Зов крови

  Подспудно у каждого человека где-то в глубинах подсознания, на уровне генной памяти хранится страсть к добыче, к жизни на воле, на природе.          Современная жизнь накладывает свой отпечаток, эта ежедневная суета и на работе и в быту, масса забот и стрессов просто размывает в подкорке многих, этот извечный зов крови. У оставшейся части человечества этот зов неугасим, и никакие блага цивилизации или жизненные неурядицы, не в силах остановить этот зов предков, ибо предки были добытчиками, благодаря чему и выжили.

  А сейчас одни из нас любят истинную охоту, другие помешаны на рыбной ловле, третьи обожают «тихую» охоту, ходить по-грибы, иные ходят на любимые ягодные места. Но все вместе они все равно охотники. У этих людей просто заложена программа добытчика, и от нее никуда не деться.
Где бы такой человек ни жил, он всегда испытывает душевное томление и тягу к воле, будь то лес или горы, ширь степи или безбрежное море.
Только вольный ветер и дикая природа приносит душевный покой и наслаждение.

  Видимо этим и можно объяснить ту страсть, которая манила и гнала меня из дому в лес и в поле, по болотам и озерам еще в ранней юности и не оставляет равнодушным к себе всю жизнь. Кроме этого большое значение имеет влияние близких людей на воспитание в духе любви к Природе. Для меня таким человеком был отец. В молодые годы он сам увлекался и рыбалкой и охотой, любил читать, и был неплохим рассказчиком. От него я впервые услышал об охоте на тетеревов на току. Променяв два мешка пшеницы на бельгийскую двустволку, увлекся охотой. Отыскав тетеревиный ток, что для любого охотника как дорогой подарок, ранней весной по мартовским рыхлым сугробам, еще ночью добирался он в дальний колок за 10 километров от дома, наугад выходил на ту единственную поляну и замаскировавшись, лежа на снегу, ожидал рассветного часа. Как правило, три-четыре косача составляли добычу.   
 
  Эти рассказы, красочно описанные во всех подробностях, просто завораживали детскую душу. Очаровывала сама возможность прикоснуться к этому чуду – быть одним на один с живой природой, чувствовать ее дыхание и голоса, ночные шорохи и невидимые нежные прикосновения.

  Никогда не забуду единственный выход на охоту вместе с отцом, который состоялся в начале моего охотничьего опыта.
  Это был конец августа примерно 1969 года. В этот год зима была не многоснежная, а лето жаркое и поэтому достаточно воды было лишь на некоторых озерах и болотах. На них и сосредоточилось к осени все пернатое население в округе. Осенняя охота как всегда открывалась в конце месяца. В этот воскресный день я пропадал на озере за селом, наблюдая за редко перелетавшими стайками уток, напуганных меткими выстрелами в зарослях камышей на середине водоёма. К обеду на берегу появился Генка, знакомый парень с соседней улицы. В руках у него было новенькое ружье, которое поскрипывало таким же новым ремнем. На пару кругами ходили мы по берегу, но дичь была в недосягаемости, а лодки не было. На нашу радость к берегу подкатили подгулявшие спецы из гидрологической  экспедиции, на амфибии. Быстро оценив ситуацию к взаимному удовольствию, мы пополнили экипаж и ринулись вплавь. Все бы ничего, но амфибия наша оказалась «дырявым корытом». Дважды набрав воды по колено, мы возвращались на берег, в результате потратив массу времени, добыли одну лысуху, на этом день и закончился. Стерев до крови пятки в промокших кирзовых сапогах, к вечеру явился я домой. В это время отец тоже вернулся с охоты. Он с соседом целый день провел в Калиновке на местном водоеме, уток было много, но близко не подпускают, и подкрасться невозможно, берега голые. Обилие дичи и ее осторожность в дневное время – не давали покоя. После ужина отец предложил пойти в ночь. Дважды приглашать не требовалось. Бегом сбегал к соседу одолжить берданку и пяток патронов в придачу. И вот на закате мы выступили.
 
  Я как на крыльях впереди, ощущая на плече приятную тяжесть почти настоящей винтовки, отец неторопливо шествовал следом. Путь нам предстоял не близкий. Пока вышли за околицу, солнце село за горизонт. В низинки потянулся голубой дымкой легкий туман.
  Густые сумерки опустились на отходящую ко сну землю. Дорогу до Калиновки мы знали хорошо. Просёлок вёл нас среди пшеничных полей и луговин, прохладная роса упала на травы.
В вечерней тишине с разных сторон доносились знакомые с детства крики перепелов: «подь-полоть, подь-полоть». Тихо переговариваясь и внимая первозданной музыке Природы, мы ходко двигались к цели нашего путешествия. Тем временем наступила ночь, на темном небе проявились первые звёздочки. На пути нам встретилось небольшое болотце, поросшее рогозом, окружённое молодым осинником и зарослями ольхи. Охотниками оно почти не посещалось и вообще о нём мало кто знал. Но мне это болотце было знакомо с детства.

  Я любил уединиться на природе и, затаившись, наблюдать за ее жизнью. Бывало летом пешком или на велосипеде я добирался до этого болотца, подкрадывался бесшумно к самой воде и, спрятавшись среди ветвей ольхи, опущенных до воды, часами слушал крики куличков, бегающих по грязи, шорохи вибрирующих крыльев стрекоз, пение лягушек и стрекот кузнечиков по травянистым берегам. Больше всего завораживала близость диких уток, казалось, протяни руку и можно их потрогать, прямо на воле. Матерые кряквы с подрастающим выводком не спеша ныряли и плескались у меня под носом, дефилируя туда-сюда. А у меня от этого зрелища сердце готово было выскочить из груди. Боже – как я сожалел, что не имею возможности приобрести фотоаппарат. Так хотелось все, что я наблюдаю, заснять на плёнку. Будучи уже взрослым я при первой возможности обзавелся фотокамерой и не расстаюсь до сих пор. Основная тема съёмок, конечно же, - природа, натура. Иногда ходил на охоту с фотоаппаратом вместо ружья, но это была фотоохота.

  Добравшись до знакомого водоёмчика, мы решили остановиться. Зная, что здесь всегда жили утки, а кроме того прилетали укрыться, напуганные после открытия охоты, и с других озёр, мы решили остановиться. Небо затянулось тучами, изредка в просветах мелькал молодой месяц. С берега было слышно, что дичи много, всё кишело – доносились вскрики, всхлипы и хлопанье крыльев, иногда над зарослями поднимался и падал неясный силуэт. Всё это волновало, но толку никакого. Ближе к полуночи всё затихло.

  В полной тишине мы молча сидели, отдыхая на кочках. И вдруг в глухой тьме послышались какие-то неясные звуки в вышине, через короткое время прямо над головами послышался шум больших опахал, которые гнали потоки воздуха к земле, затем донёсся нежнейший звон сотни маленьких серебряных колокольчиков. Очарованные этой небесной музыкой, её волшебными звуками, мы сидели, как заколдованные. Когда с ближнего пшеничного поля раздалось сдержанное гоготанье, всё стало ясно. Это стая гусей, невидимая в ночи, бесшумно планировала на посадку, рассекая мощными крыльями воздух, и каждое пёрышко звенело колокольцами.

  Отдохнув, мы двинулись дальше. Дорога прижималась к опушке бесконечного околка, повторяя все его изгибы и повороты. Начал накрапывать дождь, дорога заскользила под ногами. Так под шум усиливающегося дождя мы добрались до места.
  Глухая ночь плотным покрывалом накрыла всё вокруг. Мы знали, что дичь рядом, что её много, но как её взять? Может быть, вспугнуть?
Тем более так хотелось пострелять из берданки. Я сделал пару выстрелов наугад, выстрелы были резкими и хлёсткими, чисто винтовочные. Бой у берданки очень кучный, благодаря малому калибру. Верхушки срезанного камыша фонтаном подбросило в воздух, но ни одна утка не взлетела. Побродив вокруг водоёма по грязным берегам, на которых негде было даже присесть для отдыха, мы решили не дожидаться утра и двинулись обратно к заветному болотцу в надежде на утреннюю зорьку. Сказано – сделано, обратно так обратно.

  Нудный, моросящий дождь не прекращался. Обратная дорога показалась мне гораздо длиннее, ноги разъезжались по грязи, берданка уже оттягивала плечо. Впереди были те же 12 километров обратной дороги. Теперь я медленно брёл позади, почти сутки на ногах без отдыха сделали своё дело. Перед рассветом дождь прекратился. Я всё чаще просил отца остановиться передохнуть, но он торопил меня, чтобы до рассвета вернуться на наше болотце и выбрать выгодную позицию. Когда я совсем выбился из сил, то стал садиться под ближайшую к опушке берёзу, прямо на землю, оперевшись спиной к дереву. Отдохнув минут пятнадцать, торопился вдогонку за отцом. Однажды только он остановился вместе со мной. Я сидел в полузабытьи, положив оружие рядом на землю, а он стоял рядом, оперевшись на ружьё и терпеливо ждал, когда я поднимусь, но подняться не было ни сил, ни желания.
  И вдруг из глубины леса донёсся трубный клич журавлей. Видимо какой-то зверь потревожил ночлег благородных птиц на глухом лесном болоте. Журавлиный крик подействовал как глоток бодрящего эликсира, быстро вернул к действительности. Я вскочил как ни в чём не бывало, свежий прилив охотничьего азарта погнал нас вперёд.
  Ещё до рассвета мы уже были на месте. Отец, нарвав травы и камыша, устроился прямо на пологом берегу, я на противоположной стороне уселся на высокой кочке. Устроившись, решили ждать рассвета…

  Проснулся я от громкого крика. Это отец кричал мне через всё болото. Открыв глаза и резко пошевелившись, я увидел, как вблизи от моей кочки несколько пар уток свечой взмыли вверх и с набором высоты пошли в сторону полей.
 Раздался выстрел, это отец стрелял в уток с дальней дистанции, но это был безнадежный выстрел. Солнце ещё не взошло, но было уже совсем светло. А дело было так. Как только я устроился поудобней, сон моментально меня сморил. Я так и уснул, сидя на кочке и крепко сжимая ружье в руках. Как я не выронил оружия, и сам не свалился в воду – до сих пор удивляюсь.

  Когда рассвело, оказалось, что все утки ночевали среди кочек в моей стороне, буквально у меня под носом. Я представил себе состояние отца, который видел дичь, но боялся стрелять, что бы не попасть в меня. Но когда утки стали поочерёдно взлетать и уходить на кормёжку в поля, он начал громко кричать, что бы разбудить меня. Не солоно хлебавши пошли домой.
  Солнце уже взошло, был понедельник 1 сентября. К 10 часам нужно было явиться на торжественную линейку в школу, но мне было не до неё. Полный впечатлений я, как убитый, проспал до обеда.

  У нас с отцом это была первая и последняя совместная охота. Для него это был последний выход. Для меня же это было началом большого охотничьего пути. Много позже я по достоинству оценил наш совместный поход. Ведь это был наглядный урок по поводу того, что охота – это большой труд, это и терпение и выносливость, и мастерство.
А самое главное – отец незримо передавал мне как эстафету свою любовь к охоте и Природе. И за это я ему благодарен до сих пор.