джура- денщик

Писать о любви пронзительно, звонко, как только может быть, настигая вдогонку, когда бежишь за женщиной, вдруг, а она петляет, она бежит, так ноги подгибает, что думаешь, что как она бежит с такими кривыми ногами? Ноги тонкие-тонкие, на них мелькают пятки. С нее слетают ее сланцы, вьетнамки или тапки, она играет, она манит, как будто тянет тебя в засаду, валится в траву, озорно и дико смеется, падает как спелый плод-твоя награда, и к тебе прижимается, ты падаешь в ее волос влажный пух, пряным духом ее насыщаешься, по коже лезут жуки и букашки, тепло ее рук, как тебя она жмет, будто деточка мнет в чернильных руках промокашки, капли ее росы, слезы в ее глазах, словно бусинки, нет, не печали, а счастья, это все ее то, что реакция есть, и рефлекс, и ты не знаешь как на нее действует счастье и страсть, но ты ей начинаешь невольно заражаться. Увлекает тебя, и ты не предугадаешь, поверь, все, что делаешь вариативно, полиативно, ты сам гиперактивный, поступаешь ты с ней интуитивно. Оберёшься с ней столько хлопот, да ты падаешь в ее силки, словно в воздушно-песочные замки, она выпьет тебя всего, и сожмет и высосет кровь, как пиявка. В этом мысленном танце, как на алтаре, мы приносим себя будто жертву на заклание, в света светил серебре, нас истощает сила и карма желания. Она падает оземь, устала бежать, ты заламываешь ее, как березку, без серпа ее режешь, одежду на ней рвешь, жадно пьешь ее хлюпающие струйки и соки. Сок струится, пузырится в заскорузлых ладонях твоих, как кирза, шершавых и не отмытых, и она так умытая твоей слюной, вытертая спешно влажной травой, у которой так бешено ежится, сердится и топорщится сердце. Я не знал равновесия, в руках теперь без остатка все, что было и силы и веры, все что без спроса я брал, и чему доверял, принимал так долго за чистую монету. Мы в горячности, в этом любовном бреду. Я бреду с тобой, да без брода, ты даешь мне все то, о чем долго мечтал, то чувство безграничной свободы. Не могу оценить я весь риск от тебя, не могу просчитать все, как есть и с изнанки, все, на что я надеюсь и чем еще спасусь, тем, что мы друг для друга приманки. Как двойные агенты, и как шулера, что на зеленом сукне вечно спутают карты. Мы лежим с тобой в этом пряном шатре, на зеленой траве, скинули с себя всю обувь и одёжные ставшие ненужными тряпки. Источая себя. Все реакции навзрыд. Вздрагивания, ритм и спешка, все на лоне дикой великой русской природы, и все, что свершится за минуту в точку, сможет уйти, то ведь нас никогда не остудит. Нас обсыплет, как даром. Нам не удержать. Никакого для себя не стяжать равновесия. Если есть этот свет, будем только алкать, и о свете любви будем грезить. Будет разное солнце, разные миры, разноцветные сны, для меня, и для женщин. И я жалкий джура- денщик великой красоты, и от этого адски сжимается сердце. Против света я мал. Против силы я слаб. Против мира немног, но во мне бьётся сердце. И я только один только есть виноват, что хочу вечно есть, драться, греться. И зима в моем сердце не похожа на сон, и берут только изморози узорные жилки, возвращаясь к поляне нашей неневинной игры, я ставлю на тебя словно на «вилку». Ты со мной, в тебе страсть, будто сломался кран. Все течет, струей воды под напором жирно хлещет, и тобой произнесённый капризный вздор, и твои так бесстыжие голые, как и коленки, плечи. И с тобой не отдаю я себе отчет, все так спутано, неясно, дико, спонтанно, лихо, в жилы, как в шлюзы пущена спелая кровь, и слепа страсть, но некуда больше деться.