День четвёртый, мозги вернулись на историческую ро

               Мозги вернулись на историческую родину.
              Продолжение истории о котах и людях.


К утру, когда отвратительный привкус химии покинул завоёванное пространства моей пасти, а ошалевший желудок перестал бренчать пустой миской, я поняла, как была не права. Ну и вот чего я, свободная умная кошка добивалась все эти дни, к чему стремилась? Хочешь превратить мыслящее существо в идиота- посади его в клетку и корми, как на убой. Эта метода в моём случае сработала безотказно. Вместо того, чтобы мимикрировать под окружающую среду и начать целеустремлённое и направленное движение к выходу из идиотской ситуации, я устроила показательные выступления с элементами дурости и скудоумия, за что сейчас и плачу. Ну вот чего же проще было сразу вычислить слабое звено этой кошачьей стаи, а именно своего нового жениха, и начать его умяукивать до состояния полуготовности. Ну дала бы себя обнюхать-потрогать, с меня не убыло бы, шерсть бы от этого не оплешивела, да и до котят от таких проказ ой как далеко. А там, глядишь, наш мартовский котик и послужил бы ключиком к выходу в мир свободы и процветания.
 
Так нет же. Накуролесила, намудрила, толстуху озлобила, теперь небось замаринует меня тут за компанию с консервами и прочими безвременно почившими продуктами питания. А я жить хочу, свежим воздухом в естественных условиях дышать, а не через форточку с сеткой, птичек натуральным способом с перьями кушать, а не синюшных отмороженных, лекарствами пропахших. Разве же это много- хотеть получить свою жизнь обратно? Вот то-то и оно, а потому делаем морду подомашнее, взгляд а ля «подлиза», походку перенастраиваем на подвиливающую и хвостом подманивающую, мол, приходи, я вся твоя. Садимся, репетируем, ждём прихода тюремщицы и возможности быстро втереться в доверие и заслужить освобождение из этой пыточной-складовочной. А там, когда первая дверь останется за хвостом, будем думать, каким таким тараном вторую брать.   
 
Двумя часами позже. Явилась-таки наша толстая матрона причём точно к обеду. Ну, само собой, зачем же меня завтраком кормить? Не нужно этого, вот она новая метода привыкания к стае- сначала издеваются, травят, потом голодом морят, но время от времени являются поглядеть, уж не сдох ли новобранец. Просто кошачья дедовщина какая-то. Ну да ладно, раз пришла, значит будем в актёрском искусстве извращаться, петрушку из себя корчить, а собственную гордость загоняем в самую глубину, ближе к лапам, пусть там полежит в сохранности до поры, до времени.
Вон, стоит в дверях, будто её сейчас покусают здесь за бесплатно. А что, я может и могу приложиться клыками, но пока потерплю, за свободу мне ничего не жалко. Другое дело, если о моих унижениях кто из кошачества узнает, но разбалтывать некому- к чужим людям свободные коты не прислушиваются, а этих трёх одомашненных никто наружу и не выпустит. Да и сами они туда ни ногой.

Итак, начинаю первый акт марлезонского балета. Медленно поднимаюсь, подвиливая всеми четырьмя лапами двигаюсь в сторону этого разжиревшего динозавра, недолго обнюхиваю её парнокопычество и толстячество, с трудом заставляю себя не впиться зубами в мякоть снежно-белой голяшки. Так, взяла себя в лапы, взгляд от поросячей щетины оторвала, начинаю нарезать плавные круги вокруг этой глиняной статуи на пути к моей свободе, трусь боком, чуть скольжу хвостом. Вот мерзость-то, на что иду? Верчусь в ногах, шёрстку мою пушистую об это дерево бесчувственное протираю, а ей хоть бы что. Стоит по-прежнему, дылда рыхлая, глядит недоверчиво, вычисляет, сколько процентов вероятности, что я её из этой позы подобострастной когтем тяпну. А что, когтем-то можно, да не буду- свобода дороже глупого самоутверждения. Продолжаю водить хоровод вокруг моей рождественской ёлки, та не мычит-не телится, хоть бы глазом подмигнула, мол, так и так, прощаю, иди на кухню, разговейся колбаской.

Ну что, видно, бесполезен мой театр- главный и единственный зритель чувствами не проникся, хлопать-гладить, за ушком чесать не собирается. Ладно, сейчас вот голову задеру, чтобы выражение этой слоновьей морды прочесть- а вдруг там всё же хоть какая человечинка  да проскользнёт. На большее не рассчитываю. Что толку стучаться в коленки эгоизма, что смысла виться у этих плоскостопных ног? Считаю ненавязчиво до трёх  и бью лапакюром по чём попало, главное повыше дотянуться и страху нагнать. А у людей всегда чем ближе опасность к лицу, тем она страшнее. А уж если в глаза уставится- вообще конец.

Но пофилософствовать о своём, о кошачьем и кровожадном мне не дали. Внезапно толстуха решила смилостивиться, наклонилась, погладила меня двумя толстыми пальцами по спине, прям по позвоночнику, каждый хрящ пересчитала, будто свиные рёбрышки на базаре, и выпалила благодушно:

-Ну что ж, выходи. Если вещи портить не будешь и в доме где попало гадить, то к вечеру покормлю.

Я радостно мурлыкнула в ответ и сиганула из кладовки, будто осой укушенная. Почему бы и не пообещать, если речь идёт только  о сегодняшнем дне? Раз она меня теперь таким извращённым манером воспитывать и кормить собирается, то так и быть до ужина сыграю паиньку, милую домашнюю кошечку. А завтра будет завтра и кличка его к тому моменту будет не Завтра, а Сегодня.