Сибиряк

Алексей Петрович Хутдиков свои долгие 25 лет жизни прожил на улице русского революционера-анархиста Петра Алексеевича Кропоткина, что в городе Новосибирске. По счастливому стечению обстоятельств Алексей Петрович вовсе не замечал в себе революционного духа, а анархизму тем паче. А главное, не знал Алексей Петрович Хутдиков,  что он – сибиряк. То есть и название города и уроки географии в школе явно намекали ему, что он, дескать, не из европейской части России. Но, что он – сибиряк, просто смешно. Никогда об этом гражданин Хутдиков не думал.

Сибирь она где? Где тайга, медведи, нефть ключом бьёт. Пробежишь утром босой по свежему снегу, нефтью колодезной умоешься, крикнешь – а в ответ тишина (ведь ближайшее поселение в 589 километрах от тебя), медвежонка своего погладишь, с привязи спустишь, порезвитесь вместе, рыбы из реки руками начерпаете, заморозите её тут же, строганинки потом наедитесь, водки ведро выпьешь (для здоровьица, чудо как полезна), над чукчей посмеётесь, а там уже и спать пора. А коли не спится, то иди на двор сияние северное смотреть. Вот, где Сибирь! А тут что?! Новасибирск (как белорусы говорят). А коли спросишь белоруса, почему, мил человек, «а» вместо «о», он тебе ответит: «Потому что, как слышится, так и пишется». А уж если поинтересуешься отчего же тогда первая «о», а не «а». «Так это от того, что проверочное слово «новый», балда», - скажет тебе белорусский народ.
Не сибиряк, короче, Хутдиков, не сибиряк!

Начал путешествовать Алексей Петрович. По России. Но даже тут стали смотреть на него косо. Не признают за своего. В Москве, понятно, так и ведать про Новосибирск ничего не ведают. Пальцем на карте на Багамы показывают, потому что либо там были недавно, либо очень хотят. До Новосибирска им дела нет. Один москвич даже сказал Хутдикову и его приятелю: «А что это вы дружите вообще, ведь Новосибирск с той стороны Урала, а Томск с этой». Тут Петр Алексеевич впервые задумался, что для него не Новосибирск и Томск, а как раз Москва всю жизнь то и была с той стороны Урала, а не с его. Первый когнитивный диссонанс, так сказать, случился.

Позже поехал Алексей Петрович еще дальше. В Европы. Там народец еще глуше оказался. Говорить, что он с Новосибирска уж вовсе стыдно даже было. Ни один европеец названия города и повторить не сможет. На основе этих фактов, решил гражданин с улицы Кропоткина название своего города не упоминать, а просто говорить, что из Сибири он.

И это не смотря на то, что в Новосибирске мульены человек живут, и гремит город своей известностью. На весь мир гремит! Ух как гремит!

Наука! Знаете, какие там физики-ядерщики! Суровые физики-ядерщики, я вам скажу. Систему охлаждения для самого адронного коллайдера делали. Вот какие физики, да ядерщики в Новосибирске. Помните запуск коллайдера откладывали? Почему спросите? Да-да, правы вы, вышла из строя система охлаждения. Ибо нечего просто так протоны и тяжелые ионы по кругу гонять!

Еще театр оперы и балета есть. Знаете, чем он гордится? Тем, что на его сцену танк выехать может. В натуральную величину! Настоящий танк. Зачем танк во время балета, никто не знает, может что б мышиного короля загасить качественно… Новосибирцам видней.

Еще в городе Новосибирске улица Кирова в Октябрьском районе, а парк Кирова в Ленинском. Зато в Кировском районе есть знатный лозунг «Да здравствует то, благодаря чему, мы не смотря ни на что». Всё! Конец фразы. Транспарант бережно хранят, ухаживают за ним и реставрации учиняют.

Но, что это мы про Новосибирск, когда у нас история про Алексея Петровича. Стал, он значит говорить, что из Сибири приехал. Удивлялись этому каждый, кто на пути встречался. Все считали своим долгом сказать Алексею Петровичу, что в Сибирях его холодно и водку пьют. И разные шутки про это выдумывали. Если их сейчас начать рассказывать, то уснет наш читатель, честное слово. Хутдиков сначала оправдывался, что мол он водку не особо, да и летом жарко.

Но вскоре пригласила его к себе на работу одна зарубежная контора, он переехал жить в Европу, и от этих оправданий утомился. Наоборот даже, стал пользоваться своим положением.

Началось всё с простого. Алексей Петрович продлевал себе отпуск откровенным враньем. Говорил, что взлетная полоса оледенела и улететь никак нельзя. Так еще неделю дома на маминым пирогах сидел.

Потом начал подтрунивать над необразованными европейцами. Говорит: «Да-да, водку пьем вёдрами. Вёдрами родимую кушаем». И водка у него средь бутылок с вином и коньяком завелась. Исключительно, чтоб гостей привечать.

Шутки стал шутить крамольные. Мол, в Сибири только три месяца холодно, а девять месяцев очень холодно. Ха-ха-ха, как смешно. Медведь
 
Про независимость разговоры стали заходить. Каждый новый знакомец спрашивал господина Хутдикова не отделилась ли еще Сибирь от России, а если не отделилась то почему? Сначала Петра Алексеевича это шокировало и даже пугало. По региональной истории он учил, что было вроде в конце XIX века парочка полоумных, что у царя-батюшки автономии требовали. Царь-батюшка на них огромный сибирский кедр клал, после чего вроде никто и не отделялся. Да и не мыслимо такое было. Но и тут анекдоты пошли. А где анектоды, там Петр Алексеевич и над колонизацией всерьез задумываться стал. Чего это москвичи задорма его нефть колодезную хлебают?! Что они его родному городу дали, окромя театра с танком посредь сцены? Да и тот пленные немцы строили.

Как многие местные Алексей Петрович отпустил небольшую аккуратную бородку в силу модных тенденций.

Скучать Алексей Петрович стал. По салу. Да так скучал, что родственникам пришлось в каждую посылку хоть кусочек, да укладывать. От сала стал Хутдиков в весе набирать. Пузо появилось у Алексей Петровича и борода залоснилась.

Причем как только приезжал он домой, к себе на Кропоткина и живот тут же исчезал и борода как-то сама обривалась. Но стоило только в Европу вернуться, как вновь всё становилось по прежнему.

Дальше совсем страшно дело пошло. Борода перестала быть аккуратной и маленькой, а организовалась лопатой. Живот перерос поповский, а на голове из волос начала шапка-ушанка прорастать. Сама и независимо. И чем больше наш Алексей Петрович хвастался своим происхождением, тем пуще она росла.

А хвастаться было чем. Алексей Петрович возгордился своей сибирскостью. Он оказался просто достопримечательностью. Встретить сибиряка для европейца - это событие  дня. Не удивлюсь, если за ужином они рассказывают родственникам, что видели живого сибиряка. Хутдиков готовился давать автографы, интервью для газет и мечтал, что художник напишет портрет. 

В силу своей бывшей феодальной раздробленности европейцы просто уверены в том, что в Сибири есть сибирский язык. Человек с растущей ушанкой не переубеждал их, а наоборот начал на нем общаться и решил даже открыть школу сибирского языка. По его мнению, похож он был на медвежий. На просьбу сказать “привет” по-сибирски, Алексей Петрович просто рычал.

До того Алексей Петрович себя сибиряков возомнил, что конгресс таких же сибиряков решил организовать. И не где-нибудь, а в Лондоне. Чтоб статуснее было. Думал обсуждать проблемы сибирского языка и “Что нужно сделать, что все было ОКи?”, пригласить экспертов и показать инновационный продукт, про который он давно рассказывал местным европейцам - карликовый медведь на деревянном компьютере из 3D принтера поделки выпускает и на балалайке играет. Одновременно. Вот бы все порадовались!

В разгар подготовки, однажды утром проснулся Алексей Петрович и обнаружил, что окрамя шапки на его теле начал уже расти тулуп. Мыться в такой роскоши не хотелось и разнеслась вонь сибирского мужика по всему кварталу небольшого европейского городка. А при +10 мужику Хутдикову стало ужасно жарко. Он даже в обмороки начал падать.

Тут-то и побежала жена Алексея Петровича по врачам. Пришел доктор. Осмотрел внимательно, язык показать просил, по спине постучал.

- Сибирскость, - говорит, - наружу лезет. Уже третий такой за год.

На мольбы семьи, выписал парацетамол, охлаждающие маски на бороду и антидепрессантов родным.

- Больше ничем помочь не могу. Сибереет. Тут уж ничего не поделаешь. Попробуйте домой его свозить. Коллеги рассказывают, одному помогло.

И со словами “крепчайте” ушёл и просил больше не звонить.

Семья не долго думая свезла Алексея Петровича в Сибирь, пироги с капустой кушать. В самолет ели запихали, валенки весь проход заняли. Но и Сибирь-матушка уже не помогала. Не ровнялась борода, не слезала шапка. Уж и в баньке его парили, и к бабке-ведунье возили, лист лопуха прикладывали, рожу заговаривали, всё без толку. Сибереет. Стал только на сибирском изъясняться, водки требует на завтрак-обед и ужин, на медведя с охотой идти хочет. Не угомонить никак.

Повезли назад в Европу. Всё ж таки заграничная медицина всех сильней! Нашли пансион в Швейцарии. Дорогущий. Для таких же, осибиренных. Где-то высоко в Альпах на нетающем леднике, недалеко от Монблана, сколотили им деревушку сибирскую. С печами русскими, медведя в клетке завезли, летом комаров размером с сапог запускают. Самогонный аппарат смастерили, брагу тоже варят на угощение. В России такой курорт, конечно, и не сыскать. Березки даже высадили, чтобы было что заломать. Кушары организовали, куда бабенку затащить, коли охота придет. Да только женщины недугу этому не подвержены. Не сибереют они. Мужики только.

Последний раз Петра Алексеевича видели, как он топор взял побольше и пошел учить туристов уму-разуму. Знания истинные им в голову вколачивать. А нынче, говорят, припасов заготовил и труд какой-то пишет. Не то руководство по ловли лосося голыми руками, ни то декларацию о независимостях Сибири готовит. Горох его знает.