Вот так и живём...

Пятидесятитрехлетний пенсионер Генка Шершнёв, продегустировав очередную порцию продукта собственного самогонного производства, находился в самом благодушном настроении.
А что? Положенный для льготной пенсии трудовой стаж он давно с лихвой выработал в горячем цехе Каменск-Уральского алюминиевого завода и теперь жил в своё удовольствие.
Правда, удовольствий этих было - по пальцам сосчитать и главными из них были собственной конструкции самогонный аппаратик из нержавейки, да сам процесс производства и употребления искомого продукта…
 
(Шёл 1986 год и был самый разгар объявленной Михаилом Горбачёвым очередной кампании по борьбе с пьянством*).
 
И дело было не только в том, что купить спиртное в магазине стало проблематичным и хлопотным занятием, но и в том, что уральские рабочие окраины выходили из застойных времён в горнило перестройки с грузом неистребимых многолетних пьяных традиций, и главной из них было это самое домашнее самогонное производство.
И дёшево, и сердито, и не нужно гробиться в очередях у винных отделов гастрономов, где могут не только крепко помять, но и отобрать с таким трудом купленные, две полагающиеся в одни руки, вожделенные бутылки.
С этими животрепещущими мыслями сидел Генка на скамейке у своего обшарпанного, с обвалившейся во многих местах грязно – коричневой штукатуркой заводского дома, похожего как две капли воды на все остальные, однотипной застройки, двухэтажки на улице Механизаторов и грелся под лучами скупого осеннего уральского солнца, подставляя им седую, с давно не стриженой шевелюрой, голову. Ветер гнал с севера свинцово - серые холодные облачка и тень от них периодически переползала через невзрачную, в старой рабочей спецовке, Генкину фигуру, от чего он и сам казался серой тучкой, зацепившейся за скамейку.
Настроение ему испортил известный всему 49-му кварталу пропойца, бродяга и тунеядец Олег Майбуров, обитавший в подвале соседнего дома.
Нюх на спиртное, обострённый годами соответствующих «тренировок», был у Олега отменный. Не могли его перешибить ни стойкие затхлые подвальные запахи, ни собственное его бомжачье амбре. Учуяв дразнящий запах самогонки, Майбуров выбрался из своей берлоги на белый свет и, хлюпая огромными, не меньше 46 размера драными ботинками, безошибочно направился к облюбованной Шершнёвым скамейке.
- Михалыч, согрей душу, не дай сгибнуть человеку, - заканючил он, став на почтительном, недосягаемом расстоянии. Испитое, в синяках и ссадинах, давно не мытое и не бритое лицо бомжа выражало безмерное страдание и страх: знал из опыта, что могут и пнуть в сердцах.
- Тьфу ты, - сплюнул на землю Шершнёв, - надоел, ты, Олег, всем! Шёл бы работать, вон, хоть грузчиком в Продснаб! Смотреть на тебя тошно! Опустился совсем!
И, встав со скамейки и игнорируя неприятного просителя, Генка зашагал в подъезд дома, чтобы вовсе не видеть надоевшего всем бомжа.
Появился тот в квартале с полгода назад, освободившись в очередной раз из колонии, где отсидел один год по популярной тогда статье 209 УК РСФСР – «Тунеядство и бродяжничество». С тех пор он и поселился в облюбованном тёплом подвале в чьей-то заброшенной тесной кладовке рядом с трубами центрального парового отопления. И прогоняли его жильцы оттуда не один раз, и участковому милиционеру, лейтенанту Баженову, жаловались, да всё без толку. Хотя, из природной российской жалости, всё равно и старую одежонку отдавали, и кое-какие продукты…
- А Тамарка твоя, не то, что ты, жмот! - загнусавил вслед Майбуров.- Не только нальёт, а ещё и приголубит!
И он ехидно захихикал.
- Ах, ты, падла пархатая! – возмутился Шершнёв, ища, чем бы кинуть в обнаглевшего бомжа. - Ну, попадись ты мне!
Шершнёв был задет за живое: его жена Тамара, крепко сбитая, в самом соку женщина, была на пятнадцать лет его моложе. Сам он с интимными супружескими обязанностями уже давно не справлялся. Сказывались и вредная для здоровья долгая работа в электролизном цехе алюминиевого завода, и, в большей степени, многолетняя же привычка и тяга к спиртному. Потому ревновать жену все основания у него были…
Тамара работала дворником в жилконторе.
К Тамариному приходу с работы Генка был уже в нужном градусе для того, чтобы устроить жене очередную сцену ревности.
- А, явилась, блудня! – с порога встретил он её. - Нагулялась, нае…сь?!
Пьяные, обидные слёзы потекли по его плохо выбритым синюшным щекам.
Бить Тамару у него духу не хватало: могла дать сдачи - здоровущая, зараза.
- Ты чего, старый! Нажрался, и опять за своё?! – супруга возмущённо подбоченилась. - А ну, говори, кто чего наплёл?!
Генка всхлипнул и, размазывая злую влагу по щеке, промямлил:
- Все говорят! Вон даже «подзаборный» (так в квартале прозвали Майбурова), хвалится, что ты его приголубила.
- Иди, проспись, дурень! – не стала продолжать склоку с мужем Тамара. Да и толку с того - собачиться? Ей не привыкать, первый раз, что ли? Но упоминание о «подзаборном» Майбурове её обозлило:
- Вот ведь сволочь какая! От него даже кошки с собаками шарахаются, как чёрт от ладана, а он - туда же! Ладно, только попадись мне… - ругнулась про себя Тамара, сбрасывая с плеч потрёпанную меховую безрукавку пятьдесят шестого размера.
 
Попался Майбуров под тяжелую тамарину руку на ноябрьские праздники, когда после демонстрации на площади Ленина и традиционных застолий квартальский народ потянулся пообщаться на улицу, где можно было и поговорить, и покурить, и допить недопитое.
Одно дело – квартира, а на миру, как говорится, и смерть красна!
Погода была по-настоящему уральская, сырая и промозглая, поэтому на пикники в лесопарковую зону города никто не пошел, отмечали праздник, как заведено - компаниями в основном по квартирам, да по дачно-садовым участкам.
Природная эта несообразность лишила Майбурова возможности поживиться подле гуляющих компаний. Потому, последней его надеждой были посиделки на скамейках и в беседках, где хотя бы выпить ему наверняка достанется.
Загребая осеннюю грязь своими безразмерными ботинками, Майбуров пришлёпал во дворы, где как раз собралась разогретая компания из двух соседних домов. Были там и супруги Шершнёвы.
Олег давно уж позабыл инцидент с Михалычем. Да и чего там помнить-то: так себе, мелочная перебранка, каких у него в день случалось с десяток.
Мелочная, да не для Тамары Шершнёвой!
Урал – суровый край. И живут здесь не только суровые мужики…
Обид Тамара не прощала даже в малом, а тут была затронута её и без того шаткая репутация верной жены и хранительницы домашнего очага.
Не успел Майбуров, подойдя к беседке, где расположилась шумная компания, рта раскрыть, как с ходу наткнулся на жёсткий тамарин кулак, нацеленный ему прямо в глаз.
Удары посыпались один за другим, так что Майбуров еле успевал уворачиваться, вереща от испуга и боли под одобрительные крики разгорячённой компании и соответствующие матерные многоэтажные комментарии Шершнёвой.
Не преминул приложиться пару раз к физиономии обидчика и Генка.
Забившегося под беседочный столик Майбурова спасли сердобольные соседские старушки да оказавшийся в тот момент во дворе на улице Механизаторов молодой участковый лейтенант милиции Баженов. И без того румяные от природы, щёки участкового заалели от возбуждения и предвкушения удачи: доверенные ему источники давно передавали информацию о том, что Шершнёвы в своей квартире гонят самогон и продают его всем страждущим, да всё не было возможности эту информацию реализовать. А тут такой подарок: и самогон в наличии на столе, и хулиганство с причинением телесных повреждений.
Вызванная по рации автомашина дежурной части Красногорского РОВД – разболтанный УАЗик - увезла в своем железном нутре и потерпевшего, и всё ещё буйствовавшую Шершнёву.
Процедура возбуждения уголовного дела много времени не заняла. Свидетелей оказалось более чем достаточно. Но, виновников «торжества» до утра оставили в районном отделении милиции: от греха подальше, как говорится. В тот же вечер участковый с понятыми пожаловали и на квартиру Шершнёвых, где предоставленный сам себе Генка предавался своей последней утехе – пьянству. Материала хватило на ещё одну уголовную статью.
Судили супругов Шершнёвых выездным заседанием Красногорского районного народного суда в красном уголке ЖЭУ треста «Уралалюминстрой», что в 49-ом квартале.
Каждого - за своё…
Тяжким и неблагодарным для суда оказалось это дело - идти против устоявшихся стереотипов и привычек рабочей окраины. Все собравшиеся в зале жители квартала, в основном пенсионеры, Тамару жалели и оправдывали, виня во всём «подзаборного» Майбурова. Мужа её – Генку - считали безвинно пострадавшим за общенародное дело борьбы с дефицитом и нарушениями правил советской торговли.
Майбуров после случившегося из обжитого подвала куда-то исчез от греха подальше, поэтому дело пришлось рассматривать в его отсутствие.
Приговор был не слишком суров: отделались супруги Шершнёвы, с учетом всех смягчающих ответственность обстоятельств, условными мерами наказания. И, чего уж тут лукавить, главным смягчающим обстоятельством народные заседатели, сами выходцы из рабочей среды, признали неудовлетворительную работу по борьбе с пьянством и алкоголизмом со стороны молодого участкового милиционера Баженова…
Народ же был удовлетворён: и бесплатное развлечение получили, и кой - кому всё-таки урок.
Правоохранители с чувством выполненного долга уселись в служебные автомашины и отправились восвояси.
А Шершнёвы с соболезнующей им группой поддержки взяли курс на длинный хвост очереди у винного отдела ближайшего продснабовского гастронома: с самогоном как- никак на какое-то время было покончено…