Жена писателя

ЖЕНА ПИСАТЕЛЯ

рассказ

- Не забудь, пожалуйста, забрать сигнальный экземпляр книги из издательства, - сидя за рабочим столом, я набираю на ноутбуке несколько слов и стираю их, снова набираю и снова стираю, - Хорошо?

- Да, конечно, - Рита шуршит у меня за спиной какими-то бумагами, - Но сперва я позвоню Берни и договорюсь с ним о презентации. А ещё нужно заплатить за дом, принесли счета...

- Ты успеешь всё? - я продолжаю зависать на одной строчке. Писать и разговаривать одновременно для меня — невозможно, но отрывать пальцы от клавиш тоже нельзя — уйдёт мысль, - Хочешь, я сам позвоню Берни?

- Нет-нет, не отвлекайся, - Рита приближается и проводит рукой по моей спине от лопатки к лопатке — туда-сюда, - Я сама всё сделаю, ты работай.

- Ладно, - я продолжаю смотреть в монитор, - Я люблю тебя.

- И я тебя люблю, - Рита целует меня в щёку, - Я побежала.

Едва за ней закрывается дверь моего кабинета, я наконец набираю слова, на которых зациклился, в последний раз и продолжаю писать. Я уже почти не слышу, как Рита спускается вниз по лестнице, как одевается, как потом открывает входную дверь и как ещё через пару секунд эта дверь захлопывается. Все эти звуки доносятся до моих ушей, но сознание не воспринимает их, не считая чем-то важным. Эти звуки я слышу почти каждый день, а иногда и по несколько раз в день, на протяжении десяти лет, и было бы по меньшей мере глупо прислушиваться к ним снова и снова. Мой мозг слишком занят работой. Я давно уже понял: делать два дела одновременно я может и способен, но делать это хорошо — не стоит и пытаться.

И вдруг мои мысли словно обдувает холодным ветром — внезапно, как не было уже многие годы — и я понимаю: я глубоко неправ. А как же то, что как раз сейчас я набираю строчки нового романа и в то же самое время рассуждаю о том, будто не могу выполнять два дела одновременно? Разве сейчас я не занимаюсь как раз этим? Одна часть моего мозга трудится над романом, а другая — философствует об устройстве писательского мозга.

И ещё я понял: я не отдаю себе отчёта в том, что пишу. Но в то же время я думаю об этом... Не могу не думать, потому что откуда иначе брались бы эти строчки? Но выходит так, что моё сознание лишь выбирает из кучи слов и фраз, возникающих где-то в подсознании, самые подходящие, верные, правильные, и я уже механически записываю их. Но основная часть сознания думает о чём-то другом, просто думы эти проходят где-то под поверхностью, чтобы не мешать работе над романом. И лишь сейчас они вдруг всплыли на поверхность, и я осознал, что труд мой — механичен, безжизнен, а жизнь угнетается им. Почему? Да потому что я решил для себя, что мой труд — главное в жизни, как в моей, так и в жизни Риты, потому что этот труд кормит нас, позволяет жить в доме, который нам  нравится, и носить одежду, в которой нам комфортно. Я превратился в машину, пишущую книги, и эта машина подавляет во мне человеческое...

Все эти мысли поражают меня так неожиданно и ошеломительно, что я убираю руки от клавиатуры и бессильно опускаю их на колени. Глаза отрываются от монитора — а ведь обычно это бывает два-три, от силы четыре раза в день, по крайней необходимости. Сейчас такой необходимости нет... Но и нет возможности продолжать работу. Занавес в моей голове, который скрывал от меня реальность и на котором я читал строчки, переносимые затем в ноутбук, вдруг поднялся, и оттуда на меня посмотрела жизнь, какой она была вокруг меня, а не внутри моей головы.

Мой взгляд, не прикованный более к монитору, начинает перемещаться по комнате. Я так привык к обстановке моего кабинета, что, казалось, могу с закрытыми глазами найти каждый сувенир, коими усеяны столики и полки, и каждую книгу, которых здесь тоже немало. Но сейчас я вижу всё это будто впервые — настолько давно я не разглядывал интерьер комнаты, в которой провожу 99% своей жизни. Единственное, что мне действительно привычно и хорошо знакомо — это полка с моими собственными книгами. Их там двадцать одна — самая первая, благодаря которой я стал известен, и по две книги на каждый последующий год работы. На них я смотрю каждый раз, когда утром сажусь за стол, и каждый раз, когда поздно вечером заканчиваю работу. Они — мои музы, мои батарейки, на которых я могу трудиться много-много часов. И чем больше этих книг на полке, тем мощнее моя энергия. Вернее, была мощнее... Но был ли во всём этом смысл?

Блуждающий мой взгляд натыкается на окно. Оно приоткрыто. Рита всегда открывает его утром, чтобы проветрить — потому что сплю я тут же, в кабинете - пока я умываюсь и посещаю туалет, и закрывает к моему возвращению в кабинет. Открытые окна — это посторонние шумы и сквозняк — факторы, отнюдь не способствующие сосредоточенной работе. Сегодня она, видимо, забыла это сделать. Вот, значит, откуда взялся холодный ветер, освеживший мой мозг.

Я встаю и подхожу к окну. Но вместо того, чтобы закрыть его, открываю шире и высовываю голову наружу — кажется, тоже впервые за много лет. Осенняя прохлада накрывает меня с головой. Нет, не скажу, что я не знал, что сейчас осень, но вот вспомнить месяц смог не сразу... Скорее даже догадался по холодному противному дождю, по унылым голым деревьям — вероятно, конец октября.
Освежившись с минуту — для меня и эта небольшая доза была более чем достаточной после столь долгого заточения — я принимаюсь ходить по комнате, разглядывая разные старые и знакомые, но давно не бывавшие в моих руках предметы. Окно я закрывать не стал, и постепенно в комнату начинают просачиваться звуки улицы: сперва лёгкий шум дождя, потом — звуки проезжающих время от времени автомобилей, и в конце концов — даже шаги редких пешеходов. Каждый раз, услышав автомобиль или стук каблуков, я как ребёнок подскакиваю к окну и смотрю на эти проявления настоящей жизни, которых я так давно был лишён. Выцветший красный зонтик проходящей по тротуару женщины кажется сейчас для меня знаменем Победы.

Познакомившись заново с обстановкой своего кабинета, я отправляюсь на прогулку по дому. Не могу сказать, что это легко, потому что интерьер дома для меня ещё менее знаком, чем интерьер моей комнаты. За всем в нашей семье следит Рита, она занимается хозяйством, ездит по магазинам, оплачивает счета, покупает одежду, в то время как я пишу книги, что было, чем оплачивать и на что покупать.

Наверное, это моя вторая прогулка по дому за последние десять лет. Первая была перед тем, как нам с Ритой купить его. Я тогда ещё только стал известен и получил гонорар за первую книгу. Сразу же сделал Рите предложение, мы поженились, купили этот дом, переехали... Что было в следующие десять лет я, конечно, помню, но помню так, словно их прожил не я, а герой какой-то книги, которую я прочитал. Или, может, написал.

Рита, помимо всего прочего, была моим литературным агентом и занималась изданием моих книг. Она же договаривалась о презентациях и всей прочей дребедени... Повторяю: я только писал.

Я десять лет сидел за компьютером и писал... - произношу я вслух, и меня начинает тошнить, - Нет, я превратился в компьютер, который сам умеет нажимать на кнопки.
Я как раз на кухне. Стаканы и тарелки глядят на меня так, словно видят впервые — я на них тоже. Чёрт знает сколько тарелок Рита перемыла здесь, пока я наверху писал свои книги, чёрт знает сколько кружек кофе она выпила без меня, завтракая здесь одна, чтобы не мешать мне работать... Я сейчас не узнаю даже чашку, из которой я ежедневно пью кофе, потому что я никогда не смотрел на неё. Я просто пил кофе, продолжая одной рукой набирать слова на клавиатуре. Чёрт знает сколько воды утекло вон в ту раковину за эти десять лет...

Я попытался вспомнить, во что сегодня утром была одета Рита, и, конечно, не смог. Я просто не мог этого знать, потому что я не посмотрел на жену, а продолжал набирать мёртвые строчки, списывая их с занавеса в моей голове...

Но теперь я оживаю, медленно, но неуклонно. Я пробудился от летаргии, в которую повергла меня ставшая маниакальной необходимость писать. И первое, о чём я подумал, сидя за кухонным столом — почему Рита все эти годы молчала и потакала мне? Понимаю, она сознавала, что мой труд приносит нам хороший доход, но неужели она была согласна терпеть такую, по-сути, наполовину одинокую жизнь ради меня, ради моих интересов? Видит Бог, я отлично знаю, что она отнюдь не корыстная женщина, поэтому было бы неправильно полагать, что она делала всё это ради денег. Конечно, жить красиво хочет и она, но это для неё не главное. Я долгое время был слеп в своём отчасти безумном творчестве, но слеп не настолько, чтобы не знать своей жены. За это, как и за многое другое, я любил её. Поэтому меня больше всего поразила не жертва, на которую она добровольно пошла, а то, что я всё это время даже не догадывался о том, что происходит под крышей нашего дома.

Теперь, сидя на просторной и светлой кухне, уютно и со вкусом оформленной Ритой (интересно, какую по счёту книгу я писал в те часы, когда она одна, не смея отвлекать меня, выбирала, в каком стиле обставить кухню?) - теперь я, пребывая в ошеломлённом, но, тем не менее, гораздо более трезвом состоянии, чем десять предыдущих лет, решил, что отныне всё изменится. Я не имею права так поступать с Ритой, даже если она сама не возражает против такой жизни. Во всяком случае, не возражает вслух. Я должен всё исправить, и не просто поменять свой образ жизни — этого слишком мало. Я обязан возместить Рите все потерянные годы.

И первое, с чего я решаю начать своё, так сказать, возрождение — это кофе. Сколько лет Рита варила мне кофе, приносила поднос в кабинет и тихо ставила на стол, стараясь не потревожить меня и не нарушить конвейер строчек. Поднос она ставила всегда на одно и то же место, и чашка, кофейник и молочник на подносе стояли всегда каждый на своём месте. Это позволяло мне самому наливать кофе в чашку и добавлять молока, поэтому мой взгляд ни разу не отвлекался на Риту.
Прошло целых десять лет, прежде чем я сам спустился на кухню — и вот я варю себе кофе. Получается редкостная дрянь, и после первого глотка я вынужден выплеснуть его в раковину. Но я научусь его варить. И непременно выброшу на помойку поднос, на котором Рита приносила мне кофе, и куплю новый — чтобы приносить кофе для неё.
Горя искренним желанием искупить свою вину, я тут же, на кухне, вырываю листик из блокнота и беру ручку. Я составляю список дел, которые мне нужно сделать в первую очередь.

1 Убраться в своём кабинете.
2 Помыть посуду после ужина.
3 Сходить в магазин и купить цветов Рите (самый большой букет, который будет)
4 Этот пункт напоминает мне о дожде, но дождь меня не пугает. Это даже лучше, ведь чем тяжелее искупать грехи, тем полноценнее искупление.
5 Что ещё? Ах, да:
6 Самому позвонить Берни, моему издателю, и договориться о презентации новой книги.

Последний пункт я решаю вычеркнуть прежде всего. Беру телефон (хорошо, что он стоит тут же, на кухне, прямо перед глазами, а то бы не знаю, сколько я искал его). Но в трубке царит тишина. Понажимав разные кнопки и так и не услышав гудка, я ставлю трубку на место и отправляюсь на поиски мобильника. Это оказывается гораздо сложнее, чем можно было представить. Свой мобильник Рита, конечно, забрала с собой, а мой... Его я не видел уже очень давно, да и зачем он мне?

Поискав для начала в кабинете, я выхожу в коридор и следую по нему, открывая все двери и заглядывая во все комнаты. Такой метод так же не приносит плодов. Уже отчаявшись, я решаю открыть последнюю дверь и, если мобильника нет и там, успокоиться на этом. За дверью оказывается шкаф. Едва я открываю дверь, с верхней полки на меня падает шляпа. Я поднимаю её. Это явно моя шляпа, но вряд ли я вспомню, когда носил её в последний раз. Зато шляпа напоминает мне о том, что можно сходить к кому-то из соседей и позвонить от них.

Шляпа лёгкая, летняя, но я надеваю её. Тут же, в шкафу, я нахожу плащ и ботинки.
Улица, на которой я не был так давно, встречает меня усилившимся ветром и отвратительным мелким дождём. Ветер начинает тут же закручивать полы моего плаща, и почти сразу промокают ботинки, но это ерунда. У меня есть цель, много целей - и я должен достичь их.

Отойдя на несколько шагов по дорожке, я вдруг слышу скрип позади и, обернувшись, с удивлением вижу, что от крыши крыльца оторвалась доска. Повиснув на последнем гвозде, она раскачивается на ветру. Невольно я пробегаюсь взглядом по всему фасаду, и странное зрелище предстаёт мне. Дом знаменитого и успешного писателя выглядит, мягко говоря, паршиво. Тут и там видны поломанные доски, сгнившие куски крыши, облезлые ставни. Заметно, что кто-то пытался подремонтировать всё это убожество и привести в более-менее порядочный вид, но усилия эти были, судя по результату, ничтожны. Как же так? Я помню, как всего несколько месяцев назад, кажется, летом, Рита говорила, что пришло время подновить наш дом и что она вызвала рабочих. И несколько дней после того я слышал стук и прочие звуки снаружи, которые, между прочим, очень мешали мне... И действительно, глядя на фасад, можно заметить,что кто-то пытался подремонтировать всё это убожество и привести в более-менее порядочный вид, но усилия эти были, судя по результату, ничтожны...

Постояв немного, но так и не найдя разумного объяснения увиденному, я разворачиваюсь и продолжаю свой путь.

Шлёпая по лужам в своих летних ботиночках, я иду вдоль улицы. Спешить мне не хочется, я слишком долго не был на улице, чтобы хотеть поскорее свалить отсюда. Я передумал обращаться за помощью к соседям — не хочется видеть их удивлённые лица, во всяком случае, сейчас. В конце улицы, помнится, был книжный магазин. Если мне повезёт, то он ещё работает и я смогу позвонить оттуда. Да и вдруг захотелось потешить своё самолюбие, полюбоваться на свои книги на магазинных полках — а в том, что они там есть, я ни минуты не сомневаюсь.

Я иду, с любопытством поглядывая по сторонам, и, наверное, похож сейчас на человека, у которого не всё в порядке с головой... Но, впрочем, я и не могу утверждать обратного. Я только избегаю смотреть на окна соседских домов, чтобы не наткнуться на чей-нибудь случайный взгляд.

Магазин я замечаю ещё издалека. Кажется, вывеска на нём изменилась, хотя не могу утверждать наверняка, но, во всяком случае, магазин, судя по всему, работает. Это уже хорошо.

Приблизившись, я вижу на двери табличку «Открыто». Открываю дверь и захожу внутрь.

За прилавком стоит девушка в широком красном свитере и раскладывает по полочкам карандаши. Кроме неё здесь, кажется, никого нет. Услышав, что кто-то вошёл, девушка оборачивается и приветствует меня улыбкой. Должно быть, постоянным клиентам она ещё говорит что-то вроде «Добрый день, мистер такой-то», но я-то клиент очень непостоянный... Мне её лицо так же незнакомо, и даже если она работала здесь десять лет назад (хотя, скорее всего, тогда она ещё училась в средней школе), то я просто не запомнил её.

- Добрый день, - вежливо говорю я, - Какой чудесный день, не правда ли?

Улыбка на её лице тускнеет, она смотрит на стекающую с меня и образующую на полу небольшие лужицы воду, потом поднимает на меня недоуменный взгляд.

- Не обращайте внимания, я слишком давно не шутил, разучился.

Она снова улыбается, но уже не так добродушно, как в первый раз. Но мне всё равно. Мне нужна улыбка только одной женщины, и сюда я пришёл как раз затем, чтобы заработать её.

- Могу я позвонить от вас?

Ещё раз оценив мой внешний вид скептическим взглядом, девушка кивает:

- Телефон в подсобке, но посторонним запрещено туда входить, так что я принесу его сюда, подождите минутку.

Она делает пару шагов к двери, возвращается обратно, закрывает на ключ кассу и, посмотрев на меня взглядом, говорящим «Меня не проведёшь», исчезает за дверью в подсобку.

Пока девушки нет, я осматриваю полки. Первым делом подхожу к стеллажу с новинками, но там, как я и предполагал, моих книг нет. Последняя вышла полгода назад, так что в новинках ей делать нечего.

Однако не оказывается моих книг и на стеллаже «Лидеры продаж», и это уже странно — признаюсь, я ожидал там увидеть как минимум одну.

Осмотр ещё нескольких стеллажей так же не помогает, и своих книг я упорно не нахожу.

Возвращается девушка в красном свитере и приносит телефон. Поднимая трубку, я спрашиваю у девушки:

- Будьте любезны, скажите, где у вас стоят книги Джордж Ньюкема? Я не смог их найти.

- Не припомню такого автора... - отвечает девушка после небольшой паузы, - Что он пишет?

- Книги... - немного нервно отвечаю я, - Романы разных жанров.

- Вы уверены, что они могут быть в нашем магазине? Эта фамилия мне совсем не знакома.

- Значит вы очень плохо знаете современную литературу. Я написал двадцать одну книгу, все они, начиная с первой, имели успех. И если их нет в книжном магазине, так тут может быть только одна причина: их раскупили до единой.

- Простите, мистер Ньюкем. Я не знала, что это вы.

- Пару лет назад в вашем магазине проходила презентация моей книги, насколько я помню.

- К сожалению, я работаю здесь первый год, поэтому не помню вас... Извините.

- Ничего страшного, я вас прощаю, - слегка улыбаюсь я, - Но всё-таки, будьте любезны, поищите, где у вас стоят мои книги.

- В магазине их точно нет. Если вы хотите, я могу посмотреть на компьютере в базе данных, возможно, их можно заказать.

- Да, пожалуйста.

Я набираю номер.

- Офис мистера Уиллера, - раздаётся в трубке голос секретарши.

Покопавшись в памяти и так и не найдя там её имя, я говорю:

- Добрый день. Я хотел бы поговорить с мистером Уиллером.

- К сожалению, мистер Уиллер сейчас отсутствует. Могу я что-то ему передать?

- В принципе, я могу перезвонить позже... Когда он появится в офисе?

- Боюсь, что не раньше, чем через неделю. Он в отпуске во Флориде.

- Я немного растерян. Как же в отпуске, если он должен помогать в организации презентации моей новой книги?

- Если вы назовёте себя, я передам, что вы звонили, - предлагает секретарша.

- Да... Передайте, что звонил Джордж Ньюкем.

- Мистер Ньюкем? - голос на том конце провода кажется удивлённым, - Хорошо, я передам, что вы звонили.

- Да, пожалуйста...

Я даже не успеваю договорить, как в трубке раздаются гудки. Не очень-то вежливое обращение с одним из основных авторов издательства, думается мне.

- Мистер Ньюкем.

Я кладу трубку на место и поворачиваюсь к девушке в красном свитере.

- Да?

- Я посмотрела в базе... У нас числится только одна ваша книга, «Глиняный человек», но она поступила ещё в 2004 году, а за последние несколько лет не было продано ни одного экземпляра.

- Что? - вырывается у меня, - Вы шутите, да? Мстите за мой никчёмный юмор? Не стоит...

- Нет-нет. Можете посмотреть сами... - она снова улыбается и кивает на монитор компьютера.

Но я не хочу туда смотреть. По лицу девушки мне и так ясно, что она не шутит.
Девушка, видимо, тоже видит в моём взгляде что-то такое, что прогоняет её улыбку.
С вами всё в порядке, мистер Ньюкем? - спрашивает она и делает шаг ко мне.

-Может быть принести вам воды?

- Я ничего не отвечаю. Воды? Лучше свежего воздуха...

Медленно я разворачиваюсь и иду к выходу. На пороге я бросаю последний взгляд на девушку. Может всё-таки шутка?

Нет, она серьёзна, как президент перед присягой.

И это по меньшей мере странно.

Уже не глядя по сторонам, я бреду обратной дорогой. Мой энтузиазм сильно поубавился, если не сказать больше. Что же происходит? Как объяснить всё то, что я только что узнал? Ответ, как ни ломай голову, не приходит...

Подходя к дому, я останавливаюсь на минуту и снова осматриваю фасад дома. Внезапно меня посещает догадка, но она настолько неприятная, что я невольно морщусь, словно съел что-то жутко кислое.

Оказавшись в доме, я не чувствую того душевного подъёма, который ощущал каких-то полчаса назад. Да, это мой дом, я прекрасно сознаю это, всё тот же дом, в котором мы с женой прожили десять лет. Но события последних тридцати минут заставляют меня взглянуть на всё по-новому. Иначе. Не так безразлично, как было прежде, но и вовсе не так воодушевлённо, как хотелось бы.

Честно говоря, я не знаю, что и думать. Появляются мысли, одна другой абсурднее, и каждую я отвергаю. Но понимаю, что ответ в итоге окажется в сотню раз неожиданнее, чем все эти мысли. По сути, разгадка уже начала формироваться у меня в голове, но, чтобы подтвердить или опровергнуть её, нужно кое-что проверить.
Я поднимаюсь в свой кабинет и сажусь за стол. Закрываю, не сохранив, открытый файл с романом, захожу в интернет. Пишу в поисковике «Джордж Ньюкем». Выскакивает некоторое количество страниц...

Читая их одну за одной, я чувствую, как начинает кружиться голова. Я не могу видеть себя со стороны, потому что зеркал в кабинете нет — они здорово отвлекают от работы (да, и мужчин тоже), но мне кажется, что я бледнею. Во всяком случае, я чувствую лицом холодок, словно я прислонился им к оконному стеклу.

С экрана ноутбука на меня смотрели заголовки статей, посвящённых мне: «Быстрый взлёт — резкое падение», «Джордж Ньюкем — писатель одной книги», «Читатели сожрали книгу и закусили автором» и так далее... Содержание этих статей сводилось к следующему: в 2004 году я стал известен и популярен благодаря своей первой книге, но слава, пришедшая столь быстро, покинула меня ещё стремительнее. Читатели быстро охладели ко мне, увлекшись другими авторами, и издатели отказались печатать мои следующие книги.

Я поднимаю взгляд на полку с моими книгами. Двадцать одна книга, 10 лет работы... Где всё это? Что это? Что за чудовищная бутафория? Неужели я сошёл с ума от своей писанины и мне только почудилось всё, что было после того, как мы с Ритой поселились в этом доме? Но разве может такое быть? Я ведь писал книги, и книги эти не похожи на книги сумасшедшего.

Я протягиваю руку и снимаю с полки одну из них - «Жасмин и сирень». Открываю на первой странице: издана в 2009 году. Отрываю на последней: тираж — 300 тысяч экземпляров и прочие сведения. Моя книга. Я помню её презентацию. Я не присутствовал на ней лично — писал следующую книгу — но Рита провела всё и без меня и потом рассказывала мне, как всё происходило. Я отлично это помню. Как могло всего этого не быть?.. Вот же она, моя десятая книга, я держу её в руках, вижу её, чувствую подушечками пальцев. Как её может не быть?

Внезапно новая догадка пронзает мой мозг. Я хватаю с полки первую книгу и открываю её на последней страничке. Сравниваю с той книгой, что держал в руках, и...

Да, так оно и есть. В «Жасмине и сирени» отсутствуют реквизиты издательства. Как я не замечал этого раньше? Почему это не бросилось мне в глаза?

Я беру остальные книги, одну за одной, и открываю их на последней странице: тот же результат. Только первая книга имеет официальные реквизиты издательства, на остальных же эти реквизиты отсутствуют, хотя и стоит название издательства.
Теперь мне всё окончательно становится понятно. То, о чём я начал догадываться ещё на улице, подтвердилось, можно сказать, на сто десять процентов.

И всё же в это нелегко поверить. Чрезвычайно сложно смириться с мыслью, что целых десять лет, которые прожил, вдруг оказались фарсом и бутафорией, а всё, что меня окружало — декорациями. Кто же тогда Рита — режиссёр моей никчёмной жизни?

Режиссёр, умело поставивший пьесу об успешном писателе, где в роли успешного писателя выступил писатель-неудачник. И этот неудачник даже не догадывался, что его жизнь — не более, чем спектакль для одного зрителя. А нужно-то было — только порыв свежего ветра из открытого окна.

Множество мыслей и чувств терзают меня. Так проходит несколько часов. Я снова погрузился в привычную уже летаргию, только сейчас я ничего не пишу. Просто сижу за столом и думаю. Думаю обо всём и в то же время ни о чём.

Мои мысли прерывает звук открывшейся входной двери. Затем слышатся шаги в холле — это Ритины шаги. Она пришла с работы... Или откуда-то ещё? Теперь я не знаю, что правда, а что — иллюзия. Из всего, что меня окружает, настоящим кажется только большой дубовый стол, за которым я сижу. Хотя я не удивлюсь, если окажется, что это вовсе не дуб.

Я сижу за столом до тех пор, пока шаги не раздаются на лестнице. Тогда я вскакиваю, я принимаюсь поспешно ставить обратно на полку свои книги... Или их макеты, кому как больше нравится. И когда Рита открывает дверь в кабинет, я уже снова сижу за ноутбуком и набираю текст — несколько последних слов. Набираю и стираю, набираю и снова стираю.

Открывается дверь, Рита переступает порог.

- Дорогой, я дома, - голос у неё радостный, - Посмотри, что я тебе принесла.

Я оборачиваюсь и вижу у неё в руках книгу. «Каждое утро» - золотые буквы на тёмно-зелёной обложке. Моя «новая книга».

Я улыбаюсь.

- Ну наконец-то, - встаю и подхожу к Рите. Беру книгу у неё из рук, - Думал, что не дождусь. Ты всегда приносишь мне радостные вести, - и я целую жену.

В конце концов, думаю я, это ведь главное: приносить добрые вести, несмотря ни на что. Уметь радоваться не только в дни успеха, но и в годы неудач. Уметь заставить других радоваться тоже. Рита постигла это искусство сполна — так почему бы не постичь его и мне?

Я уже больше не сажусь за ноутбук в этот вечер. У нас есть традиция, она была все эти годы: в день выхода первого экземпляра новой книги мы празднуем. Тихо, скромно, по-семейному.

Вот и сегодня, где-то час спустя, мы сидим у камина, пьём вино, едим оливки и разговариваем. Рита рассказывает мне новости из мира живых — так я это называю. И я вдруг понимаю, что я — счастлив. Рядом со мной человек, который готов ради меня на нелёгкие испытания. Но теперь я вернулся, теперь и я снова принадлежу миру живых. Я тоже готов делать всё, чтобы моя жена была счастлива.

За окном шумит осенний ветер, в камине весело потрескивают дрова. Целых десять лет я не чувствовал себя таким счастливым, не смеялся так от души и не пил такого замечательного вина.

И я ещё даже не догадываюсь, что в той книге, которую сегодня принесла Рита и которая теперь лежит на столике недалеко от меня — в ней на последней странице стоят реквизиты издательства. Все до единого.