Проект. Часть 1. Глава 16

Часть первая. Пробуждение

Пролог: http://www.proza.ru/2014/12/21/2297
Глава 1: http://www.proza.ru/2015/04/30/2098
Глава 2: http://www.proza.ru/2015/04/30/2117
Глава 3: http://www.proza.ru/2015/07/19/152
Глава 4: http://www.proza.ru/2015/07/19/188
Глава 5: http://www.proza.ru/2015/07/22/208
Глава 6: http://www.proza.ru/2016/09/11/1574
Глава 7: http://www.proza.ru/2015/08/02/176
Глава 8: http://www.proza.ru/2015/08/05/236
Глава 9: http://www.proza.ru/2015/08/08/138
Глава 10: http://www.proza.ru/2015/08/08/143
Глава 11: http://www.proza.ru/2015/08/08/146
Глава 12: http://www.proza.ru/2015/08/08/151
Глава 13: http://www.proza.ru/2015/08/08/163
Глава 14: http://www.proza.ru/2015/08/08/164
Глава 15: http://www.proza.ru/2015/08/09/148


Глава 16.



Первым, кто мне попался, был Рихард. Он дрожал от страха.

— Я не… Я не нарочно! Я не…
— Прочь с глаз, — прошипел я мальчишке. Он сжался, словно ждал удара, но я просто прошёл мимо.

Димкин силуэт чернел на фоне огней Истока. От Преддверий к нему неспешно двигались две тени в длинных тёмных одеяниях.

— Эй вы, двое! — заорал я. — А ну, стоять! Ни шагу дальше!

Ловчие остановились и недоумённо переглянулись. Потом пожали плечами и снова направились к Димке. Я вскипел:

— Ах, так?! Ну всё, ублюдки, сами напросились!

Всё произошло в одно мгновение. Ловчие пронзительно взвизгнули, едва увернувшись от гигантского лезвия «Карателя», но ударная волна отбросила их далеко назад. Вращая двуручником над головой, словно барон Пампа дон Бау, я с яростным рёвом шёл прямо на них. Однако они уже поняли, с кем связались, и теперь, мигом вскочив на ноги, вовсю улепётывали по обратно к Преддвериям, да так, что только пятки сверкали.

Громогласно расхохотавшись — по Пустоте раскатилось эхо, — я остановился, оперевшись на меч. Сияние Истока отражалось в моих доспехах.

«Иногда даже этот облик может быть полезен, хотя я уже успел от него отвыкнуть».

Вернув себе привычный вид, я окликнул Димку:

— Арефьев! Слышишь меня?

Он не ответил. Он стоял на том же месте и зачарованно глядел на Исток. Я подошёл поближе и похлопал его по плечу:

— Димка, ты как?
— А? — он вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на меня. — А, это вы. А я тут… Это, знаете, Герман, Это просто… потрясающе. У меня нет слов, чтобы выразить то, что я чувствую. Но знаете, что? Я не знаю, как смогу теперь писать. Здесь же все краски мира! Все картины, всё! Что бы я ни написал, оно будет лишь малой крупинкой Этого. У Него есть имя?
— Мы называем его Исток, реже Радужный Поток. Радуга. Когда-то все мы родились в этом сиянии, все Духи. А ныне Исток — это Миры, множество Миров, в том числе и Мир людей. И именно Истоку, именно этой красоте теперь грозит опасность. Именно для её защиты я собираю команду, именно для этого я позвал тебя с собой.
— Вот оно что… — кажется, он меня толком и не слушал. Всё его существо было захвачено этим величественным, невыразимым зрелищем. И надо сказать, я отлично его понимал.
— Иди, Димка, не бойся. Тебе туда, — а потом обратно, на берег. Понял? Шагнув туда, ты перестанешь быть человеком и станешь одним из нас. Исток сделает тебя Духом, раз уж это больше никому не под силу.

Он молча кивнул, не отрывая глаз от Радужного полотна, но потом, будто опомнившись, зашагал туда, откуда когда-то вышли мы, откуда когда-то выплыл Валя… А я стоял там, и мне казалось, что и то, и другое было совсем недавно. Казалось, мы родились только вчера. Казалось, не было никаких Войн, и не будет никогда. Казалось, Исток совершенен, и ничто, никто и никогда не может нанести ему вреда.

Димка был уже совсем далеко. Видимо, он дошёл до края Потусторонья и, не медля, шагнул в пропасть. Сразу же его фигурка окончательно растаяла в сверкающем многоцветье. Человек по имени Дмитрий Арефьев перестал существовать.

Я стоял далеко оттуда. А подойди я ближе — и Исток затянул бы меня, лишил воли, растворил в себе. Ведь даже здесь я слышал его звучание, его мелодичное пение, похожее на звон сотен крохотных хрустальных колокольцев — и его тишину. Это трудно объяснить, но только здесь тишина может содержать в себе звук, а звук — соседствовать с тишиной, и одно не заглушает другого.

Звон и тишина. А сделай всего один шаг — и всё станет не важно. Почему этот Мир, такой завораживающе красивый, устроен так несправедливо? Почему мы вынуждены жить на обочине? Почему? Для чего всё это нужно? Ведь достаточно сделать шаг, и всё закончится. Для меня, для нас, для всех. А потом придёт Искажённый и поставит точку в истории этого Мироздания, но… что если в этом есть какой-то особый смысл? Что если так и должно быть? Что если мы просто отодвигаем время нашего Возвращения? Что если Искажённый вовсе не Враг, но искупитель наших грехов? Ты только подумай, Первый: мы станем свободны. Неужели ты никогда не мечтал об этом? Наверняка мечтал. Я не смогу поверить в то, что не мечтал.

Внезапная мысль о Первом привела меня в чувство, и я тотчас же ощутил ярость, клокочущую внутри.

— Рихард! Ко мне, живо!

Он подошёл. Как я и думал, он всё это время был тут.

— Ты ведь солгал нам, там, в автобусе? Про 70% вероятности? Солгал? Отвечай! Да хорош уже трястись, отвечай!

От страха лицо его было даже не бледным — оно было пепельно-серым. А может, дело в местном освещении?..

— Я жду, Рихард!
— Да… Да! Но я не хотел! Он приказал мне! Он попросил меня сказать про 70%! Я не виноват! Я пытался! Я надеялся, что у меня получится сделать из Димы Духа — ведь вероятность всё равно существует!
— Вот оно что… Всё ясно…

Моя кипящая ярость вмиг сменилась холодной текучей ненавистью. Вспомнились былые обиды. Вспомнились Катя и Игорёк.

— Иди отсюда… Реконструктор. И впредь постарайся пореже попадаться мне на глаза, во всяком случае до начала тренировок.

Он тотчас же пропал.

Проклятье, подумал я. И кто ты после этого, Первый? Хотя нет, ты-то как раз остался верен себе. Ты ничуть не изменился с Первой Войны. Все мы менялись, все — кому удавалось выжить. Но ты — нет. Только не ты. Ты остался таким же, каким был тогда, в начале, когда заварилась вся эта каша.

Когда ты её заварил.

Я вздохнул.

«Эй, там, за бортом! Вылезай уже, простудишься».

Я ждал его таким же, каким выпал тогда Валя — аморфным эллипсоидом. Но неожиданно я увидел вполне человекоподобную фигуру, состоящую из переливающейся радужной материи.

— Неплохо, парень, неплохо. Ты сумел освоить форму. Хорошо. Ты талантлив, Деметр, возможно, даже талантливее Валькинштейна. Ладно, теперь попробуй принять полноценный человеческий облик. Просто представь. Это не должно составить тебе труда, ты же художник.

Он и правда быстро это освоил. Он воссоздал все детали своей одежды, даже самые мелкие, вроде старых шнурков в тяжёлых ботинках.

— Молодцом, — похвалил я способного ученика. — А теперь иди. Вон туда: видишь — дверь от «Бригантины» висит? Зайдёшь туда, встретишь ребят. Там ещё моя… подруга. Она Ангел, её зовут Габриэль. Она теперь тоже в команде. Скажи Аньке, пусть везёт вас к Мо. А я буду попозже, мне тут кое с кем потолковать надо.
— Хорошо, я всё понял.
— А ты ничему не удивляешься, да? — изумительный он парень, этот Дмитрий Арефьев.
— Неправда, — возразил он. — Ещё как удивляюсь. Хотя после того, что я увидел здесь, думаю, я буду удивляться гораздо реже.
— Ну да, Исток… Ладно, иди, художник. Да, чуть не забыл: пока будете ехать, попроси Валю поучить тебя основам. Думаю, он с удовольствием тебе поможет. Заодно вспомнит, как сам учился… Подумать только! — я невольно улыбнулся. — Такое чувство, что с тех пор прошло не пять дней, а клятая вечность! Ну всё, ступай.

Димка кивнул и направился туда, где одиноко висела в пространстве дверь «Бригантины». Подойдя к ней, он вдруг обернулся и крикнул:

— А она не исчезнет?
— Нет, ведь это я её открыл. Пока не зайду обратно, не исчезнет.
— А-а, понятно!

Он махнул мне рукой и, открыв дверь, шагнул в проём.

Дверь закрылась.

— Вот и хорошо, — сказал я вслух. — А теперь пойдём-ка потолкуем с Великим Магистром.


…


В белом пространстве Первого всё было таким же белым и пространным, как и в прошлый раз. Я поймал себя на том, что меня чертовски раздражает эта однообразность.

— Да брось, Гермес, — скучливо отозвался Первый. — И потом, эта однообразность здорово помогает, когда думаешь сразу обо всём, что только было, есть и будет в Истоке и за его пределами.
— Не уходи от темы. Ты знаешь, зачем я здесь.

Он сипло рассмеялся и кивнул:

— Само собой. Ты пришёл почитать мне мораль. Знал бы ты… Тебя вот раздражает здешняя однообразность, а меня, ты знаешь, ужасно раздражает вот эта твоя черта. Этот твой якобы праведный гнев. А главное, чья б корова мычала. Думаешь, ты лучше меня, Гермес? Серьёзно?

Он выдавил из себя ещё пару дохлых смешков:

— Ты нелеп, Второй. У тебя, нет — у всех нас осталось только два миролюдских дня жизни. Два дня — а ты думаешь о моих уловках. Припоминаешь старые обиды. Знаешь, у людей есть отличная поговорка на эту тему: «кто старое помянет — тому глаз вон». А? Каково?
— Если бы это был ты, лично… Если бы ты — или Эбб — сказал бы тогда об этих семидесяти процентах, я бы…
— Что «я бы»? Ну что «я бы»? Смирился и не возбухал? Ой, да перестань! Выделывается тут передо мной… Вот поэтому, мой дорогой Гермес, ты не лучше, чем я. Ни капельки. Я всего лишь попросил мальчишку переставить цифры, — потому что знал, что Арефьев не выдержит Реконструкции. Видишь ли, процент радужного вещества в Духах слишком высок. Повышение концентрации Радуги в организме человека почти наверняка станет для него фатальным. Вероятность удачного исхода равна примерно 18%. Что, в принципе, не так уж и мало, но… Диме не повезло. Увы. Да и потом, он ведь всё равно стал Духом, не так ли? И теперь он сможет стать полноценным Воином Радуги. Всё идёт по плану, Второй. Всё, кроме одного — твоих идиотских рефлексий. Вот как раз они тут никому не нужны. Ты обвиняешь меня во лжи, в том, что я приказал Рихарду солгать — но вспомни себя, Второй. Вспомни себя — и Зараата, например. Разве не ты просил его поработать над Сонни, чтобы потом не составлять отчётов, хотя знал, что Зар — Бродяга и может умереть? Ты. Ты, Второй. И не надо выдумывать, будто ты забыл про его смертность! Я всё равно в это не поверю.
— Думаешь, мне нужна была смерть Зара? — прошипел я. — Думаешь, мне это было нужно? Да я просто хотел обойти твой идиотский Кодекс! Ты же везде понарасставил силков и капканов — а мне пробирайся через них, как хочешь! Продирайся через эти запреты! Зато тебе всё можно!
— Ну не говори глу-упости, — вяло протянул Первый. — Мне не всё можно. Невинная подтасовка фактов — это такая мелочь… Особенно если речь идёт о судьбе Миров.
— Да уж, это ты удобно прикрылся, ничего не скажешь! Как бы я хотел…
— Чего? — перебил меня Первый. — Чего бы ты хотел, Второй? Чтобы я поплатился за свои прегрешения, да? А вот представь себе такую штуку: произошло нечто… непредвиденное. И я-таки поплатился. Ну вообрази, у тебя же богатое воображение. Что ты тогда будешь делать? А? Ты будешь счастлив? Или, может, твои жена и сын воскреснут? А?! Н-да, всё-таки мозгов тебе явно перепало меньше, чем мускулов. Жаль, жаль… Вот, кстати, за что я не люблю людей — они лицемерны. Понимаешь, я могу сделать нечто — в твоих терминах — недостойное и подлое. Могу — но я никогда не откажусь от ответственности. Никогда не скажу: ой, это вышло случайно! Я не хотел! Нет, Второй, я хотел. Я именно что хотел. Всё это — часть моего плана, и смерть Арефьева — тоже. А заодно — отличная тренировка для Рихарда. Видишь ли, я хотел, чтоб хотя бы в нём было поменьше человеческого, чем в твоих подопечных. Да, безусловно! Я помню об Искажённом! И возможно — я подчёркиваю: возможно! — человеческое мышление твоих ребят позволит им нанести ему более серьёзный урон. Но давай на минутку представим, что у них получилось, и Искажённый уничтожен. Как думаешь, что будет дальше?

Я не мог понять, что он имеет в виду. Он увидел это и снова рассмеялся:

— То-то и оно. Ты не знаешь. Зато я знаю. Начнётся новая Эпоха, Гермес. И знаешь, чем она будет отличаться от старой? Не знаешь? Так я тебе скажу: Духи станут другими. Мы перестанем быть собой, мы начнём меняться. Сонни и остальные послужат катализатором для этих изменений. Духи станут человечнее. Станут такими, как ты — в худшем смысле этих слов. Помнишь, ты как-то сказал, что Духи не думают, они просто ждут приказа? Помнишь. А теперь представь: вместо того, чтобы ждать приказа, Духи станут задумываться — а стоит ли им этот приказ выполнять? А стоит ли читать и чтить Кодекс? А нужен ли он вообще? А нужен ли Закон? Ведь люди обходятся без этого. Всё, что у них есть — это законы, которые можно легко обойти или просто наплевать на них. А что в результате? А в результате преступность. Беспорядки на улицах и в головах. У них же там всё что угодно может случиться! Ты же не понаслышке с этим знаком, ты же работал в правоохранительных органах! А можешь ли ты представить себе Духа-преступника? Духа-грабителя? Духа-убийцу? Да, конечно, ты мне возразишь: мол, были такие. Но когда они были? Правильно, они проявляли себя до тех пор, пока я не ужесточил Кодекс. Пока не запретил аморф. Пока не ввёл наказания за воздействия. Или ты хотел бы жить так, как живут Теневые — без Закона, без Кодекса? Анархисты, которые творят, что хотят, а точнее, творили — потому что я позволил им жить, как вздумается, но только на их территории. Или тебе милее Изгои? Ты ведь у нас Воин-пацифист, Второй! Лорд-Командующий, ненавидящий Войну! Ходячий парадокс! Уж прости, но тебя можно только пожалеть. Да не будь ты Вторым, я бы давно отправил тебя куда подальше. Сталкером в какой-нибудь дальний Мир, или Стражем. И живи как хочешь!

Он замолчал. Я тоже молчал, не зная, что сказать. Иногда я его ненавижу — но при этом отдаю себе отчёт в том, что формально он прав, как ни паршиво это признавать.

— Ты забыл, Второй, забыл, кто для нас люди, как и любые другие жители любого другого Мира. В первую очередь они — материал. Основа для Исследований. Именно это подразумевает программа «Протекторат Миров», если ты забыл. Мы должны защищать их — чтобы иметь к ним доступ, как к материальной базе. Но мы не обязаны заниматься благотворительностью! В Кодексе об этом ни слова. Мы должны лишь контролировать наши силы и соразмерять возможности, учитывать вероятные последствия наших действий в отношении людей и их Мира… Но мы им не няньки! Тем более они прекрасно умеют обходиться без нас! С самого Начала Духи жили своей жизнью, а люди, появившись, жили своей. Знаешь, даже при том, что я Исследователь, я всегда весьма скептически относился к тем Исследованиям, которые касались людей и их Мира. Ну не сошёлся свет клином на них, не сошёлся! А ты? Ты забыл, кто ты есть, Второй! Ты забыл, ты вообразил себя человеком! Ты стал думать, как человек, поступать, как человек!.. Да, признаю, поначалу это даже казалось мне забавным. Но постепенно я начал понимать, что ты попросту дуреешь. Дуреешь! А это плохо, Второй. Это плохо, потому что ты — Лорд-Командующий! Ты — Второй! Ты важен для Ордена! Вы же распустились, вы, Перворождённые! Третий подался в Стихийники, носит его где-то нелёгкая. Четвёртый пал, Пятый с Шестым ушли в Тень, натворили дел! Седьмой с Девятым сгинули в Межмирье! Восьмой ушёл в Стражи, протирает зад всё в том же проклятом Мире людей! И это только Первая Каста! Нас осталось мало, Гермес. Понимаешь ты это или нет? Нас, Старших Духов, Перворождённых Духов-Воинов Радуги осталось мало. Да, Теневых осталось ещё меньше, но от этого не легче. А ты? Вместо того, чтобы стать образцом для подражания всем Младшим, что ты из себя сделал? А? Тьфу-ты, смотреть противно.

Это было странное чувство, но в ту минуту моя ненависть к этому Духу поутихла. Передо мной на своём дурацком недотроне сидел, по сути, выживший из ума старик, зациклившийся на своих законах и кодексах.

От удивления Первый распрямился. Его золотые глаза расширились, а белёсые брови поползли вверх. Какое-то время он рассматривал меня, как нечто невиданное, а потом вдруг заухал, захохотал, как старый филин.

— Хо-хо-хо-хо, вот, значит, каким ты меня представляешь? И правда, это забавно. А я вот сижу и думаю: с какой стати я вообще перед тобой распинаюсь? Отчитываюсь перед тобой? Я! И за что? За крохотную ложь, о которой никто, кроме тебя и, может, Рихарда, на которого ты наорал, и не вспомнит. Ну, может ещё Валентин твой разозлится. Он талантливый парень, но он на тебя определённо плохо влияет. Сонни — Полуспектрал, его человечность — проблема временная. Шанталь — Создание, о Кошке молчу, Димка твой слишком погружён в себя и своё творчество, чтобы думать о чём-то подобном. Габриэль, правда, та ещё гуманистка… Но Габриэль здесь не живёт. Если Война закончится нашей победой, она вернётся в свою богадельню и не вспомнит о тебе. Да-да, не вспомнит, не вспомнит, и не надо делать такое лицо! Тогда не вспомнила, и потом не вспомнит. Ты, Гермес, эгоист. Эгоцентрист. Ты думаешь, что Миры вертятся вокруг тебя — но это не так. Ты — всего лишь крошечная радужная капелька на обочине Истока, не больше. И я — такая же капелька. И любой Дух. Что ты о себе вообразил? Кем себя возомнил? Пришёл тут ко мне со своими ханжескими, лицемерными упрёками! Со своими мелкими детскими обидами, с ненавистью своей глупой. И это, замечу, вместо того, чтобы готовиться к битве! Вместо того, чтобы учить своих подопечных! Хотя чему ты их научишь… По-моему, пока что это они тебя учат, а не ты их. Я же видел эту сцену с Шанталь! Ха! Более нелепого зрелища представить просто невозможно! Я то хохотал, то рыдал над тобой в голос! Бестолочь. «Не обижайте женщин», ага. Уфф… Какая всё-таки глупость всё это… все эти… разговоры. Ты ведь ничему не учишься. Вот и сейчас ты выслушаешь меня, а потом всё равно сделаешь по-своему! По большому счёту, я только зря трачу на тебя сейчас то время, которое нам остаётся. И можно подумать, оно мне надо.
— Ладно, я пойду, пожалуй, — сказал я. — Ничего нового я от тебя всё равно не услышу. К тому же ты прав: чего зря время терять? Его можно провести куда более приятным способом, в кругу друзей…
— Кого-кого? — недоумённо переспросил Первый. — Это кто там у тебя друзья? Твои подчинённые тебе друзья? Не лги хотя бы себе, Второй. Ты цепляешься за них, потому что видишь в них себя, получеловека-полудуха. Точнее, недочеловека-недодуха! Видишь свою прежнюю, человеческую жизнь, от которой никак не хочешь отцепляться… Ты смешон и жалок, Второй. А впрочем, это твоё дело. Если тебе нравится, — делай, как нравится. Но учти: однажды ты всё поймёшь. Поймёшь, что они тебе никто. И ты им никто. Если мы победим, у них начнётся новая жизнь. Задумайся, Гермес: будет ли в этой их жизни место для тебя, кроме как для командира? Ты уже знаешь ответ на этот и многие другие вопросы, которые никак не хочешь выкинуть из своей дурной головы. И ты знаешь, что я прав, потому что я всегда прав. Я был прав, когда предостерегал тебя от связи с той девушкой. От рождения сына. Я был прав, когда предостерегал тебя от Мироходчества. Но ты никогда меня не слушал, ты считал, что я это всё из вредности говорю. А когда я оказывался прав, ты меня ненавидел. Болван. Чем ты отличаешься от Искажённого, если тобой движет ненависть? Подумай над этим, Гермес, хорошо подумай. Впереди у тебя ещё много… разных событий. Если только Миры не закончатся послезавтра, конечно. А теперь всё, иди отсюда, ты мне надоел. Между прочим, я, в отличие от некоторых, занимаюсь решением очень серьёзных, сложных проблем и поисками ответов на фундаментальные вопросы. И мне некогда выслушивать твои миролюдские мыслишки. Всё, иди.
— Слушаюсь, Милорд! — гаркнул я как можно громче. Первый поморщился, но ничего не сказал.

Впрочем, меня в его пространстве уже не было.


…


Дверь «Бригантины» висела там же, где я её оставил.

Я дошёл до неё, взялся за ручку… и задумался.

«Тобой движет ненависть», сказал Первый. «Тобой движет ненависть».

Паршиво это признавать, но тут он точно прав. Хотя бы отчасти. Мной действительно движет ненависть. К Первому. К Искажённому. К самому себе, наконец. К тому, что я не могу быть тем, кем хочу быть. К Войне. К мыслям о том, что уже совсем скоро они начнут гибнуть — Кошки, Изгои. А потом дело дойдёт и до моих ребят. И я понятия не имею, как их защитить. Я бессилен — и ненавижу себя за это бессилие.

А ведь именно этим питается Искажённый! Человеческим. Эмоциям, страхами, сомнением.

Ненавистью.

Выходит, любой из ребят для него — противник куда более серьёзный, чем я. Выходит, я для него вообще не противник. Пока что я для него не более, чем пища. Схавает меня Искажённый за милую душу вместе с моими «миролюдскими мыслишками» — и вася-кот.

Эх, каррамба! Если бы я только знал, что делать. А то ведь Первый, конечно, невероятно умён и вечно прав, спору нет. Но пока что он не дал мне ни единого практического совета. Теории, которыми он со мной делился, — что я буду с ними делать, с этими кусками? Вообще, порой мне кажется, что я нужен ему как слушатель, а не как соратник. Да что за напасть, почему всем этим занимаюсь я? Не Эбби, например, не Рипли, а я?

Почему я — это я?

Губы растянулись в бессильной улыбке.

— А Первый-то прав, Герман Сергеич: ни на что ты, брат, не годен. А теперь давай, иди уже к ребятам и подумай над своим поведением.

Вздохнув, я открыл дверь «Бригантины» и шагнул в образовавшийся проём.


…


В автобусе было тихо и пусто.

Где это я? За окнами странный свет, тусклый и невнятный, наводящий на мысли о белых ночах. И туман вдобавок.

Я вылез из «Бригантины» и огляделся.

Здесь была неожиданная осень. Пурпурные листья опадали со старых клёнов, что росли в два ряда вдоль дороги, вытянувшись, как почётный караул. Под ногами похрустывал гравий, дорога уходила вдаль. За клёнами начинался кисельно-белый туман, и не было никакой возможности разглядеть то, что пряталось в нём, — при условии, что там вообще что-нибудь было.

Межмирье — вот что это такое, пришла в голову очевидная мысль.

Выходит, если дверь была открыта до того, как машина оказалась в Межмирье, я смогу попасть сюда, даже если меня не пригласят. С другой стороны, почему «не пригласят»? Всё-таки у Воинов Радуги тут штаб, пусть и временный.

Наверное, Мо хандрит, думал я, медленно вышагивая по скрипучему гравию в сторону Дома. Хандрит — вот и заосенело тут у него. Он ведь говорил, что Межмирье остро реагирует на изменения в его настроении.

А что, Кастальский? Вот бы и тебе такой Мир, а? Свой собственный Мир — это даже лучше, чем собственный остров. Тем более — Мир, чуткий к настроению своего хозяина.

— Не сказал бы, что это так уж хорошо, Герман Сергеич, — сказал Мо как-то бесцветно. Он шагал рядом со мной, и гравийная дорожка хрустела под подошвами его сапог. Когда только успел, подумал я. У них с Первым явно есть что-то общее. Персональное пространство, манера отвечать на мысли собеседника…

Он слабо улыбнулся:

— Прости. Не думал, что тебя это раздражает.
— Да ладно, что уж там… — проворчал я добродушно. — Лучше скажи, чем плохо иметь собственный Мир-эмпат?
— Тем, что ты не можешь позволить себе роскошь депрессии, — иначе Мир может слишком остро на неё отреагировать и стать воплощением твоей тоски. Или твоих кошмаров, например. Всегда есть свои плюсы и минусы.
— Ну да, это ты верно подметил… Как там ребята?
— Отдыхают ребята. Похоже, у них в команде полное взаимопонимание, и Габриэль отлично туда вписалась. А Валентин и Сонни наперебой учат Димку разным разностям.
— Как трогательно.
— Ага. Ну а ты чего такой хмурый?
— Это я хмурый? — изумился я. — Ты свой Мир давно видел?

Мо неопределённо пожал плечами:

— А что такого? По-моему, красиво. Это ведь не депрессия, это, скажем так, лёгкая грусть. Воспоминания…
— Воспоминания? О чём? Или о ком?

Он опустил голову, и длинные волосы занавесили его лицо.

— Да так… Просто Габриэль напомнила мне… одну девушку, скажем так.
— О… — м-да, неловко получилось. — Вот оно что…
— Да ты не беспокойся, — он легонько ткнул меня кулаком в плечо. — Расскажи лучше, как твои дела.
— Мои дела? Хреново мои дела, если подумать. Но это, конечно, лирика… Вот завтра закончим формирование команды, и можно будет начинать тренировки. Ну и время поджимает, сам понимаешь. Кстати, я тут думал… Вот мы говорим: Искажённый уничтожит Исток, Искажённый уничтожит Мир Духов. А что насчёт Межмирья? Неужели у него хватит сил уничтожить и его?
— Не зна-аю, — протянул Мо задумчиво. — Думаю, вопрос не в том, хватит ли у него на это сил или нет. Думаю, вопрос в том, сумеет ли он уничтожить Мир, живущий моей волей. Ты же помнишь: в Межмирье я всесилен. А значит, на моём поле он мне в любом случае проиграет. Так что вероятнее всего с Межмирьем ничего не случится.
— Вот как…
— Ну да. Да и вообще, этот Искажённый…
— А что он?
— Как ты думаешь, Герман Сергеич: как Искажённый может уничтожить Исток? В смысле, с помощью чего? Ведь, насколько я понимаю, Исток — это ого-го! Целая Вселенная! Неужели её может уничтожить один-единственный мутант?
— А кто его знает, — мрачно процедил я сквозь зубы. — Этот умник номер один так толком ничего мне и не объяснил. Ну или объяснил, да у меня понять мозгов не хватило, уж и не знаю. Насколько я понял, Искажённый отличается от Духов наличием игрек-вещества вместо икс-вещества… если только тебе это о чём-нибудь скажет. Кстати! А ведь икс-вещество соответствует Межмирью. Интересно, о чём это может говорить? Может ли это нам как-нибудь помочь?
— А что такое эти икс и игрек? — спросил Мо. Я усмехнулся:
— Любовь и ненависть, дружище. Любовь и ненависть.
— Выходит, Межмирье — это Любовь? — мне показалось, в его голосе прозвучали какие-то странные, незнакомые доселе нотки.
— Выходит, так… Слушай, Мо, я не знаю, почему он именно так это назвал! Может, оно и не Любовь вовсе, а что-то другое. Я не знаю, важно ли это, и если важно, то насколько.

Мо покачал головой:

— Я могу только предполагать, но… Помнишь, я говорил тебе, что Межмирье меня любит?
— Помню. И что?
— Да нет, ничего особенного. Просто, если следовать логике Первого, если Межмирье и правда олицетворение Любви, то Ненависть — это Мир, из которого пришёл Искажённый. Вот и всё. Я не знаю, как это может быть использовано в битве с ним, но… Наверное, тебе стоит подумать о нём, об Искажённом, не как о бесформенном ужасе, нацеленном на уничтожение Миров, а как о ком-то более… конкретном и мотивированном. Если тебе удастся понять его мотивы, то, возможно, ты сможешь установить с ним какую-то связь, как-то переговорить с ним, а может, и переубедить его… Понимаешь, даже если Межмирье — Мир Любви, здесь всё равно никто не живёт. Если задуматься, даже я здесь не более, чем гость. Постоялец. Однажды пришёл сюда, однажды отсюда уйду. Чем, как ты думаешь, может быть Мир Ненависти? И что такое Межмирье на самом деле? Для чего оно существует? Исток породил вас, приютив жителей Миров Радуги; Пустота породила людей и, вероятно, жителей остальных Миров, но в итоге приютила вас, Духов. Но что насчёт Межмирья? Порождало ли оно кого-нибудь? Как видишь, приютить оно может, я тебе даже больше скажу — хочет. Но обычно ему бывает трудно найти общий язык с теми, кто сюда приходит…

Я молчал. Да, безусловно, во всём этом есть какой-то смысл и, вероятно, не один. Но в чём он? Как его понять?

— Кроме того, Ненависть — это ведь не что-то чуждое, верно? — рассуждал Мо. — Я хочу сказать, люди вполне умеют ненавидеть. А Духи — умеют?

Умеют ли Духи ненавидеть? Хороший вопрос — не правда ли, господин Кастальский? Не в бровь, как говорится, а в глаз.

— Про других Духов не знаю, а вот я…
— Ненавидишь, да? — он заглянул мне в глаза. Я отвернулся. Мо вздохнул: — Да ладно, Герман Сергеич, чего ты. Ну кто без греха-то? Подумай лучше вот о чём: всегда ли ты умел ненавидеть? Или научился только после того, как пожил в Мире людей? Вспомни. Ты ведь участвовал в двух Войнах, ты должен помнить свои ощущения.
— Я помню… боль. Скорбь. Победа не приносила радости. Первый, конечно, всегда бывал взбудоражен, когда мы побеждали Теневых, кричал что-то, какие-то лозунги… Мол, ай да мы, ай да молодцы… Но радости не чувствовал никто, это точно. Мы ведь воевали против тех, кто был нам как братья. Это были братоубийственные Войны, Мо. Вот и всё. А Ненависть я впервые почувствовал, когда умерли Катя и Игорёк. Значит…
— …Значит Ненависть — это прерогатива не Духов, а людей.
— И что с того?
— Думаю, Искажённый как-то связан с вашим Миром, с Миром Духов. С Пустотой.
— А ведь точно! Первый говорил, что та Пустота, изначальная, из которой родился Искажённый, там, в Храме Истинной Тени, — она была словно «очищенная» от радужного вещества. Как Мир Духов без самих Духов, — ведь в нас больше радужного, чем пустотного. Но это значит…

Она было совсем рядом — разгадка, — или мне так казалось? Как будто я стал на шажок ближе к тайне Искажённого.

И снова это странное чувство, похожее на дежавю. Разумная Пустота. Ненависть? Почему я не могу этого вспомнить? Когда это было — после Первой Войны? Что это был за Мир? Откуда ты пришёл, Искажённый?

— …Это значит, что Мир Ненависти может быть куда ближе к Миру Духов, чем вы думаете. Или даже к Межмирью, как знать, — закончил Мо.
— Пустота без Духов… Пустота без Радуги… Ненависть без Информации? Или нет? Что это значит? Что, нечто вроде абсолютного зла, что ли?
— Вряд ли, — усмехнулся Мо. — Вопрос в другом: почему он так стремится уничтожить именно Исток?
— Потому что Радуга — это то, что делает его Мир… нашим? Потому что если бы не мы, то и Ненависти бы не было?.. — ошеломлённо прошептал я. Мо покачал головой:
— У меня нет ответов на эти вопросы, Герман Сергеич. Я просто рассуждаю, почти так же, как это делает Первый.
— Но тогда получается, что Искажённые могут быть нашими… соседями? Или нет, не Искажённые — те самые «паразиты»! Может, мы заняли их место? Может, мы что-то когда-то сделали не так? Может, это мы — причина Ненависти? Не люди, а мы? И он хочет уничтожить Исток, как первопричину нашего возникновения? Тем более, думаю, без Истока мы не выживем… Такое у меня чувство. Он для нас — как родитель. Недаром во времена Второй Войны мы называли Исток Великой Радугой — Праматерью Всего Сущего.
— Всё может быть, — глубокомысленно заметил Мо. — И всё-таки мне не понятно, как он может уничтожить Исток, если он ему не антагонистичен? Вообще, следуя логике Первого, логике антагонизма, я бы скорее поверил в то, что он захочет уничтожить Межмирье. Ну, если он олицетворяет Ненависть, а Межмирье — Любовь. Наверное, у него даже получилось бы это сделать, — как знать? Но как он сможет уничтожить Исток, тем более что Ненависти в одном только Миролюдье не меньше, чем в самом Искажённом?
— Что ты хочешь этим сказать? — я облизнул внезапно пересохшие губы.
— Я хочу сказать: может, вы его переоценили? Ну, вы ведь уже приготовились к последней битве в истории Мироздания, так? Но что если он не в силах уничтожить Исток? Что если это вне его возможностей?
— Об этом я как-то не думал, — признался я. — Что, впрочем, неудивительно… Думает у нас обычно Первый, а я делаю. Но… Всё равно это звучит как-то слишком невероятно.
— Да, наверное, — легко согласился Мо. — Я не знаю, я ведь не Первый. И в Войне против первого Искажённого я тоже не участвовал. А кстати, что насчёт первого Искажённого?
— В каком смысле?
— Он тоже хотел уничтожить Исток?
— По-моему… скорее, он хотел уничтожить нас, — вздохнул я. — Понятия не имею, о чём он думал. Зачем возглавил Теневых. Да и потом, Ангелы подтянулись весьма вовремя, Архистратиг ударил очень вовремя и этим снял все вопросы, — потому что уничтожил Искажённого. А так, кто знает? Может, с помощью Теневых он уничтожил бы сначала нас, потом переключился бы на них, а когда Духов бы не осталось вовсе, он обратил бы свою Ненависть на Исток?
— Не исключено, — кивнул Мо.
— Слушай, старина, ты уж извини, но мне кажется, что мы идём уже несколько дней.

Он смутился:

— Ну так это же Межмирье, Герман Сергеич. Тут всё немного иначе устроено: ты мог бы дойти до Дома, сделав шаг или два. Но я просто хотел с тобой немного поговорить, вот и… отложил момент.
— Да нет, всё нормально, — я махнул рукой. — Тем более ты навёл меня на очень интересные мысли. Просто я немного устал, Мо. Слишком много событий для одного дня. У нас сейчас, как ты понимаешь, весьма насыщенная жизнь, у меня даже в бытность человеком такой не было.
— Понимаю, — он тихо рассмеялся. — Ладно, тогда вот тебе Дом.

И внезапно туман перед нами расступился, и оказалось, что мы стоим перед самым Домом. Я заметил, что из сумрака крыльца мне подмигивает огонёк сигареты: похоже, Шанталь вышла «подышать воздухом».

Мо похлопал меня по плечу:

— Ты только много не кури.

И пропал. А я подумал: вот здорово. И дверей никаких не надо.

— Вернулись, Герман Сергеич? — Шанталь щёлкнула пальцами, и над ногтем её большого пальца взвился крохотный огонёк. Я прикурил, благодарно кивнув:
— Спасибо. Да, вернулся… Что-то в этом роде. А ты что же, скучала?
— Да вот ещё! — фыркнула девушка. — Там и без вас весело. Тем более, ваша Габриэль мне очень понравилась! Она такая… такая…
— Ага, — согласился я. — Такая. А что Деметр?
— Да ничего. Учится. Он способный, быстро всё запоминает. Правда, чувствую, ему не очень уютно вне дома. Вдали от своей… От своего Создания.
— Ну да, понятно… В принципе, ему лучше отправиться к ней. Хорошо бы, конечно, с кем-нибудь, но…
— Так Кошка же прибыла, — удивилась Шанталь. — Ник-А зовут, хотя мы её дружно Никой прозвали. Ужасно славная, смешная такая. Люблю Кошек.
— А, ясно. Тогда ладно…

Значит, всё идёт по плану — да, Первый?

— Какой-то вы непривычно серьёзный сегодня, — заметила девушка. — Даже не шутите, как обычно.
— А ты скучала по моим шуткам?.. Да нет, я знаю, что не скучала. Это я как раз шутить пытаюсь, хе-хе… Скоро разучусь, наверное. Да и пошутишь тут: Война, как-никак…
— Ну да, Война, — безразлично отозвалась она, затушивая сигарету. — Ладно, шеф, идёмте, что ли. Поужинаете. Завтра ведь ещё та девочка, да?
— Да. Первый наверняка уже предупредил Рипли и вообще всё подготовил. Осталось только доехать и…
— А она вообще кто?
— В каком смысле? — не понял я.
— Ну, я имею в виду, мы же все чем-то… Странные, короче. А у неё что?
— Понятия не имею. Кажется, Первый что-то говорил про полиморф. Очевидно, материалы по ней получим завтра, со всеми установками, прямиком от Рипли или, что желательнее, из Аналитического.
— А-а, понятно. Ну что, идём?
— Да-да, конечно.

Я раздавил «бычок» в пепельнице, и мы зашли в Дом.


…


Кошка и правда была забавной — сиамской раскраски, мне такие ещё не попадались. Они с Анкой о чём-то тихонько переговаривались в уголке, но стоило мне войти в Кабинет, как обе тут же вскочили и вытянулись по стойке «смирно».

— Шеф! Разрешите представить! Это Ник-А, моя подруга! — радостно сообщила Анка.

Сиамская Кошка поклонилась в пояс:

— Ник-А, Спецназовец-Старший, Четвёртая Каста! К вашим услугам, Милорд!
— Рад знакомству, Спецназовец-Старший Ник-А. А тебя подруга предупреждала, что я не сторонник Устава?
— Так точно, господин Герман Сергеевич! Но я не имела права не доложить о себе, как полагается! — выпалила Кошка.

А она и правда смешная, подумал я.

— «Господина» не надо, господа в Париже, как говорится. Просто «Герман Сергеевич», этого более, чем достаточно. Что до миролюдского имени… Слышал, тебя тут ребята Никой прозвали?

Кошка улыбнулась:

— Да, Герман Сергеевич.
— Нравится?
— Ага!
— Ну так и оставайся Никой. Это на случай антропоморфы, конечно, — поправился я. — Будет нужно, справим тебе документы. Но пока что, думаю, это не к спеху. А кстати, чего ты не в антропоформе сейчас? Анка вон у нас в антропоморфе ходит.
— Да мне так как-то привычнее, что ли… — смутилась Ника. — Но если прикажете, я сразу же…
— Не прикажу. Ты нам и так нравишься, — верно, бойцы?

Бойцы разулыбались. Кошка смутилась ещё больше.

— Спасибо, Герман Сергеевич…
— Не за что. Так… Деметр! А ну-ка, подойди сюда.

Димка встал с Дивана и подошёл к нам.

— Что такое, Герман Сергеич?
— Ты как вообще? — осведомился я. Парень кивнул:
— Хорошо. Учусь.
— Хорошо, что хорошо… Домой не хочешь?

Он улыбнулся мне — одними глазами:

— Хочу.
— Что и требовалось доказать. Ну-с, в таком случае я сейчас попрошу Мо отправить вас с Никой домой. Вот… А там, может, за свою, э-э, работу возьмёшься. Если возникнут вопросы — обращайся к Нике, она тебе всё разъяснит. Встретимся уже в Штабе, когда последнего Претендента подберём. Понятно?
— Понятно.
— Вот и отлично. Мо, помоги парню, будь другом!
— Да о чём речь, Герман Сергеич! — воскликнул Мо, а потом крепко пожал Димке руку. — Очень рад был с тобой повидаться, Дим. Ты, если что, ты заходи! Ладно? Заходи, когда захочешь. Я тебе всегда рад, ты же знаешь.
— Обязательно зайду. Не волнуйся, не потеряемся, — Димка похлопал юношу по плечу. Тот радостно улыбнулся:
— Супер! Пойдём, я вас провожу! Ника, идём!

Далее последовали трогательные прощания. Никогда не понимал, зачем люди прощаются? Всё равно ведь снова увидятся. Впрочем, люди — Существа хрупкие, прощаются на всякий случай. Но наши-то что? Кошки, Духи… Да и Мо, к слову.

Ну да ладно, что с них взять.

В конце концов, подумал я, усаживаясь на Диване поудобнее, всем нам, возможно, недолго осталось топтать эти Миры. В конце концов, мы тоже не такие прочные, как нам всегда казалось.

Может быть, и нам стоит иногда прощаться.

Может быть. Иногда.

А, Первый?

…

Часть 1, глава 17 - http://www.proza.ru/2015/08/12/24