Прыжок

 В этот вечер он снова вышел из дома. Приготовленное письмо три недели лежало на кухонном столе, так что почти слилось с обстановкой и стало незаметным. Он и не помнил как написал его и как оставил на этом месте. Все маршруты его прогулок были известны заранее, и, в большом смысле, почти не оставалось куда идти: ноги сами выбирали направление и, как двое упорных шерпов, переносили его в одну из возможных точек пространства, с места на место. Все что могло быть в этом нового, так это то, что захлопнув входную дверь, он по-настоящему никогда не знал где окажется потом. Но в этот вечер, когда перед ним возникла знакомая красная строчка, возвещавшая «прохода нет», он почему-то не остановился, а толкнул светящуюся прозрачную дверь и впервые за все время оказался в новом для себя месте.

 Здесь было тепло, мягкий байковый свет расстилался по серому, но очень чистому полу, а в конце зала, за еще одним толстым, сияющим стеклом сидела Она и, казалось, разглядывала его ботинки. Ему, вообще, часто казалось, что люди смотрят на него или разговаривают с ним. Еще в детстве он мог часами общаться, спорить, побеждать и проигрывать в диалогах с прохожими, которые случайно промелькнули в его окне. Эта привычка сохранилась и теперь. Пока он думал о странной женщине, до его слуха откуда-то снизу стало доноситься ровное «тук-тук» - это два неуемных шерпа уже вели его по мраморным плитам зала.

На минуту ему показалось, что он забыл выключить плиту или оставил ключи в замке, но ключи были на месте, а ужина он не готовил. Нет, он забыл что-то совсем другое, точно он был калекой и смутно тосковал по своей утраченной руке. «Алексей!» - вдруг послышалось у него за спиной. Да, действительно, когда-то его звали Алексей, но сейчас, разве мог кто-то сейчас знать его имя?! Этот голос напомнил ему голос отца, когда он, еще несмышленый человечек, подвергал себя какой-то опасности: лазил на высокую голубятню, выбегал за мячом на дорогу, голос, который не угрожал, и даже оберегал, но от него всегда что-то само собой трепетало внутри. «Показалось, - подумал он, - конечно, показалось», - и решительней направился к горящему окошку с торчавшей в нем, как в короне, головой женщины.

 «Один жетон, пожалуйста», - протянул он кулак с мелочью удивленному кассиру и сам испугался того, насколько чужим оказался его собственный голос. Внезапно его пронзило странное, почти забытое чувство детского стыда, смешанное с острым приливом азарта, будто он школьник, покупающий свои первые сигареты с маской не своего возраста на красном лице, и вот прямо сейчас, в эту минуту должно решиться раскроют его игру или спектакль удался. Он еще не успел толком рассердиться на себя за минутную слабость, как в лотке зазвенела сдача, и поверх нее упал тот самый кругляшок с заветной буковкой «М» на нем. В его голове и в горле как-то разом заклокотали, зашевелились все возможные шестеренки, а уши будто заложило аптечной ватой, он все еще не мог поверить, что это действительно происходит с ним, что это действительно он уже Здесь. "Что же, что же это такое, о чем я все время думаю?" - силился он пробиться сквозь заросли памяти.  На все тех же чужих ногах, стараясь ни на кого не смотреть, он, как опоздавший на лекцию студент между рядами, юркнул в сторону турникета и достал из кармана руку с монетой, на которой «М» вдруг оказалась перевернута вверх ногами и напомнила латинскую «W». Автомат легко проглотил кругляшок с лукавой буквой и зажег зеленый огонь.

 Когда он проскочил через турникет, внутри него уже стучал тяжелый чугунный молот, а лица вокруг приобрели размытые очертания, будто он был близорук, и с него свалились очки, лишив возможности различать детали. Задыхаясь, и разгребая руками жирный, мокнущий воздух, он продирался сквозь обезличенную толпу и наконец-то оказался один у края платформы. «Как душно», – подумалось ему, и он схватил грудью сколько мог обступившей его пустоты. «Может быть, не придет!» - вздрогнул он и замер на секунду в ожидании голоса «товарищи пассажиры, по техническим причинам…», но именно сейчас никакого голоса не было. Он собрался было повернуть назад, но справа от него что-то отдаленно засвистело и свист начал нарастать. Поезд шел.

 Когда в глубине тоннеля показались два светящихся глаза, и он увидел стальную морду состава, ему впервые стало страшно, страшно от живущей в нем собственной решимости и от жгучего интереса молодого заигравшегося банкомета «а что же будет дальше, неужели смогу?» Яркие огни уже слепили его зрение, а прозрачные пассажиры все сильней напирали из-за спины. Еще секунда и будет поздно, поезд пройдет!"Конверт, голубятня, "прохода нет", нет, не то, все не то!" - силился он вытянуть нужную карту из головы.  "Алексей! Алешенька!" - снова позади повторил кто-то, но из-за шума состава уже ничего не было слышно. Он резко шагнул одной ногой вперед, с усилием оттолкнул от себя мраморный пол и одним невообразимым прыжком, как опытный гимнаст, расправив руки и упруго перевернувшись в воздухе, будто на большую двуспальную кровать, полетел вниз на гудящие рельсы.
 
 "Боженька! Аня! Как же хочется жить!" - взошло в его голове и на небритую щеку упала крохотная солоноватая капля. Раздался глухой, утробный стук, как от топора мясника, яркий свет погас, и толпа отхлынула от перрона.