1. Александр I Глава 1. Звание Цесаревича за ферму

ЛЮБОВНЫЕ ДРАМЫ БЛАГОСЛОВЕННОГО

          «Я охотно уступлю звание (Цесаревича) за ферму…»

       В 1790 году Императрица Екатерины Великая решила срочно женить своего любимого внука Великого Князя Александра Павловича. Она спешила, вероятно, и потому, что зрело решение – сделать его Наследником Престола в обход прав Павла Петровича. Императрица говорила: «Сначала мы его женим, а потом – коронуем!»
       Причина этого её решения слишком глубока, чтобы говорить о ней в двух словах. Это отдельная тема. Императрица Екатерина Алексеевна пригласила в Петербург баденских принцесс, родных сестёр Вильгельмину и Луизу.
       31 октября 1792 года сёстры были доставлены в Петербург. Выбор Екатерины сразу пал на старшую, о чём она сказала своему секретарю Храповицкому:
       «Чем больше смотрю на старшую из баденских принцесс, тем больше она нравится. Невозможно видеть её и не попасть под её очарование».
       Своему постоянному корреспонденту Гримму она в тот же вечер написала:
       «Господин Александр выказал бы себя чрезмерно разборчивым, если бы упустил старшую из принцесс».
      И действительно, решение Императрицы, по её же мнению, ничего не могло решить. Испытав много горя, сама, Екатерина Алексеевна не хотела, что бы несчастье в любви испытали и сын Павел – она ему предоставляла право выбора невесты дважды, и любимый внук Александр.
       Для Александра Павловича устроили смотрины, и ему понравилась старшая из сестёр Луиза Мария Августа.
       И вот 2 ноября 1792 года их встреча состоялась. Супруга Павла Петровича великая княгиня Мария Федоровна впоследствии вспоминала, что Луиза, «увидев Александра, побледнела и задрожала; что касается Александра, то он был очень молчалив и ограничился только тем, что смотрел на неё, но ничего ей не сказал, хотя разговор был общий».
       Несколько дней при дворе все были в неведении, что же он решил, поскольку Александр никак не проявил своего отношения в Луизе, но вскоре они обменялись записками, текст которых остался в истории.
       Великий Князь Александр Павлович написал принцессе:
       «Мой милый друг. Я буду Вас любить всю жизнь».
       Луиза ответила:
       «Я тоже люблю Вас всем сердцем и буду любить Вас всю мою жизнь. Ваша преданнейшая и покорнейшая суженная. Луиза».
       Статс-секретарь Императрицы А.В. Храповицкий отметил, что при Дворе будущая супруга Великого Князя завоевала всеобщие симпатии – «никто при виде её не мог устоять перед её обаянием».
       Императрица же Екатерина писала об Александре и Луизе, ставшей в крещении Елизаветой Алексеевной:
       «Все говорили, что обручают двух ангелов. Ничего нельзя вообразить прелестнее этого 15-летнего жениха и 14-летней невесты; притом, они очень любят друг друга. Тотчас после обручения принцессы она получила титул великой княжны».
       Елизавета Алексеевна призналась в письме матери: «Счастье жизни моей в его руках. Если он перестанет меня любить, я буду навсегда несчастна. Перенесу всё, всё, только не это».
       В Русском биографическом словаре Половцева сказано, что «по замечанию Протасова о суженой Александра Павловича «невеста для него избранная, как нарочно для него созданная».
       15 ноября 1792 года Протасов написал: «Мой воспитанник – честный человек, прямой характер, доброты души его нет конца, телесные доброты его всем известны». И прибавил: «Если вперёд при нём будет хороший человек, не сомневаюсь нимало, чтоб он ещё лучше сделался».
       Кстати, там же, в Русском биографическом словаре отмечено:
       «Узнав о том, что его хотят сделать наследником престола, Александр Павлович заявил:
       – Если верно то, что хотят посягнуть на права отца моего, то я сумею уклониться от такой несправедливости. Мы с женой спасёмся в Америке, будем там свободны и счастливы, и про нас больше не услышат».
       Тогда ведь ещё существовала Русская Америка, не говоря уже о том, что и Аляска принадлежала России.
       Протасов написал о решении Александра Павловича: «Трогательное излияние молодой и чистой души».
      В.П. Кочубею великий князь заявил, что «не рождён для такого высокого сана, который определили ему в будущем и напоминал, что от него «дал клятву отказаться тем или другим способом».
       А своему бывшему воспитателю Лагарпу, отставленному Императрицей Екатериной за приверженность идеям французской революции, он писал в Швейцарию, где тот осел:
       «Я охотно уступлю своё звание за ферму возле вашей».
       Мы видим, что Александр Павлович и мыслей не допускал, что может куда-то отправиться, где-то поселиться и быть счастливым без своей любимой жены.
       Современники отмечали, что ею невозможно было не восхищаться.
       Вот, к примеру, оставшиеся в документах и архивах слова Елизаветы Яньковой, «обычной московской барыни»:
        «Жена Александра Павловича была красоты неописанной, совершенно ангельское лицо».
       А вот отзыв саксонского дипломата, относящийся уже к тому времени, когда ушёл из жизни, убитый английскими наёмниками Павел Петрович и вступил на трон тот, кого мы знаем под именем Александра Первого:
       «Трудно передать всю прелесть Императрицы: черты лица её чрезвычайно тонки и правильны: греческий профиль, большие голубые глаза, правильное овальное очертание лица и прелестнейшие белокурые волосы. Фигура её изящна и величественна, а походка чисто воздушная. Словом, Императрица, кажется, одна из самых красивых женщин в мире. Характер её должен соответствовать этой приятной наружности. По общему отзыву, она обладает весьма ровным и кротким характером; при внимательном наблюдении в выражении её лица заметна некоторая меланхолия... Общественная жизнь Императрицы так же проста... Чтение, прогулки и занятия искусствами наполняют её досуг».
       Может показаться странным, что данное повествование начато со столь нарочитого панегирика. Смею заверить читателей, что это не случайно. На последующих страницах будет отображено всё, что так славно начиналось и та странно продолжилось. О завершении же данной любовной коллизии поговорим в конце повествования – это тоже оказалась неожиданным. И сам Император, известный нам под именем Александра Первого, будет казаться совершенно иным человеком, и его отношение к своей обожаемой в минувшие годы до вступления на престол супруге, окажется, по меньшей мере, удивительным и непонятным.
       Ни для кого не секрет, что многие Государи России грешили тем, что имели любовниц, но столь открыто и уничижительно для своей второй половинки, как это делал тот, кого мы знаем под Именем Александра Первого, не делал ни один из Великих Князей, Царей и Императоров России за всю историю. Исключение составляет только Петр Первый – но это случай совершенно особый, можно сказать, клинический случай. Сослать жену, создать ей невыносимые условия в ссылке и следить, чтобы ей было как можно хуже, мог только «царь-плотник». Ну и, конечно, мечтал вдоволь поиздеваться над Екатериной Алексеевной Пётр Третий, да вот ему этого сделать не позволили. Слетел с престола и отправился туда, куда мечтал отправить Екатерину Алексеевну вместе с её, но вовсе не со своим сыном Павлом, уж если правде смотреть в глаза, не Петровичем, а Сергеевичем. Теперь-то всем известно, что именно граф камергер Сергей Салтыков являлся отцом Павла Петровича. Даже в показанном в конце прошлого года фильме об этом сказано совершенно определённо и точно. То есть то, о чём долгое время кричали и «Записки…» и «Чистосердечная исповедь» самой Императрицы, наконец, стало достоянием читателей и зрителей и принято обществом за истину. До этого момента за истину принимались сплетни и досужие вымыслы отвратительных клеветников всех мастей.
       Но вернёмся к главным героям повествования – к Императору, известному нам под именем Александра Первого, и Императрице Елизавете Алексеевне.

                «Я пел на троне добродетель…»

       Клеветническими домыслами обрастали все эпохи Русской истории. Не исключение и начало XIX века. Сочиняя небылицы о том времени, придумали даже, что Император Николай Первый влачился за супругой Александра Сергеевича Пушкина, а Пушкин, в свою очередь, за его супругой. И никого не смущало, что доказательства влюблённости поэта в Императрицу идут вразрез с правдой, да и вообще со здравым смыслом. А между тем Пушкин был действительно горячо и безнадёжно влюблён, да вот только совсем не в ту Императрицу… Он был юношей очарован Елизаветой Алексеевной, причём не он один – многие его однокашники по лицею разделяли чувства восторженности и влюблённости.
       Вот одно из посвящений тогда ещё совсем юного поэта:

На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рождён Царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновлённый Аполлоном,
Елизавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламенённою душой
Я пел на троне добродетель
С её приветливой красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо Русского Народа.

       Эхо Русского Народа! Так сказано не случайно. Восхищение Императрицей было всеобщим. Сколько легенд осталось на века о её жизни и особенно о жизни после того, что произошло в Таганроге в 1825 году. Впрочем, об этих легендах пока говорить не время. Сначала надо пройти вместе с теми, о ком Протасов писал, что они друг для друга созданы.
         
                «Моё зло двойное…»

       Итак, великокняжеская чета ожидала решения своей судьбы. А на другом конце планеты происходили события, которым суждено было повлиять на ход российской истории.
       Симеон Афанасьевич Великий выжил, чуть-чуть подлечился и решил добираться в Россию. Геннадия Станиславович Гриневич повествует:
       «В ту пору Алеутские острова, Аляска и западное побережье Северной Америки от мыса Барроу на север и на юг, вплоть до Калифорнии, были владениями Российской Империи. Фактории и небольшие поселения русских, обслуживающих богатые пушные промыслы, особенно «морского бобра», были не такими уж редкими в этих краях. В одном из поселений Симеон встретил молодого миссионера отца Иннокентия и с ним добрался до острова Кадьяка, который на протяжении многих лет был центром Русской Америки».
       Я не случайно привожу подробные цитаты из книги Гриневича, касающиеся Русской Америки. Тот, кого мы привыкли считать Императором Александром Первым, поступил с этими краями, мягко говоря, преступно – впрочем, об этом дальше.
       А в ту давнюю пору ему ещё предстояло добраться до России. Гриневич сообщает, что «путь из Русской Америки в Росси к тому времени был проторён русскими купцами и промышленниками».
       Удалось добраться до Петропавловска. Там отец Иннокентий «снабдил Симеона деньгами, рекомендательными письмами в Иркутскую и красноярские Эпархии и устроил на судно, идущее на материк, в Охотск». Поведал обо всём этом Гриневич не случайно. В последующем Отец Иннокентий стал эпископом Камчатским и приезжал к Сиьирскому старцу Феодору Козьмичу, когда тот находился под Томском, причём, приезжал за 7 тысяч вёрст!
       Знаковые встречи, судя по рассказу Гриневича, произошли у Симеона и в Иркутске, и в Красноярске. Принимавшие его тогда церковные деятели многие годы спустя встречались со старцем Феодором Козьмичом, когда иркутский иерей Афанасий и красноярский отец Пётр стали епископами. Причём, если отец Афанасий навестил лишь однажды, то отец Пётр приезжал по два-три раза в год.
       Г.С. Гриневич сообщает, что летом 1796 года была устроена встреча Императора Павла Первого с его внебрачным сыном Симеоном. Подробности встречи не известны, но, тем не менее, тёмными силами были уже разработаны намётки клеветы, которую собирались обрушить на Павла Первого. Слухи о том, что Императрица хочет лишить престолонаследия Павла Петровича и передать права своему внуку, Александру Павловичу, преумножались особенно активно, раздражая наследника. Никто не видел манифеста, якобы, подготовленного Императрицей. Правда, известен такой факт. В день смерти Государыни Павел Петрович и Безбородко разбирали бумаги в её кабинете. На глаза попался пакет с надписью, сделанной рукою Екатерины Великой: «Вскрыть после моей смерти!». Павел взял пакет в руки и растерянно посмотрел на Безбородко, который молча указал ему глазами на камин. Так закончили своё существование какие-то документы, содержание которых могло быть известно канцлеру, и который посчитал, что обнародованию они подлежать не должны.
       Будущие убийцы Павла Первого вынашивали свой замысел уже в ту пору, и главными из заговорщиков были братья Зубовы Николай и Платон, фон дер Пален и Панин. Они-то, скорее всего, и убили великого князя Александра Павловича. Очевидно, у них были основания полагать, что тот не станет ни их сообщником, ни исполнителем их воли. Не удивительно, ведь Александр Павлович был воспитан Великой Екатериной. А как воспитаны внуки Государыни, можно понять хотя бы по тому, каким вырос Константин Павлович! Достаточно вспомнить его участие в Итальянском и Швейцарском походах Александра Васильевича Суворова и знаменитом переход через Альпы, где все – от генерала до солдата – были на линии огня.
       Итак, Александр Павлович был устранён, причём, если и не при участии, то, во всяком случае, не без ведома Симеона Великого. На это указывает фраза Феодора Козьмича: «Моё зло двойное». То есть, по мнению Гриневича, сибирский старец признал, что повинен и в гибели Александра Павловича, и в гибели Павла Петровича. Одновременно убийцы преследовали цель бросить тень на Павла Петровича, который, якобы, избавился от конкурента на престол. Он же не мог сделать этого, ибо был нелицемерно верующим, искренне набожным, человеком большой, светлой души.
       Заговорщики, свершив злодеяние, поместили в Санкт-Петербургских газетах  сообщение, что в водах Кронштадтского залива обнаружено тело лейтенанта флота Симеона Великого. Это сообщение свидетельствует о том, что ставка окончательно была сделана на Симеона, который теперь стал Александром.
        Но как могли не заметить подмену родные и близкие? Здесь тоже есть объяснение. Тайна рождения Павла Петровича не была скрыта за семью печатями. Он ведь сын Сергея Васильевича Салтыкова. Екатерина Великая вступила на престол в результате переворота и её, в своё время, без всяких на то оснований объявили убийцей законного Императора Петра Третьего, хотя к гибели его она никоем образом не причастна.
       Теперь же нарастал скандальный династический кризис. Конечно, подмена не могла пройти незамеченной. Просто, на неё вынужденно закрыли глаза. Иного выхода не было. Александр Павлович мёртв, и его не воскресишь. Симеон похож на него так, что, кроме близких родственников, никто не замечал подмены. К тому же он вовсе не убийца, а несчастный человек, которого, скорее всего, сумели втянуть в соучастие опытные интриганы и преступники. Екатерина Великая не ведала о подмене, ибо известно, что со своим внуком она не встречалась с июня 1796 года. Она бы, конечно, сразу заметила, что пред ней не любимый внук Александр Павлович, а пусть тоже внук, но внебрачный сын Павла.   
       Известно также, что Павел Петрович, хоть и не был виновен в смерти сына, доказать свою полную непричастность к ней мог вряд ли. Тем и объясняется его поведение в последние месяцы жизни матери. Жил он уединённо. Всё время чего-то ждал и чего-то опасался.
       Когда случился удар, и стало ясно, что Императрица при смерти, к Павлу послали курьера, увидев которого, он сказал странную, на первый взгляд фразу: «Мы пропали!». Видимо, он ждал возмездия за то, что не уберёг Александра, а, может быть, даже считал, что его вот-вот обвинят в убийстве. Но пришло сообщение о том, что Императрица покидает сей мир.
       Вступив на престол, Павел Петрович взял руки наследника и Аракчеева, соединил их и сказал, чтобы они крепко дружили и помогали ему. Аракчеев любил Павла Петровича и служил ему верою и правдою. Ну, а на доброе отношение к тому, кто стал Императором после гибели Павла Петровича, могло повлиять, что и Аракчеев и тот человек оба были выпускниками кадетских корпусов, один морского, другой – Инженерного и Артиллерийского. А в кадетских кругах существует правило «кадет кадету друг и брат».