Не меняйте цвет крови. Глава 3. Трудные времена

    
               
               Глава 3
               Трудные времена


     В прихожей защебетала «птица» дверного звонка. Валентина вздрогнула от неожиданности, хотя очень ждала этого звонка. Почти весь день она не отходила от телевизора и только к вечеру вспомнила об обязанностях домохозяйки. Успела немного убраться к приходу мужа. Он сегодня пришёл с работы позже, чем обычно.   
     Торопливо просунув фартук через ручку духовки газовой плиты, молодая женщина быстро направилась в тесную тёмную прихожую. Сегодня перед тем, как встретить мужа, она не успела снять подаренный матерью тёмно-синий байковый халат большого размера (для живота беременной в самый раз, но в груди и плечах – велик), не завила плойкой рыжеватые волосы, а собрала их в хвостик и закрепила на затылке узкой серебристой заколкой со стразами. Сейчас тоже не подошла к трельяжу*, чтобы, как требовал муж, поправить причёску и подкрасить губы. Не посмотрев в дверной глазок, Валя небрежно дважды прокрутила замок ключом. Уверенная, что за порогом её Александр, распахнула дверь.
     - Саш, ты ещё не слышал? Сегодня стреляли по Белому дому в Москве. Представляешь, вчера людей расстреливали, а сегодня власть уничтожают. Что будет? Это война? – встретила мужа вопросами взволнованная беременная женщина.
     - Слышал, – войдя в тесную прихожую малометражки, спокойно ответил жене высокий, немного худощавый мужчина. Снял с себя польский бежевый плащ, нагнулся, быстро поцеловал жену. Вешая верхнюю одежду, уверенно сказал: – Не волнуйся, думай о ребёнке. Нас эти проблемы не коснутся.
     - Нас – нет? – с тревогой вглядываясь в мужа, спросила Валентина. Голос её задрожал: – Мне страшно одной, Саш. Я боюсь, что придут танки и будут стрелять. Куда мне бежать с животом? Я не смогу бежать, – женщина поддерживала руками круглый, как шар, живот.   
     - Не бойся, до нас танки не дойдут, – улыбнулся мужчина. Его холёная рука ласково потрепала маленький смешной хвостик на затылке жены.
     - Так рядом военный городок. Может, его бомбить будут и нас заодно, – неожиданная догадка ужаснула Валентину. 
     - Надеемся, что нас это не коснётся. – Александр обнял за плечи беременную жену, всё ещё стоя в тесной прихожей.
     Интонация, с которой Ланцетов произнёс эти слова, была настолько утвердительной, что женщина поверила мужскому слову. Она положила голову на мужнину грудь и облегчённо вздохнула. Женский вздорный хвостик пощекотал узкий мужской подбородок. Александр приподнял голову, и на продолговатом гладковыбритом лице засветилась радость.
     Валя, немного отстранившись от мужа, по-детски запрокинула голову и радостно объявила:
     - А я сегодня суп с клецками сварганила* на курином отваре. Спасибо моей мамке за курочку и лучок с морковкой.
- С клёцками . На бульоне. Запомни уже, – поправил жену Александр.
- Ну, да. – Валя смутилась, потёрла указательным пальцем кончик носа: снова забыла о договорённости с мужем. Повернув голову влево, заметила, что не перелистнула утром настенный отрывной календарь. Нервно рванула листок. Вот теперь порядок:
                1993
                октябрь
                4
                понедельник.
 
     Валентина отметила про себя, что муж сегодня в хорошем настроении: улыбается, быстро прошёл в ванную умыться и побриться перед ужином. Если он приходит с работы недовольным или уставшим, то обычно тихо идёт в маленькую комнату, которую они называют залом, берёт любимый журнал «Техника – молодёжи», плюхается в горбатое кресло и минут двадцать читает фантастический рассказ. Только потом умывается и ужинает, но разговаривает неохотно.
     Женщина остановилась в проёме двери в ванную, поддерживая руками выдающийся вперёд живот. 
     - У нас в деревне такой суп никогда не варили – больше щи готовили. Но я их как-то не очень… – поморщилась Валентина. – Больше любила бабушкину похлёбку. Она её томила в печке со свининой или курятиной. Я, бывало, после школы  сразу к ней шла на другую сторону деревни. Приду, сяду за стол, как примяхаюсь*  – за уши не оттащишь!
     Александр нахмурился. Ему не нравились народные выражения, которыми вдоволь заправляла свою речь его жена. Почти с первого дня их совместной жизни он пытался постоянно бороться с «крестьянскими корнями» жены, мягко подсказывая слова и обороты речи, свойственные образованным людям. Валентина с трудом усваивала уроки – и часто плакала в ответ. Месяца два назад она устроила настоящую истерику, после того как Александр прикрикнул на неё, услышав в свой адрес – «лизоблюд». Александру иногда даже казалось, что жена намеренно его злит, разговаривая на особом языке своей матери.
     А Валентина, видя только согнувшуюся мужскую спину над умывальником, не замечая недовольства мужа, говорила о том, как она отдохнула в деревне, вспомнила своё детство, погостив у матери в субботу. Сняв полотенце с железного крючка, Александр повернулся к жене.
     - Мамка позавчера говорила, что через две недели капусту срубит. Правда, в этом году осень тёплая, первых морозцев по утрам маловато, но уже пора подходит снимать капусту.
     - А морозцы тут причём? – безразлично спросил он.   
     - Так ведь от морозов горечь с капусты сходит. Иначе горчить будет. Вот салат свежий, к примеру, уже не захочешь есть, – со знанием дела пояснила Валентина. –  Городской – сразу видно: не разбираешься в хозяйстве, – усмехнулась она. – Сколько кочанов себе возьмём?
     - А где нам её хранить в маленькой квартире? – засмеялся Александр, проходя в кухню. Жена последовала за ним, чтобы накрыть стол.
     - Почему в квартире? В подвале, – напомнила Валентина.
     - А в подвал кто будет спускаться? – поинтересовался Александр, присаживаясь на табурет, обитый малиновым кожзаменителем. – Я не буду – не чернорабочий. Достаточно и того, что я сижу на табурете.
     - Значит, я буду спускаться? 
     - Ты – в положении, тебе опасно.  –  И мужчина тихо засмеялся, глядя на жену с половником в руке: она напоминала домоуправительницу из мультфильма «Малыш и Карлсон».
     - Подвалы не только в нашей общаге, но и в каждой пятиэтажке. И что, они только для чернорабочих? – не обращая внимания на смех мужа, продолжала молодая хозяйка. – Все в подвалах хранят разные банки, картошку, капусту…
     - А мы не будем, как все, – проронил Александр.
     - А как? 
     - Время покажет, – неопределённо ответил молодой глава семьи.
     Ребёнок внутри Валентины больно толкнулся, и лицо будущей матери исказилось от боли.    
     Александр наблюдал за женой, сидя за квадратом кухонного стола. Она как опытный повар общепита помешала большим половником содержимое белой эмалированной кастрюли, ловко зачерпнула им порцию бульона с клёцками и картофелем и наполнила до края глубокую тарелку, затем аккуратно добавила в неё ложку густой сметаны из пол- литровой банки. Александр любовался женой: своей хозяйственностью она очень напоминала ему одинокую бабушку-соседку Наталью Петровну, тоже невысокого роста, которая любила угощать его в детстве втайне от родителей своими кушаньями. Старушка считала, что без её участия в деле питания дети в интеллигентной семье умрут с голоду, довольствуясь, как птички, малой порцией на большом блюде.
     - Валя, сколько раз я просил тебя не наливать много, – с лёгким упрёком в голосе сказал молодой муж, когда перед ним уже стояла тарелка ароматного супа. –  И почему первое блюдо на столе? – удивился он. – Разве сейчас обед?
     - Прости, мне очень захотелось супа с курочкой, – румянец проступил на щеках молодой жены.
     Муж шумно вздохнул:
     - Ну, что же, будем есть первое на ужин. – И, немного помолчав, недовольно добавил: – Посмотри, как ты меня раскормила за три месяца. А что будет через год?
     - Зато на мужчину стал похож, – просияла Валя, приняв слова мужа как заслуженную похвалу.
     Александр взял ложку, подержал её в руке и положил на стол:
     - Перестань суетиться, давай поужинаем.
     Садясь полубоком за стол, Валентина раздражённо спросила:
     - Саш, объясни мне, чего Ельцин добивается? Зачем такая бойня?
     - Президент решил распустить Верховный Совет и Съезд народных депутатов, потому что эти органы мешают ему проводить реформы. Раньше с Гайдаром, теперь с Черномырдиным, – заметил Александр.
     - Какой толк от всех этих реформ? Народ совсем обнищал. Отец мой вообще не понимал, как в мирное время дело до карточек дошло.
     - Ельцин хотел через эти органы власти провести проект новой Конституции, а они не хотят принимать. В этом –  вся соль, – оживился мужчина. – Проект так продуман, что новая Конституция даёт президенту неограниченную власть в стране. Какие хочет реформы, такие и проведёт. Ельцин задумал в России капитализм взрастить, а Совет и депутаты – против.
     - И правильно, что против, – вставила Валентина.
     - Коммунисты говорят, что капитализм не для России. Давят на то, что семьдесят шесть лет назад частную собственность уничтожили, всё это время о народе думали, а теперь снова капитализм в свой дом нужно впустить. Не хотят, – с возмущением говорил Александр. – А ведь у них наверху давно капитализм процветает, а мы внизу прозябаем, работаем на них. Так пусть же для всех будет капитализм.
     - А нам с тобой что это даст? – пыталась понять Валентина.
     - Коммунисты всё в своих руках держат. Власть – это всё, Валечка: деньги, положение, хороший дом, уверенность в завтрашнем дне. Одним словом – счастье. Добровольно власть они не отдадут.
     - А нам до Горбачёва и Ельцина хватало на жизнь, – пожала плечами Валя. – Мать с отцом рассказывали, что до перестройки Горбачёва в совхозе зарплату получали каждый месяц. Огород свой в двадцать пять соток обрабатывали. Брат постарше меня на 6 лет, поэтому больше родителям помогал. Всё лето в картофельных грядках сидел. Осенью на огород загоняли совхозный трактор, картошку выкапывали, лишнюю родители продавали. Я уже молчу про лук, морковку, огурцы, капусту… – молодая женщина говорила всё громче. –  С огорода и овощника вдоволь питались. Кроме земли, сколько скотины держали. Продавали и свиней, и индюшек, и яйца с молоком. Городские интеллигенты всё раскупали. В общем, до ельцинского капитализма денег достаточно было. Родителям в то золотое времечко в совхозе жильё дали. Коттедж на две семьи. Да, что говорить… – нервно махнула рукой раздражённая хозяйка, замолчала и принялась есть остывающий суп.
     Проглотив несколько ложек, заговорила торопливо:
     - А сейчас, мамка говорит, что зря председательша творит в совхозе. Технику распродаёт в другие совхозы. Знает, что на отчётно-выборном собрании её разорвут в клочки, никто за неё не проголосует. Вот и обогащается напоследок. Сейчас частники сдают молоко в совхоз, а денег с гулькин нос получают. Наша корова даёт жирное молоко – почти 4,8%, а платят, как за 3,2%. Мать по ведру сдаёт каждый день. Прикинь в уме, сколько денег теряет. То же самое и у Андроновых, Ивакиных.
     Александр с удовольствием ел суп, расправлялся с курочкой, изредка поглядывая на жену.
     - Зачем в деревне капитализм? Не понимаю, – продолжала Валентина, забыв о еде. –  Сейчас только хуже стало. Зарплату не платят полгода. И так во всех совхозах, говорят. Вместо денег комбикорм дают в совхозе. – И оживилась: – Придумало совхозное правление по несколько поросят и телят раздать каждому работнику. Мол, кормить нечем в совхозе, пусть дома откармливают, а потом за это возьмут себе по одному поросёнку и телёнку. И что? А то, что это невыгодно, даже в убыток. Телят сколько нужно молоком своей же коровы поить, чтобы поднять? А мясо молочного телёнка на рынке не особо-то покупают. Больше свинину берут. Забьют телёнка, а с него мяса-то, считай, и нет – одни ноги-копыта и голова.
     - Ты ешь, а не разговаривай. Суп остынет, – ласково подсказал Александр.
     - Да я ем, ем, – быстро проговорила Валя. И продолжила возмущаться:- С поросятами ещё хуже вышло. Правление объявило, что с комбикормом поможет. А потом выяснилось, что людей обманули. Комбикорма нет, только зерносмеси остались. И их нужно  выкупить в совхозе. За свои деньги! Представляешь?
      Александр равнодушно кивнул.
      - Спрашивается: зачем такие труды, чтобы за них не получать деньги, а свои отдавать? – гордо выпрямилась на табурете Валя, словно задавала этот вопрос высокому столичному  чиновнику. – В городах люди покупают готовое молоко, мясо и ещё думают, что это дорого. Потому что не знают, насколько в деревне это дорого. Дороже дорогого. Мамка моя говорит, что на ферме воровство повальное началось.
     - А раньше не воровали? – усмехнулся Александр.
     - Воровство всегда было. Но сейчас стали воровать матери, потому что кормить маленьких детей нечем. У кого в семьях дети повзрослей, тех выручает своё хозяйство, скопом* работают на земле. А Гайдар с Ельциным, видно, хотели уморить побольше народу в России своей шокотерапией. Вот взять хотя бы наш город. То же, что и в деревне: люди кормятся со своих огородов.
     - Ну, это маленький городок. Здесь почти все выходцы из деревень: они привыкли работать в поле. Я из большого города. Из Тулы. Мои родители – интеллигенты в третьем поколении. Они не смогут работать в поле.
     - Значит, они умрут с голоду, – хихикнула женщина.
     - И чему ты смеёшься? –  мужчина пристально вгляделся в жену, прищурился, как будто хотел её лучше разглядеть. 
     - Вот ты злишься, – теперь вспыхнула и Валя, – а я всё-таки скажу тебе правду в глаза,  кому нужен капитализм в нашей стране. Вот такой интеллигенции, – кивнула она в сторону мужа, – которая работать не приучена. Какой от вас толк? Мой отец таких называл дармоедами и говорил, что правильно Ленин всех дармоедов сбросил с плеч народа. Ленин всех уравнял. Теперь опять дармоедов расплодилось видимо-невидимо. Засели по большим городам, как тараканы, там их не видно… по квартиркам. Сидят, как ты, и только учат… рабочих людей, как правильно говорить… нужно, – голос беременной женщины начал срываться, дыхание становилось сбивчивым. – Лучше бы работать научились! Вот кому капитализм… в России нужен – дармоедам.
     - Успокойся, не нервничай. Стоит ли копья ломать? – заволновался муж.   
     - СтОит, потому что мне обидно… – Валя задрожала. – Я уже не знаю, в каком поколении… крестьянка. И горжусь этим. Мне нечего стыдиться. Мои предки… ни у кого ничего не украли, а только… честно работали. И такие, как ты… ими брезгуют, не хотят даже переночевать… в их доме.
     - Я не могу жить в деревне, пойми... – хотел оправдаться Александр, но видя, что жена в сильном волнении, решил успокоить её. Беременная женщина очень ранима – как бы снова не началась истерика. Он взял маленькую дрожащую ручку Валентины в свои уверенные руки, спокойно погладил. Без спешки поднялся, переставил табурет, на котором сидел, ближе к Валентине. Обняв за плечи, привлёк жену к себе – и нежно поцеловал её глаза, лицо, губы:
     - Если ты так хочешь, поедем в деревню. В эти выходные. Только не волнуйся.
     - Мой отец говорил, – не успокаивалась Валя, – что никакие буржуи… нам не страшны, пока будет вместе… трудиться народ, будет… стоять один за всех… все за одного.
     - Мудрым человеком был твой отец, – отозвался Александр. – Жаль, я не знал его, когда он был жив.
     - Его все умным называли… – всхлипнула Валентина и вдруг разрыдалась, уткнувшись в подставленное плечо мужа.
     После ужина молодая пара включила чёрно-белый «Рекорд». Ждали каких-нибудь новостей. Заботливый муж разложил старенькую тахту, чтобы уставшая за день жена прилегла отдохнуть. Может быть, уснёт. А он подождёт, чтобы узнать, как развиваются события в стране. Вчера не досмотрел встречу между «Ротором» и «Спартаком» на чемпионате России по футболу. В половине восьмого вечера диктор «Останкино» объявил о прекращении программы: первый этаж телецентра был захвачен повстанцами. А в 22:00 показывали обращение Егора Гайдара к сторонникам президента с просьбой собираться у здания Моссовета. И – произошла новая битва.
     На работе сегодня тоже была схватка. Идеологическая, с кулаками. Беременную жену Александр поберёг, не поделившись своими мыслями: она и так напугана, а ведь ей скоро рожать.


  Трельяж — трёхстворчатое зеркало.
  Плойка – щипцы для завивки волос.
  Сварганить (прост.) – сделать, изготовить что-нибудь.
  Клёцки – кусочки теста, сваренные в супе.
  Примяхаться (обл.) – приникнуть к чему-либо.
  Скопом (разг.) - вместе, сообща.