Дети закона

               
Мнение автора может не совпадать с мнением героев. Все герои вымышлены. Любые совпадения с реальными учреждениями и должностными лицами случайны. 18+


Я не верила своим глазам. Я просто не могла в это поверить. На мои глаза накатились слезы. Я тупым взглядом уставилась в экран ноутбука и не могла оторваться от этого страшного сообщения. Мое лицо было  мокрым от пота, руки нервно тряслись, а в глазах был ужас. Андрей подошел ко мне и заботливо спросил, что случилось. Но я не могла ответить ему. Язык не слушался. Меня всю трясло как в лихорадке. Прошло несколько секунд, и я забилась в истерике.
- Не может быть… - тихо произнесла я спустя некоторое время.
Он пытался обнять и успокоить меня, но я резко оттолкнула его, грубо сказав: «Оставь меня одну».
Он заглянул мне через плечо и увидел сообщение в социальной сети «ВКонтакте». В нем говорилось о том, что Наташа сегодня приблизительно в 12 часов дня закончила жизнь самоубийством. Писала ее мама. В предсмертной записке 16-летняя школьница назвала причину своего добровольного ухода из жизни не иначе как: «Дети закона». 
А вот текст этой записки полностью:
«Дорогая мама! Бабушка, папа и дедушка. Юля В., Маша Н., Катя С. и все остальные мои подружки (мама, ты и сама знаешь их имена, поэтому передай им эту записку тоже).
Я ухожу. Навсегда. Я не нашла другого выхода, хотя я честно искала его. Долго и не жалея сил. Я стучалась во все двери, в которые только могла постучать в силу своего возраста. Многие мне открыли, многие поняли меня, многие слушали и даже слышали. Здесь отдельное «спасибо» стоит сказать Олегу П. и, конечно, моей Лене. Мама, передай им это. Я знаю, что ты недолюбливаешь моих взрослых вроде бы друзей, но, поверь, если бы не они, я ушла бы на год раньше. Они были моей последней надеждой. Правда, и они не смогли оправдать ее, но они не виноваты, хотя бы потому, что остальные взрослые даже не пытались мне помочь.
Я ухожу. Причина этого не в школе и не в учителях. Полиция! Не ищите причины там, где ее нет. Пожалуйста!
Я ухожу, хотя у меня хорошая школьная успеваемость и я часто выигрываю в школьных и молодежных конкурсах и олимпиадах.
В отличие от некоторых моих сверстников я не боюсь экзаменов, потому что знаю, что школа гораздо легче реальной жизни.
Я ухожу, хотя у меня есть масса поистине прекрасных друзей! Да, у меня нет и никогда не было парня, но, поверьте, я не страдала из-за этого еще ни разу в жизни. 
Я ухожу, хотя у меня хорошие родители и последний айфон. Пожалуйста, потратьте все мои деньги на благие нужды. Буквально на днях я читала на каком-то сайте о том, что некоторые онкобольные дети-подростки города  N просто мечтают об айпаде, айфоне. Подарите им всю мою технику. Ведь это так не сложно, но так важно!
Я ухожу, хотя в школьном детстве и отрочестве я подавала надежды. Простите меня за то, что я больше никогда не смогу помогать тем, кто в этом действительно нуждается. Простите за то, что я даже не попыталась бороться за лучшее будущее нашей страны и мира в целом. Просто - «дети закона». В этом – вся причина. Мама, спроси у Лены, Олега или других моих взрослых друзей, что это такое. Они поймут. Надеюсь. Кроме того, я просила Лену объединиться и решить эту проблему вместе. Я уговаривала ее, я умоляла ее, я предлагала ей взаимовыгодные, так сказать, условия, я убеждала ее словом, цифрами, эмоциями, угрозами и даже шантажом. Но даже она (хотя она очень хорошая!) сказала, что все бессмысленно и не стоит так убиваться по этому поводу. После этого я проплакала почти всю ночь (это было еще в январе 2013-го), она знала об этом, но сказала, что это возрастное.  Подростковое. Что это пройдет. Я же не знаю, как может с пубертатом пройти и человечность…
У меня очень сильно закружилась голова, меня стало тошнить и я, по всей видимости, упала со стула. Что происходило дальше, я помню смутно, все было, словно в тумане… Кажется, я потеряла сознание…
Очнулась я уже лежа на кровати. 
Андрей сидел рядом со мной, заботливо и нежно держа меня за руку. Я прикусила губы и попыталась приподняться с кровати:
- Лежи, тебе нельзя вставать, - сказал он. – У тебя сильный ушиб.
Меня тошнило, а голова так болела, что я не переставала прикусывать губы, чтобы не зареветь от боли.
Андрей дал мне какую-то таблетку, вскоре мне стало немного легче. Тогда я тут же попросила его срочно позвонить Олегу и сообщить ему о случившемся с Наташей.
Наверное, мне еще никогда не было так тяжело, как сейчас. Мне хотелось то плакать, то забыться, то забиться в самый угол кровати и накрыться подушкой…
Андрей позвонил Олегу, коротко переговорил с ним и повесил трубку.
- Позвонил? Что? – спросила я Андрея, вся встрепенувшись. – Они живут в одном городе, он должен был что-то знать… 
- Он не верит, - решительно ответил Андрей.  – Кстати, я тоже. И еще он сказал, что пока не надо делать никаких выводов, тем более таких поспешных.
- Ты идиот? И он тоже? Что значит  - вы не верите? – запсиховала я.
- Наташа - очень своеобразный и эмоциональный подросток, но с головой у нее все в порядке. В 16 лет здравомыслящие дети не пойдут на такое никогда. Ты прости меня, конечно, но… Ты вообще пробовала звонить самой Наташе? Или писала ей? Ты вообще уверена, что женщина, представившаяся «ВКонтакте» матерью твоей Наташи, действительно является таковой?
- Ты меня держишь, что, уже совсем за дуру? – разозлилась я. – Конечно, я проверила. На странице Наташи указана ее мама, именно этот пользователь и написал мне сообщение. А самой Наташи, если верить социальной сети «ВКонтакте», не было онлайн с 11:53 сегодняшнего дня, последний раз она заходила в сеть с мобильного устройства.
- Прости, - ответил он тихо. – Я сейчас наберу ее.
Андрей набрал номер – телефон девочки был выключен.
- Прости, - повторил он.
Не знаю, почему, но я чувствовала себя виноватой в случившемся. Наверное, потому, что я много говорила с ней о политике и вообще изначально мы познакомились именно на этой почве, а причина суицида Наташи так или иначе была связана именно с этим…. Мне было от этого так противно и стыдно… Мне 24 года и я… Я не знаю, почему я не могла предотвратить это… Как вообще могло так получится, что амбициозная и подающая большие надежды школьница пошла на такой шаг… Как могло выйти так, что она даже не попыталась найти поддержки у меня… Я невольно поймала себя на мысли, что не раз и не два отворачивалась от ее «надуманных проблем» типа тотальной несправедливости на этой планете, отказываясь не только решать их, но и призывая ее саму не убиваться так на этот счет. Я не знаю… Господи, если бы я только знала, что из-за каких-то глобальных проблем так внезапно уйдет из жизни девчонка, у которой еще все было впереди. Девчонка, к которой я так привязалась за эти полтора года нашего общения, девчонка, без которой я уже не представляла своей жизни.
Ну, скажите,- нет, вы только скажите мне! – часто ли вы встречали в своей жизни тех, кто искренне доверяет вам? Часто ли вы встречали в своей жизни тех, кто искренне переживает за вас? Часто ли вы встречали в своей жизни тех, кто поможет вам даже тогда, когда это кажется почти невозможным? Наконец, часто ли вы встречали в своей жизни тех, кто исполнит ваши самые заветные мечты, чего бы им это ни стоило?
Я – нет.
Наташа была чуть ли не единственным таким человеком в моей жизни.
Я закрыла глаза и долго думала о том, почему же я, так искренне уважая, любя и ценя Наташу, могла позволять себе называть ее «политические» проблемы надуманными и несущественными.
Неожиданно я поняла, что она имела в виду под «детьми закона». И знаете, мне стало просто страшно.
Наверное, еще никогда в жизни мне не было так плохо. Я была готова убить себя за тот вечер января 2013 года, когда она позвонила мне и сказала, что надо с этим что-то делать:
- В юности ты интересовалась политикой, тебе было не все равно, не отрицай это. Я не верю, Лен, я просто не верю, что теперь, когда ты взрослая, тебе решительно все равно. Я же знаю тебя, ты честная и неравнодушная, поэтому я не верю, что тебе нет дела до этого закона. Я не верю, что тебе не хочется плакать от этого. И я не понимаю, почему ты не хочешь бороться,– настойчиво повторяла Наташа тогда, в январе 2013 года.
Девчонке тогда было 15 лет. 
Когда она говорила мне все это, я невольно думала о том, как же это здорово:  еще иметь веру в то, что мы – просто способные молодые ребята – можем что-то реально изменить в нашей стране и мире в целом. Впрочем, в ее годы (даже лет до 22-х), я была такой же – максималисткой, готовой пахать, не жалея сил, ради светлого будущего моей страны и ее граждан.
В Наташе я узнавала себя. Это было мило, но обычно я пыталась убедить ее в том, что начинать надо с малого, а не убиваться по поводу того, что ты не можешь изменить все в этом мире, пусть и пока. Она не понимала меня и злилась, когда мне было плевать на что-то такое, из-за чего она могла плакать целыми ночами. 
Знаете, если бы я знала, что Наташа пойдет на этот смелый шаг… Я бы… Не знаю… Я не знаю, как я решила бы эту проблему, но я бы попыталась…
С другой стороны, я поняла, что поступок Наташи – это смелый вызов всему нашему обществу; вызов, как последняя надежда на то, что победа будет за нами. Знаете, когда школьница заплатила такую цену за свою страну, я просто уже не имела морального права не добиться отмены или хотя бы изменения того, что Наташа назвала «детьми закона».
Вскоре я провалилась сквозь сон.
***
Проснулась я на следующий день. В больничной палате было светло, на подоконнике, как  и вчера вечером, стояло несколько букетов живых цветов и коробка конфет. Андрей сидел рядом со мной. Как только он заметил, что я проснулась, он обратился ко мне со словами:
- Как ты? Мы все переволновались…
- Как Наташа? – это было первое, что я спросила, пребывая в состоянии настоящей паники.
Лицо Андрея выразило искреннее удивление:
- У нее все хорошо, солнц, она успешно сдала зачеты и теперь у нее каникулы… Что-то не так?
- Ааа…– я хотела было спросить про суицид, но вовремя остановилась. – Значит, это был лишь сон? – все еще испуганно и удивленно произнесла я.
- Что – это? – не понял меня молодой человек.
- Ну, про Наташу и про «закон…», - я с облегчением вздохнула.
И рассказала Андрею во всех подробностях о том, что мне приснилось. Когда я рассказывала, на моем лице то и дело выступали слезы.
- …. понимаешь, тогда я поняла, что поступок Наташи – это смелый вызов. И я сделала все для того, чтобы об этом узнали массы. Я до конца верила в то, что пусть и такой ценой, но «закон…» будет отменен или хотя бы изменен….
Мой рассказ слышала и медсестра, которая вошла в это время в нашу палату.
Когда я закончила, Андрей сказал:
- Не переживай, это всего лишь сон, я говорил с Наташей буквально вчера вечером, у нее все хорошо, правда. Она очень волнуется за тебя и даже думала о том, чтобы приехать, если бы это было возможно…
А медсестра, женщина лет 65, с явным недовольством и скепсисом отметила:
- Боже мой, боже мой, вот молодежь нынче пошла… Не наркотики, так политика… Час от часу не легче… А нам потом их в чувства приводить…
Медсестра вышла из палаты, продолжая причитать в полголоса:
- Не наркотики, так политика, боже мой, боже мой, то ли дело было при Союзе, то ли дело было при Союзе...
Знаете, у меня действительно было сотрясение мозга, мне правда было очень плохо, просто физически, но в тот момент мне очень захотелось кинуть в нее что-нибудь. Конечно, я этого не сделала, у меня просто не было сил,  но моему возмущению не было предела.
Знала бы она, эта простая и ностальгирующая по тоталитарному СССР пожилая женщина, какового это – не иметь родителей, когда ты инвалид или почему-то признан таковым, а значит, имеешь все шансы навсегда попасть в эти страшные психоневрологические интернаты…
На календаре было 28 декабря 2013 года.
- Андрей, - произнесла я слабым голосом, - ты сказал, что у нее уже начались каникулы?
- Да, - улыбнулся он, - тебе набрать ее?
- Да, но… Можно она приедет, пожалуйста?
- М-мм, солнц, это невозможно…- Андрей замялся, не зная, что сказать. – Она живет больше чем в тысяче километров от нас, сама понимаешь…
- Ну, и что? – повысила голос я. – Так надо, так надо, - уверенно и с неким вызовом добавила я, - иначе нельзя. Пожалуйста… Можно Наташа приедет сегодня же?
Позже я поняла, что просила – нет, даже требовала, - почти невозможного, хотя бы потому, что у нее, наверняка, есть на эти новогодние праздники совершенно другие планы. Просто теперь, после того ужасного сна, я была так рада тому, что все еще можно предотвратить… 
- Хорошо, - тихо и неопределенно ответил Андрей, - я спрошу ее об этом.
Он позвонил Наташе и сказал ей о том, что я очень хочу ее видеть. Она тотчас ответила: «Конечно, и я». И добавила, что она уже на самом деле не учится, поэтому может прилететь.
Я потребовала от Андрея, чтобы он посмотрел в Интернете авиабилеты на сегодняшнее число. Как ни странно, - ведь совсем скоро Новый 2014 Год, - они были.
- Вот видишь, а ты не верил! – воскликнула я.
- А билеты ты ей купишь? – хмуро ответил Андрей. - А если самолет упадет, ты будешь отвечать? А то, где ребенка носит, ты ее маме будешь объяснять? – пытался хотя бы как-то остановить меня молодой человек.
- Отстань, она прекрасно ездит одна в Москву и мама ей разрешает, - отмахнулась я.
- Ну да, ну да, в Москву на «Сапсане», до которой ей каких-то 4 часа езды, или в Белгород на самолете!
- Слушай, ей 16!  - резко воскликнула я. – А билеты – ну, закажи и оплати, делов-то, у тебя же есть ксерокопия ее паспорта.
Андрей сделал все так, как я просила.
***
Поздно вечером 28 декабря 2013 года Наташа была в Белгороде. «Маленькая» девочка в чужом городе не только не заблудилась, но и купила целую связку воздушных шариков, чему я была очень рада.
Андрей был вынужден срочно уехать по работе еще днем, поэтому я находилась в палате одна. Друзья ушли из больницы часов в 7-8 вечера. 
Когда Наташа пришла, я поняла, что я самый счастливый человек на свете. Впрочем, она была не менее счастлива.
Девочка была в синих джинсах, в зимних сапогах и в толстовке с символикой предстоящей Олимпиады в Сочи.
В маленькой сумочке, которая висела у нее через плечо, лежали паспорт, банковская карточка, айфон, расческа и блеск для губ. Все. Больше она не взяла с собой ничего. Как выяснилось позже, девочка вообще не заходила домой. Утром она поехала в центр города, чтобы купить подарки к Новому Году, там и застал ее звонок Андрея, тогда она тут же развернулась и отправилась в аэропорт.
Я спросила ее, как она решилась прилететь. Она амбициозная, но такая стеснительная. Политизированная, но такая не самостоятельная. Я знала, что это был первый в ее жизни перелет без родителей или других взрослых. 
- Оказалось совсем не страшно и даже интересно, - с улыбкой ответила она, когда я спросила ее о том, как она долетела. – Кстати, а на какое число у меня обратный билет? Андрей вроде его еще не взял…
- Когда хочешь, - произнесла я, улыбнувшись. – Спасибо большое, что прилетела. Я почти не верила в это.
- Не за что. И я, - девочка тоже улыбнулась. – Не знаю…- тихо и неопределенно добавила она.
Я видела, что ей хочется остаться в Белгороде хотя бы на неделю. 
- Но я должна быть дома не позже вечера воскресенья, потому что маме я сказала, что очень неожиданно узнала о том, что выиграла в очередном всероссийском конкурсе, поэтому просто уехала в Москву на церемонию награждения, - добавила она через пару минут.
- Врушка, - усмехнулась я.
- Если бы я сказала, что просто так решила прилететь к тебе в Белгород, то она бы меня никогда в жизни не отпустила, ты же знаешь, - ответила девочка.
- Я бы тоже не отпустила, - сказала я. – Если бы подумала о том, как ты можешь блуждать даже в родном городе до того, как заявила о своем желании Андрею…
- Ничего я не заблудилась! – обиженно и как-то совсем по-детски возмутилась Наташа. – Я вообще всего лишь с третьей попытки нашла в аэропорту нужный выход. А в Белгороде совсем не страшно было, только жалко, что у вас метро нет – холодно и темно, - не то, что в Москве. Там приезжаешь и все, сразу ныряешь в тепло и свет, я в московском метро уже почти не блуждаю. А у вас - пока там найдешь эти автобусные остановки… Но я же нашла, я молодец! – она посмотрела на меня таким взглядом, будто совершила самый настоящий подвиг.
Мы проговорили всю ночь, и мне даже показалось, что я стала лучше себя чувствовать.
Я окончательно поняла, что Наташа права и что надо бороться. Она доказала мне это очень простым и в то же время живым примером из моего же сна. Но подробности яркой иллюстрации и их биографичность поразили меня до глубины души и заставили буквально раскрыть рот ни то от удивления, ни то от ужаса…
- Понимаешь, вот во сне случилось то, что случилось… И ты не находила себе места… Ты только представь, что было бы, если бы на месте Иры была бы я….Ты только подумай, ты только представь себе… - говорила Наташа, сидя на краю моей кровати.
- Подожди-подожди, какая еще Ира? – не поняла я.
- Ира – это девочка, которая, - Наташа посмотрела на часы, - вчера все-таки умерла… - тихо пояснила она. – Ну, ее должны были еще в феврале 2013-го усыновить американцы, но, увы...
Я поняла ход Наташиных мыслей, но все же связь была не совсем очевидной:
- Солнц, но почему ты говоришь, что ты могла быть на месте той Иры? – неуверенно спросила я.
Кажется, я уже начала догадываться, но отказывалась в это верить.
- Ира – такая же сирота, как и я, только она младше меня на четыре года… Мне повезло родиться раньше, меня еще успели усыновить и вылечить, а ее – нет…. Я даже знала ее… Не лично... Но знала…- Наташа говорила все тише и запутаннее.
Я не верила своим ушам. Я знала Наташу полтора года. Но неужели когда-то она жила в детском доме? И как так, причем тут «закон…», ее же если и усыновили, то явно не американцы.
Наташа как будто прочитала недоумение и непонимание на моем лице:
- Мои усыновители родились в СССР, но у них уже давно американское гражданство, а от российского гражданства они отказались…. Они усыновили меня, когда я была маленькой, и долгие годы мы жили в Чикаго… У меня двойное гражданство… Когда мне было 14 лет, мы на время вернулись в Россию, потому что я этого захотела… Мне интересна Россия, особенно она мне стала интересна после 2011 года… Знаешь, вот некоторые в России не понимают, зачем я ношу сейчас многие вещи с символикой Олимпиады… Ну, это просто форма патриотизма, причем в таком вот виде она свойственна скорее только детям и подросткам, мне так кажется… И я думаю, что это нормально, несмотря ни на что… Хотя вообще я люблю все страны… Может, это странно, но когда я живу в США, я патриотка штатов, когда я живу в России – я патриотка России, все как-то вместе, но это правда искренне…  Многие мои друзья и приятели живут в Чикаго, кто-то живет в Петербурге, кто-то вообще на Дальнем Востоке, так что я часто скучаю по ним… Но это явно лучше, чем если бы я жила в интернате в Твери и все… - тихо продолжала девочка. – А потом был бы психоневрологический интернат… Ах, да, еще было бы 7, максимум, 8 классов образования… У меня была небольшая задержка психического развития, мои биологические родители отказались от меня, когда мне было 4 года, мне приписали умственную отсталость и отправили в коррекционный детский дом-интернат… Если бы «закон…»  приняли уже тогда, то, скорее всего, мы бы даже с тобой никогда не познакомились … Теперь, Лен, ты знаешь ВСЕ… Теперь ты поняла, почему я так ненавижу этот закон и почему я сделаю все и даже больше для того, чтобы его хотя бы изменили? Теперь, я надеюсь, ты со мной?
Я не могла говорить. Я обняла ее, и мы долго плакали.  Теперь стало очевидно, что я с ней. И еще с тысячами российских сирот, которые сейчас, в эту самую минуту, воспитываются в детских домах. Хотя бы потому, что после такого – надеюсь, не вещего, но от этого не менее ужасного, – сна, так похожего на действительность, потому что теперь, после того, как я лицом к лицу столкнулась со всем этим, сказать «нет» уже просто не представлялось возможным. Сказать «нет» означало бы предать не какие-то абстрактные тысячи российских сирот, многие из которых растут в коррекционных учреждениях. Сказать «нет» означало бы предать и мою Наташу. Эти тысячи детей состоят из таких вот Наташ, многие из которых на самом деле никакие не психи и не алигофрены. Каждый из них нуждается в любви и доверии, каждый из них мог бы стать верным другом любому, кто протянет ему руку, способным школьником и достойным гражданином.
И если в пятницу я боялась больше всего того, что не поправлюсь к предстоящей Олимпиаде в Сочи, на которой хочу и должна быть волонтером, то сегодня, рано утром в воскресенье, я боялась уже несколько других вещей.
- Я тебя не брошу не только в жизни, но и в политике, слышишь? – тихо сказала я. – Прости, что до меня не доходило это раньше. То есть доходило, но… Просто прости…
- А ты меня…. За то, что только устраиваю истерики, но не знаю, как решить проблему…
Она легла рядом со мной. Полседьмого утра 29 декабря 2013 года мы крепко заснули. Подушка была мокрой от наших слез.