Загадка принца-интроверта

(Пьеса смыслов, в которой каждому свое)

Действующие лица

Король
Принцесса
Клоун
Шут
Жрец

Действие происходит на одной площадке – в одном из помещений замка.
Выходит Король.

КОРОЛЬ: Что за напасть? Все исходил, избегал вдоль и поперек – ни одного, ни другого, ни третьего! Куда запропастились эти негодяи? Как я ни вертелся, чтобы всех собрать в одно, - пути расходятся, хотя одна дорога! Сопротивляются плуты сплетению в косу! Боятся, что ли, в переплет попасть? Вот я им покажу…

(уходит)

Выходит Шут.

ШУТ: Интересное утро! Давно пора всем встать и пробудиться, или, вернее, пробудиться и восстать! Хотя какая разница? Бывает, встанешь утром и только к завтраку очнешься. Так что разницы тут никакой – хоть просыпайся и вставай, хоть спящим по дворцу скитайся. И я скитаюсь с самого утра, метаюсь по углам в надежде встретить ноги сливок, чтобы припасть, сочить подобострастье и мять им пятки. Привычка ноги мять особам королевским - ее у вашего покорного слуги и силой не отнять. Признаюсь, есть в массаже ног и лицемерье. Лицу претит, а руки пятки мнут учтиво. Конечно, я немного перегнул – не все так сладко. Могу сказать я Королю, что мне противно. Однако чин мой шутовской – хороший щит. Ты недоволен правдой, брошенной в лицо? Но я ведь Шут! И что с шута возьмешь. Шутя могу сказать, что думаю, и, не шутя, изобразить умору.

 (уходит)

Выходит Принцесса.

ПРИНЦЕССА: Ах, какое утро! Такое утро было бы прекрасным, когда бы в сердце не царил вчерашний сад, и если бы бессонной не случилась ночь. Когда пьянеешь от мечты, так трудно ждать ее осуществленья! Принц…

Появляется Клоун.

КЛОУН: Принцессонька! Какая встреча! Простите, что столкнулся с вами раньше. Не удалось столкнуться позже, чтобы случайно вам не помешать своим явленьем раньше. Надеюсь, я не разбудил? Хотя, конечно, нет. Иначе вы бы спали!

ПРИНЦЕССА: Милый Клоун! Я так рада, что ты здесь! В такой момент мне без тебя не протянуть.

КЛОУН: Вы слишком много придаете мне значенья. Я ведь потешник, а потехе, как говорится, только час. Все остальное быть должно серьезно, иначе со смеху можно катиться и скатиться в пух. А вот тужить не надо: ни вам, ни мне, ни королю. Чем туже там, тем хуже нам! Психосоматика, милейшая Принцесса!

ПРИНЦЕССА: Ах, Клоун, что ни говори, но я тебя ждала. Глаза бессонные когда с рассветом отворила, я тут же о тебе подумала. Так много накопилось у меня внутри, что я не знаю, что с собою делать. Дворец который день штурмуют женихи - заморские, один видней другого. Все принцы, без коней и на коне, и, как один, все ломятся в ворота, двери. Но я… Слепа, наверное. Не вижу никого из них с собою рядом.

КЛОУН: Бывает всякое, и вам себя винить не стоит. Глаза тут не при чем и в розовых очках я вас не часто вижу, хотя готов вам подарить и розовых слонов. Не надо отдавать приказы сердцу. Уж лучше отдавать отчет тому, что от приказов сердце способно ненароком приказать вам долго жить. Советую спокойно и без принужденья смотреть на всякого, кто лезет на рожон. Я думаю, не сразу, но довольно скоро, приглянется вам тот, кто нужен безусловно.

ПРИНЦЕССА: Признаюсь, мне один из них запал немного в сердце – он именем представился Лаэрт. Но только странный он какой-то – мил снаружи, а изнутри довольно молчаливый человек. Печаль в глазах, угрюмые черты лица. Мы с ним в саду сидели и пытались говорить.

КЛОУН: И что?

ПРИНЦЕССА: Сидели.

КЛОУН: И?

ПРИНЦЕССА: Молчали.

КЛОУН: А в паузах?

ПРИНЦЕССА: Пытались не молчать.

КЛОУН: Я думаю, что принц стеснен в каких-нибудь вопросах, а отношенья с дамами - тяжелый труд. Но это лечится, поверьте, панацея – опыт, к тому же в тишине частенько прячут клад. Вы знаете, принцесса, среди принцев довольно пустомелов и пройдох. Встречаются, что рты у них большие, а мозг размером с детский ноготок.

ПРИНЦЕССА: Ах, как хотелось бы услышать от Лаэрта приятные и многие слова. Когда молчат, так сложно распознать, хотят ли предложить мне руку или на что-то руку наложить хотят. Быть может принц приехал в наше королевство, чтобы немного в замке погостить. Из одного желания гостить…

КЛОУН: В нем юный стыд и только. Я думаю, откроется внезапно. Возьмет и выложит, как есть или как нет. Но, главное, негаданно, нежданно из тайны принца выскочит сюрприз. Пробьют часы, и мысли принца станут зримы. В его лице, возможно, обретете вы лицо, достойное руки и сердца. А если не найдете, то найдете в другой гораздо подходящий раз. Вы прежде чувствуйте, не думайте… Раздумья лишь уменьшают силу искренних и добрых чувств. Гармонию в себе ищите, красоту, а счастье к ним приложится, приложится – поверьте, без веры лоскутов надежды не сошьешь. Надежд одежды шьются нитью веры.

ШУТ: Ах, вот вы где! Расселись тет-а-тет! Нарвался я на вас в конце концов! Сколько скитаний с самого утра! Сколько медных сапог я износил! Сколько мозолей в мозгу от недостатка общения! Всему виной этот бесконечный внутренний монолог или диалог или полилог! Короля не видели? Я – не видел. Да и на кой вам король? Вам бы не видеть короля. Вам бы ненавидеть короля. Как только явится король - вам тут же ущемление душевных интересов. Ведь так?

КЛОУН: Эх балагур! Явился, так сказать, не запылился!  Короля мы с утра не встречали. Возможно, величество гуляет в саду. Ты ведь его туда направлял давеча в поисках лучшего места? Он у тебя совета просит, а ты его из угла в угол гоняешь.

ШУТ: В саду? Если я буду помнить, кого куда направил, то съеду с катушек.

КЛОУН: А ответственность носить тебя не учили?

ШУТ: Я короля к себе не приручал. Мы сами себя делаем ручными.

КЛОУН: От того, что король ходит по окрестностям как неприкаянный может пострадать государство.

ШУТ: А что поделать, если Его Величество ищет лучшее место, надеясь на то, что там хорошо, где его нет, и при этом не может понять, что писаная торба всегда под рукой и чтобы от нее избавиться, нужно вылезти из кожи вон. А это ведь нереально. Из кожи, дудки, не выскочишь. «В чем причина? Что мне мешает чувствовать себя лучше в новых местах», - спрашивает меня Король. А я ему: «Величество!» «А что в величестве моем не так?» «Вы кофе иногда с собой берете?» «Беру», - говорит. «А без себя?» «Как можно без себя?» «Вот и к величеству вы сильно прикипели!» Так-то вот, Клоун. По мне, так лучше задавать ориентиры, чем не давать надежды.

КЛОУН: Ох уж эти советчики! Ты сам шатаешься по замку, как шатун. И толку?

ШУТ: С утра я сделал сотни дел.

КЛОУН: Лишь три часа как рассвело, а ты уже успел?

ШУТ: Человеку вечно что-то мешает: то ему слишком темно, то ему слишком светло. А мне ни свет, ни темнота никогда не были помехой. Это вполне сподручные силы, с ними можно быть на короткой ноге, правда, если при этом держать ухо востро. В темноте я вижу искры, а при свете дня примечаю тени. Поэтому начало дня - для меня начало относительное. Все одинаково полезно: и просветление и помутнение.

КЛОУН: Наловчился ты выскальзывать! На слово у тебя найдутся горы слов, причем со снежными вершинами, а снежные вершины, как известно, грозят накрыть лавиной.

ШУТ: Кому-то сложно выдавить слово. Тужится день, тужится два, чтобы хоть что-то дельное выжать. У меня все намного иначе – аллергия какая-то. Чихнул раз – и дюжина слов, чихнул другой – еще дюжина, а дальше - уже инерционные силы. Бывает, как, например, сегодня с утра, накопится так, что просто невозможно, хоть тресни, а никого не найти, не найти вакантного уха, каждое ухо в своем укромном месте пылится. У меня такое ощущение, что у любого обитателя палат есть такой уголок, секретная шхера, куда он забивается, когда его что-то особенно допекло. При этом никто кроме них самих об этих местах не знает. И если сложить все эти места, то получится, что добрая половина замка – неизведанная территория. То есть мы сами не знаем, где мы живем, и не можем прогнозировать, откуда в следующий момент выпрыгнет кролик или выскочит волк. И живем мы в постоянной опасности, в какой-то недосказанности, словно готовые фигуры недорисованного полотна. Просто тайна какая-то… Ладно, о тайнах можно будет потолковать в следующий раз. Я смотрю, вы какие-то понурые: что на Высочестве лица нет, что у Клоуна круги под глазами. Или вы обременены какой-то проблемой? Или вас укусила какая-то особенная муха?

КЛОУН: Никто нас не кусал. Тут дело совершенно иное. Принцесса устала выбирать себе жениха из представленного множества. Ты же видел этот ассортимент? Витрины ломятся. Слишком много накопилось кандидатов, скоро из окон вываливаться будут. У меня самого глаза в кучу от этого винегрета. Высочество говорит, что ей приглянулся некий Лаэрт. По духу они, вроде как, близки, правда, в отличие от остальных он излишне стеснен в словах. 

ПРИНЦЕССА: Это так.

ШУТ: Да, бывают типажи! Случалось - видел, редко - слышал. Налет таинственности, мрачный взгляд, никем не разведанные залежи ума. Ох уж эти мне самопроизвольные изгои. Блуждают эти кладези пустот по миру и беспрестанно жалуются, что их никто не понимает. Только вот что в них нужно понимать, они объяснить не могут, потому что, дескать, их не поймут. Самая соль – в непонимании со стороны. Если хочешь, чтобы тебя поняли, - говори, а так – только домыслами можно обрасти, причем такими, которые не доведут до добра, а если и доведут, то, повторю свою любимую комбинацию, довезут до больницы.

КЛОУН: Ты во всем видишь крайности. Мне кажется, ты перегибаешь палку в отношении Лаэрта. Дела сердечные не всегда поддаются анализу рассудка. Нельзя судить человека за глаза.

ШУТ: В моем мозгу готовый алгоритм для вывода людей на чистую воду. Если я не прав, то буду лев. Чутье мне подсказывает, что Лаэрт не тот, за кого себя держит.

КЛОУН: Время покажет.

ШУТ: Время не покажет, Клоун, потому что обычно не оно показывает, а его показывают. Тут есть тонкая разница. Человек показывает, а время молчит.

ПРИНЦЕССА: Вы снова за свое! Снова эти споры. А до меня вам, как всегда, дела нет! Я сейчас возьму и обижусь!

ШУТ: Ваше Высочество, мы ведь решаем значительный вопрос. Речь идет о вас и ваших шурах-мурах. Хоть в спорах и не рождается истина, но что-то все равно рождается. Куда теперь нам выплеснуть дитя?

КЛОУН: Права Принцесса, мы забылись! Простите нас покорно, Ваше Высочество! Из-за отсутствия власти у нас много свободного времени, чтобы чесать языками, а у Их Высочества такого времени нет, им дорога каждая минута. Думаю, нам это непременно нужно учесть и впредь говорить только по существу.

Входит Король.

КОРОЛЬ: А вот и они! Я буквально все вверх дном перевернул, даже в подвал спускался, чтобы найти живую душу. То все кругом битком набито всяким сбродом, то покати шаром – порожне. Что у нас творится такое? Объясните! Или я чего-то не понимаю?

ШУТ: Королевские покои своими объемами располагают к маскараду, но, знаете ли, лучшая приманка для публики не сосуд, а его содержимое. Как только у вас от снеди ломятся столы, весь мир клином стекается и брызжет вниманием. Как только бутерброды съедены, в людях пропадают и интерес и врожденное любопытство. Если вы спросите, куда все подевались, то я с удовольствием вам отвечу – переваривают вчерашнюю вашу щедрость. Если вы меня об этом не спросите, то я уже вам ответил, а былого не воротишь.

КЛОУН: Ваше Величество, дабы не утруждать вашу мысль излишней работой, я все опишу иначе. Сегодня каждый из нас заблудился с утра и пытался кого-то найти. Теперь, когда мы нашлись, то можем вместе решить одно важное дело. Оно чрезвычайно касается Принцессы и сильно тревожит Ее Высочество. Мы хотим узнать правду о заезжем принце, который внешне смахивает на поэта, а внутренне – таинственен, как ни крути, потому что замкнут.

КОРОЛЬ: Что он за принц?

ПРИНЦЕССА: Лаэрт.

КОРОЛЬ: Такого я не помню!

КЛОУН: Он гостит у вас с девятого апреля.

ПРИНЦЕССА: Намного дольше!

КЛОУН: Влюбленный глаз растягивает календарь.

ПРИНЦЕССА: Я ничего не говорила про влюбленность.

ШУТ: Вот-вот! Коллега, я вам настоятельно рекомендую избавиться от привычки притягивать за уши все, что липнет на язык. Тут о любви не может быть и речи. Потому что о ней действительно не было сказано ни слова.

КОРОЛЬ: И сдался мне этот Лаэрт! Не будет гож – долой, а если будет, то какой смысл ломать себе мозги?

ШУТ: Не все так просто, как это может показаться, Ваше Величество. Может оказаться все совершенно иначе. Произойти может все, что угодно. Как, впрочем, и все, что неугодно. Сейчас вы игнорируете факт Лаэрта, а завтра факт Лаэрта игнорирует вас. И будет даже хорошо, если это будет простое безразличие. А если дойдет до крайней степени небезразличия? Что тогда? Подумайте, Владыка!

КОРОЛЬ: Ты опять в меня вселяешь страх! Ты же прекрасно понимаешь, что я тебя не понимаю, когда только ты сам понимаешь, о чем ты говоришь! Ты можешь говорить простым народно-королевским языком? Вот ты скажи, ты был когда-нибудь со мной искренним?

ШУТ: Был.

КОРОЛЬ: А неискренним?

ШУТ: Был.

КОРОЛЬ: Как можно быть искренним, если иногда быть неискренним? Что за непостоянство?

ШУТ: Несовместимые это вещи – искренность и постоянство. Разного поля ягоды. Сейчас я с вами искренен, а через минуту меня черт дернет, и я буду лгать.

КОРОЛЬ: Сейчас ты со мной искренен?

ШУТ: Уже нет.

КОРОЛЬ: То есть ты мне врешь, что нет, значит, не врешь?

ШУТ: Простите, теперь я искренен.

КОРОЛЬ: А теперь?

ШУТ: Все еще…

КОРОЛЬ: Шут, скажи мне честно…

ШУТ: Не могу. Сейчас могу только солгать.

КОРОЛЬ: Ну, солги.

ШУТ: Уже солгал.

КОРОЛЬ: Когда?

ШУТ: Только что.

КОРОЛЬ: То, что сказал сейчас или до этого?

ШУТ: Я же сказал, что сейчас, но это я говорил раньше, а теперь – другое дело.

КОРОЛЬ: Какое дело?

ШУТ: Простите, Ваше Величество, но вы не уловили ход моих мыслей, я вам очень сочувствую.

КОРОЛЬ: В чем ты мне сочувствуешь?

ШУТ: Вы только представьте, Ваше Величество, если вы не можете уловить, где ваш Шут говорит правду, а где лжет, то сколько лжи вы в себя впускаете, общаясь с другими людьми. Если ложь и правда пульсируют в них так же как во мне, можно ли вообще кому-то верить?

КОРОЛЬ: Такие разговоры только в тупик и заводят. Вернемся к делу.

ШУТ: Хорошо, Ваше Величество! Будь по-вашему. Вы заметили, что не заметили Лаэрта?

КОРОЛЬ: Заметил.

ШУТ: Но остальных ведь принцев признаете?

КОРОЛЬ: Признаю.

ШУТ: И кто тогда по-вашему Лаэрт?

КОРОЛЬ: Ну, сказано ведь было – принц!

ШУТ: А кем это было сказано? Может получиться так, что Лаэрт окажется персоной, которая находится у нас не по теплоте сердечной, а из каких-то корыстных соображений. Он даже может вынашивать план какого-то вероломства. Он может готовить на вас покушение или покушаться на ваши угощенья. Вариантов – множество. Места, где тускло, нужно освещать, чтоб не пригреть под мышкой гадюку.

КОРОЛЬ: Намек на заговор?

ШУТ: Могу и ошибаться, но ошибки здесь быть не должно. В любом случае ведь дело темное, а темноту, как я уже говорил, нужно рассеивать. Для этого нужен светоч. И этим светочем может быть одна штука, невольным свидетелем которой я стал не позднее как вчера.

ПРИНЦЕССА: Если здесь собираются за глаза порочить честь и достоинство молодого человека, то мне лучше удалиться. В компании с придворным кроликом мне будет куда комфортнее. В отличие от вас он не может говорить нелицеприятные вещи.

ШУТ: Как, впрочем, вовсе говорить. Чем отличается ваш кролик от Лаэрта? 

КЛОУН: Милая Принцесса, оставайтесь, я не дам вас в обиду. Я могу прикрыть вам уши от скверны или прыгнуть на амбразуру обличающего дота.

ШУТ: Согласен с Клоуном абсолютно целиком. Вам не стоит уходить. Я не буду ни очернять, ни обелять Лаэрта. Я ведь вам уже говорил, что для меня не бывает такой тьмы, которую невозможно было бы осветить, и не бывает такой освещенности, где не нашлось бы тени. Я был свидетелем вашего общения с принцем на поляне королевского сада, и хотел бы теперь разыграть с вами вчерашнюю сцену, чтобы до господ присутствующих донести недостающие факты.  Возможно, это поможет нам приоткрыть драгоценный сундук Пандоры по имени Лаэрт. Мы ведь стараемся во имя одного блага – чтобы вам, принцесса, было спокойно на душе и вы, наконец, заполнили свое сердце вожделенным чувством.

КОРОЛЬ: Я должен это видеть!

КЛОУН: Это внесло бы в дело ясность.

ПРИНЦЕССА: Дурное дело – подслушивать чужие разговоры! Но, как ты сам говоришь, былого не воротишь. Теперь уже нечего таить. Ты помнишь все, о чем мы говорили?

ШУТ:

Я помню все до мелочей –
Нет никого меня ловчей.
Готов сыграть тупого парня,
Причем, довольно натурально.

КОРОЛЬ: Тогда мы с братцем Клоуном немного отойдем, чтобы не мешать священнодействию. Будем наблюдать со стороны. Надеюсь, вы передадите соль, как надо. Не помешало бы немного трагизма, юмора и пародии. Хотя, нет, не заигрывайтесь. Нам нужно больше фактов, чем эмоций… хотя эмоции тоже нужны… в общем, нужно и одно и другое и третье.

(уходят в зрительный зал)

Далее Шут играет роль Лаэрта, оставаясь в шутовском колпаке.

(Принцесса, потом Лаэрт)

ПРИНЦЕССА (одинешенька на качели в саду):  Интересно вот: все растет, и я расту, а куда же мы растем? К солнышку, наверное. Видишь солнышко? Вижу! Принцесса видит солнышко и растет к нему, как и все эти прекрасные цветочки, как эта прекрасная травка, как эти очаровательные листики. А разве может быть по-другому? Разве может быть иначе? Надо видеть хорошее, стремиться ввысь, чтобы однажды дорасти до солнышка. А когда я до солнышка дорасту, тогда и замуж. Дорасту до солнышка, стану как оно ясная, теплая, необъятно щедрая, светлая-светлая. Тогда я подарю своему мужу и деткам столько тепла и света, что они очень быстро тоже дорастут до солнышка.

ЛАЭРТ (Появляется из-за кустов): Добрый день, Принцесса!

ПРИНЦЕССА: Лаэрт?

ЛАЭРТ: Лаэрт, Принцесса, собственно. А что вы такие грустные?

ПРИНЦЕССА (рассерженно): Я не грустная!

ЛАЭРТ: Я ошибся, Принцесса, вы рассерженные.

ПРИНЦЕССА: От того, что вы меня рассердили, Лаэрт!

ЛАЭРТ: Простите, Принцесса, бедного Лаэрта! Лаэрт готов сделать все, что угодно, чтобы Принцесса больше не горевала!

ПРИНЦЕССА: Горевала? Да я до вашего прихода была на седьмом небе от счастья!

ЛАЭРТ: Я очень перед вами виноват. Постараюсь больше этого не делать.

ПРИНЦЕССА: Не делайте так больше, Лаэрт, а то я на вас рассержусь.

ЛАЭРТ: Вы уже на меня рассердились, но я больше этого впредь не допущу. Я хочу загладить свою вину.

ПРИНЦЕССА: Вот идите и заглаживайте!

ЛАЭРТ (падая на колено): О, не гневайтесь, Принцесса, на бедного Лаэрта. Позвольте ему загладить свою вину, не покидая вашего общества!

ПРИНЦЕССА: Вы опять будете говорить мне гадости и просить прощения?

ЛАЭРТ: О что вы! Я буду ваш раб. Я буду подле ваших ног.

ПРИНЦЕССА:

С меня довольно раболепства,
Я ненавижу его с детства.
Живу в покоях короля –
Здесь либо раб, либо семья.
Хотя семьей назвать отчасти
Могу, увы, свое участье,
Мне счастья нету здесь в помине,
Как ни рядись, но я рабыня.

ЛАЭРТ: После того, как я свою вину заглажу, я хотел бы с вами серьезно поговорить.

ПРИНЦЕССА: Довольно с вас того, что поняли, Лаэрт, не надо больше ничего заглаживать. Можете прямо сейчас со мной взять и поговорить.

ЛАЭРТ: Вы, правда, на меня больше не сердитесь?

ПРИНЦЕССА: Нет, я больше не сержусь, поэтому валяйте - говорите.

ЛАЭРТ: Я не могу.

ПРИНЦЕССА: Почему, Лаэрт, не можете?

ЛАЭРТ: Я все еще вижу, что вы на меня сердитесь. А я не могу говорить откровенно, когда на меня продолжают сердиться.

ПРИНЦЕССА: И как вы поймете, что я на вас больше не сержусь, если вы сами себе обо мне все выдумываете? А если вам покажется, что я на вас больше не сержусь? А я буду на вас на самом деле сердита? А вы мне откроетесь? Что будет потом?

ЛАЭРТ: Я этого и боюсь.

ПРИНЦЕССА: Вы, наверное, меня боитесь?

ЛАЭРТ: Нет, это совсем не то, Принцесса.

ПРИНЦЕССА: Так говорите вы уже, наконец. У меня было такое прекрасное настроение, пока вы сюда не явились. Я наслаждалась тишиной и созерцанием природы, а вам вот вздумалось выскочить из кустов и обвинить меня в печали. Говорите же, Лаэрт!

ЛАЭРТ: Так я совершенно не могу сказать.

ПРИНЦЕССА: Что вам мешает?

ЛАЭРТ: Слова застряли в горле.

ПРИНЦЕССА: Но вы ведь только что сказали. Молчали бы совсем, раз застряли.

ЛАЭРТ: У меня застряли особенные слова.

ПРИНЦЕССА: Какие?

ЛАЭРТ: Я не могу вам их сказать, потому что они застряли у меня в горле, потому что вы так сильно на меня сердиты.

ПРИНЦЕССА (обиженно): Ну и молчите тогда. Сидите и гладьте свою вину... только не мешайте мне наслаждаться миром.

Лаэрт садится на землю рядом с качелей и молчит, изучая свои ногти.

ПРИНЦЕССА: Что такое обида? Нет никакой обиды. Нельзя обижаться, потому что обида портит человека. Если человек обижается, значит, он обижается на себя, а на себя обижаться нельзя, потому что себя нужно любить. (Качается) Вот птицы ведь не обижаются. И цветы не обижаются. Цветы молчат, правда... Может они осознают свою вину и пытаются ее загладить? Ох, Лаэрт, из-за вас во мне пробудились сомнения. И мысль больше не течет как ручей. Сразу захотелось пообедать и уснуть. Что же вы делаете со мной, Лаэрт? Вы гостите у нас уже вторую неделю и до сих пор скрываете цель своего визита. Каждый раз вы появляетесь передо мной словно ниоткуда, обязательно что-нибудь скажете, повинитесь и сидите рядом словно тень. Вы когда-нибудь скажете что-нибудь, кроме того, что я не выспалась, что у меня бледное лицо, что я печальна? Лаэрт!  Лаэрт!

ЛАЭРТ: Это так тяжело, Принцесса.

ПРИНЦЕССА: Что вам тяжело, Лаэрт? У вас кто-то умер?

ЛАЭРТ: Нет, еще никто не умер, принцесса, но, думаю, могут, потому что я очень долго не был дома.

ПРИНЦЕССА: Тогда что вас терзает? Почему вам тяжело? Езжайте, наконец, домой! Почему мне так легко, а вам вдруг тяжело? Вы хотите мне сообщить что-то неприятное? У вас рак или вам нужны деньги?

ЛАЭРТ: Как вы могли подумать обо мне такое?

ПРИНЦЕССА: А какое мне о вас думать? Вы ведь обо мне думаете и надумываете? И портите постоянно настроение, черт побери... (закрывает испуганно рот руками) Из-за... из-за вас, это все из-за вас, Лаэрт! Из-за вас я вспомнила плохие слова! Пожалуйста, оставьте меня сейчас! Оставьте меня, Лаэрт!

ЛАЭРТ (испуганно и очень виновато отползает в сторону): Принцесса, прошу вас, не гневайтесь на меня... иначе... иначе я никогда не смогу сказать вам то, что собираюсь сказать...

ПРИНЦЕССА: Простите и вы меня, Лаэрт, но оставьте меня сейчас наедине с собой.

ЛАЭРТ: Простите, простите!

Лаэрт, пригибаясь к земле, исчезает в кустах.

ПРИНЦЕССА: Какой странный молодой человек. Всю меня запутал. Но ведь интригует. Надо бы успокоиться. Вдруг скажет что-то. А вдруг что-то интересное. Вдруг откроет какую-то тайну? Мне бы с ним повежливее. Мало ли какая в нем загадка. Может, ему солнышка не хватает? Ой, я совсем запуталась...

Как интересно мир устроен,
Как будто кем-то ладно скроен.
Цветут сады, растет трава,
Растет весь мир, расту и я.
Куда же все это стремится?
Быть может, все летит как птица,
Когда наступят холода,
Куда-то в теплые края?
Наверно к Солнцу и к теплу,
Чтобы покинуть эту мглу,
Весь мир срывается в полет.
Но до чего же он дойдет?
Возможно, светлым станет он,
Забудет прежний моветон,
И растворится в красоте
И позабудет о себе?
А с ним и я наполнюсь светом
И буду солнечным приветом
Все, что возможно привечать.
На всем оставлю я печать
Любви, надежды, света, веры.
Моим не будет чувствам меры…

ШУТ (выходя из роли Лаэрта): Вот все, что мне удалось услышать и увидеть собственными глазами и ушами. Остальное – прячется за занавеской. Если мы найдем эту занавеску, то сможем приоткрыть интимные уголки тайной канцелярии, в которой среди пыльных бумажных талмудов прячется Лаэрт. Как вам пришелся сюжет? Лег ли на душу или прошел навылет, как зерна сквозь утку? Согласен, он местами сыроват, а местами суховат, при этом не хватает сыгранности, сценических движений, хореографии, освещения, режиссерских находок и еще много чего, но мы, как видите, старались, как могли, и как могли, так и старались. Признаюсь, мне по душе совершенно не пришлись финальные слова Принцессы. Будь я автор, порвал бы все это дело и забыл. К тому же эта форма-то стихотворная. Да что б ее. Кому она сейчас нужна? Никому она сейчас и даром не нужна! Сейчас поэзия не тот бальзам, который принимают внутрь, и что ни льется на бумагу – второсортное питье. Сегодня людям подавай топливо иного уровня. Нам нужен крепкий алкоголь гражданской прозы.

КОРОЛЬ: Сыграли вы нормально и похвально. Толково и вполне доходчиво. А что касается стихов, то нынче слишком высок дефицит на шекспиров. Их сегодня днем с огнем не сыщешь. Иногда приятно слушать стихи. Они ведь ложатся на душу как масло, в отличие от прозы.

ШУТ: Нет уж, Ваше, так сказать, Величество! Я сегодня наотрез отказываюсь говорить стихами. Все, стихаю. Стихи - это какое-то чистоплюйство. Мы же не шекспиры. У нас нет высокохудожественной образности. Мы не можем изобрести метафору про жемчуг в ухе мавра. Мы оторваны от высокого, хоть и напялили себе на головы атрибуты больших фигур. На самом деле, мы не фигуры, а фиги, причем бываем просто фиги, бываем с маслом, но неизменно с мясом. Если хоть одно существо сегодня явится навеселе, я имею ввиду изрядно остихотворенный, я ему задам такую трепку, что мне самому мало не покажется. Интересное выражение - мало не покажется. Представьте себе человека, которому устроили такое, что ему мало не показалось, а теперь вспомните тех людей, которые это устроили. У них так силен энтузиазм, что за уши не оттянешь. Если они бьют человека, то словно бьют его до бесконечности, до пустоты, бьют так, чтобы от него не осталось и следа. В чем-то они похожи на Малевича. То есть стремятся к обнулению. Стирая другого человека физически, они стирают себя морально. В результате достигают Нирваны. Я тоже проговорился о мало не покажется. Но покажется ли мне немало? Смогу ли я остановиться? Когда мне покажется много? И покажется ли? Если кажется, то это скорее всего не на самом деле. Хотя нет ничего реальнее простого бытового насилия. Если я пью и не могу остановиться, пока мне не станет дурно, то как я поведу себя в случае насилия? Смогу ли я сказать самому себе - хватит? Или я буду продолжать, пока кто-то со стороны не скажет мне - довольно! Может я как раз и буду ждать этого голоса со стороны, или голоса сверху, который вдруг оказался бы голосом бога? Это такой же неразрешимый вопрос как быть или не быть. Это о том, бросишься ли ты в горящую избу, чтобы спасти человека, или предпочтешь остаться человеком с маленькой буквы. Механизмы в нашей голове срабатывают каждый раз иначе. Никогда не знаешь, что тебя перетянет на свою сторону - общепринятое и общепринято отвергнутое. В любом случае, каждый из нас кем-то и в чем-то отвергнут, и каждый из нас что-то в себе и в мире отвергает. С одной стороны мы самоотверженные, с другой отверженные. Чем больше мы отвергаем, тем меньше принимаем, чем больше принимаем, тем меньше отвергаем. Когда одна из сторон достигнет критической массы, то она полностью может стереть с лица собственную противоположность. Я постараюсь не доходить до крайностей. Крайности - это бич. Это внутренний толстяк, который не знает меру приложения своих усилий в каком-то определенном направлении. Попросту, передавливает. Хотя, если, как следует, передавить, то можно выдавить… прыщ, например. Это все касается и стихотворной формы. Это какое-то странное передавливание. Если нам нужно выдавить прыщ, мы прилагаем обычные механические усилия. Тут не нужна поэтическая патетика. Нужно ли давить гнойные образования, воздевая руки к небесам и взывая к силе небожителей? Мы ведь и сами можем справиться с этим делом. Получается, что поэзию мы не всегда используем к месту. Мы чаще ее используем там, где быть ей неуместно. Вот эта картинка с Лаэртом. Молчащая душа. Нам нужно вывести ее на чистую воду, а мы вместо решительных мер прибегаем к помощи высокопарного радения. Чушь! Чушь это! Я предлагаю взять и выдавить Лаэрта физически.

КОРОЛЬ: Ты, как всегда, говоришь много и непонятно, поэтому не жди от меня адекватной реакции. Лаэрт получился хоть и странный, но очень убедительный. Правда, вы обвиняли его в молчании, а он, судя по вашей пьесе, вполне о чем-то говорит.

ШУТ: Не знаю, что сказать, Ваше Величество. Дело, действительно, странное. Лаэрт склонен больше говорить о том, что говорить не может, чем молчать.

КЛОУН: Но он молчит о том, о чем не может говорить. Значит, он молчит.

ШУТ: Но он ведь говорит.

КЛОУН: Это ни о чем не говорит.

ПРИНЦЕССА: О человеке говорят поступки.

ШУТ: Вы слышите поступь Лаэрта?

ПРИНЦЕССА: Нет.

ШУТ: И я - нет.

ПРИНЦЕССА: Значит, поступки Лаэрта еще не созрели.

ШУТ: Он далеко не дерево, чтобы яблоки сыпались на чьи-то изобретательные головы.  Он скорее куст. Интересно, что уродит нам этот куст?

КЛОУН: Боюсь, не революцию.

ШУТ: Не бойся, переворот.

КЛОУН: Но это ведь одно и то же.

ШУТ: Переворот может быть совершенно негосударственным. Он может пошатнуть нравственные устои. И это тоже опасно. Когда на голову посыплется многовековая дрянь, накопленная букетами голов и поколений, – народ как один сдуреет и будет плясать под первую попавшуюся дудку.

КЛОУН: А я все-таки думаю, что он просто стеснительный малый. Никакой угрозы в нем не вижу. Он даже вроде бы как несколько зажат, причем как будто бы в тисках, а раз он зажат в тисках, значит, попался, а раз попался, то из него можно выжать необходимую нам информацию.

КОРОЛЬ: Лаэрт этот ваш Лаэртом, а вот Принцесса разошлась! Такая, видите ли, особа! При дворе она рабыня! Ни то тебе, ни это! Ну, раз тебе тут неудобно, то, может быть, на лето в деревню отправить, к бабке? Подлечишься, работая дояркой, кромсая кур и вкалывая на пашне! Тогда забудешь свои тренды и кутюры! И вспомнишь об отце!

ПРИНЦЕССА:

Отец, вам лучше в ваши годы
Нервишки отвезти на воды.
Пускай поправят минералы
Ваши амбиции и нравы.

КОРОЛЬ: Поговорим с тобою потом!

ПРИНЦЕССА: Зачем мне говорить со льдом?

КОРОЛЬ: Принцесса, будет разговор!

ПРИНЦЕССА:

А вы не видите забор,
Который вырос между нами?

КОРОЛЬ: Я буду краток!

КЛОУН: Тра-та-та!

ШУТ: Господа, мы снова отошли от темы. Кроме того, вы вновь рифмуете слова. Этот пафосный бич, как инфекция, оставил на вас отпечаток, неизгладимое впечатление. А раз это впечатление неизгладимое, значит оно шероховатое и мятое. В таком виде стыдно появляться на людях. Нужен утюг. Давайте, все-таки сделаем упор на прозу и выведем на чистую воду этого поэта. Представьте на мгновенье, Ваше Величество, что принц Лаэрт вдруг стал вашим зятем, породнился, так сказать, с Вашим Величеством. Как говорят жрецы, нет врагов злее, чем родные. Как бы не стал нам поперек горла этот так называемый принц. А вдруг он засланный агент, а может быть душевнобольной? Может он вообще, простите за клевету, потенциальный отравитель. Хотя в нем можно обнаружить черты другого сорта. Этот сорт произрастает на пашнях критического самоотречения, на тонкой грани между смертью и жизнью. Для таких лиц ничего не стоит однажды сделать шаг туда или сюда. Так что существует вероятность того, что пока мы с вами доберемся до Лаэрта, он сам того и гляди выпадет за поля.

КОРОЛЬ: Согласен, Шут, Лаэрт чрезмерно странен и как-то слишком он подозрительно прилип и к моему дворцу и к моей дочери. Мне кажется, что мы его должны сию ж минуту взять в тесное кольцо, связать по рукам и ногам и заточить в темницу. Нечего чужим барствам ронять тень на наше государство!


КЛОУН: Величество, я советую вам не торопиться. Ведь нет у нас таких улик, чтобы схватить и арестовать гостя. А если он благородных кровей? Так можно и до войны докатиться.

КОРОЛЬ: Улики-улики. Кому нужны эти детали? Раз видно глазом, что подлец – пресечь его, и дело с концом. А войны – что за невидаль? Без войны не бывать миру. За комфорт нужно биться.

ШУТ: Да, любим мы казнить обидчиков направо и налево, причем без всякого разбору. Если кто-то чем-то зацепил нашу внутреннюю струну, то почему-то виноват этот кто-то, а мы сразу умываем руки. Мы что, струнные инструменты, на которых играют случайные музыканты? Наши струны, наши лютни, наша музыка, мы сами себя настраиваем и сами на себе играем. Стоит ли ходить по рукам, если ценим в себе свою особенность и носимся с ней, как куры с яйцами. Эх, как мы не любим, когда нас не любят. Мы готовы за это мстить, вставая на рога и размахивая копытами. Когда же мы научимся за внешней темнотой видеть собственную? Если глаза не горят и не освещают своим факелом окружающий мир, трудно найти источник света, который разделил бы с нами свою силу. Свет не дается человеку даром, его нужно источать, чтобы приобщаться к его культуре. В конце концов, мы родились на свет, а не свет родился на нас.

КОРОЛЬ:  Нам нужно позвать Жреца. Он действительно ведает души и может по положению небесных орбит разоблачить кого угодно, хоть Лаэрта. Зачем нам полагаться на философские домыслы, когда для таких вопросов у нас на это есть свой специалист.

КЛОУН:

Как мир старо предание –
Лелеять предсказание.

ШУТ: Ваше величество, Жрец – это не выход из положения. Мы его советы проходили и не раз. Вспомните, Король, во что выливается любое предсказание Жреца. Когда его слова утешают фантазии, мы сидим и ждем, когда свершится это торжество. Мы ждем, когда судьба сама свалится на нас, огорошив несметными сокровищами счастья. И так мы можем сидеть год-два, накапливая жир вместо опыта, и забывая мыться в надежде на духовное очищение.

КОРОЛЬ: Да вы просто спелись в отношении Жреца. Вы попросту ему завидуете, потому что я прислушиваюсь к его советам. Но тут нет никаких предпочтений. Мне нужно знать различные точки зрения, чтобы не упустить ничего из виду. И что бы ни говорила придворная челядь, я позову сюда Жреца, и он расставит все точки над и.

ШУТ (таинственно): Король, прежде чем баламутить воду, давайте вспомним с вами прежний разговор. Он был вчера. Неужто память всю себе стоптали, блуждая в поисках пространства, которое могло бы вынести ваше присутствие и даже наполнить ваш сосуд небесной благодатью?

КОРОЛЬ: Какой был разговор?

ШУТ (отстраняясь): Король, укутанный в шубу, в рукавицах, перемотанный шарфом донельзя, бродит по королевским покоям, не находя себе места.

КОРОЛЬ (включается в игру): Меня то в жар бросает, то в мороз.

ШУТ: Опасное дело, Ваше Величество! Лето на дворе!

КОРОЛЬ: Шут, ты опять меня послал не в том направлении. Там, куда я пришел, оказалось так же, как и здесь. Я надеялся, что ты дашь мне дельный совет, потому что остальные придворные на голову ниже тебя, а ты их выше головы на две или три. Я рассчитывал на твой ум, а ты опять морочишь мне голову. Я устал находиться там, где по-прежнему, как и было. Ты меня послал на тот конец сада, но когда я туда пришел, то обнаружил, что там так же, как и здесь. Почему бы тебе не пораскинуть мозгами точнее и не послать меня туда, куда следует и где намного лучше?

ШУТ: Ваше Величество, чтобы достичь того места, где лучше, чем здесь, вам нужно оставить себя в том месте, где вы есть и отправиться туда, где вы хотите быть, без этой тяжелой ноши.

КОРОЛЬ: Без какой тяжелой ноши?

ШУТ: Я говорю о вашем Величестве.

КОРОЛЬ: А что в моем величестве не так?

ШУТ: Величество. Это довольно крупное нагромождение, и куда бы вы его ни приволокли, там оказывается так же тяжело, как и здесь.

КОРОЛЬ: Ты сомневаешься, что я достоин своего величества?

ШУТ: О, Ваша вселенская колоссальность, вы достойны всего! Но ведь величество - это еще и тяжесть, пусть оно хоть трижды драгоценно. С этой бродячей сокровищницей вам будет нелегко в любом месте.

КОРОЛЬ: И что ты мне предлагаешь, Шут?

ШУТ: Я предлагаю вам оставить хотя бы пол вашего величества ЗДЕСЬ, чтобы ТАМ оказалось вполовину легче.

КОРОЛЬ: Пустая болтовня!

ШУТ: Вам виднее, правитель. Каждый по-своему наполняет стакан.

КОРОЛЬ (отстраненно, его осенило): Я понял, Шут!

ШУТ: Страшное дело, Ваше величество!

КОРОЛЬ: Я понял, чего не достает! Не в обиду будет сказано усопшей королеве, но я снова женюсь. На старости лет все-таки хочется выглядеть по-новому. Как говорится, седина в бороду…

ШУТ: И кто станет вашей очередной жертвой?

КОРОЛЬ: Избранницей, Шут, не жертвой! Когда слабая конституция, происходит естественный отбор! Те, кто не выдержал жизни со мной, пали жертвой именно естественного отбора в силу своей слабой конституции.

ШУТ: Главное, не винить себя, и пропади все пропадом, Ваше Величество! Сильная конституция нам гарантирует право на жизнь, а слабая – на смерть. Но кто сия особа? Надеюсь, она пока не догадывается о своей скоропостижной радости?

КОРОЛЬ (в гневе): Я думаю, она будет счастлива, когда обо всем узнает!

ШУТ: Люди бывают гораздо счастливее, когда ничего не знают.

КОРОЛЬ: Только глупцы могут быть счастливы в неведенье!

ШУТ: От глупости до счастья так же близко, как от ума до злополучия. Нет глупцов счастливее, чем дети и безумцы.

КОРОЛЬ: Я не желаю спорить с шутом.

ШУТ: И правильно делаете. Лучше конкретизируйте: кто вам пришелся по зубам? Кто эта дама?

КОРОЛЬ: Она заточена в высокую башню и охраняется огнедышащим драконом.

ШУТ: Ну что же, материал богатый. Бездонный мешок для домыслов. Как раз для вашего величества. Есть ли менее абстрактные характеристики? Возраст, пол, размер обуви?

КОРОЛЬ: Зачем это нужно? Она ведь принцесса.

ШУТ: А вдруг ни ко двору, ни к селу, ни к городу не придется?

КОРОЛЬ: Придется, куда иначе. Плохого человека принцессой не назовут.

ШУТ: По-вашему, любое утверждение будет истинно, если на него натянуть форму прибаутки?

КОРОЛЬ: Шут, перестань меня морочить. Что ты имеешь ввиду?

ШУТ: Иногда люди прячутся за сказочную занавеску, потому что у них штаны, видите ли, мокрые от волшебных историй. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Вот у вас, например, не в обиду будет сказано, облако в штанах, и что же к вам прилипнет? Конечно, легенды и предания, которые высосаны из пальца. О какой-то там принцессе и о каком-то там драконе! Некоторая барышня в некотором замке под надзором некоторого дракона – романтика! А вы не думали, что принцесса могла одичать? А вы не думали, что она могла постареть с момента написания сказки? Вы не думали о том, что найдете там не только косточки принцессы, но и окаменевшие останки дракона? Прекращайте верить в сказки, Ваше Величество! Будьте реалистом!

КОРОЛЬ: Реалистом!!! (в гневе) Тогда я пойду войной на восток! Устал я, засиделся. Отложу свадьбу. Пускай принцесса сохранится, пока я буду на полях брани. С драконом все-таки целее будет. Может яснее станет – одичала, мертва или как!

ШУТ: Сходите на запад, Ваше Величество.

КОРОЛЬ: Почему на запад?

ШУТ: А почему на восток?

КОРОЛЬ: Почему на восток? Потому что я так решил.

ШУТ: На ваше решение точно никто не повлиял? Вы в этом на сто процентов уверены?

КОРОЛЬ: На сто процентов трудно быть уверенным в чем-то…

ШУТ: Почему же тогда на восток?

КОРОЛЬ: А что, на запад что ли?

ШУТ: А почему на запад? Почему бы и нет? Это имеет смысл, не так ли, Ваше Величество?

КОРОЛЬ: Ты запутал меня, Шут!

ШУТ: Я, наоборот, пытаюсь вынуть вас из спирали самообмана, Ваше Величество. Вы ведь совершенно потеряли из виду север и юг, да и восток отсюда просто так не разглядеть, к тому же запад, он ведь не за горами. Почему именно запад? Отвечу: не при чем. Зачем лишний раз нарушать традиции? Зачем ворошить настоящее, прикрываясь будущим? Зачем?

КОРОЛЬ: Может я вообще погорячился с войной?

ШУТ: Что вы такое говорите? Вы посмотрите на себя! Ваше Величество – это Король, а у Короля есть величие принимать правильные, мудрые, взвешенные решения. Война – так война. Зачем отступать, когда еще не наступали?

КОРОЛЬ: Молись и дрожи, ненавистный запад. Я выхожу на тропу!

ШУТ: Ваше слово – закон, Ваше Величество…

Входит ЖРЕЦ.

ЖРЕЦ: Ваше Величество, не хотел бы вас расстраивать…

ШУТ: Ну-ну!

КОРОЛЬ: Что там еще?

ЖРЕЦ: Сегодня утром я составил новый прогноз. Посредством звезд я увидел, что в вашей жизни есть некоторые моменты, которые могут вас расстроить.

ШУТ: Дело особенной королевской впечатлительности и традиционной жреческой словоохотливости.

ЖРЕЦ: Не обращайте внимания на Шута, Ваше Величество: у него звезды в голове, а мои на небе.

ШУТ: И твое небо спятило!

ЖРЕЦ: Есть вероятность опасности, которая таит угрозу. Опасность к Вам может проистечь от земли посредством водной стихии.

ШУТ: Пот проступает на моем землистом лице!

ЖРЕЦ: В силу того, что в данный период сезона вам будет покровительствовать огонь, а воздух обещает быть относительно малоактивным, существует возможность обойти негативное предначертание, ниспосланное, как я говорил выше, свыше. Но, как вы знаете, Ваше Величество, воздух – стихия непостоянная - относительно воздуха сложно быть уверенным на все сто - поэтому бдительность нисколько нельзя выпускать из виду, ибо на карту поставлено многое, если не все… но даже часть того, что можно потерять, может иметь высокую цену.

ШУТ: Чему только ни быть! Все, что может, вероятно, может быть… Куда тут деться? Воз-можно-сти! Страшное дело!

КОРОЛЬ: Говори, Жрец, я тебе верю. Ты всегда меня спасал от топора судьбы!

ШУТ: Поднять топор судьбы на битву с тенью!

ЖРЕЦ: Слушайте меня!

ШУТ: Послушайте Лжеца! Простите, Жрец, оговорился. Король, послушайте жреца! Он за словом в карман не лезет. Он соткан из слов, как мир наш из божьего слова в начале. Слушайте, Ваше Величество, жреца, и ваша жизнь будет всегда удачно балансировать на краю пропасти. Чтение будущего, согласен, существует, и Жрец его читает, несомненно, - и для этого нужны слова – особенные, специальные, точные слова, которые разукрасят воображение жаждущего. Слова точные, но безразмерные. Слова, которые вдохновят на веру, вдохновят на страдания, вдохновят на удачу, вдохновят на покорность. Один и тот же прогноз сбудется у любой овцы, потому что слова эти особенные, они способны цеплять каждого по-своему, дергать именно за те струны, которые обычно рыдают в голове от надежды и страха. Я вышел из земли, и если выпью стакан воды, то могу стать для вас, Ваше Величество, опасностью, грозящей несчастьем, из-за которой можно потерять, если не все, то часть. И даже этой части много, когда она для вас есть все.

КОРОЛЬ: Я ничего не понял. Шут, ты можешь говорить яснее?

ШУТ: Увы, влияние Жреца. Яснее – не могу.

ЖРЕЦ: Шут не причем. Скорее это чужеземец… Раз ходит по земле и хочет…

КОРОЛЬ: Отравить?

ЖРЕЦ: Светила так конкретно не покажут, Ваше…

ШУТ: Покажет то, что вам заблагорассудится, Король!

ЖРЕЦ: …Величество!

КОРОЛЬ: Так это заговор! Кто этот супостат, которому неймется? Кому так хочется стереть меня с лица?

(Жрец растворяется, Король приходит в себя, Клоун и Принцесса одурманены просмотренной сценой)

КОРОЛЬ: Вот оно как! Лаэрт! Все сходится, одно к другому. Сейчас же нужно этого загадочного подлеца словить и вывести на чистую воду! Так вот откуда растут все ноги, так вот откуда все проистекает! И куда, спрашивается, смотрел Король? Ходил в поисках лучшего места, а у него под боком ютилась и жирела подколодная змея! И как так получилось, что я его лица не помню? От сих повелеваю вам смотреть по сторонам. Вы будете мои глаза и уши. Кто первый увидит Лаэрта, пусть укажет на него камнем. Кто первый услышит Лаэрта – хоть он и молчит – пусть кинет в него пальцем!

ПРИНЦЕССА: Отец, побойся бога! Лаэрт не враг!

КОРОЛЬ: У меня нет времени об этом говорить. И спорить я не собираюсь. Кто я тебе? Отец или другой? Не спорь, ведь я - закон. Я – мировая ось. Я прав и по названью и призванью. Довольно! Слышать не хочу я больше никогда! Пока. Сперва намерен чуть перекусить. Избегался с утра, и вот остановился, но аппетит меня догнал.

КЛОУН:

Давно не ел я. Три часа
Не видел пищи я в глаза,
Простейшей маковой росинки
Не видел даже на картинке.

КОРОЛЬ: Вот-вот! Принцесса, ты обязана, как дочь, сопровождать меня к столу, а то я съем чего не то. 

ПРИНЦЕССА: Мне бы ваши беды! То приемы, то войны, то столы, то к бабке на лето! Я устала - всем плевать на мою тоску, плевать на мои сердечные дела! Главное – слово отца!

КОРОЛЬ: Нет ничего главнее слова короля!

ПРИНЦЕССА: Все ради короля! Все ради короля! И солнце светит, чтобы королю виднее было хлюпать из тарелки! И птицы создают прекрасный фон для криков и распоряжений. Все для короля!

КОРОЛЬ: И солнце! И птицы! Все!

КЛОУН: Принцесса, милая, вам надо бы питаться.

ПРИНЦЕССА (о чем-то горько вспомнив): Пожалуй, что придется… обедать и толстеть от скуки.

ШУТ:

Так часто зримость полноты
Нас выделяет из толпы,
И мы с сознаньем или без
Едой усугубляем вес.
Как только мир несправедлив,
Обильно пищу посолив,
В нутро пускаем под откос
Продуктов целый паровоз.
Потом блуждаем с важной миной
Великосветских властелинов,
Хоть за душой на самом деле
Заводов личных не имеем.

КЛОУН: Желаем вам наиприятнейшего аппетита!

ШУТ:

Увы, от доли не уйдешь,
Хоть ешь ты что-то, хоть ты пьешь.
Хоть переешь ты, хоть упейся,
Но час расплаты, как ни бейся,
Наступит точно вам на клёш.

КОРОЛЬ (уходя): Вы тут без дела не сидите. Напоминаю, вы мои глаза и уши.

Король и Принцесса уходят.

КЛОУН (вздыхая): Так было спокойно, так было тихо и мирно. В мыслях – пустынно, в теле – нега. Как так случилось, что судьба нам послала Лаэрта?  Теперь даже я не могу найти себе места. Меня это все беспокоит. Зачем?

ШУТ: Когда пустынно в голове, любую случайную муху легко раздуть до размеров слона. Пустыня в голове – это бескрайняя крайность, так же как и крайность - чрезвычайное обилие мыслей. Множество точек зрения никогда не сойдутся в единую точку, если каждая из них имеет какой-то объем. Объем зависит от смысла. А смысл – уже кукловод.  Многообразие кукловодов – это крайность. Отсутствие кукловодов – крайность другая. Я поздравляю тебя, Клоун, ты нашел своего кукловода, а ведь до явления Лаэрта был абсолютно свободен. Ты наполнил смыслом Лаэрта, но ведь он этого не просил. Может он пожелал бы оставаться пустой открыткой, вложенной в почтовый ящик нашего королевства.

КЛОУН: Но кто тогда этот Лаэрт?

ШУТ:

Всего лишь символ! Смысла нет.
Лаэрт – пустышка: зри – не зри,
Не разберешь ты в нем ни зги!
Колодцы разные бывают:
Бывают очень глубоки,
Бывает, под землей скрывают
Прореху метра лишь на три.
Да и глубокие колодцы
Бывают без воды на донце,
А неглубокие – полны
Проточной и святой воды.
Когда ведро спускаешь в бездну,
То это чаще бесполезно.
Сколь ни мечтай достигнуть дна,
Не почерпнешь ты ни рожна.
Уж лучше черпать родники –
Они полны, хоть и мелки.

КЛОУН:

По долгу роли я считаю,
Что принц немного опечален
Каким-то делом о себе,
А так здоровый он вполне.
Вполне возможно, что глубок
Немногословный голубок.
Вот машем все мы тут руками
А в нем, возможно, обитает
Довольно целостный продукт,
Итог больших душевных мук.
Возьмет и выдаст на гора
Свои великие дела.

ШУТ:

Бывает, молча мы пусты,
Бывает, что внутри пласты,
Но кто поймет, что мы имеем,
Когда мы слов вокруг не сеем?

КЛОУН:

Слова, слова, слова, слова!
Но говорят, важны дела!

ШУТ:

Но и без слов какое дело –
Что по доске писать без мела.

КЛОУН:

Чтобы следы от дел остались,
Нужно в душе оставить запись.

ШУТ:

А эту запись шифровать
Чем будешь, чтобы распознать?

КЛОУН:

Передаются очень пусто
Словами выданные чувства.

ШУТ:

Чтобы добиться дамы сердца,
Придется об нее тереться?

КЛОУН:

Любви исполненные очи
Гласят отменно, между прочим!

ШУТ: Я зарекался говорить стихами, однако снова занесло. Не знаю, откуда это берется? Берет и берется. Подхватит и несет. Словно под мышкой. Не вывернуться. Но если вернуться к теме спора, то человек, который исполнен только очами, но не языком, может попасть в серьезную переделку. Нехватка слов рождает домыслы, а домыслы бывают всякие, не только разумные. Бывают домыслы безумные. В надежде видеть зеркала легко нарваться на рога.

КЛОУН:

Заслуга какова – таков ответ!
Кто зол, тот не минует бед.

ШУТ:

Сто лет в обед твоим стихам –
Ты говоришь, а был ли сам
Обласкан щедростью судьбы
За проявленья доброты?

КЛОУН:

Ну, если нет, то я стремлюсь…

ШУТ: Тебя послушать, то что бы ни случилось, все хорошо. Ну прямо Кандид вольтеровский! Даже если движешься к худшему, это тоже к лучшему. Улыбаться в каждое встречное лицо, рискуя быть съеденным? Чему во имя? Где, скажи, сидит добро? Где конкретно находится этот незримый сгусток, во имя которого люди жертвуют собственной природой? По мне так лучше отличаться нравом, считать себя хоть в чем-то правым, иначе могут затоптать. Толпа – это стихия. Толпа – это та же дикая природа. Когда ты попадаешь в лес, мало наполнять ноздри ароматами цветов и восхищаться пташками. В лесу царят дикие законы, и если у тебя нет зубов, у тебя обязательно должен быть топор или нож. Ведь ты можешь напороться на медведя. Ему ты хоть улыбайся, хоть хохочи в морду – проглотит, не моргнет.

КЛОУН:

Мы смотрим в корень с разных мест,
И в каждом взгляде правда есть.

ШУТ: Все без толку! Зачем я столько говорил?

Входит Король.

КОРОЛЬ: Я слышал, вы тут что-то говорили.

КЛОУН: Баловство, Ваше Величество!

ШУТ: Сущее баловство, Ваше Величество. Мы говорили о жизни и смерти. Ничтожные мелочи!

КОРОЛЬ: Вы слишком далеко заглядываете.

ШУТ: Далеко ходить не надо. Обычно оно само заглядывает.

КОРОЛЬ: Куда ни сунься, всюду портят аппетит. Туда пошел – Принцессе, видите ли, претит. Ей все не нравится, но ест за обе щеки. Я - злой папаша, а кусок себе жирнее тянет. Ох, плачет по Принцессе лето у старухи. Пускай берет с собой меха и бриллианты и катится в карете дергать бурьяны. Сюда пришел – и то же. Про смерть они, про жизнь, а трудиться, скоморохи, не пробовали? А баржи вы тягали на собственных горбах? Может вас тоже в поле на полгода? Про смерть они! Про эти дела в моем присутствии и рта не разевать! Жрец говорит, так можно и беды наслать!

КЛОУН: Мы просто начали с Лаэрта, а докатились, сами зрите, до чего! Чем распускать тут злые мысли и сражаться с мельницами, лучше принцессу и Лаэрта настроить на помолвку. По мне так все идет к тому. Нет тут никакого заговора – влюбленность и точка.

ШУТ: Не ожидал, приятель, от тебя такого! Хлопочешь над принцессой, как наседка, а в мужья ей прочишь первого болвана.

КЛОУН: Болван он – не болван, злодей или добряк - все это нужно доказать!

Входит Принцесса. Всё внимание на Принцессу.

КЛОУН: Принцесса? Вы?

ШУТ: Как ни ищи, но не найти на вас лица!

КОРОЛЬ: Принцесса, вынь лицо!

ПРИНЦЕССА: Загадка стала тайной!

КОРОЛЬ:

Что совершил с тобой подлец?
Сейчас же положу конец.

ПРИНЦЕССА:

Отец, нет у него вины!
Мы просто все обречены.

 
На сцене появляется Лаэрт. Присутствующие сперва ошеломлены, потом у Короля появляется высокомерная злость, у шута ехидная усмешка, у Клоуна – надежда на лучшее, у Принцессы – растерянность. Губы Лаэрта будто шепчут что-то.

КОРОЛЬ: Вот он он!

ШУТ: Явился – не запылился!

КЛОУН: Принц, вам лучше что-нибудь сказать, чтобы умерить жажду крови.

ПРИНЦЕССА: Лаэрт!

Лаэрт молчит, но губы его шевелятся, а сам он медленно приближается.

КОРОЛЬ (наступая): Побойся бога, самозванец! Если ты не умеришь свой пыл, я позову охрану! Жду от тебя признания, равно как и покаяния!

Лаэрт несколько рассеянно останавливается посреди сцены.

ШУТ: Одно и то же. Из него не выдавить слова. Мы словно ходим вокруг да около и никогда не выйдем за рамки. Как можно выскочить за пределы орбиты, если мы белки в колесе.

КЛОУН: Принц, мне бы хотелось, чтобы вы сохранили свою жизнь в пределах этого замка. Стоит вам открыться, стоит вам побыть с нами хоть чуточку искренним, и все вмиг станет на свои места. И вы останетесь целы, и мы как-нибудь обойдемся.

ПРИНЦЕССА: Лаэрт, прошу вас, помогите. Я не могу быть в таком нелепом и долгом неведении. Я очень хочу надеяться, что сердце меня не подводит. Скажите, скажите, Лаэрт!

Уста Лаэрта шевелятся. Потом замолкают. Воцаряется молчание. Король, Шут, Клоун и Принцесса замирают. Лаэрт выходит из дремы.

ЛАЭРТ: Вы довели меня до белого каления. Я силы прилагаю, из кожи лезу вон, а вы неблагодарны. Мы же не сможем с вами двинуться, у меня другая ведь была задача…

Лаэрт вновь уходит в дрему, уста его вновь что-то шепчут.

КОРОЛЬ: Что это было! Этот самозванец обладает какой-то мистической силой. Я словно был лишен дара речи какое-то время.

ШУТ: Признаюсь, Король, мой язык тоже прирос к нёбу.

КЛОУН: Я испытал похожий опыт.

ПРИНЦЕССА (радостно): Это любовный магнетизм!

ШУТ: Принцесса, не будьте так скоропалительны. Это похоже на агонию жертвы.

КЛОУН: Каждый из нас воспринял тайное влияние по-своему.

ПРИНЦЕССА: Я влюблена. При чем здесь агония?

ШУТ: Я поражен царящей тупостью.

КОРОЛЬ: Это переходит всякие границы! Охрана!

ПРИНЦЕССА: Отец! Постой!

КОРОЛЬ: Мне плевать на твои романтические шоры! Если встанешь у отца на пути, тебя постигнет участь этого проходимца. И не смотри на то, что участь его еще не постигла, будь уверена, она его постигнет!

Лаэрт вновь оживает, все замирают.

ЛАЭРТ: Какие тщетные попытки! Я старался дать себе волю, теперь бьюсь о дверные косяки. Хотелось изобразить все, к чему сам не подготовлен и все будто бы само стало двигаться так, как ему заблагорассудится. Вот она цена внутренней искренности. Образы!

Все герои, кроме Лаэрта, преображаются в изумление и так замирают.

ЛАЭРТ: Вы говорите принц Лаэрт? Лаэрта уже практически нет, нет его практически! Он наполовину ушел с листа. Занес, так сказать, ногу, чтобы выступить прочь. Еще чуть-чуть и будет белая страница, новые поля, новые возможности, возможно. Я удивлен, я сам не знал, что все так завершится. Странно. Бывало так, что ваши вопросы, которыми вы меня пытали, которыми вы меня ковыряли, как ножом червивое яблоко, оставались без ответа. Молчал я только потому, что было некогда отвечать. Когда, когда мне было говорить, если трещали вы? Сейчас ваши вопросы молчат, потому что я даю ответы. Теперь у вас нет воли, чтобы задавать вопросы, - в данный момент говорю я, своим сознательным потоком прекращая бессознательный поток ваших жизней. Стоит мне замолчать внешне, из вас тотчас вырвется бурная река. Проясню картину. Вы думаете, чьими словами я был озадачен, когда отказывал себе в собственных? Вашими. Мое неконтролируемое вдохновение вдохновило ваш образ мысли. Признаюсь, я ожидал другого. Я надеялся, что двигаться мы будем в общем русле, а не в русле разобщения. В этот раз я не стал отстраняться от сюжета, как это обыкновенно делает созидатель. Я решил убрать дистанцию, не сторониться полотна и целиком нырнуть в контекст. Мой эксперимент был в том, чтобы не сдерживать себя и дать раскрыться внутренним ресурсам. Я попытался быть максимально искренним с самим собой. Искренним с самим собой через ваши образы и через образ ваших мыслей. Но, как говорится, боролся за чистоту эксперимента, но напоролся на совершенно неожиданные результаты. Я не утверждаю, что эксперимент не удался. Он чист, как есть и должен быть. Несмотря на то, что я остаюсь творцом сюжета, а слова, которыми я наделяю вас, исходят из самого меня, вы все же обрели какую-то агрессивную самостоятельность. Теперь я боюсь полагаться на поток, однако страх не может этому потоку препятствовать. Выходит, что искренность с самим собой – это откровенная вражда. Однажды отворив темницу правды, можно докопаться до истоков такой первобытной, такой животной искренности, что никакая сила сознания не удержит лавину неосознанных желаний. Получается, что внутренняя правда, загнанная в темные уголки замка, внезапно обретя свободу, толкает меня к саморазрушению, рождает внутренний конфликт такой силы, что он запросто способен гомерической метлой вынести сор из болящей избы. Сейчас я говорю это и боюсь остановиться, боюсь снова дать вам слово. Я не знаю, чем это может обернуться. По законам всех историй моя пьеса приближается к концу. Финал уже пороги обивает, стучится в двери, в окна лезет, но я не знаю, что он за финал. Сейчас мне трудно даже выразить смысл того, что уже создал. Такова цена наития? Такова цена потока? Сейчас вопрос лишь в личной безопасности. Мне лучше воздух наполнять словами самому, чем разрешить чудовищам кричать из ваших уст. Мы все можем погибнуть в одночасье. Я – как составная часть интриги, вы – как сама интрига, как совокупность интриганов. Что же это за агрессивная среда такая – творчество. Вы ведь не считаете, что творец обязан держать все под контролем и всегда быть выше полотна? Возвышаться, как бог, над полями, наблюдать, как рушатся государства, судьбы, жизни; смеяться над жалкими и несчастными, плакать над высосанной из пальца трагедией, которую сам же учинил? Подобен ли писатель богу? Можно ли его назвать всевышним? Стоит ему спуститься с восторженных небес на неприкаянную землю, как его тот час поставят в рамки, припрут к стенке. Может ли автор спрогнозировать исход? Только исход способен дать прогноз судьбе такого автора. Вы ведь не считаете, что творец должен быть на высоте? Только бы сейчас не молчать, только бы не сдерживать слов. Что я могу еще сказать? Ах, этот горький опыт изобретения слов. Лучше сотрясать воздух словами, чем самому сотрясаться в агонии внутренних слов. Слова… слова… слова…

Лаэрт вдруг замирает на полуслове, задумавшись. В этот момент герои оживают. Шут срывает с головы колпак, подскакивает со спины к Лаэрту, захватывает ему рот колпаком, как удилами, и тянет назад. Лаэрт хватается за воздух. Шут туго завязывает колпак и правит Лаэртом как лошадью. Лаэрт пытается высвободиться, но Шут ловко его урезонивает.

ШУТ: Мы изловили тебя, еретик! Мы выведем тебя на чистую воду, чернокнижный червь!

КОРОЛЬ: Голову ему долой! Именем Короля!

ПРИНЦЕССА: Отец! Не смей! Не делай этого!

КОРОЛЬ: Молчи в оба, неблагодарная особа!

КЛОУН: Ваше Величество, он ведь ничего плохого не сделал. Он ведь просто автор!

КОРОЛЬ: В аду гореть всем авторам дотла!

Принцесса пытается прорваться к Лаэрту, чтобы освободить его, но Король грубо ее останавливает.

КОРОЛЬ: Знай свое место!

КЛОУН (заикаясь): Ва-ваше Величество, на дворе не средние века…

КОРОЛЬ: Но и не царствие небесное пока!

ШУТ: А я ведь говорил вам, Ваше Величество! Пригрели змея! На груди!

КОРОЛЬ: Держи-держи супостата! Не урони! Завтра же будешь со мной за столом!

ПРИНЦЕССА: Папа! Папа, не надо! Отпусти принца! Отпусти его восвояси! Пусть он уедет! Далеко-далеко уедет! Только отпусти! Лаэрт, ты ведь, правда, уедешь? Уедешь, ведь, правда?

Лаэрт пытается что-то сказать, но Шут его грубо одергивает.

КОРОЛЬ: Такие, уехав, оставляют грязные наволочки. Есть и такие, кто с помощью возможных хиромантий строят козни удаленно, паля из пушек сглазами, проклятьями и порчей! Я жил на этой земле довольно, чтобы распознавать врага по пуговицам фрака! Стража!

КЛОУН: Король! Не торопите лошадей!

КОРОЛЬ: Молчать, пустышка! Иначе и твоя дубовая башка отправится гулять на плаху.

На сцену выскакивает двое стражников. Они хватают Лаэрта за руки и привязывают к ним копье. Лаэрт похож на распятого. Шут продолжает удерживать его.

КОРОЛЬ: Я казнил бы тебя собственноручно, однако по закону мне грешно марать ладони! Займутся казнью руки палача. Им не привыкать.

У Шута колпак, зажимающий рот Лаэрта, соскальзывает последнему на горло и шут его душит. Лаэрт не может произнести ни слова. Он падает на колени. Принцесса плачет. Клоун складывает руки в мольбе. Шут, удушая, замирает в пафосной позе.

КОРОЛЬ: Творец – один. У нас нет места самозванцам. Кто ты такой, чтоб нами понукать? Я знаю, Созидатель есть, но он не ты!

Лаэрт поникает, и все фигуры замирают замертво.

КОНЕЦ