Шурочка

- Привет! как так случилось, что я это пишу? - Шурочка прикрыла салфеткой нос и сама себе заулыбалась. Она смотрела на потолок и салфетка от её дыхания слегка колыхалась и подёргивалась как бабочка, расправившая крылья, но ещё не решающаяся взлететь. Резкий выдох рванул бабочку вверх, она затрепыхалась и снежинкой стала падать вниз.

- Что за бред я пишу? Ну, что за бред? Даже не то, что я пишу, а то, что я, вообще, пишу. В голове не было ни одной мысли: ни стоящей, ни хотя бы никудышной. Но всё равно писать хотелось. Пальцы сами тянулись делать что-то неведомое, и ей казалось, что если она только прикоснётся к клавишам компьютера, что-то внутри неё откроется и прольётся, словно долгожданный летний ливень июльским днём.

- Ну и ладно. Только не надо останавливаться. Только не останавливаться, - твердила себе она и  продолжала стучать пальцами по клавишам.

Писать, писать. Пока я ничего не поняла. Вернее, пока мой мозг не стал разбираться в том, что я делаю, для чего я это делаю, кому это надо и какие дивиденды это мне принесёт. Усыпить его, не дать ему остановить себя этими привычными и такими губительными мыслями. Пока я пишу -  сама не знаю о чём - я дышу, я живу - происходит что-то настоящее. И я хочу этого держаться. И мне всё равно, о чём писать. Не останавливаться…

Но Шурочка остановилась, перевела дыхание и решила перечитать написанное. И тут же поняла, что зря она это сделала, потому что сразу же в голове наметилось присутствие очень едкой критической мысли. А Шурочка знала, что за этим последует. Обычно за этим она спускала всех собак на то, что было написано. И через мгновение оказывалось, что всё что написано, просто буквы, набор букв. Никому не-ну-жных.

Она резко повернула голову к окну. За окном, на котором сроду не висели никакие шторы, благодаря чему был сразу виден весь мир, цвело лето. Она впилась глазами в синеву неба, зацепилась за неё, и сразу стало спокойнее. Эта синева заполнила всё внутри неё, и тень едкой мысли пропала.

Шурочка облегчённо вздохнула.

- Нужно что-то решать или нет, не нужно ничего решать... Писать... писать...

Её пальцы лихорадочно строчили ещё и ещё. Она чувствовала, что, наконец, к ней вернулось то, что она когда-то обнаружила у себя как чудо, но потом за делами, за привычными успешными дорожками повседневности, вытеснила в сторону, ещё в сторону, ещё дальше и вскоре совсем потеряла из виду. Приобретённое чудо, этот подарок, ожививший её душу в самые тяжёлые времена её жизни, осиротело. Но главное, что Шурочка не поняла самого важного в этот момент - это она осиротела тогда. Шло время и ей поначалу казалось, что всё хорошо. Разум, привыкший жить по законам рациональности, убеждал её, что всё в порядке, что это писание ни к чему не приведёт, зачем оно, вообще? Ты будешь тратить на это время и что взамен? Бомбардировка железными аргументами продолжалась недолго, сначала активнее, затем всё реже и реже. Сопротивление пало. И всё успокоилось.

И тут случилось печальное. Шурочка вдруг обнаружила, что ей совсем не хочется жить. И вроде бы всё хорошо - внешне. Но внутри очень-очень-очень грустно. Словно ты потерял то, ради чего стоило жить, то, что питало тебя своими соками, оживляло твою душу и всё вокруг. Она растерялась, потому что и знание о том, что причина грусти в потере своего чуда, тоже ушла за пределы сознания в прошлое. И осталась она совсем без ничего и ни в чём. Только грусть. А другие рядом умирали... Буквально. Отец от рака мозга. Скончался в течение четырёх месяцев. Необыкновенный человек со своими делами, которые он так любил: физикой и виноградорством. Муж хорошо знакомой коллеги в прошлом. Ещё жив, но у него терминальная стадия меланомы. Он был жив, но всем уже понятно чем это закончится. И всё это было ужасно. Если отцу было 69 лет, он умер, и с этим ещё хоть как-то можно было примириться, то весть о болезни мужчины в 50 лет... И вот это опять происходит.. То, что как она считала, закончилось со смертью папы. Её тошнило. Тошнило от тяжести происходящего, от самой себя, позабывшей сон, в котором муж привёл ей Бога, чтобы она спросила его: «Выздоровеет ли она?» На что Бог её ответил: "Никто не исключение".

Шурочка не знала, она чувствовала, что не хватает в её жизни чего-то важного, и это отсутствие важного дискредитировало всё остальное, между прочим, тоже желанное, но уже достаточно хорошо освоенное ею. Она ещё была жива, но этой жизни было мало.

Хорошо, что жизнь так устроена, устроена счастливым для людей образом, что настоящее, сделанное самой собой открытие, не утаишь даже от себя. Сиротка напоминала о себе. Мысль о том, чтобы что-то увидеть и записать тихонько маячила на горизонте сознания Шурочки. И Шурочка остановилась... Стала оглядываться и там вдалеке почувствовала и увидела свое желание писать, себя пишущую что-то. Неведомо что. Но пишущую. И стала писать.

Писать, не останавливаясь.