Чудо детский рассказ

     Накануне праздника, 30 апреля, мы с Нинкой, чуть ли не бегом, отправились на главную почту нашего города. Нинка – моя подруга с первых лет жизни. Нам уже было по двенадцать лет, но никаких чудес мы ещё в жизни не встречали. В сказки уже не верили и былой радости от них не испытывали. Прежние игры и забавы под покровом родительского дома нас уже больше не веселили. Охотнее всего нам нравилось теперь путешествовать и наблюдать, делать открытия и ждать каждый момент чуда. Мы страстно желали и верили, что когда-нибудь ОНО случится.
Предпраздничный весенний день еще больше распалял эту веру. А главное, нам очень хотелось испытать какую-нибудь великую радость, попробовать неизведанного.
Каких только игр не придумывали мы в детстве!
Преследовали друг друга по стрелочкам. Играли в «Детский сад» и «Банк». Заводили счета в мировом масштабе. Рисовали деньги и перечисляли их из одной страны в другую.
Перед нами, при этом, всегда была карта мира: где-то случилась беда, наводнение, землетрясение… и вот звонок в «банк» - нужны деньги для оказания помощи пострадавшим. Как-то я оставила свою глиняную куклу под дождем. Так потом всю жизнь лечила ее от «рака кожи» и теперь она еще жива, эта старушка, только кое-где облезла краска, на ее лице, руках.
Но детство уходило. Все лужи и канавы были давно измерены нами. - «Пойдем гулять на улицу» - устарело. Мы же не дети, чтобы взявшись за ручки гулять по улице. Часто теперь в праздничные дни часами сидели на скамейке у дома и мечтали… мечтали.
Иногда ходили в кино, в магазин за конфетами. Нинкин дедушка часто давал любимой внучке мелочь на конфеты.
И вот мы решили вырваться из серой будничной жизни, купив три лотерейных билета на деньги, предназначенные на кино. Теперь, не сказав никому ни слова (это было нашей тайной), как на крыльях летели на почту, чтобы наконец проверить их, в душе надеясь на чудо. Оно должно было перевернуть все наше дальнейшее существование.
- Пойдем на главную! – горячо заявила я подруге. Хотя, главпочтамт был нисколько не ближе других отделений связи. Но само его внушительное и светлое здание более соответствовало нашему настроению.
- Пойдем! – тотчас согласилась Нинка.
Асфальт недавно просох от весенних луж. Он чистый и свежий. И все вокруг: и дома, и заборы, и река, и мост, и птицы, и небо было чистым и свежим. И мы себя чувствовали обособленными и почти счастливыми. У нас была тайна! Нам уже мерещились выигрыши и  мы прикидывали в уме, как распорядиться тем или другим, чтобы потом не пожалеть. О машине мы, конечно, думать не смели, но почему-то хотелось выиграть именно ее. Она больше отвечала нашим интересам. – «На худой конец, хоть бы выиграть резиновую лодку» - рассуждали мы на ходу.
Не заметили, как прибавили шага, а в конце пути уже помчались бегом. Но как только мы, казалось, совсем уже были у цели, вера наша в чудо, вдруг, куда-то исчезла, и сразу же стало скучно, расхотелось идти дальше. Мы снова сбавили скорость и шли теперь потихоньку вдоль центральной улицы города.
- Давай, попросим Бога… - вдруг проговорила подруга.
- Боженька, дай нам счастья! – не очень то веря, что он нам поможет, но с тем большим воодушевлением грустно попросила она.
- Боженька, дай нам счастья! – так же робко повторила я.
В Бога мы не верили, а теперь решили поверить, иначе, кто же нам даст счастье? Как только мы поверили в Бога, вера в «чудо» вернулась к нам и с новой силой понесла к почте.
Из-за этого Бога мы и раньше испытывали радости – в Пасху, в Вербное воскресенье, в Его День Рождения, когда тротуары нашего Зеленого переулка были расцвечены разноцветной скорлупой от пасхальных яиц. В такие дни наше внимание приковывали сладкие булки-куличи, мастерски выпеченные местными старухами, башенные и целые городки, с убеленными и украшенными разноцветным пшеном, верхушками. В Пасху бабки не скупились на вкусную шанежку, пряники или конфеты чужим ребятишкам, в том числе и нам. Воспоминания эти с давних пор сидели в нашей голове. Приятные воспоминания. И мы решили сделать приятное бедному Богу, которого даже старушки и те теперь все реже и реже вспоминают. Решили отблагодарить его за бывшие и будущие радости светлой памятью о нем. Но в то же время не забывали и ему ежеминутно напоминать о своем «несчастном», «несправедливом» существовании.
- Боженька, дай нам счастья! – повторяли мы, как заклинание до тех пор, пока не очутились перед официальной таблицей розыгрыша…
… Мы так сильно поверили, что Боженька, непременно, даст нам счастья (ведь завтра Первое мая!), что долго не могли поверить в то, что наши билеты не выиграли ни рубля!
Нет. Солнце не померкло на небосводе. Трамваи все также весело тренькали на повороте и птицы летали стайками и радостно гомонили, будто нарочно дразня нас. Но день был испорчен.
- Нет Бога! – твердо сказала Нинка и посмотрела на дразнившихся воробьев, расположившихся прямо под нашими ногами. Я угрюмо молчала.
Все рушилось, хоть и стояло на месте. Мы нехотя направились без желаний, равнодушные к миру, от почты по прямой.
Шли куда глаза глядели, убитые горем.
- Как завтра праздник встретим? – наконец вымолвила я.
- Мне мама может даст на кино пятьдесят копеек. – ответила подруга.
- А мне и этого не дадут..
Нинка печально вздохнула и посмотрела на небо. Без меня ей в кино не интересно.
- Обманул нас! – кинула она Всевышнему, не очень-то доброжелательно.
У Нинки семья была нормальная, а у меня неблагополучная. Денег лишних у нас в доме не водилось и редко, когда мне перепадала какая копейка. Всю неделю я находилась в школе-интернате, где было не скучно и не весело. С подружкой виделись иногда по воскресеньям, а большей частью в каникулы.
Вместе нам было очень хорошо. Сейчас у нас тоже были каникулы. Все новости друг другу были давно рассказаны. Игры все казались теперь детскими, мы устали от занятий в школе, но и вынужденное безделье утомляло. Иногда мы ходили каждый день в кино, если и мне и Нинке родные давали денег. Сегодня на мои деньги, завтра на Нинкины. Но в праздники билеты становились дороже, а денег у наших родителей было меньше в эти дни и нам как-то никуда тогда не удавалось сходить, тогда, когда особенно хотелось.
Взрослые почти целый день до вечера гуляли за столом, а мы, представленные сами себе «праздновали» возле дома на лавке.
Весна в этом году была ранней и ласковой, сулящей много радостей и нам очень хотелось отыскать их для себя.
Но теперь все вокруг померкло и вера в чудеса постепенно отдалялась от нас. Мы брели сами не зная куда, озираясь по сторонам, и все еще не веря в неудачу.
Где-то в уголке души теплилась надежда, что вот-вот что-то случится, что-то неожиданное и хорошее, не зря же это ощущение необычного тревожит нам сердце с самого утра.
Так, размышляя и разглядывая праздничное убранство улицы и зданий, мы не заметили, как очутились у драматического театра. Это было красивое старинное здание. Фасад его был украшен вылепленными фигурками известных драматургов: Толстого, Островского и … . Теперь они строго смотрели на нас, будто осуждали за плохое настроение. На площади перед театром было оживленно. Пестрая, нарядная толпа возбужденных людей немного отвлекла нас от горестных мыслей. Мы слились с этой веселой массой народа. А главное, что нас поразило – это множество всевозможных автомашин вокруг здания театра и большое объявление о каком-то торжественном собрании и спектакле. В этом театре мы никогда не были, наверное, потому что и наши родители не увлекались им. Мои-то, уж, точно там никогда не были. И мы, по правде сказать, не тосковали по нему, как, например, по парку Культуры и Отдыха, в котором для нас всегда было много интересного. Мечтали прыгнуть там с вышки, а о театре, тем более драматическом, и не думали.
Дальше идти не хотелось и мы свернули было в сторону, чтобы перейти дорогу и направиться к дому, который отсюда был не так далеко, как нас окликнула какая-то незнакомая женщина. Рядом с ней стояла еще одна женщина и мужчина. Они уговаривали ее, держали за руки, как-будто не хотели, чтобы она нас звала. Женщина нервничала, лицо ее то бледнело, то краснело, отмахиваясь от своих спутников, она все же еще раз решительно окликнула нас.
Должно быть, мы почувствовали, что незнакомка не в себе и нам как-то не хотелось к ней подходить. День кончился и нам пора было домой. Но все же любопытно – зачем мы ей понадобились. У меня мелькнула было мысль, что сейчас она попросит о каком-нибудь одолжении, куда-нибудь сбегать, что-то принести… и я хотела было сказать об этом Нинке. Мы остановились и еще раз с недоумением оглянулись на странную компанию.
Женщина, наконец,  вырвалась и, подбежав к нам, торопливо сунула нам в руки две скомканные бумажки. Видя нашу крайнюю растерянность, она объяснила поспешно, словно боялась, что мы откажемся: - «Это билеты в театр. Сегодня в шесть часов вечера будет собрание, оно уже идет, а после него спектакль, можете по этим билетам пройти посмотреть».
И она, не спрашивая даже, согласны мы или нет, развернулась и быстро отошла от нас. Я смотрела в след экзальтированной особе. Женщина явно чем то была расстроена. Нинка разглядывала билеты. Это были два тоненьких листика бумаги, дающих право на вход в этот дворец, старинный особняк, храм искусств, в котором творят неведомые спектакли. Это были билеты на взрослый спектакль. Право на вход в мир взрослых!
За всю свою жизнь мы с подружкой только два раза всего побывали в театре юного зрителя и то вместе со школой. Оставалось впечатление от театра такое, будто ты посетил чужую неведомую страну. Это воспоминание у меня связано со спектаклем «Волшебная лампа Алладина». Все в нем было такое очаровательно экзотическое.
Так что, вначале мы даже ничего не поняли. Какой спектакль? Какое собрание? Мы же еще дети? Еще секунды три стояли на том же месте, остолбеневшие. – «У нас нет денег, да мы и не одеты!».
Но наша благодетельница, оглянувшись на нас, и, видя наше недоумение, внезапно улыбнулась и прокричала уже на ходу: - «Ну что же вы стоите? Идите, предупредите своих родителей и скорее обратно, а то можете опоздать». И она ушла со своими друзьями, громко споря с ними и размахивая руками.
- А я думала, что она шутит, - проговорила, наконец, подружка. Я посмотрела на нее выразительно.
  Как играют сказку актеры – мы уже видели. До этого смотрели только кукольные спектакли. Но что такое драма нам и не снилось. Одно это название «драматический» нам повзрослевшим девчонкам сулило много нового, загадочного и интересного. И эти две тоненькие бумажки с печатными буквами и непонятными словом «партер» приводили нас в благоговейный трепет. Немного придя в себя, мы галопом побежали домой переодеваться.
Через пятнадцать минут были уже дома. Жили мы на одной улице и дома наши стояли рядом. Родители против культпохода не возражали. Нинка нарядилась в шерстяное, как у взрослых, платье, красивое и недоступное для меня. Я же вытащила из комода ситцевое с оборками, новое, ни разу не стиранное (лишь только раз одевала) и мы, встретившись у ворот, побежали обратно к театру.
До начала спектакля оставалось пятнадцать минут, ровно столько, чтобы хватило добежать до входа. Мы так торопились, что я стерла своими новыми босоножками ногу и нам пришлось еще меняться с подругой обувью, так как размер ноги у нас был одинаковый, но у Нинки босоножки уже были растоптаны. Кстати, совершенно одинаковые у нас были босоножки, только, цвет разный, как-будто мы их вместе покупали. В спешке с переобуванием, мы высыпали на асфальт столбиком серебряные монетки, которыми снабдили нас любящие родители, да так торопились, что оставили этот столбик на тротуаре, а сами бежали уже облегченные. Все потому, что ни у меня, ни у Нинки на платьях не было карманов. Немного раздосадованные этим приключением, вспомнив про «столбик» за километр от него, мы все же решили: обойдемся без пирожных и газировки. Возвращаться не было смысла, так как нужно было успеть к началу представления.
Запыхавшиеся, но довольные своею судьбою, мы оказались в вестибюле театра. В раздевалке было совсем мало народу. Прозвенел последний звонок и мы поспешили за отставшей публикой прямо в зрительный зал.
Фойе театра пролетели не заметив, но зал поразил нас своим роскошным убранством: бархатный бардовый занавес, плюшевые кресла, пол устелен мягкими коврами, идешь по ним, как по мху в лесу. Сверкающая большая люстра посреди зала, казалось, не выдержит своей тяжести – сотни хрустальных подвесок – и рухнет на людей, копошащихся внизу. Зал был полон. Сбоку и сверху видны были головы… головы… головы.
Все, как и мы возбуждены, нарядны и радостны. Почти не видно было здесь детей, даже подростков. Кругом горели огни. Солидные дяди и тети в броских украшениях оживленно переговаривались. Мы вертели головами, разглядывая лепные орнаменты и фигурки над ложами, и над сценой.
Но, вдруг, свет стал медленно гаснуть – публика умолкать, а из оркестровой ямы появилась палочка дирижера, затем методический стук еле слышно: - «Раз, два, три…» - и, подскочив, палочка запрыгала и полилась музыка. Заиграли скрипки, зашумел оркестр и занавес, тяжелый, бархатный, качнулся и поплыл в разные стороны.
Нас с Ниночкой контролерша усадила пока на откидные стульчики сбоку, как опоздавших. Меня спереди, а подружку сзади и так мы на некоторое время лишились возможности делиться впечатлениями об увиденном.
У меня не было слов, как мне все нравилось. Театр своим великолепием и дыханием зала покорил меня как живое существо. Кругом в воздухе воцарилось почтительное молчание, взгляды у всех устремились на сцену, где предстала улица и скамейка, точь-в-точь как у нас в сквере, который мы сегодня пробегали. На скамейке развалившись уже сидел какой-то актер и премило представился пьяницей.
Вот бы сюда моего отца с матерью! Пусть бы и они посмеялись вместе со всеми. Мне стало очень жаль, что мама никогда здесь не была и, вообще, ее не интересует спектакли, она больше любит кино. Но кино – это далеко, а актеры драмтеатра – вот они совсем близко. И когда выходят на авансцену, то кажется, что обращаются только к тебе и смотрят прямо тебе в глаза. И от этого веришь им еще больше. Но вот персонажи завели между собой такие споры и проблемы, что нам с Ниной стало трудно улавливать смысл их интонаций и движений. Всему виной еще то, что я в ситцевом платье немного замерзла, пока мы бежали, хоть и одела кофту. Если днем припекало солнце, то к вечеру резко похолодало, но думать то об этом было некогда. А театр согрел меня и убаюкал своей нежной музыкой и ароматом духов. Меня совсем сморило от усталости и тепла. Я уже совсем не улавливала что происходит на сцене и начинала засыпать, как вновь зажгли свет и народ стал медленно продвигаться к выходу, к буфету, к желанной газированной воде и пирожным. Нинка тоже после всех треволнений, выпавших сегодня: и билеты не выиграли, и деньги потеряли, и в театр чуть не опоздали – выглядела разбитой.
Восторг наш и первые впечатления от пышного театра теперь сменился тихим благоговением. Мы блаженствовали в этом царстве. Никто нас не выгонял. Пошли поглядеть буфет.. Столики были уже накрыты, не надо толпиться в очереди, как в ТЮЗе. Садись, ешь и пей, сколько просит душа. Нарядная официантка тебе все посчитает. Расстроенные мы удалились из буфета, по пути заглянули в директорскую ложу. Я бы согласилась там немного пожить. Диван, кресла, маленький столик, на стене массивная картина и ковры, ковры на полу.
Мы обошли все этажи, чтобы не думать о газировке и не смотреть, как ее пьют другие, потом отыскали свои места в партере и спектакль был продолжен.
Мы мирно спали в мягких креслах и нам снилась музыка, звучавшая на сцене. Было уже поздно. А спектакль все не кончался. Во время второго антракта мы решили идти домой. Ниночка, вообще привыкла ложиться спать рано. Я боялась, что к ночи станет еще холодней и я простужусь. Обе мы боялись надвигающейся темноты.
Было уже темно, когда мы вышли на главную улицу города. Так поздно мы еще никогда домой не возвращались. Счастливые, пошатываясь от прерванного сна вышли на площадь и родной знакомый город предстал перед нами в праздничном великолепии!
Иллюминация, россыпь разноцветных огней… Пылающие пятиконечные звезды вдоль всего проспекта! Отливающие заревом знамена в свете мощных прожекторов! Такого города мы еще не видели!
Сон как рукой сняло.
- Вот это красота-а…
- Вот это, да! – восхищенно повторяли мы.
- Смотри сюда! Нет, ты только взгляни!
Фейерверк иллюминации поразил нас, прогнал страх и словно стало теплее. Возбужденные мы побежали навстречу этому чуду.
Обнявшись, мы брели по любимому городу, дивясь на него и делясь своим восторгом друг с другом. Мир словно распахнулся всей своей красотой и в душе у нас расцветал Первомай!