Как обычно

 Грубое небо натирало затылок. Не было солнца, не было звезд. Только материя, сковавшая перспективу, безветрие, полный штиль. Я шел на убыль. Без остановок, не торопясь. Шел на убыль. Из меня вычитали все, что было завоевано и прибавляли все, что захотели. Я не узнавал своей тени и боялся смотреть на руки. Хотя нет, все же иногда смотрел и не узнавал в них ничего от себя. Это были не мои костяшки, саднившие и сбитые. Не мои фаланги, длинные и с желтизной. Не мои ногти, с заусенцами и ободками мазута, короткие, обкусанные под самый корень.
 Об ногу упрямо бился желтый пакет. В нем была пища. Я нес ее домой и собирался есть. Шелест раздражал. Подстегивать себя доставляло удовольствие, но шелест раздражал. Я не знал, почему повторяю одно и тоже слово несколько раз. Убыль, убыль. Шелест, шелест. Шел и шел. Я проходил под мостами, большими вывесками с рекламой, машины катились и сигналили иногда. Дождь не спешил идти, но собирался. Я собирался идти вместе с ним. До самого подъезда. А потом бы, выбрал все продукты из целлофана, выпростал оплеванную желтизну в раковину, с парой барабанных перестуков и шоссе из воды на жестяном бочке.
 Над головою неба космос, а в нем - космонавты. Они парят в невесомости, и бросают обеспокоенные взгляды на Землю. Где у них есть собака, машина, брелок с инициалами космической организации, на которую они работают и которая платит им деньги, за пребывание там.Львиную часть времени они проводят в корабле, общаясь кивками и слушая новости о людях, то есть о самих себе. В этом, мы, в принципе, не особо отличаемся.
 У меня над головой грубое небо, натирающее затылок. И я бросаю обеспокоенные взгляды на него. Там у меня космос, темный и холодный, там у меня туманные планеты, по которым можно бродить в красном дождевике, там у меня пышущие оранжевым моря, с пустынными пляжами из черного песка и три солнца на каждую сторону. Не забыть бы купить крем против загара. Что может быть хуже, чем сгореть на малознакомой планете и ходить с облезшей кожей, боясь лечь или сесть. Там у меня всего очень много, а здесь - очень мало. Даже сна, который с каждым годом превращается все чаще в воспоминания о каком-то большущем, может детском, но сне, длящемся днями или неделями.
 Скрипит дверь парадного. Громкое "Здравствуйте" одной из соседок, которая любит бросать на лестничную клетку рыбьи головы. У пакета рвется ручка. Берешь его комком. Булькает недовольно бутылка молока и красногрудый помидор врезается до одури в рекламу супермаркета. Птичья трель. Это мой звонок. Кто пришел в гости? Я покормил кота? А ведь Наташа из офиса попросила починить ей принтер, а еще нужно замариновать мясо. В воскресенье едем на шашлыки.