Сельская эротика

     Не позднее середины июня каждого лета, во времянку, расположенную на территории скромной приозерненской усадьбы четы Сенюшкиных, въезжали отдыхающие. Областной центр находился в полусотне километров от захудалой, но очень живописной деревеньки Приозерное и исправно снабжал ее городскими постояльцами, в основном, из числа тех, кто не мог позволить себе потертые цивилизацией красоты морских пейзажей и сомнительный сервис далеких приморских пансионатов.
     Довольными, как правило, оставались обе стороны. Первым не нужно было весь год отказывать себе в мясопродуктах и прочих жизненно важных вещах, чтобы накопить на поездку в теплые, но очень далекие края. К тому же, чудесное озеро, обнимавшее деревню подковой, успешно замещало бурлящие соленые просторы, в которых нельзя было поймать ни сомика, ни щуренка. Приозерненский загар ровным слоем ложился на тела отдыхающих, освобожденных от необходимости натягивать свой легко расползающийся по швам отпускной бюджет на непомерные курортные цены и от того спокойных и умиротворенных. Тот факт, что удобства по старой доброй традиции размещались во дворе, иногда даже в соседском, никогда не пугал постсоветского туриста. В этом была своя, ностальгическая романтика. Для жителей деревни сдача в аренду аккуратных сарайчиков, которые высокомерно именовались «времянками», было неплохим подспорьем.
     В первый летний день Валентин и Зинаида Сенюшкины начинали сложный ритуал подготовки своего «пансионата» к приему отдыхающих. Коробки, инструменты, ветошь – все это уносилось в сырой подвал или затаскивалось на чердак, чтобы, в конце курортного сезона вновь вернуться в «гостиничный номер». Зинаида выметала сор, вытирала пыль, мыла полы и окна; Валентин белил, красил и подправлял все, что можно было побелить, покрасить и подправить. За этим следовал монтаж двух панцирных кроватей, в своем бессмертии способных дать фору любому Кащею, и расстилание ковровых дорожек в разноцветную полоску. Громкий вздох облегчения, который оба супруга издавали всегда одновременно и не сговариваясь, символизировал окончание священнодействия. Теперь оставалось лишь дожидаться клиентов.
     За реализацию путевок в семейную «мини-гостиницу» Сенюшкиных отвечала их дочь, Антонина, студентка третьего курса пищевого техникума. Тоня не подводила родителей и исправно получала свою долю от доходов предприятия, которую имела право не вкладывать в семейный бюджет. Каждый год после окончания сезона она щедро пополняла свою грандиозную коллекцию дешевой бижутерии гроздьями и кольцами новых сережек, браслетов, кулонов и колье самых разных цветов и размеров. Комната общежития, в которой Сенюшкина-младшая жила в течение учебного года, из-за обилия пестрых украшений всегда имела праздничный рождественский вид. Однокурсницы ходили сюда, как на экскурсию. Экспонаты было дозволено трогать руками, но не одевать.
     – Ну дай мне вот эти бусики на свиданку, пожалуйста, – просила иногда какая-нибудь из Тониных подруг.
     – Не могу.
     – Ну почему? Я сразу же верну!
     – Все вещи обладают энергией хозяина. Если наденет кто-то другой, энергия испортится, – с трудом выдавливала из себя Тоня подобие фразы, которую как-то слышала по телевизору.
     Подруг у нее было не много. Но девушку это не очень печалило.
      
     Однажды очередным жарким летом в сарайчик Сенюшкиных заселились три очень миленькие девушки-студентки, которых Тоня обнаружила на факультете бродильного производства и виноделия. Услышав название специальности, мать, Зинаида, поначалу воспротивилась потенциальным клиентам.
     – Небось выпивохи какие? – поинтересовалась она у дочери.
     – Ты, мать, что, дура? Сейчас на всех факультетах выпивохи есть. Не выдумывай!
    
     Как и пообещала Тоня, никакого беспокойства чете Сенюшкиных девушки не доставляли. Почти все время они проводили на природе, гуляя по окрестностям с ровесниками, местными и отдыхающими.
     - Хорошие девочки, – печально произнесла Зинаида, провожая взглядом хрупкие фигурки, тянущие турецкие клетчатые сумки к автобусной остановке, когда к Приозерному уже начал подбираться сентябрь.
     - Хорошие, – согласился Валентин, не отрывая взгляда от экрана громоздкого «Фотона», который в теплое время года выносили на улицу под навес, чтобы дышать свежим воздухом во время просмотра. Кроме того, он выполнял роль летнего кинотеатра для постояльцев.
     - Я такая, чтобы они хоть весь год жили. Тихие. Никакого неспокойства, – продолжала Сенюшкина.
     - Никакого, – снова согласился Валентин и громко поскреб щетинистый подбородок.
     - Все в свой хутбол чертов пялишься? Сходил бы лучше воды наносил.
     Сенюшкин покорно вздохнул и вышел из комнаты. Зинаида сняла засаленный фартук и пошла в сарайчик осмотреться после отъезда клиентов.
     Времянка была непривычно пуста, и только обнаглевшие к августу мухи рассекали спертый воздух и садились на низкий потолок. Остановившись посредине комнаты, Зинаида по-хозяйски осмотрелась. Может быть, девицы чего забыли? Иногда отдыхающие оставляют после себя любопытнейшие вещи, которые вполне могут пригодиться в хозяйстве.
     На первый взгляд, ничего особенного в комнате не было. Но вдруг уже было разочарованная женщина заметила что-то разноцветное под маленькой тумбочкой. С трудом изогнув массивное тело, Сенюшкина наклонилась и взяла в руки пластиковую баночку, наполненную прозрачной студенистой массой. На ярко-синей этикетке красовалась желтая надпись:
     LUBRICANT
     - Крэм какой, что ли? – спросила она вслух сама себя. – Импортный. Дорогой, наверное.
     Зинаида сильно напрягла практически неиспользуемую часть памяти, которая когда-то отвечала за багаж школьных знаний и хранила в себе обрывки латинского алфавита. Наморщив лоб и выпучив глаза от умственного напряжения, она громко прочла по слогам:
     - Лу-бри-кант!
     Слово коротким эхом разнеслось по пустой комнате, и Зинаида вслушалась в его звучание.
     - Лубрикант, – снова повторила она. – Ишь ты!
     Женщина еще раз, со всех сторон осмотрела баночку, недоуменно хмыкнула и сделала категорический вывод:
     - Для лица. Точно.
    

     Громко звеня длинными серьгами, выполненными в стиле веток рябины, Тоня властно отворила калитку и ступила на тропинку, тщательно очищенную от палой листвы и куриного помета к ее приезду.
     - Мама, папа, знакомьтесь, – сказала Антонина, – это Николай.
     - Можно просто Коля.
     Сенюшкины с недоумением смотрели на молодого человека. Рядом с Антониной, сочетавшей в себе мощную отцовскую стать и унаследованную от матери грудь, размером в два баскетбольных мяча, Николай смотрелся, примерно, как самец рыбы-удильщика рядом со своей самкой. Маленький, тощий, в мешковатом пиджаке и коротких брюках над потертыми кедами, он кренился вправо под весом большой спортивной сумки, ремень которой жестоко врезался в костлявое плечо. Коля с сомнением взглянул на ручищу Валентина Сенюшкина, протянул ладонь для рукопожатия, а в следующую секунду сдавленно хрюкнул и побледнел. Отпущенная на свободу маленькая кисть затрепыхалась в воздухе. Зинаида попыталась загладить неловкость и заключила юношу в гостеприимные объятия.
     - Очень приятно, – на городской манер произнесла она.
     Визит дочери всегда был радостью для Зинаиды, а известие о том, что Тоня приедет с кавалером, повергло женщину в деятельный восторг. Два дня Сенюшкина готовила, прибирала дом и участок. Угрожая физической расправой, она заставила Валентина побриться, а утром обрядила мужа в новую рубашку, голубую с темно-синими полосками. Зинаида договорилась с Тамарой, продавщицей единственного в Приозерном магазина, и та раздобыла две банки качественной красной икры, за которыми пришлось идти после закрытия, дабы не возбуждать подозрений соседей.
     Сияющая Сенюшкина, облаченная в цветастое новое платье, делавшее ее еще более необъятной, радушно улыбнулась и пригласила всех за накрытый на веранде стол. Там уже томилась в ожидании кастрюля щей, по габаритам больше напоминавшая бочку, рядом с которой вулканическим столбом поднимался пар от огромного блюда с вареной картошкой, окруженного тазами салатов. Повсюду стояли тарелки с разнообразными соленьями и маринадами. Тут же, в специальной посуде, покоились тела трех куриц, запеченных в духовке. В центре стола гордо вздымала тонкое горло внушительная, запотевшая бутыль белесого самогона, вокруг которой водили хоровод бутерброды с икрой.
     При виде всего этого великолепия, лоб Николая покрылся испариной.
     - Извините, – проблеял он, – у меня панкреатит.
     - Отец — учитель, мать — инженер, – сказала Антонина в ответ на недоуменные взгляды родителей. – Умный.
     - Интеллигент, – понимающе кивнула Зинаида. – А я-то подумала, что там у него за панкре итить!
     Во время обеда она не спускала глаз с дочери. «Какая Тонька стала, – думала Зинаида. – Взрослая совсем. И ухажера себе нашла городского. Интеллигента».
     - А ты, мать, молодец, – прочавкала Антонина, терзавшая уже третий кусок курицы. – Все хорошеешь. Мне б в твои годы так выглядеть.
     - Так, а чего ж не выглядеть? – кокетливо согласилась Зинаида. – Мы тут, хоть и деревенские, а от времени не отстаем. В курсе последних достижений этой... космологии...
     - Космологии? – не поняла Тоня.
     - Косметологии, наверное, – робко поправил Николай.
     - Ага, ее, – кивнула Зинаида. – Знаем, как не стареть-то.
     - О как? – удивилась Антонина.
     - А то! – Зинаида состроила серьезное лицо. – Думаешь, только вы, городские, все знаете? Дудки! Мы тоже лубрикантом пользуемся.
     При этих словах вилка выскользнула из рук Николая и упала в тарелку с громким звоном.
     - Чем ты пользуешься? – спросила Антонина.
     - Лубрикантом, – повторила Сенюшкина-старшая. – А ты не знаешь? Крэм такой. Пользуюсь утром и вечером, каждый день.
     - Я всегда хотел жить в деревне, – сказал вдруг Николай, ни к кому не обращаясь. – Чистый воздух, натуральная пища... здоровье, долголетие...
     - И как? – Тоня внимательно смотрела на мать. – Помогает лубрикант-то?
     - Спрашиваешь! – фыркнула та. – Еще как помогает! И от морщин, и от мешков... от всего! На прошлой неделе, вон, деду Харитону дали чуток.
     - Ему-то на кой?
     - Дык, он там себе смазал, – терпеливо пояснила Зинаида. – Теперь, когда ходит, не скрипит.
     - Что у него не скрипит? – с подозрительным ужасом спросил Николай.
     - Да протез, – отмахнулась Сенюшкина-старшая. – Ноги у него нету.
     Николай кивнул и продолжил есть, время от времени испуганно поглядывая на Зинаиду.
     - Одно плохо – ни хрена не впитывается, зараза... Смывать приходится.
     Под пристальным взглядом Тони, Зинаида подошла к серванту и достала баночку, на дне которой оставалось совсем немного прозрачного геля. Взяв немного на палец, Сенюшкина-старшая принялась наносить его на лицо движениями, подсмотренными в рекламном ролике. В тот же миг Николай подавился и закашлялся, но, после быстрого удара локтя Антонины, сдавленно захрипел и умолк.
    
     Зинаиде не спалось. Она лежала на широкой кровати одна – Валентин, прихватив три старых, керосиновых фонаря, уехал на озеро, пообещав утром угостить всех раками. В открытое окно спальни вползали звуки августовской ночи: далекий лай собак, стрекотание сверчков, еле слышная возня ветерка в кронах деревьев.
     В комнате напротив спальни родителей спала Антонина. Вечером, когда пришла пора устраиваться на ночлег, Сенюшкина-старшая категорически воспротивилась желанию дочери спать в одной постели с будущим мужем.
     - До свадьбы, – грозно глядя на Николая, сказала она, – ни-ни!
     Юноша, мучимый обострившимся от обильных кушаний панкреатитом, истерзанный ласковыми тычками, щипками и шлепками будущих жены и тещи, кивнул покорно и даже с облегчением. Антонина начала было возмущаться, но, взглянув на грозно насупившуюся мать, умолкла. Николая разместили в «пансионате», Зинаида сама проследила, чтобы молодой человек поселился с максимальным комфортом.
     Перед тем, как улечься в кровать, она заглянула к дочери. Тоня, одетая в длинную ситцевую ночную рубашку, доставала вещи из спортивной сумки и аккуратно раскладывала по полкам.
     - Ох, умаялась, – выдохнула Зинаида и уселась на край отчаянно взвизгнувшей панцирной кровати.
     - Да, накормила ты нас, мамка, знатно, – сказала Тоня и, словно в подтверждение своих слов громко икнула. – Спасибо.
     - На здоровьичко. Ты, Тонька, молодец. Мальчика хорошего нашла. Тихий, скромный. Тощий, правда, совсем как сосед наш, Егор, после развода. Ну да это ничего, откормим.
     - Откормим, – согласилась Антонина и снова икнула.
     - Целовались уже? – резко сменила тему Зинаида.
     - Ну ма, – промычала Тоня.
     - Смотри, – тихим, наставительным голосом сказала Сенюшкина-старшая, – пока не женится, до себя его не подпускай. А то знаем мы их, кобелей городских-то. Попользуется и бросит. Будешь потом дите сама растить. Поняла?
     - Поняла, – кивнула Антонина, ставя опустевшую сумку под стол.
     - Смотри мне, – с этими словами Зинаида встала и вышла из комнаты.
    
     На самом деле, она очень радовалась за дочь. В ожидании запаздывающего сна, Зинаида думала о том, как хорошо все получилось у Тоньки. Хоть мелкий, но все ж мужик. Интеллигент. Рожа, правда, страшная, но это и хорошо – по бабам таскаться не будет...
     Поток приятных мыслей поднял Зинаиду на ноги и повлек на улицу. Хотелось вдохнуть полной грудью. Но едва выйдя на порог, женщина вдруг увидела едва различимую согнувшуюся в три погибели темную фигуру, крадущуюся к дому по капустной грядке. Зинаида испугалась, но быстро взяла себя в руки. Отступив за угол, она ухватила наперевес остро отточенную лопату и, с неожиданной для своих габаритов бесшумностью, подкралась ближе ко входу в огород. Сенюшкина-старшая старалась не шуметь, но все же таинственный злодей учуял ее появление. Силуэт злоумышленника вздрогнул и распрямился.
     - Коля? – узнала будущего зятя Зинаида. – Ты что тут делаешь? Чего не спишь-то?
     - Да... э... я... да... – протянул Николай и замялся было, но внезапно рассмеялся, – хотел вам сюрприз сделать, Зинаида Васильевна.
     - Это какой? – подозрительно спросила женщина, легким движением загнав лопату в землю по черенок.
     Коля опустил руку в карман и протянул ей пластиковую баночку.
     - Вот, – сказал он. – Хотел оставить у дверей вашей комнаты, чтобы утром нашли. В благодарность за гостеприимство...
     В неверном лунном свете Зинаида рассмотрела на этикетке слово «Lubricant» и нарисованную рядом клубничку.
     - Ишь ты, – сказала она смягчившимся голосом, – ягодка.
     - Он ароматизированный, – с готовностью пояснил Николай. – Клубникой пахнет.
     - Аромазированный, – Зинаида опустила руку с баночкой. – Я клубнику люблю. Спасибо. Ты, Коля, шел бы спать. Чего комаров кормить?
     - Да, я пойду, – грустно согласился Николай. – Спокойной ночи, Зинаида Васильевна.
     - Спокойной, Коленька, – сказала Сенюшкина-старшая, развернулась и пошла к дому.
     «А ведь и вправду хороший парень, – думала она, засыпая. – Заботливый, внимательный. Ишь, сюрприз придумал... откормим... ничего».
    
     Утром, когда Николай и Антонина пришли завтракать, Зинаида с улыбкой хлопотала у стола.
     - Доброе утро, дети, – сказала она, повернув к ним блестящее лицо. – Садитесь, все на столе.
     - Мам, чего это от тебя клубникой пахнет? – спросила Тоня, втянув носом воздух.
     - А это Коля мне ночью сюприз сделал, – радостно сообщила Зинаида. – Лубрикант новый подарил. Аромазированный. Целую банку.
     - Коля? Ночью? Тебе? – Антонина, сдвинула брови и перевела взгляд с матери на жениха, который тут же подавился тушеной капустой, покраснел и закашлялся.
     - Да, – ответила Зинаида. – А что? Я что – страшная такая, что мне нельзя ночью сюприз устроить?
     Тоня не ответила, вонзая вилку в кусок кровяной колбасы. Николай проследил за этим движением, и в его глазах возникло выражение смертной тоски.
     - Ой, да что ж это я? – спохватилась вдруг Зинаида. – Пойду вам компотику холодного принесу.
     Она вышла из комнаты и замерла за дверью, прислушиваясь.
     - Так вот ты что удумал, – донесся до нее тихий голос дочери. – Я не сплю, жду, а ты... Мамку мою, значит, огулять хотел?
     - Тоня, пожалуйста, только не волнуйся, – быстро и сбивчиво заговорил Николай. – Я перепутал...
     - Я т-тебе перепутаю, – угрожающе сказала Антонина. – Знаю я вас, кобелей городских. Только одно на уме...
     - Тоня, не надо, я все объяс... ай!
     За возгласом последовало шипение человека, борющегося с сильной болью.
     - Смотри мне, – сказала Антонина, – еще раз такое вытворишь – все отцу скажу. Понял?
     Зинаида улыбнулась и пошла в кухню. «Молодец, Тонька, – с материнской гордостью думала она, наполняя компотом две пол-литровые кружки. – И парня хорошего отхватила, и спуску не дает. Правильно! Будет знать, как по ночам в окны к честным девушкам лазить да сюпризы устраивать, кобелина».
     Когда она вернулась в столовую, Антонина хищно терзала очередной ломоть колбасы. Николай вяло ковырялся в тарелке, шмыгая время от времени носом. Его левое ухо побагровело, вспухло и торчало в сторону.
     «Да и я молодец. Вона, какую дочку вырастила, – подумала Зинаида и с любовью взглянула на свое дитятко. Потом перевела взгляд на будущего зятя, – ничего, откормим».