2012. Раб системы. Глава 1

Посвящается Дарье Ластовенко

15 декабря, суббота

Всю ночь я не мог заснуть. Меня уже вторую неделю мучили кошмары. Несколько раз, едва задремав, я просыпался в холодном поту. Так неприятно першило в горле - наверное, я снова простыл. Уже дважды за эту зиму.
Я дождался рассвета, так и не сомкнув глаз. Всё думал и сверлил глазами потолок. Подумать только, через неделю его не будет. Меня.. не будет.
Поднявшись в 6:50 без будильника с адской головной болью, я заварил себе кофе и включил телевизор.
Честно, знаете, никогда не внимал тому, о чем говорят в новостях, хотя смотрел их регулярно. Слушал каждый раз, но никогда не запоминал, для меня это были лишь тонны ненужной информации. Ведь я всего лишь среднестатистический офисный работник и мне вовсе не обязательно знать, сколько стоит барль нефти или унция золота; мне не интересно, сколько денег у Тома Круза; мне не интересно, на сколько возросла ипотека, ведь я все равно никогда не смогу купить новую квартиру. В общем, никогда не слушал. И не слушал бы впредь, если бы не роковое 21 декабря. День, когда оборвутся все провода.
Либо я просто был мазохистом, которому доставляло удовольствие слушать во всех аспектах о том, что через каких-то семь дней он утонет в горящей лаве, либо сам покончит жизнь самоубийством, либо еще что-то такое, от чего человеческий разум заходится... Я не знал этого. Зато знал другое – я хочу дожить столько, сколько отведено. Ни секундой меньше. Как скоро бы не настал этот чертов Конец.
Моя бы воля – я дожил бы до ста лет. А может и больше. Я так хотел жить... И теперь, когда мне остались считанные часы – я знаю, что не жил. Существовал. Я тратил свободное время на бесполезную экономическую литературу, которая, как оказалось, мне в жизни так и не пригодится. Я смотрел в небо и думал о годовых отчетах, а не о том, насколько оно красиво. Я, черт возьми, вообще не мечтал. И вот, я доживаю свои последние дни. Я не достиг ни–че–го. Почему? Почему все это происходит со мной? Ведь я еще так молод…
Нужно идти на работу. Первая мысль, что посетила меня, отсеяв этот возбужденный бред, была довольно странной: «А стоит ли вообще идти работать?». Тем не менее, я собрался, сделав все, чтобы не разбудить жену и дочь. Только, выходя, я так неосторожно хлопнул дверью и тут же, резво спускаясь по лестничной площадке, горько об этом пожалел.
Придя в офис, я снял верхнюю одежду и осмотрелся. Яркий электрический свет резал мои не спавшие и часа глаза. Честно говоря, на месте оказалось намного больше сотрудников, чем я ожидал увидеть. Всем хотелось дожить эти дни максимально «по-человечески». Но едва ли кто-то сохранял спокойствие. А по мне было видно, что я спокоен? Я не бегал кругами, не кричал как сумасшедший. У меня не было на это сил, я не спал. Всё, что я чувствовал сейчас, это головную боль и то, как пальцы подергиваются от нервов. Я видел ужас в глазах своих коллег. И это всё сильнее давило на меня.
Они сейчас напоминали мне марионеток, которые бестолково и бессмысленно двигаются по чьей-то воле. Будто бы они сами не испытывают никакого желания совершать какие-то действия, и кто-то просто дергает их за нитки. Представьте только, мой штат – это одна большая марионеточная фабрика. Их лица застыли, будто посмертные маски. Они больны, зажеваны и раздавлены. Это все проникает в меня, пронизывает меня, я так боюсь заразиться этим. Я не хочу умереть уже сейчас, когда у меня еще есть в запасе время...
Время. Это то единственное, что на самом деле имеет ценность и смысл. В конечном счете, только оно у нас и есть. И его крайне, крайне мало. Как жаль, что я понял это только сейчас.
В моей голове сейчас роилось столько мыслей, что, по-моему, им стало тесно. Но в висок будто долбилась одна самая глупая, очевидная и смешная:  кому вообще нужна теперь моя работа? Кто придет сейчас сверять счета и платить налоги? Я сжал пальцами переносицу и нервно усмехнулся.
Случай критический. То, чего так боялись все геологи, физики, обыватели и экстрасенсы. Это чревато всемирным хаосом, я знал. Остановятся все фирмы, биржи, мировые компании. Ничего нельзя будет ни купить, ни продать. Эта последняя неделя обещала превратиться в ад...
Я мгновенно оборвал себя на этой мысли. Опершись на локти, сжал пальцами виски. Окончательно вгонял себя в ужас... Мои мысли хватались за каждую мелочь, как будто нарочно выбирая самое жуткое, что может случиться, и, не успев выстроить логическую цепочку, перескакивал на другую мысль, как правило, еще более леденящую кровь.
За весь рабочий день ни я, ни кто-либо другой не принес никакой пользы на рабочем месте. Что было вполне объяснимо. И только одна молодая девушка, недавно пришедшая к нам на работу, усердно стучала по клавишам, печатала документы, отвечала на телефонные звонки. И каждого звонящего чуть слышно просила в трубку: «Пожалуйста, успокойтесь».  В общем, трудилась изо всех своих сил. Я в смятении подошел к ней и спросил:
- Зачем ты так трудишься? Кому это нужно…
Она, казалось, сделалась еще более бледной, чем была до этого, и пошевелила тоненькими дрожащими губами:
- Мне нужно кормить семью. У меня двое маленьких детей.
Не найдясь, что ответить, я просто прикрыл глаза и кивнул.
Черт возьми, как так... О каком честном труде может идти речь СЕЙЧАС? Если бы моей дочери было нечего есть, я бы ограбил, убил, но достал. Да, именно из-за таких как я миром сейчас правит хаос, но черт… Эта система в голове людей она работает даже сейчас... Когда все рушится вокруг, этот механизм все равно функционирует...
Если бы даже мир наш и дальше существовал, или, по крайней мере, никто не сказал бы нам, что Солнце взорвется, все равно ничего бы не изменилось. У людей нет навыка борьбы, выживания. Ни у кого их почти не осталось. Есть система, черти бы её драли, система – система утоления базовых потребностей и подчинения – всё! Да-да, я и сам был частью этой пресловутой системы, маленькой шестеренкой в этом огромном человеческом механизме, все мы были, но сейчас я понял... Я прозрел, твою мать. Даже имея в запасе миллионы лет – эти люди всё равно не остановят эту машину, эту гигантскую, бессмысленную машину. Они никогда не будут заниматься тем, чем они действительно хотят. Они никогда не избавятся от комплексов и социальных страхов. В рекламах по ТВ ведь нет такой пропаганды. Они никогда не сменят монотонную, рутинную работу, потому что они даже не знают, что так можно. Весь мир поработила система. Система страхов, инстинктов и всяческих благ, если вдуматься, в сущности, излишних. И даже перед страхом смерти этот механизм не останавливается... Люди не знают, как жить иначе.
Это так дико. Ведь вот он – человек – уязвимый, живой человек, но ему всё на этой планете дано, чтобы жить: воздух, чтобы дышать, вода, чтобы пить, ноги, чтобы ходить – всё! И можно бежать, лететь, куда захочется, пробовать всё, что хочется, в общем, жить! А они сидят в офисе и покупают телевизоры. Ведь это так скудно и глупо... Это обидно, мы ведь наделены тем, чем не наделено больше ни одно живое существо – разумом. Ему можно найти невообразимое применение...
Меня затрясло от этого озарения. А потом я снова упал с небес на землю, с грохотом ударившись о сегодняшнюю действительность. Мне стало невыносимо горько и пусто. Будто внутри меня образовалась большая чёрная дыра.
Я заправился антидепрессантами и пошел домой.
Я решил пойти пешком. Оживленная улица, прохожие, дома и машины – все было словно в легкой дымке. Я уже осознал, что переборщил с таблетками. Я встряхнул головой и зажмурился.
Мне вдруг стало казаться, что я много теряю, преодолевая расстояние от дома до работы на метро, такси, автобусе. Уже стемнело. Я шел дворами, в пальто нараспашку. Морозило к вечеру прилично, однако я расстегнулся. Было нечем дышать. Воздух казался таким приторным и тяжким. Я мучительно ослабил шарф, обволакивающий шею. А в горле все так же першило... Впервые не погрузившись в бухгалтерию, я поднял глаза в небо. Закопченное московское небо. Оно отливало свинцом и сгущало свои краски на востоке. Небо, исполосованное самолетами, полное жизненно важного кислорода, которого мне сейчас так не хватало в легких.
Паршивое самочувствие немного отвлекло меня от леденящих мыслей о том, что этого неба над головой скоро не будет. Меня.. не будет.
Поднимаясь по лестнице, я понимал, что сегодня меня ждет еще одна ночь без сна. Так страшны эти мысли, разъедающие изнутри. Всеобъемлющая, держащая меня в своих лапах, пустота. Дикое опустошение, понимание того, сколько ты можешь, но никогда этого не воплотишь. Такое чувство, что кровь в жилах замерзла и больше не двигается по организму. Я ощутил вредные мурашки по затылку, остановился на минуту, приложил два пальца к запястью. Пульс есть. Следовательно, я не мертв. Бред...
Я робко позвонил в двери. Несколько секунд спустя вспомнил, что у меня есть ключ, ведь я всегда носил его с собой. Тогда почему сейчас нажал на звонок? Я судорожно похлопал себя по всем карманам, но снова с опозданием вспомнил, что ключ всегда ношу внутри, в пиджаке. Но не было смысла доставать, Анна уже открыла мне двери.
Я лишь взглянул на нее, и мое сердце сжалось. По нее припухшим красным глазам не трудно было заметить, что она сегодня плакала. И не раз.
Мы не сказали друг другу ни слова. Нам было одинаково страшно.
Я слегка удивился, когда она решила спать отдельно, хотя я ее вполне понимал. Несколько страшило одно – я, один, в холодной постели. Лучше так, чем вздрагивать каждые полчаса и будить ее. Я сам справлюсь со своей истерикой. А ведь она массова... И живет в каждом, кто находится в этой квартире. В этом доме. В этом городе. На этой Земле.
Ночью я сидел на кухне с чашкой остывшего чая. Я хотел бы жить как обычно, не поддаваясь панике... Просто дожить свои последние дни достойно, не сойти с ума, не сожрать себя и не измучить семью.  Да, я понимал, что жить как обычно – чуть больше, чем невозможно... Это абсурд. Как после того, что ты узнал, можно жить как обычно? Кто сказал, что после этого вообще можно жить? По миру уже катится волна самоубийств…
Я снова погрузился в мысли. А что если... Вдруг все люди разом поняли бы важность и силу человеческого сознания? Если все разом поймут, что всё в этом мире возможно... Как же тогда будет функционировать система? Кто тогда будет продавать шмотьё, мыть полы и считать балансы? Если все устремятся путешествовать, искать себя и творить безумства? На чем будет держаться эта иерархия, что формировалась тысячелетиями? Сложно даже представить... Может быть, эта система не так уж и бесполезна. Я горько усмехнулся. Как мне жаль, что далеко не на все вопросы, которые сейчас волнуют меня, существуют хоть мало-мальски вразумительные ответы. Как все-таки непостижим этот мир... Еще вчера мне казалось, что вот, мне 25, и я знаю об этом мире всё, но... Как же я ошибался.
Я настолько погрузился в свои мысли, что потерял счет времени, гоняя ложкой чаинку в кружке.
Завтрашний день я посвящу дочери.
Перед сном я принял таблетку, чтоб хоть как-то сдержать начинающуюся ангину. Я заснул в начале второго, нутром чувствуя, что через стенку не спит жена. От перенапряжения мои веки закрылись сами.