Шмаковские были часть 3

                Утро воскресного дня выдалось солнечным. Виктория и Максим поднимались к Преображенскому храму по круто уходящей на вершину сопки дороге, вдоль которой ровными рядами рос молодой кедр. Кедровые орехи посадили работники местного лесничества лет тридцать назад. За тридцать лет кедр подрос на высоту до полутора-двух метров. На длинной зеленой хвое висели, сверкая на солнце, капельки росы. Вика сделала несколько кадров и восхищенно сказала: "Кедр в хрустале. Великолепно получилось!".
Дубы, липы и ясени превосходили кедр по высоте раза в три и роняли с листьев влагу. Казалось, что деревья плачут. "Наверно, от  счастья", – решила Вика. Утренний лес, разбуженный перекличкой птиц и малиновым колокольным звоном, вызывал ощущение блаженства.
         – Смотри, Вика, здесь располагалось кладбище. Несколько могил монахов сохранилось, возле каждой растет корейская могильная сосна. С 1933 года рядом с первым бальнеологическим санаторием "Уссурийские минеральные воды" начал строится поселок "Курортный". Местные жители хоронили родственников на монастырском кладбище. В 1957 году большая часть захоронений жителей курортного поселка была перенесена на новое кладбище, а на месте старого разбили сквер, проложили аллеи к лечебному корпусу санатория «Жемчужина», – пояснил Максим.
         – Ты сказал, часть могил перенесли, остальные сравняли с землей?!
         – Да, к сожалению, это так. Смотри, вот эта дорога ведет к захоронениям чехов, они погибли в 1918-м году при штурме монастыря красноармейцами. Я для тебя начитал на диктофон воспоминания руководителя партизанского движения на Дальнем Востоке Ивана Шевчука, который проводил боевую операцию в этом районе. Хочешь послушать?
         – Конечно, это интересно, я такой информации нигде не встречала.
         – Держи телефон, слушай, а я пока, если позволишь, твоим аппаратом поснимаю, уж больно виды хороши – освещение сегодня великолепное.
   
Вика вставила наушники и услышала:

"Общее наступление на чехов началось ночью первого августа. Первые боевые действия открыл наш батальон, так как шел авангардом вверх по правому берегу реки Уссури. Моя задача заключалась в том, чтобы переправиться через Уссури и овладеть Шмаковским монастырем, очень важным в стратегическом отношении. Из-за сопок показалась деревня. Это Глазовка.
Шмаковский монастырь в десяти километрах, на противоположном берегу реки. Узнал от крестьян, что паром для переправы находится в пяти километрах выше монастыря. Впереди раскинулся десятиверстный горный хребет, покрытый лесом. С артиллерией дальше двигаться невозможно. Надо найти переправочные средства. Посылаю разведку в деревню Тихменево. Через час доносят: «Монастырь занят чехами и русскими белогвардейцами. Чехи переправились на правый берег, и обходят наш правый фланг».
Было ясно: надо немедленно ликвидировать противника. Решил артиллерию оставить в Глазовке, пулеметы взять на вьюки, пройти хребет по горной тропинке. Извилистая тропа то поднимается вверх, то опускается в котловину, колонна растянулась. Прошли километра три, вдруг слышу, трещат пулеметы. Я догадался, что чехи наступали на нас, но разошлись со своим авангардом и вступили в бой с главной колонной. Подаю команду: направо, развернись! К бою!
Тороплюсь развернуться в боевой порядок и быстрее взять хребет, отрезать противнику путь отступления. Чтобы люди не растерялись, громко подаю команду: «За мной! Вперед! Прямо!».
Звонким эхом далеко по тайге разносится: За мной! Вперед! Прямо! Слова команды услышали чехи, им показалось, что вся тайга заполнена войсками.
Послышался топот, испуганные крики людей. Я вскочил на хребет. Чехи бросились бежать, протаптывая нам дорогу.
Чехи, зная, что их будут преследовать, засели в котловине на самой верхушке хребта. Подпустив нас метров на сто, они открыли сильный пулеметный огонь. Захватить их теперь трудно. Даю приказание командиру Молчанову рассыпаться в цепь и оставаться на месте, поддерживая редкий огонь. Это для того, чтобы создать впечатление у противника, будто весь батальон находится на месте. Пушкину приказал обойти под откосом хребта справа, а Старкову слева и внезапно, без единого выстрела бросится своими подразделениями в атаку с тыла. Вскоре наши части оцепили котловину на верхушке хребта и с криком «ура!» обрушились на чехов. Те кубарем покатились под откос к реке, оставив два пулемета, много винтовок, патронов, убитых и раненых.
Застигнутый врасплох противник в панике бежал к парому. Мы быстро установили два станковых пулемета и открыли огонь.
Чехи оказались в безвыходном положении и бросились вплавь по Уссури. Спаслись единицы. Не одна сотня чехов навсегда осталась пить уссурийскую воду. Это была «уссурийская Березина».
Но задача, возложенная командующим, еще не выполнена. В Шмаковском монастыре засели чехи. Надо выбить их оттуда, во что бы то ни стало. Решаю, как переправиться через реку. Паром уничтожен. Положение затруднительное. Возвратились в Глазовку, здесь нашли маленький катер и начали переправу.
В монастыре стояла правофланговая группа противника. Ночью мы внезапно ударили на монастырь. Чехи спали. В панике они выбегали из монастырских ворот, беспорядочно отстреливались и удирали к Спасску. Монастырь нами взят. Но, богатства монастыря чехи и белогвардейцы очистили заблаговременно".

Запись закончилась, Вика оглянулась, и каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что идет по дороге одна. В двадцати шагах от нее раздалась пулеметная очередь. Прошла минута жуткой, гнетущей тишины, и пулемет застрочил вновь. Вика, притаилась за стволом огромного ореха, озираясь по сторонам, заметила среди зелени зеленую футболку Макса, бросилась было бежать к нему. Но из зарослей показалась голова Максима, он резко вытянул руку,  показал жестом, что ей нужно остановиться. Вика замерла в недоумении. Затем Максим поманил ее, но, как только она начала крадучись двигаться,  опять послышался пугающий звук. «Господи, да это же дятел», – сообразила Виктория  и осторожно приблизилась к зарослям жасмина.
         – Что случилось, на тебе лица нет? – спросил Максим, заметив ее бледность.
         – Тебе хорошо, ты в зеленом – замаскировался, – смеясь, отвечала Вика, очищая от колючек подол красного платья, а меня любой дурак заметит, и отстреливаться мне нечем.
         – Так ты струсила, моя ты рыбка, думала, строчит пулемет? Смотри, кто тебя напугал, – показал Максим снимок дятла – любителя «рубить и плотничать». Их в Приморье семь видов. Этот называется большим пестрым, видишь, у него на каждом крыле по большому белому пятну. Красный затылок указывает на то, что это самец, у самки затылок черный. У дятлов прекрасный слух, и они никогда не долбят впустую. Передвигаясь вверх по стволу, птица опирается на хвост, состоящий из жестких и прочных перьев. Она цепляется за выступы коры крепкими лапами, вооруженными длинными когтями, прислушивается, склоняет голову в сторону и время от времени постукивает по коре мощным клювом. Только услышав шевелящуюся личинку, дятел начинает работу. Он достает насекомых длинным, напоминающим  червя, покрытым зазубринами языком с роговым уплотнением на конце. Представляешь, дятел может выдвигать язык на расстояние, превышающее длину языка в четыре раза.
         – Ух, ты! – восхитилась Вика, увидев на следующем снимке дятла, летящего с очередной порцией опилок в клюве, – вот это кадр!
         – Нам нужно преодолеть еще один подъем, и мы попадем к часовне, – предупредил Максим. Пока поднимаемся, послушаем, что происходило в монастыре, после того как красноармейцы вошли в обитель. Максим нажал на кнопку воспроизведения записи, и они услышали:
"Один за другим стали входить в монастырские врата со штыками наперевес красноармейцы. Молодые, порочные лица с блуждающими взорами, со сквернословием и с дымящимися папиросами в зубах… странную картину представляли красные в святой и чтимой обители. Божественные лики в святом храме, куда ворвались десятка два «товарищей», спокойно взирали на бушующую стихию страстей человеческих. «Денег, денег, золота!», – вот что говорили воспаленные бегающие глаза этих пришельцев.
         – Товарищи, там монах есть, он знает, где спрятаны деньги! – среди общего гама прокричал кто-то.
         – Позвать водолаза чернохвостого! – заревело несколько глоток.
Монах был в храме и коленопреклоненно молился перед плащаницею Божьей Матери. Каким контрастом выделялась эта могучая по физическому  складу, но смиренная по своему духовному укладу фигура инока среди тщедушных безусых подростков-красноармейцев.
Да вот он, гремел тот же дьявольски-неугомонный голос. Схватив спокойного и величавого в своем священном одеянии души и тела отца Павлина, молодые люди со штыками, направленными в грудь, стали забрасывать его вопросами: «Где спрятана монастырская казна, где золотая утварь, где казначей?..».  Немного отстранив от себя безумцев, отец Павлин, истово перекрестился перед святою иконою Богоматери и спокойно сказал: «Не устрашайте вы меня вашими штыками, а лучше опустите их. Я сам ходил в рукопашный бой с вагами Родины моей, а потому вы меня не устрашите. По чистой совести скажу вам, что богатств мы не имели, кроме того, что перед вашими глазами». Посыпались удары прикладами и шомполами. Несколько  штыков устремилось в ноги отца Павлина. Скоро из голенищ сапожных полилась алая кровь. На момент все отскочили от истекающего кровью мученика. Потом снова, как бы собравшись с силами и не теряя надежды на «признание», несколько красноармейцев подхватили отца Павлина под мышки и повели из церкви. Красными стопами, запечатлевая свое последнее исхождение из храма, отец Павлин был выведен во двор. Его обступила толпа красноармейцев и каких-то людей, прибывших для дележа «народного достояния». При виде страдальца многие не удержались от слез, но нашлись и такие, что осыпали его потоком бранных слов и проклятий. Но вот толпа поспешно расступилась.
         – Товарищу комиссару дорогу.
 Бледный, со сверкающим зловещим взором, нарядный брюнет, быстро подойдя к отцу Павлину и выхватив из болтающихся ножен саблю, нанес сверкнувшим лезвием удар по лицу священника. Но дивно: этот удар по лицу, рассекший на две половины между глазами лоб страдальца, на миг собрал все силы угасающего богатыря духа и, к удивлению, граничащему с ужасом, замершей в молчании толпы, отец Павлин не упал, а только тверже став на проколотых ногах, как бы ожидал нового удара. Комиссар поспешно скрылся в толпе….  Не дождавшись нового удара, отец Павлин двинулся куда-то. Залившая его лицо липкая кровь, смешавшись с пылью, моментально запеклась и образовала темно-коричневую маску. Отец Павлин упал. Стон и непонятные звуки, вылетавшие из проколотой груди, свидетельствовали о боли и мучениях отца Павлина. Какой-то солдатик, сжалившись над несчастным, вонзил ему штык в сердце.  И верный воин предал дух свой Царю Христову.
         
        – Иеромонах Свято-Троицкого Николаевского монастыря отец Павлин находится в сонме страдальцев за Христа. То, что мы услышали о его мученической кончине, рассказал протоиерей Аристарх Пономарев в журнале «Вера и Жизнь» за 1925 год, – пояснил Виктории Максим. Так же зверски был убит монах, охранявший монастырскую лесную дачу. Солдаты и крестьяне окрестных деревень разграбили монастырские ценности, осквернили святыни храмов, сожгли иконную лавку, хлебный амбар, кельи и канцелярию. Вот, что писала газета «Далекая окраина» в январе 1919 года: «Уссурийский Свято-Троицкий Николаевский монастырь ходатайствует об уменьшении обложения принадлежащей ему мельницы, маслобойни и свечного завода, ибо в нынешнем году Красная армия причинила им большие убытки. Большевиками были сожжены храм, часовня, настоятельский корпус и библиотека, 50 голов лучшего скота были уведены, а пасека в 250 ульев уничтожена. Разливом реки Уссури затоплено около 100 десятин лучших посевов…», – процитировал Макс газетную заметку.
   

Тем временем Максим и Виктория поднялись к храму Преображения Господня. На площадке, перед стальными воротами, выкованными местным мастеровитым кузнецом, стояли автомобили и экскурсионные автобусы. В храме шла воскресная служба. Вика и Макс прошли мимо склада-погреба и вошли в иконную лавку, чтобы купить свечи. В очереди стояло человек тридцать. Виктория рассматривала православную литературу на стеллажах. Вдруг взгляд упал на знакомую обложку.
         – Ой, смотри, Макс, эту книжку « Эфесские отроки», написанную Георгием Ермиловым, оформляла моя двоюродная сестра, замечательный петербургский  художник Наталья Тимченко. Дома, в интернете, посмотрим «В контакте» страничку с ее картинами. Ну, надо же, где Питер и где Шмаковка! Вот это сюрприз!
         – Давай книжку купим и подарим Янчику, – отозвался Макс, разглядывая иллюстрации, – да и самим полезно будет почитать.
         – Но вот, смотри, Максим, об истории монастыря нет никакой информации, а я надеялась что-нибудь увезти в Петербург. Жаль.

Очередь двигалась медленно.
         – Пойдем, осмотрим часовню, – предложил Максим, – там, у алтарной стены, могила батюшки Варнавы. Кстати сказать,  из этого домика – нынешней иконной лавки, в котором раньше стояли четыре двухъярусные  кровати, а впоследствии находилась келья батюшки, 18 января 2000 года душа иеромонаха Варнавы собралась уходить в мир иной. В это время в храме шла Крещенская служба. Смотри, вот колокол, который провожал звоном душу старца. Колокол по просьбе батюшки доставили в храм Преображения Господня из приморского поселка Преображения, где он долгое время служил звуковым маяком.
         – Когда и где батюшка родился? – поинтересовалась Вика.
         – Губарьков Михаил Васильевич родился в 1916 году, в селе Ново-Михайловка Пензенской области. Второго сентября исполнится 99 лет со дня рождения. В 1928 году закончил четыре класса приходской школы и уже с 12 лет нес послушание звонаря в храме. В 21 год  Михаил был призван в армию, попал во Владивосток, а после службы остался жить в Приморье. Работая на железной дороге, Михаил Васильевич использовал право бесплатного проезда для посещения святых мест России. Это давало возможность Михаилу  ежегодно посещать своего духовника Кукшу, прославленного монаха Почаевской  лавры. Пойдем, Вика, там, наверно, наша очередь приблизилась. Поставим свечи, а потом, при спуске, я еще о батюшке  Варнаве расскажу.
 
Вика и Максим вошли в церковь и остановились у порога.  Люди в храме стояли, тесня друг друга.
         – Подождем на улице, – предложил Максим, – минут через десять выйдут туристы и станет свободнее.

Они прошли на смотровую площадку, с которой открывался вид на Уссурийскую долину. На востоке раздолье, расстелившееся километров на двадцать, ограничивали синеющие в дымке Сихотэ-алинские горы.
          – Там просыпается солнце, – показал Максим в сизую даль,  – за горами бушует Японское море. Видишь, у подножья сопки раскинулось село, это Иннокентьевка – бывший садово-ягодный совхоз.
          – Почему бывший?
          – Потому, что в России  наступили времена перестройки, начались «тесные» рыночные отношения. Овощами и фруктами Россию теперь кормят западные соседи, ешь – не хочу, а наши сады и поля зарастают бурьяном.
          – Ой, смотри, Макс, отсюда подвесной мост виден, а красота, какая! – восхитилась Вика и принялась фотографировать колоритные  пейзажи.

Послышались восхищенные голоса. Группа туристов, осмотревших часовню, направлялась к обрывистой смотровой площадке на вершину сопки.
          – Пойдем, Вика, – озабоченно позвал Максим, – здесь, на площадке, будет так тесно, что можно ненароком и свалиться.
Вика достала из сумки свечи, они издавали медовый запах.
          – Монахи льют свечки сами? – спросила она.
          – Да, в монастыре есть станок для выделки свечей, а старый монастырь имел собственный свечной завод, который выполнял заказы Приморской епархии, – уточнил Максим. Завод монахи построили в 1900 году по настоятельной просьбе архиепископа Евсевия. Благодаря его указаниям были изысканы средства на закупку у частного завода машин, фитилей, беленого воска. Вот только мастер, который согласился за определенную контрактом плату наладить производство свечей, был мобилизован в армию. Послушник монастыря внимательно присматривался и изучал секреты мастерства у прибывшего на завод китайца, и затем стал сам доучиваться, да и других научил. Пасека монастыря насчитывала 600 ульев, при входе в монастырскую аптеку и на пасеку висели одинаковые таблички с надписью: «Посещение – только с благословения настоятеля монастыря». Монахи посадили много сирени душистой, акации белой, липы трех сортов. В монастырском саду, где весной размещали пасеку, было две тысячи фруктовых деревьев. Начало развитию пчеловодства в обители положил трудник, пожертвовав два улья. До открытия завода свечи обходились для церквей по 45 рублей за пуд, а после открытия – 35 рублей. Завод был поставлен в лощине, обращенной на юг и защищенной холмами и дубовым лесом, так как для обелки воска нужна солнечная сторона и тихое место.
          – Это в распадке сопок,  между санаториями «Изумрудный» и «Жемчужина»? Кажется, в одном из четырех строений завода потом открыли первую Курортовскую школу, – спросила Виктория, остановившись у могилы старца.
          – Да, верно, – ответил Максим, – кстати, наша школа входит в список ста лучших школ России.
          – А вы, молодые люди, местные? – спросила старушка, стоявшая на коленях за оградкой у могилы батюшки Варнавы.
          – Что-то хотите узнать, бабушка? – участливо обернулся Максим.
          – Я-то сама с Уссурийска, да вот хотела спросить, есть ли у этого Святого батюшки родственники?
          – Знаю, что его жена Лидия Владимировна умерла, детей у них не было, но любовь и заботу они отдавали племянникам Павлу, Александру и племяннице Зинаиде.
          – А где они проживают-то? – выспрашивала старушка, кряхтя, поднимаясь с колен.
          – Нет, не знаю я, бабуля, надо у монахов спросить, – сказал Максим, помогая ей встать на ноги.
          – Погоди, погоди, милок, - спохватилась она, – святой землицы возьму, говорят, помогает при хворобе.
Старушка поднялась, истово перекрестилась, поцеловала крест, поклонилась в пояс и куда-то торопясь засеменила. Вдруг она остановилась, оглянулась и сказала Виктории: «А ты, девонька, кого недавно потеряла, скоро найдешь».
Вика остолбенела в недоумении, через секунду очнулась, но старушки уже и след простыл.
          – Как это понимать? – удивленно спросила она у Максима.
          – Не знаю, время покажет, – уклончиво ответил Макс, – постой, я поищу ее, расспрошу, –  предложил он и пробежал вниз к воротам, но вскоре увидел, что старушка села в джип.
Максим бросился было догонять его, но машина развила такую скорость,  что он даже не успел разглядеть номер. Макс вернулся, застал Вику, сидящей на скамейке. Вид у нее был печальный, на ресницах дрожали слезинки. Он растерялся, не зная, как следует себя вести, какие слова найти, чтобы успокоить девушку и не проявить осведомленность о ее беде. Но, Вика сама справилась с нахлынувшими чувствами и улыбнулась:
          – Что Бог ни делает, все к лучшему, – тихо произнесла она и, перекрестившись на крыльце, вошла в храм. Она подошла к иконе Пресвятой Богородицы и замерла. Ей казалось, что рядом нет никого, только она и Дева Мария, которая внимает ее горю.
   
Домой возвращались по лестнице, на середине которой дорогу им перегородил ствол упавшего кедра. Его мощные корни были выворочены из земли.
          – Странно, – подметила Виктория, – по логике вещей, он должен упасть в противоположную сторону. Какая же сила заставила кедр рухнуть таким образом?
          – Ураганный ветер, – объяснил Максим, – которого не было в этих местах никогда, кроме лета 2013 года. Смерч вывернул с корнями или сломал много могучих деревьев. Заметила, у подвесного моста, на берегу протоки разбит новый сквер, а раньше там росли столетние амурские бархаты и ясени. Одно дерево, резко упало, перебило крепление троса подвесного моста, по которому в это время бежали люди. К счастью, обошлось без жертв.
          – А ты видел это жуткое явление?
          – Нет, в это время я уехал в командировку во Владивосток. Когда вернулся, поселок не узнал. Аглая говорила, что они с Янчиком тоже за два часа до начала урагана собирались идти на речку купаться, но дела задержали дома, и, слава Богу, – рассказывал Максим, помогая Вике спуститься по склону, чтобы обойти упавшее дерево.
          – Макс, еще у храма хотела спросить, а почему эта странная бабушка назвала батюшку Варнаву святым?
          – Отец Варнава был духовником Владивостокской и Приморской епархии. Для многих являлся восприемником при монашеском постриге. Старец обладал  смирением, большим терпением, принимал все с благодарностью и нас учил так же поступать, не просто словами учил, а примером жизни. Мы тянулись к нему, как первоклашки к первому учителю и сегодня относимся с благоговением ко всему, что касается батюшки. Многие стремились попасть к старцу за советом и молитвенным участием. Не каждого священника хоронят у алтаря храма.
          – А где батюшка служил до того как попал в Шмаковский монастырь?
          – Здесь, на Дальнем Востоке, с 1957 года в городе Партизанске, в церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Посвящение в монахи он принял только после смерти жены, в 1990 году, а в 94-м стал насельником и духовником Свято-Троицкого монастыря. Я когда его первый раз увидел, было ощущение, что знал всегда, как будто он мой родственник. Потом он нас с Аглаей крестил.
         – Да, Аглаю тоже батюшка Варнава в этом храме крестил?
         – Ну да, и первое причастие совершал, и крестик освящал.  Когда бы мы ни приходили на службу, он сам звонил в колокола. Лестница звонницы видишь, какая крутая. Вот в 1997 году он с нее и упал, получил травму, перешедшую затем в рак. Такой диагноз врачи поставили спустя два года после операции. Болезнь была уже в той стадии, когда ошибка в диагнозе практически исключена. Тогда батюшка и собрался в последнее паломничество по Святой Руси, несмотря на то, что врачи категорически запрещали, и епископ не давал благословления. Когда благословление было получено, батюшка со своими спутниками в 1999 году побывал в Москве, и в Троице-Сергеевой, и в Пскова-Печерской лавре, и в Дивеево. А когда прибыли в Одессу, там настоятель монастыря поселил батюшку в келью, где раньше жил святой праведник Кукша – бывший исповедник отца Варнавы. И, как рассказывала паломница Екатерина, произошел там такой случай: женщина держала на руках плачущего младенца. Никак успокоить его не могла. Стала она слезно просить батюшку: «Помолитесь – ребеночек погибает!» Наклонился над ним Варнава, стал молиться, ребеночек потихоньку, потихоньку – и успокоился.
По возвращении в Москву, батюшка попросил показать его докторам. Врачи Российского Центра Онкологии признаков рака не нашли. Лето батюшка провел у моря во Владивостоке и снова вернулся в монастырь. Но годы брали свое. 18 января 2000 года, во время всенощного бдения на праздник Богоявления отец Варнава умер. Заупокойную службу в монастырском храме Преображения Господня вел епископ Владивостокский и Приморский Вениамин в сослужении  двадцати священников. Похоронен игумен Варнава за алтарем Преображенского храма.
      
Ступени лестницы привели Макса и Викторию на территорию военного санатория, к фундаменту монастырского храма, сгоревшего в 1918 году. Алтарная часть фундамента была огорожена заборчиком, и там установлен крест.
          – Нужно уже поторапливаться домой, – с сожалением сказала Вика, – я обещала Аглаи присмотреть за Яном.
          – Давай пообедаем и возьмем Янчика прогуляться, потому как времени в обрез, скоро уеду в Находку, а еще много чего нужно тебе рассказать, – предложил Максим.
          – Отлично! Договорились. Спасибо, Макс, сегодня столько интересного узнала, – благодарно произнесла Вика, прощаясь, – до встречи.