28-Месть

Отрывок из романа "ПО КРАЮ"



  К началу 1980 года Эркин вместе с Машей и Эриком  полностью перебрались на Иссык-Куль. Эркин купил дом в селе Покровка Джеты-Огузского района и сразу начал работать шофёром в местном ПМК. Маша же, чуть позже, устроилась учительницей младших классов в школе. За день  до Нового года они приехали  ко мне во Фрунзе и встречали этот замечательный праздник в тесном кругу моих, а теперь и их друзей.


После Нового года я с Александром и Игорем уехали в Хакассию. В Хакассии мы пробыли два месяца, улаживая конфликты возникшие с правоохранительными органами ещё в прошлом году.
Вернувшись из Хакассии в начале марта в Киргизию я почти сразу же опять уехал в Ташкент к Мише Волкову, претворять в жизнь одну его интересную идею, касающуюся разбивки плантаций и выращиванию опиумного мака, в скрытых от любопытных глаз правоохранительных органов местах, в  горах. Идея эта была многообещающей. Наш рынок сбыта к восьмидесятому году разросся настолько что только одного Иссык-Кульского опиума было недостаточно для его насыщения.


В Ташкенте я пробыл до середины мая. За это время мы подобрали людей готовых выращивать в горах опиумный мак, для нас. В эти же дни мы приняли ещё одно важное решение о создании подпольной лаборатории по переработке опиума сырца в другие более серьёзные наркотики. Лабораторию эту, после многочисленных дебатов, решили обосновать недалеко от Ташкента в городе Чирчик. Подбором персонала для работы в этой лаборатории я поручил  заниматься Веденееву. Должен сказать что сам я, как это не удивительно, понятия не имел как из опиума можно было делать к примеру: такой наркотик как героин. Я его даже не видел ни разу. И только осенью, когда лаборатория заработала, и из Чирчика доставили во Фрунзе первую небольшую партию этого товара, упакованного в небольшие целофановые пакетики, я увидел как он выглядит. Не имел я понятия и о том (разве только понаслышке) как такой сильный наркотик действует на человека и что он чувствует приняв его.   
Сам я никогда наркотики не употреблял. Не употребляли их и все мои друзья, за исключением правда Александра, который иногда покуривал анашу. Я часто ругался с ним из-за этого. Но заставить его отказаться от этой пагубной привычки так и не смог.


От него то я и узнал, что героин является одним из самых крепких наркотиков из семейства опиатов. Что привыкаешь к нему молниеносно, всего за три, четыре укола. И что соскочить с иглы-практически невозможно.
    -Дело в том,- как-то объяснял он мне,-что от героина появляется не только психическая, но и физическая зависимость. Наркоман, не ширнувшийся вовремя, испытывает страшные боли в суставах, у него поднимается температура, появляется рвота и он вполне может даже «загнуться» в этот момент. Ну, а что касается ощущений непосредственно после укола, то тут кайф непередаваемый. Вначале тебя окатывает такая ласковая, нежная, жемчужная волна. Потом в тебе появляется чувство эдакой полной защищённости от злого, внешнего мира. Временами даже кажется что ты всё ещё находишься в утробе матери и тебе настолько уютно и тепло что хочется находиться там вечно. Жаль только что все эти ощущения быстро проходят и со временем, если ты хочешь вновь насладиться этими ощущениями, приходиться всё время увеличивать дозировку, а это опасно, так как от передозировки можно запросто «сыграть в ящик».   
    

Что же касается других наркотиков, скажем морфия или кокаина, то тут картина несколько иная. К ним, конечно, привыкаешь тоже быстро, но всё же не с такой скоростью как к героину. Впрочем, ощущения после введения в организм морфия, чем то похожи на ощущения после укола героином. Но только похожи, а не идентичны. А вот кокаин это совсем другое дело. Кокс это благородный наркотик. После него ты чувствуешь себя самым сильным, умным и хитрым. На других взираешь с превосходством и лёгким презрением. Все кажутся тебе слабыми и глупыми.  Такое, присущее каждому нормальному человеку чувство как страх, полностью исчезает.
   -Хочешь допамин-нюхай кокаин!-говорят опытные наркоманы. Жаль только что он довольно быстро разрушает слизистую оболочку  в носовой области, отчего постоянно сопли текут,-рассказывал он.- Наркотиков вообще то существует великое множество. Всех я и не знаю. Да и зачем? Мне к примеру хватает нашего обыкновенного, среднеазиатского ручничка. Говорят что если его курить в меру, то он даже в какой-то мере полезен и...
 -Ладно, не рассказывай мне басен,-прервал я его тогда. – И учти, если когда нибудь у тебя съедет «крыша», то навещать тебя в психушке я не буду.
 

 В середине мая, закончив с делами в Ташкенте я вылетел самолётом в Алма–Ата и погостив там у Юры Гаврилова  несколько дней вернулся во Фрунзе. А на следущий день, после моего возвращения, где-то в середине дня, ко мне приехал Александр. Я сразу почувствовал, как только он вылез из машины, что случилось что-то нехорошее. Так оно и оказалось.
    -Эркина застрелили. Вчера. Вечером. В Покровке,- запинаясь от волнения, стараясь не глядеть мне в глаза, тихо произнёс он.
Внутри у меня всё онемело. С минуту я стоял тупо смотря на него не в силах произнести ни единого слова. Потом меня прорвало.-Кто?!!-заорал я заходясь в истерике, схватив правой рукой ни в чём не повинного Александра за горло.-Кто?!!
С трудом оторвав мою руку от своего горла, он задыхаясь и кашляя отбежал от меня в сторону, а я упав на колени посреди двора завыл. Завыл жутко, как раненный, издыхающий волк. 
            

     Тем временем Александр, немного оправившись от испуга, бросился в дом и вытащив на кухне из холодильника бутылку водки, вновь выскочил ко мне во двор. Вылив почти всю водку в большую, эмалированную кружку из которой я обычно поливал цветы растущие во дворе , он сунул её мне в руки. Выпив водки я немного успокоился, но только снаружи. Внутри у меня по прежнему всё разрывалась от душевной боли и боль эта была просто невыносимой.
      

    В тот же майский день я, Александр и Игорь выехали в Пржевальск. В Пржевальске, заехав к Кухтину и забрав его с собой тот час же направились в Покровку. К Покровке подъехали  затемно. Остановиться решили у Миши Апыхтина. К Маше, в дом Эркина, я не пошёл. У меня просто не хватило бы духу, по крайней мере сегодня, переступить порог этого дома,   
   За ужином Миша подробно рассказал нам, как в тот злосчастный вечер всё произошло.
Мы, то-есть Эркин, я и мой знакомый, из посёлка Михайловка, Назаралиев  Нурлан  сидели в ресторане. Ну.., разумеется выпили. Выпили совсем немного. Потом заказали цыплят,-рассказывал он.-Цыплята оказались настолько невкусными что невозможно было есть и мне пришлось попросить официантку заменить их каким нибудь другим блюдом. Она отказалась. Тогда Эркин потребовал принести ему жалобную книгу. Она опять отказалась. Началась ссора.   В принципе это была даже не ссора, а так, обычная словесная перепалка. В ходе этой перепалки она обозвала нас вонючими алкашами. Эркин разозлился и в свою очередь назвал её ресторанной шлюхой. 
В это время из кухни вышел повар и подошёл к нам. Я был с ним знаком. Хороший мужик. Он выслушал нас и ни слова не говоря заменил нам цыплят на пельмени. А минут через десять, когда мы уже заканчивали с пельменями, он опять подошёл и предупредил что Сонька (так звали официантку), вызвала милицию.
   

  -Вы бы ребята смывались, а то как бы вас не загребли. У этой суки в милиции мент имеется с которым она уже полгода как путается, так что лучше будет если вы уйдёте,- посоветовал он нам.
Ну, мы его за совет поблагодарили и тут же встав пошли к выходу. Вышли на улицу. Закурили. К ресторану тем временем подкатил жёлтый милицейский газик. Из газика вылезли три мента. В этот момент на крыльцо ресторана выскочила эта паскуда и показывая на нас пальцем стала орать как недорезанная:-Вот они! Вот они! Пьянь! Подонки! Проституткой меня обозвали!
Менты, конечно, сразу бросились к нам и давай руки выкручивать. Мы начали сопротивляться.  Тогда один из них, в погонах лейтенанта, «пушку» вдруг вытаскивает  и бац в воздух. Запугать нас падла наверно хотел?! Ну, Эркин ему в это время по рылу и въехал. Крепко, надо сказать, въехал. Он аж к машине отлетел и «пушку» свою выронил. Эркин эту «пушку» поднял, на предохранитель поставил, ему протянул и спокойно так говорит,-На. И больше не балуйся. Не то задницу надеру. Понял?!


Лейтенант ничего не говоря «пушку» взял, предохранитель отщёлкнул и в упор курва, два раза прямо по нему... Одна пуля попала в грудь, другая в горло. Умер он не сразу, но пока подъехала скорая он уже затих... Н-да, такая вот нехорошая история. Теперь этим Сагымбай, наш старый знакомый, занимается. Его недавно прокурором назначили. Лейтенанта этого он, конечно, посадит. Жаль вот только Эркина этим не вернёшь...
      

 Этой ночью мне так и не  удалось сомкнуть глаз до самого утра. А утром, как только рассвело, я направился к тому месту около ресторана где был убит Эркин.
Ресторан был ещё закрыт.
   -Вот здесь это произошло. Эх Эркин, Эркин! Ну зачем тебе нужен был этот кураж?! Зачем ты отдал ему пистолет?!  Лучше бы уж закинул его куда подальше,- думал я стоя на невысоком, бетонном крыльце ресторана.-Теперь тебя нет, а Маша с Эриком остались одни. И как я теперь буду глядеть в их глаза?-я знал, что Маша если и не знала точно чем мы занимаемся, то уж догадывалась кое о чём безо-всякого сомнения.
   

  -В это время дверь ресторана запертая изнутри, открылась и на порог вышел среднего возраста мужчина в белом поварском колпаке и халате.
   -Вы кого-нибудь ждёте?-спросил он меня окинув с ног до головы подозрительным взглядом.-
-Если ждёте пока откроется ресторан, то не ждите. Сегодня у нас санитарный день. Впрочем если хотите позавтракать, то можете сделать это в столовой. Столовая тут недалеко на центральной улице. Сразу за базаром. Сейчас её как раз откроют. Так что если желаете...
            -Спасибо. Что ж делать нечего, раз такое дело придёться идти в столовую,- сказал я спустившись с крыльца, и медленно побрёл через базар на центральную улицу. Войдя в ещё пустую в этот ранний час столовую взял порцию из трёх котлет, хлеба, какао и присел за столом около окна. Есть не хотелось, но всё таки я  заставил себя проглотить одну котлету, выпить какао.
Котлета была ужасной, какао ненамного лучше. 
 

 -Так,-подумал я, с отвращением отодвигая  подальше от себя тарелку с двумя оставшимися котлетами и стакан из под какао, в сторону.- А теперь, хочу я того или нет, надо зайти к Маше. Только вот что я ей скажу?! И что она скажет мне..?
       Я сидел так, за столом в этой столовой, ещё долго. Сидел бесцельно глядя через мутное, покрытое пылью окно на улицу и всё никак не решался встать, выйти и направиться к дому в котором жили Маша с Эриком.
Наконец, поборов свою нерешимость я всё-таки встал, вышел на улицу. И уже подходя к дому со знакомой ажурной, чугунной калиткой подумал запоздало:- Надо было купить конфет для Эрика. Чёрт! Как это я забыл?!
    

    Маша как я и ожидал, встретила меня с нескрываемой холодной враждебностью. Под её взглядом мне стало до того зябко, что я задрожжал как в ознобе.
      -Мне очень жаль... Маша. Поверь мне,-сказал я глядя в сторону, чувствуя как неприятно покалывает сердце.
   -От твоей жалости Эркин не воскреснет. Твоя жалость приносит смерть,-сказала она. –Зачем ты пришёл? Уходи! И никогда больше не появляйся в моей с Эриком жизни! Я ненавижу тебя!-её глаза глядели на меня так как будто я был исчадием ада.- И на похороны, я очень прошу, не приходи.
 Хорошо. Не приду,-пообещал я понимая что это конец. Что теперь мне никогда больше не дано будет увидеть ни её, ни моего крестника,
 

   Эркина похоронили двадцатого мая. А двадцать пятого мая, Маша с сыном навсегда уехали на её Родину в Забайкалье.
Мстить милиционеру и официантке вызвавшей милицию, до похорон моего друга, я не стал. И только после того как его похоронили я решил, что время мести наступило.
Начали с официантки.  В ночь с двадцать первого на двадцать второго мая затащив её в машину, когда она возвращалась с работы домой, мы отвезли её в Тюпский район и спрятали в подвале дома одного из наших людей.


С милиционером было немного посложнее. Дело в том что жил он не в Покровке, а в небольшой деревушке рядом, где каждый каждого знал. От работы в органах милиции до окончания следствия, он был естественно отстранён и в самой Покровке почти не появлялся. Поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи Сагымбая, который вызвал его повесткой в прокуратуру.
Между прочим Сагымбай пытался отговорить меня от мщения таким крутым способом, который был задуман мною.
  -Пять лет я ему всё равно припаяю. И мне кажется этого вполне достаточно. Зачем же обязательно убивать?-уговаривал он меня, наверное вспоминая тот ужас который ему самому, несколько лет назад пришлось пережить, когда он сам попал к нам в лапы.
-Нет, Сагымбай,-возразил я.- Забрав жизнь моего друга, этот мент нанёс мне такую глубокую рану, которая уже не заживёт никогда. Поэтому он должен сдохнуть! И чем быстрее это случится-тем лучше! Кровь-за кровь! Понял?! Так что готовь повестку.
               

   Ровно через два дня, двадцать шестого мая, в три часа дня, недалеко от районной прокуратуры, мы наконец взяли этого типа. Взяли без труда. Он сам залез к нам в жигули, после того как его позвал, якобы сообщить что-то очень важное для него, Миша Апыхтин.
Выехав с ним за пределы Покровки в безлюдное место мы  вначале избили его, затем связав запихали в багажник машины и также как эту курву Соньку, доставили в Тюпский район. К шести  часам вечера он уже коротал своё время в подвале, в её компании.


Весь следущий день мы провели на одной полузаброшенной пристани на Иссык-Куле в поисках лодки. Лодку мы нашли. Нашли также два монтажных ремня и две гири, по тридцать два килограмма каждая. Всё это, было мне нужено для исполнения смертного приговора, вынесенного мною убийцам Эркина.
В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмого мая, воткнув им в рот по кляпу мы вывезли их на пристань. Вывезли в багажниках двух машин. Перед этим, я лично, застегнул на них ремни и защёлкнул металлические карабины с цепями на гирях.


Когда мы начали грузить их в лодку, то догадавшись для чего были предназначены ремни с гирями, они оба впали в обморочное состояние и пришли в себя только тогда, когда лодка была уже, примерно, в трёхсот метрах от берега.  Первым выбросили за борт мента. Он сразу же камнем пошёл ко дну. За ним после короткого интервала, последовала и Сонька.
    

  А через несколько дней, в начале июня, уже уезжая назад во Фрунзе, я заехал с ребятами на Покровское кладбище и стоя около могилы моего друга мысленно попросил у него прощения. Прощения за его преждевременный уход из жизни. В том что случилось, считал я тогда и считаю сейчас, была очень большая доля не только его собственной, но и моей вины. И я был уверен если бы Эркин хоть на минуту воскрес то непременно простил бы меня. Простил хотя бы потому что я отомстил за него. Отомстил с изощрённой жестокостью, что впрочем, не принесло мне душевного удовлетворения и по сей день.