном халате и с глубоким декольте.
Красный рот приоткрыт в улыбке и обещал многое. В синих глазах таилась
страсть и нерастраченная нежность. Круглый стол под узорной скатертью
ломился от всевозможных яств. Матовые фигурные бутылки затеняли серебряный
самовар. В их зеленых боках отражалась надежда. Глядя на эту благодать,
любому горняку хотелось выпить портвейна, отведать рябчиков «а ля натурель»
и, хорошо бы, саму купчиху.

     Картину отец писал страстно и вдохновенно. У него топорщились усы,
блестели глаза и одну «беломорину» он прикуривал от другой. Иногда он бросал
кисть и делал широкие мазки тонкими пальцами ваятеля.

- Тициан свои шедевры вообще творил пальцАми, - говорил художник.

     Наконец, он сделал  последний штрих, уронил фанерную палитру и воскликнул
с восторгом: «Ай да Степка! Ай да сукин сын!»

     Купчиха была продана за семьдесят пять рублей.

     Художник оставил неизгладимый след и у себя на родине, в деревне Топольки.
Приезжая туда, я часто вижу над железными кроватями соседей голубые озера с
 пожелтевшими лебедями, рогатых оленей и целующихся голубков. А в правом
нижнем углу – размашистая подпись АСС - Абинский Степан Семенович.

     Недавно я посетил клуб «Альтаир» (бывш. ресторан «Горняк»). «Купчиха»
была на месте. Краски слегка потускнели, зато перспектива стала глубже и
туманнее. Я заказал коньяка, вспомнил прошлое, помянул родителя. 

     При расчете не удержался и сказал молодому официанту:

- Эту картину нарисовал мой отец.
- Ваша фамилия Петров или Водкин? - блеснул эрудицией гарсон.
- Нет…
- Шеф говорит, что это ранние Петров с Водкиным.
     Мы живем в просвещенном веке. Понятия меняются на глазах. Теперь фраза,
«мальчик склеил модель в клубе», воспринимается совсем по-другому.


     С театром у папы вышло еще интереснее. Три года он был рабочим сцены,
художником, осветителем и плотником одновременно. И, как творческая натура,
мечтал выйти на подмостки и сказать в зал несколько слов. Хотя бы: «Кушать
подано!»

- Пить или не пить? – задавал себе вечный вопрос папа, перед тем, как
 опрокинуть шкалик.

     Он утверждал, что эти слова принадлежат Гамлету. Правду о Гамлете я узнал
позже, когда стал завзятым театралом. Папа в изобилии снабжал меня
контрамарками. Я не пропускал ни одной премьеры и влюбился в самую красивую
актрису, Веру Заславскую.

     Заславская была трогательна и по-детски беззащитна в роли Офелии.
Я искренне страдал, когда она играла Марию Стюарт и после спектакля бежал
 в гримерку, дабы убедиться, что ее голова на месте после восхождения
на эшафот.

     Лучше всего актрисе удавались роли мальчишек и беспризорников в детских
спектаклях.

- Дядьк! А ты что, тоже тифом переболел? – задорно спрашивала беспризорник-
Заславская  вождя и кивала на его блестящую лысину.

     Ленин с Дзержинским смеялись. Публика в зале одобрительно хлопала
в ладоши.

     Однажды папа пришел с работы сияющий и радостно заявил:

- Сегодня была генеральная. Завтра играю премьеру – характерная роль шахтера
в пьесе «Случай на шахте «Северной»!  Спешите видеть - творческий дебют
Абинского!
- Однако уже принял за воротник наш шахтер - недовольно ворчала мать.
- Отнюдь нет! – ответил папаша, - и, что главное, роль со словами!
- Об чем это, сердешный? – спросила бабушка.
- Тема рабочая, на злобу дня. Шахта «Северная» борется за звание предприятия
 коммунистического труда. Но тут происходит трагический катаклизм – взрыв
метана в пятом штреке. Мы, шахтеры, проявляем героизм, спасаем товарищей,
берем встречные обязательства и перевыполняем план. В финале проходим с
красными флагами через весь зал, как на демонстрации.
- А ты там чего?
- Я в центре массовки. В первом акте должен рухнуть на скамейку и с болью в сердце крикнуть:
«Кольку Звягина убило!» Потом занавес, второй акт.
- Слова хорошенько выучи, - посоветовала мать, - и мимо скамейки
не промахнись…
- Скамейку сам сварганил, - гордо ответил папаша, - выкрасил болотной зеленью.
Там контраст нужен, вам не понять...

     Наступил день премьеры. Зал был полон. В первых рядах сидели знатные
гости и заслуженные шахтеры. Многие были при орденах и медалях. На левом
балконе утесом возвышался первый секретарь горкома партии с супругою.
Бельэтаж заполнила рота солдат во главе с тремя командирами. Мне приткнуться
было некуда и я устроился в правых кулисах на куче гимнастических матов.

     Из оркестровой ямы приглушенно затрубили фанфары. К ним присоединились
тромбоны и скрипки.  Актеры спешно заняли свои места у длинного стола. Они
расположились на разномастных табуретах и стульях из театрального реквизита.
 В середине, рядом с помощником режиссера, сидела моя детская любовь, Вера
Заславская. Она была в красной косынке и красивая даже сзади. Толстая коса из
желтой пакли пересекала ее спину.

     Поднялся занавес, пахнуло нагретым воздухом зала.

     Помреж играл роль профсоюзного активиста. Он выждал паузу, постучал
толстым карандашом по графину и произнес, обращаясь в притихший зал:

- Товарищи! Товарищи шахтеры! В преддверии грядущего пятидесятилетия
Великой Октябрьской Революции шахта «Северная» упорно борется за звание
шахты коммунистического труда! Но в некоторых бригадах заметно существенное
отставание от принятых встречных планов, графиков и социалистических
обязательств. Бригада крепильщиков Парфенова хронически отстает от трудового
порыва ударников забоя Бородулина! А орлы Бородулина их хронически
опережают!..

     Далее, возвысив голос, помреж называл фамилии отстающих бригадиров,
простирал руку и указывал пальцем в темный зал. Ветераны в первых рядах
ежились, задние ряды прятались за передние.

     Закончив обличительную речь, помреж шумно сел и, сволочь, шлепнул
ладонью Заславскую по заду. Вера ткнула его в бок острым локтем и вскочила.

- Товарищи комсомольцы! – звонким голосом обратилась она к залу, - объявим
непримиримую борьбу недоперевыполнению квартального плана! В наших
рабочих руках будущее страны! Дадим стране угля!

- Хоть мелкого, но до х…, - сказал за моей спиной уже подвыпивший пожарник.

- Верно, дочка, вжарь им! – крикнул седой ветеран из зала.

     Свет на сцене погас. Заславская оказалась рядом со мной, у занавеса. Яркий
луч прожектора осветил ее порывистую фигурку.

- Настанет день, - декламировала она,
- настанут дни такие,
когда советский трудовой народ,
вот эти руки, руки трудовые,
руками золотыми назовет!..

     Зал поверил Заславской и наградил ее аплодисментами.

     Сцена осветилась. В левом дальнем углу на проволочном каркасе
возвышалась скалистая гора с черной дырой шахты. Оттуда слышался
металлический лязг и грохот. Мне было видно, как «шумовик», дядя Витя, одной
рукой терзал лист кровельного железа, а другой бил кувалдой по мелкому железу
 в деревянном ящике.

     Из темного жерла шахты вышла бригада забойщиков, с черными от ваксы
лицами. У каждого на каске горела шахтерская лампочка. Они одновременно
говорили и слышались только обрывки фраз: «план… крепеж… на гора…»

     По усам я узнал своего отца. Он первым подошел к беседке, выкрашенной в
 «контрастный болотный цвет». Достал пачку «Казбека»(!) и закурил. По очереди к
папаше тянулись шахтеры, чтобы прикурить от его папиросы. Вероятно, это
символизировало единство рабочего класса. Отец заметил меня за кулисами и
торжествующе подмигнул. Я помахал ему рукой и одобрительно поднял вверх
большой палец.

     Внезапно раздался оглушительный грохот, из провала шахты повалил густой
 дым и на сцену выбежала запыхавшаяся Заславская:

- Братцы! – испуганно закричала она, - в пятом забое беда! Взрыв метана! Всех
завалило! Есть человеческие жертвы!
     Повисла тяжелая пауза. Зал замер. В наступившей тишине усатый шахтер в
отчаянии рухнул на деревянную скамью. Картонная каска свалилась с
его головы и с деревянным стуком покатилась по сцене. Лицо забойщика
выражало предельный ужас и неподдельную боль:

- Rasproebit tvoyu мать!!! – громко застонал шахтер в порыве горя.

     Зал изумленно ахнул и ответил рукоплесканиями.

- Кольку Звягина убило!  Моего друга убило! – с надрывом закончил папа свой
монолог.

     Занавес опустился

     Всему виной оказался пятисантиметровый гвоздь, вонзившийся в крепкий
 шахтерский зад. Отец проглядел острый штырь, когда красил скамейку в
контрастный болотный цвет.

     Дальше все шло по сценарию. Аварию ликвидировали, всех забойщиков
откопали и спасли. Последним вывели из шахты живого Кольку Звягина и они
радостно обнимались с отцом.

     Наконец, протрубили финальные горны. На сцене вся труппа построилась
в полукруг и в едином порыве запела:

Сегодня мы не на параде,
Мы к коммунизму на пути.
В коммунистической бригаде
С нами Ленин впереди!

     У актеров были суровые затвердевшие лица.

     Шахтеры с красными флагами прошествовали через зал под рукоплескания
зрителей. Впереди, хромая на левую ногу, выступал мужественный усатый
шахтер. Седой ветеран вскочил с места и, бренча медалями, вклинился в строй
 демонстрантов. Он обнял папу и долго тряс его трудовую руку:

- Так, браток, это по-нашему, по рабочему! По правде жизни!