МАРИЯ ХАУСТОВА.
Сборник рассказов «Такое разное детство»
1. Дед и Ирка…………………………………………………………1
2. Лэрик……………………………………………………………….7
3. Максимка…………………………………………………………15
4. Методы Малинова……………………………………………….19
5. «Правда»………………………………………………………….26
6. Сашкины мультики……………………………………………..31
7. Старшая сестра………………………………………………….33
8. Туфли из свиной кожи………………………………………….43
9. Урок черчения…………………………………………………...49
ДЕД И ИРКА
Знойное июльское утро в деревне Камышево началось с криков недавно проснувшегося деды Коли. «Опять дверь нарастопашку?! Да что ж это такое? Когда это закончится?!- бурчал седовласый мужичок невысокого роста.- Ирка! Опять всё у нас раскрыто! Вон мух-то, глянь, целая комната уж налетела!»
Ирка в это время сидела на крылечке деревянного дома и ковыряла гвоздём в старых ступеньках. «Опять орёт!» - подумала она. «Эй, сорванец! Хуже мальчонка ведь! Ну, где тебя носит?» - искал по дому свою маленькую внучку дед. Открыв входную дверь, он увидел худенькую сгорбленную спинку и растрепавшиеся чёрные волосы по плечи. «Хоть бы заплелась что ли…» - окинув взглядом Иринку, промямлил дед. «Заплетусь-заплетусь», - протараторила девчонка с оттопыренными ушами и, вскочив с места, побежала в дом. Она хлопнула дверью так сильно, что ту отчеканило обратно.
У большого старинного зеркала, окаймленного резным орнаментом, Ирка нашла расчёску и попыталась выпрямить сбившиеся волосы. Но пластмассовые зубчики не справлялись с густой шевелюрой Ирки. Они то и дело ломались и оставались в её голове. «Э-эх!- бесилась девчонка.- Да что ж такое-то!» Она схватила себя за заполстившиеся волосы и, разозлившись, начала их рвать. «Иришка! Иринушка! Что ж ты делаешь-то?- увидев разъяренную маленькую внучку, засмеялся дед.- Дай-ка мне. Я это дело сейчас мигом разгребу». Ирка опустила руки и со слезами на глазах подбежала к деду: «Ну, на! Попробуй, раз умненький такой!» «Садись перед зеркалом и жди! – подставив стул, сказал дедо Коля. Он быстренько сходил на кухню и, зачерпнув ковшиком воды из ведра, прибежал к Ирише.
Она покосилась на воду и спросила: «Это что ж ты тут делать со мной будешь?» «Что-что? Распутывать тебя сейчас будем! - пояснил он.- Давай свои лохмы сюда». Девчонка повиновалась и, отпустив голову ниже, стала ждать, что получится. Маленькими щепотками дедушка брал водичку из ковшика и поливал Иркину голову в тех местах, где видел запутавшиеся волосы, а потом той же щёткой, где не досчитывалось нескольких зубчиков, аккуратненько прочёсывал чёрные и густые внучкины волосы. «Ну что? Принимай работу!» – через пару минут проговорил Иркин дед. Девчонка подняла голову и посмотрелась в зеркало: тёмные локоны теперь равномерно лежали с обеих сторон её лица и даже закрывали смешные ушки. «Ой, дедо, спасибо!- с улыбкой на лице проговорила Ирка и тем же легким движением, как и всегда, она спрыгнула с места и убежала. «Ирка, а поесть?» – только и успел крикнуть ей вослед дедушка.
Жаркий день не давал Ирке сидеть дома, её так и тянуло к приключениям. Но где же их взять, когда живёшь только с дедушкой, да ещё и в малолюдной деревне. «Да… хоть бы друзья были… Да и тех еще заиметь не успела,- рассуждала про себя Ирка, спускаясь по склону берега к реке.- Скукота»! Босиком по зелёной скошенной колючей траве она добежала до воды. Мелкие мерцающие волны так и рябили в глазах. «Ничего себе, как сегодня печёт! - сидя, на маленьком плотике и болтая ногами в реке, думала Ирка.- А тут – благодать! Прохлада! Даже ключи, наверно, бьют. Вон ноги как замерзают…» Она вытащила свои ледяные ступни из воды и пошла ближе к дому. И дошла бы… Если б на глаза ей не попалась… лодка! Светло-голубая, она стояла на берегу и прямо-таки звала Ирку к себе своим нежным цветом, сломанным рулем и парой деревянных скамеечек. Закинув одну худенькую ножку за край лодки и, оттолкнувшись от земли, другой, она оказалась внутри судна. «Эх, хорошо-о-о…- сказала вслух девчонка и улеглась на скамейке, а затем и на корме. Июльское солнце припекало всё больше и Ирка, чтобы не жмурить глаза, и вовсе их закрыла. На её горячие веки упало что-то острое. Машинально она схватила эту вещь руками и начала разглядывать. Веточка. Обычная веточка. Она прилетела с огромной кроны берёзы, которая произрастала совсем недалеко от лодки. Повертев коричневую палочку в руках, Ирка провела ею по корме… Завитушка из светло-синей краски осталась на кончике веточки, а на месте, по которому Ирка провела той самой палкой, красовался тёмный ров… «Хм… интересно…» - чуть слышно пробормотала Ирка и провела ещё раз по корме веточкой. И с лодки слезла ещё одна стружка. А потом ещё одна. А за ней и ещё… И так Ирке понравилось чиркать веткой по лодке, что вскоре вся корма превратилась в что-то ветвистое и непонятное. Потом она придумала писать на ней слова и читать их задом наперёд. Ах, как это было увлекательно! «Каникулы», - писала она и тут же вслух проговаривала это слово наоборот: «ы-лу-ки-нак!» Затем: «дед Николай», из которого вышел «йалокин дед»! Ирка повторяла это словосочетание снова и снова. Она сквозь смех кричала «йалокин дед, йалокин дед» и так причудливо ей это всё казалось! Наигравшись досыта, Ирка слезла с лодки и пошла в сторону дома…
Она выбралась из-под горы на грунтовую дорогу, как вдруг услышала какой-то звук… «Шлёп, дзынь, бам…» - неслось откуда-то справа. Девчонка повернула голову и увидела невысокого курносого мальчишку. «Привет, - посмотрев на него, поздоровалась Ира.- Меня Ирка зовут. А тебя?» «Я Никита, мне 12 лет, живу во-он затем домом,- парнишка указал на разрушенный и покосившийся дом.- Как раз за поворотом»! «О, так ты на целый год меня старше! Хм… - в ответ сказала Иринка.- А что же ты тут такое делаешь?»
- Как что? Играю. Что ж тут ещё-то делать? Отдых у меня. Каникулы. – сухо констатировал Никита.
- И что же у нас такая за игра? – не отставала от него Иринка.
- А вот смотри: берёшь щепочку (он поднял с земли грязный огрызок от полена), размахиваешься и… закидываешь его на крышу дома!
- Ой, как интересно!!! А можно я тоже с тобой поиграю? – чуть ли прыгая на обеих ногах, спрашивала у него Ирка.
- Ну, давай! У кого дальше улетит – тот и выиграл! – согласился Никита.
Право кинуть первой предоставлялось новой знакомой нового знакомого, и упасть в грязь лицом было, ну никак нельзя! Ирка, отведя правую руку назад, и, разбежавшись, закинула щепку далеко-далеко… «Ничего себе – девчонка! Да ты меня в два счета обыграешь!» - удивлялся и одновременно злился Никитка. «А ну-ка, я теперь!» - парнишка хотел взять в руки новую щепочку, но так заспешил, что вместо неё ему в руки попался камень и им-то он и запустил! Цель была повержена, правда, не так, как это было надо. Окно чердака деда Коли было пробито насквозь. «Бежим!» - скомандовал Никитка. «Куда – «бежим»? Это дом деда моего! Тут хоть заубегайся – не поможет!» - поникла Иринка. Новый знакомый пустился наутек, а Ирка поплелась навстречу деду. Тот уже шагал широкой и быстрой походкой, мол, ну погоди у меня! «Дедо, это не я,- пыталась что-то сказать Ириша.- Правда, не я…» «А кто? Святой Дух что ли? Ирка, сколько раз тебе говорить – не веди себя, как сорванец! Прекращай уже! Вон чего удумала – камни в окна бросать! Эх, расскажу матери – будет тебе трёпка!» - не успокаивался дед.
«И говори! Прямо сейчас позвони! Давай! Я тебе и номер продиктую» - возмущённо крикнула Ирка и, зайдя в дом, хлопнула дверью. «Похлопай ещё мне дверями! Туда-сюда, туда-сюда! Как швейка шьёт! Только знай, что дверью и хлопает! Тук-тук, тук-тук, спасу от тебя нет никакого! Вот накажу тебя, Ирка, будешь знать почём сотня гребешков!» - ругался дед на внучку-сорванца.
Ирка не ругалась с дедом. И не противоречила. Не грубила. Не кричала в ответ. Просто закрылась в одной из комнат и не выходила десять минут. Потом нелепыми движениями, как будто пытаясь быть незаметной и невидимой, она прокралась к входной двери и, пока дед не видел, повесила на неё табличку с яркой надписью: «Прихлопывайте дверью! Хозяин от этого просто в восторге!» Затем, выпрямившись на крылечке в полный рост и улыбнувшись саркастически, Ирка с наслаждением открыла дверь и, щёлкнув ею со всего размаху, пустилась к реке.
Светло-голубая лодка так и манила Иринку. Она шла туда, как по зову сердца. Ирина водила носом и не могла понять, откуда идёт этот странный, резкий запах… Подойдя к большой берёзе, она увидела лодку. «Но что с кормой? Опять покрашена?!» – рассуждала про себя Ирка. Облизнув указательный палец, она дотронулась им до светло-голубой поверхности, и поняла, что дело её кончено – липко! «Всё – насиделась на лодке - решила девчонка и побрела вдоль реки, но, не ступив и пары шагов, она вспомнила, что в огороде, должно быть, уже поспели новые ягоды клубники. Дедо Коля посадил их специально для внучки. Быстрыми шагами она отправилась в то самое место, где росла её любимая ягода. Прошмыгнув у таблички с красными словами «Прихлопывайте дверью!», Ирка побежала в сторону огорода. Но и тут её ждал подвох – в цветущем и пышущем душистым ароматом саду, в лучах раскаленного солнца, на старой, дряхлой раскладушке отдыхал её дед! Панама, накинутая на лицо и защищавшая его от жары и разных мошек, немного съехала, но всё-таки закрывала глаза. На животе лежала потрепанная книга Астред Линдрен «Расмус - бродяга», он почему-то очень любил её и постоянно перечитывал… Ну, а в ногах его… валялся кот. Ирка знала, что дед может спать в таком положении до тех пор, пока солнце не зайдёт за тучи и на его огород не опустится тень с легким ветерком прохлады… Поэтому, ничего не говоря, она спокойно прошла к своей любимой грядке, и, приподнимая зелёные листочки, выискивала там заветную сладость. «Каррр, каррр»,- кричали вороны. Ох, и не любила их Ирка. Взяла она крупный зеленец, замахнулась им на птиц, да и заорала во всё горло: «А ну, пошли отседова, проклятые!» Сон у дедки пропал мигом! Будто и не был он в царстве Морфея! «Эй, ты, паразитка! Совсем совести не стало? Не видишь – человек спит!» - заругался дед на внучку. «Кто спит? Никто у нас тут не спит! Глянь, какие все резвые, бодрячком, так сказать! – йорничала девчонка.- А уж, коль на то пошло, так спи, дедо Коля, спи! Я тебе мешать не буду!» Она подбежала к своему дедушке и, как кошка увивалась вокруг него: «Спи, дедушка, спи! Я панаму-то тебе на лицо положу – отдыхай! Не ругайся! Чего уж там…»
Дед подобрел и начал отходить. Успокоиться-то он успокоился, но ненадолго. Наевшись ягод, Ирка уж было хотела уходить… Как взгляд её приостановила… ножка. Ножка от той самой раскладушки, на которой потчевал её любимый дед… И тут же вспомнились Иринушке его слова, которые так и вертелись у неё в голове. Ирка прокручивала их вновь и вновь: «Эй, ты, паразитка…» Они так и звенели у неё в ушах!
Поравнявшись с раскладушкой деда, внучка легонечко так… почти незаметно подопнула ножку у раскладушки, которая служила ей опорой. И… раз! Летняя кроватка деда Коли сложилась в одно мгновение! Ирка спешно ретировалась с огорода, но возгласы дедушки она слышала чётко: «Ну, старая рухлядь! Выкину её нахрен!» «Слава Богу – не понял», - ухмыльнулась Ирка и продолжила своё путешествие по деревне.
Солнце по-прежнему распекало и томило, и хотя, вроде бы, всё было хорошо, какое-то неловкое чувство тревожило Ирку. Что-то скребло под лопатками и иногда слезились глаза. «Блин, стыдно. Чего это я? Дед-то, вроде, и не причём… - думала Ирка.- Ммм… Это он ещё про лодку не знает… Или знает? Хотя, нет… Откуда ему. Задал бы уж трёпу!.. А, может, ждёт, что сознаюсь?.. Хм… Нет-нет-нет. Мне нужно срочно искупить свою вину!»
Пока она сидела на крылечке дедовского дома и разглядывала поляну разросшейся травы около забора, которую она раньше почему-то и не замечала, у неё вызрел план: «А вырву-ка я её сейчас всю. Вот дед обрадуется! Придёт, а косить уже не надо! Всё сейчас вычищу!»
Спрыгнув со ступенек внучка принялась за работу. Её спина не разгибалась, а маленькие пальчики пытались ухватить как можно больше травы за раз! Она рвала зелёные пучки и складывала их в одну кучу, которая всё пребывала и пребывала в размерах. Вскоре поясница ребёнка затекла, руки были оцарапаны, но работу она не останавливала. И только громкий и надрывный вздох деда смог оторвать её от уборки территории: «Ирка! Ирка! Паразитка! Ты ж чего удумала? Ты ж чего, паразитка этакая, натворила?!» Иринушка выпрямилась, с помощью нижней губы сильно дунула на чёлку, грязной рукой вытерла выступивший пот со лба, и со слезами проговорила: «Что опять не так?» «Что? Ты спрашиваешь – что? Глянь! Всю траву выдергала! Я же эту поляну Зойке пообещал! Она не знает, где на корову поближе накосить… Выискивает! Я-то ей и предложил! Эх, ты!» - тараторил дед.
Ирка, опустив руки, обиженно посмотрела на деда и поплелась в дом. «Ира! Ирина! Стой, когда старшие с тобой разговаривают! Кому говорят, стой!» - твердил Николай. Но Ирка его не слушала. Она медленно поднималась по крыльцу, пока не ступила на последнюю ступень и не подняла глаза на яркую надпись: «Прихлопывайте дверью! Хозяин от этого просто в восторге!»
Дед стоял у кучи с только что сорванной травой и что-то бурчал себе под нос. Резкий хлопок дверьми заставил его обернуться. Он посмотрел в сторону двери и ничего не заметил: она как и раньше болталась после Ирки из стороны в сторону. «Вот паразитка»! – крикнул ещё раз дедо Коля и пошёл следом за ней. У крыльца что-то валялось. Дед наклонился, чтобы посмотреть на перевернувшуюся табличку, как услышал Иркин голос, который доносился из форточки: «Алё, мама! Ма-ма, забери меня домой! Когда ты уже приедешь? Дед только ругает меня!»
Дедо Коля выпрямился и почесал затылок: «Ругаюсь? Да я ж из любви только…» «Ирка-а! Иринушка! Сорванец! Эй, мой любимый сорванец! Ну, чего же ты,- бросил он какую-то табличку, которую так и не успел прочитать и вбежал в комнату к внучке. - Я же тебя люблю!»
- Любишь? – приподняв брови, спросила его Ирка.- А чего ж тогда всё время орёшь на меня?
- Да не ору я. Я и орать-то не умею вовсе. Мать сказала тебя приструнить, а то, мол, совсем от рук отбилась… Не уезжай… Нам же хорошо вместе… Вон у нас какая клубника вкусная. Красная. Спелая. А на крыльце, как хорошо сидеть, когда ветерочек подует на личико, так и волосики у тебя разлетаются… А, воробьишко мой шаловливый? Оставайся… А речку свою как оставишь? Ирушка? – уговаривал внучку дед.
Тут у Ирки взгрустнулось и она вспомнила, как ходила купаться и загорать, как отдыхала на дедовской лодке… И вдруг её, как током дёрнуло. Она выпучила глаза и отвела их в сторону.
- Что, Ирушка? Что опять-то не так? – заглядывал в глаза оробевшему ребёнку дед.
Девчонка вспомнила, как тонким, острым прутиком она совсем недавно выковыривала в не совсем засохшей краске маленькие светло-синие ручейки на корме дедо Колиной лодки и писала на ней разные слова.
- Чего молчишь-то? – не унимался дед.
Ирка подняла глаза и ссохшимися губами прошептала: «Про лодку вспомнила…»
- А чего про неё вспоминать зря? Я слова твои давно уже закрасил! – засмеялся дед.
- Как закрасил? – вырвалось у Ирки из уст.
- А так…- спокойным тоном произнёс её дед.- Думаешь, я почерка твоего не знаю? Ещё первые открытки твои помню: «Дедо, с Днём ВАРЕНИЯ!» Он расплылся в улыбке и подошёл, чтобы обнять своего сорванца: «Ну что? Мир?» Ирка поправила сбившуюся чёлку, обтёрла влажные от холодного пота руки одну о другую и запрыгнула на деда. «Ну, прости меня, дедо. Прости… А окно-то на чердаке разбила, правда, не я…» - висела она на шее у любимого деда. «Да, знаю-знаю… Это был Святой Дух», - рассмеялся во весь голос дед.
ЛЭРИК
Дым от костра поднимался всё выше и выше в гору. Сначала он расплывался по берегу и склону пригорка, а затем и вовсе стал заглядывать в открытые форточки деревенских жителей. Кое-кто просто закрыл окошко и, занавесив шторку, лёг спать, но только не Лэрик! Эта противная, ополоумевшая старуха начала кричать сразу от своей калитки: «А ну, тушите костёр! Я кому сказала?! Немедленно!»
Две сестры из далекого Питера, которых местные девчонки заставили следить за огнём, никак не могли понять, им ли это орут… Юлька с Наташкой сидели на мохнатой коряге и смотрели вверх. Маленькая Машка, которой и было-то только лет шесть от роду, прибежала к костру и села возле него на какой-то чурбак, валявшийся там на всякий случай. «Ух, какой красненький! - шевелила она тоненьким прутиком переливающийся уголёк.- Прямо, как у бабушки в печке! Она там кочергой…» Не успела Машутка договорить, как почувствовала на своей талии чьи-то сильные руки, которые схватили её крепко-накрепко и резким рывком утащили в сторону, а на то место, где только что она восседала, как будто с неба опала огромная масса воды. «Вот вам!» - держа в руках пустое ведро из-под своих помоев, стояла над девчонками старуха. Очистки от морковки и картошки, ошмётки от помидор, вырезанные гнилухи от яблока, а также другая разная дрянь, всё это валялось в недавно растопленном костре. «Пш-ш-ш», - шипели загашенные угольки. Ольга прижимала Машку к себе и пыталась что-то говорить ей на ухо. Наташка с Юлькой, отпрыгнув от костра, смотрели друг на друга и с привычным питерским акцентом на «а» выговаривали Лэрику своё недовольство: «Ну, ба-абушка Вера-а, ка-ак Ва-ам ни стыдна-а?!» «ЧевО? – делая ударение на последний слог, переспрашивала их она. «Та-ак нильзя! - говорила Наташа.- Нам придётся всё рассказать ра-адителя-ам!» «Значит так! Езжайте в свой Питер и жгите костры там, а под моим окном нечего возиться!»
Ольга, отряхивая с Машкиных штанин кожуру, повернулась к Лэрику и прошипела: «Ну, погодите у меня!» «Чего ты сказала?» - повышая тон, переспросила её старуха. «Ничего, баб Вер, ничего», - прищурив глаз, ответила затаившая зло старшая сестра Машутки.
«Ну раз ничего, значит, ничего», - процедила бабка сквозь зубы и отправилась вверх по тропинке. Двенадцатилитровое эмалированное ведро качалось на её руке из стороны в сторону. Дырявая зелёная кофта съехала с одного плеча, а калоши так и хлябали в траве. Бабка Верка шла домой.
В это время Оля уже занималась своим делом – искала не потухший уголёк. Вдруг в самой глубине костра мелькнула красная искорка. «Пф-ф-ф! П-ф-ф-ф!» - дула девчонка на обугленное полено. «Давай па-ма-гу»,- предложила Наташа и принялась также усиленно дуть. Вскоре оно разгорелось и все сидели довольные – всё-таки добились своего! Огонёк перескакивал с прутика на прутик и вскоре все дрова занялись горячим пламенем. Машутка подсела поближе и, чтобы сестра не отправила её домой переодеваться, сказала, что ей совсем-то и не сыро. «Вот сейчас дрова догорят, картошки-то и напечём», - проговорила Ольга и пошевелила палкой чёрные дрова. «А у нас в Питере так ни посидишь», - тянула Наташка. «Правда, Юль»? – подталкивала она младшую сестру.
«Правда, Наташ», - отвечала та по инерции. Девчонки вытянули ладошки вперёд и пытались греться у костра. Мелкая мошкара вилась в воздухе, а воздушные облака плавали по смеркающемуся небу. Кое-где проскакивали розовые блики и отражались в узенькой реке. Соседская собака бегала по кустам, а с другого берега доносилось мычание коровы. «Глядите-ка, не спит!» - перетыкались подружки. «Чего это она, интересно?» - переглядывались девчонки. Ольга пододвинулась к Наташке и тихо сказала: «Да что нам эта корова! Давайте страшилки рассказывать!» Все оживились. А она продолжила: «Я вот одну знаю, послушайте…» Ольга сделала голос грубоватым, напрягла глаза и выдала: «В одном чёрном-чёрном доме жила девочка. И в этом чёрном-чёрном доме стояло чёрное-чёрное пианино. И когда девочка начинала играть на этом чёрном-чёрном пианино, из-под его крышки выскакивал… (она на минуту замолкла, а потом продолжила снова) маленький беленький котёнок!» Машка подпрыгнула от страха и неожиданной развязки и засмеялась. «Ну вот, ерунда какая! И не страшно вовсе! - сказала Наташка.- Я вот тебе что расскажу… В одном многоэтажном сером доме жила девочка. Включила она как-то радио, а оно и говорит: «Девочка-девочка, к тебе едет гроб на колёсиках…» Девочка скорее побежала к дверям и закрыла их на замок. Но радио продолжало: «Девочка-девочка, гроб на колёсиках проезжает по твоей улице». Девочка судорожно бегала по квартире и искала, куда ей спрятаться. Радио не останавливалось: «Девочка-девочка, гроб на колёсиках подъезжает к твоему дому». Девочка забралась в шкаф и сидела не пошелохнувшись. А радио говорило снова: «Девочка-девочка, гроб на колёсиках поднимается к тебе на пятый этаж». Девочка выпрыгнула из шкафа и забралась под диван. Но радио не умолкало: «Девочка-девочка, гроб на колёсиках подъезжает к твоей квартире»… Подружки сидели у костра и заворожённо смотрели на Наташку. Они внимали каждое её слово и следили за ходом сюжета. «Девочка-девочка, гроб на колёсиках открывает твою дверь…» - продолжала рассказывать Наташа, сидя на старой коряге. «Вот тебе! - плеснула холодянкой на неё, бесслышно подкравшаяся сзади бабка Верка. – Вот тебе и чёрный гробик!» Вся мокрая, Наташка поднялась с земли и, выпрямившись перед самой старухой, произнесла сквозь зубы: «Война!» «Чего-о?» - протянула та, нахмурив брови. «Что слышала!» - бойко ответила ей та. Лэрик развернулась на 180 градусов и побрела в горку. Скорей домой.
- Ну всё! Мы должны ей отомстить! – решительно сказала Наташка.
- И я даже знаю как! – приподняв одну бровь, ответила Ольга.
Вынув из дымящегося костра головёшки и поваляв их в мокрой траве, чтобы было место, за которое возможно было хоть как-то держаться, они подняли их с земли, и пошли наверх. Машке с Юлькой старшие сёстры дали по подожженному прутику, верхушка которого тлела и соответственно дымилась. Сами же, еле сдерживая боль от горячих углей, шли с длинными чёрными поленьями. «Сейчас настанет расплата! Ну, погоди же, старуха!» - твердила Наташка, цепляясь одной рукой за длинную траву, чтобы не упасть на склоне высокого берега. Ольга с мелкими тянулись за ней.
На пригорке, где стоял небольшой покосившийся дом, в котором жила Лэрик, было тихо и безлюдно. Там и так-то домов не лишка стояло, так что ходить особо некому. Команда, готовая к бою, стояла неподалеку от Веркиной избушки и ждала сигнала, который должна была подать Ольга. Ведь она была отправлена на разведку! Ольга прокралась к окну бабкиверкиной комнаты и попробовала до него достать рукой… Получилось! «Закрыто!» - одними губами сообщила она подружкам и убежала куда-то в сторону.
Домик был таким старым, что окна не доставали до земли примерно метр. Поэтому бойцам невидимого фронта задача казалась выполнимой. Они решили открыть окно. Тем более, что Ольга знала наверняка, что оно у неё лишь немного прикрыто, и стоит его немножко задеть – распахнётся, как пить дать!
Маленькой заколкой, которую выдернули из Машкиной косы, они попытались задеть за одну дверку старенького окна. Ольга подковырнула деревянную раму, и она сразу выдвинулась вперёд. «Уффф! – выдохнула она.- Открыла!»
Верка, заслышав, что окно отворилось, подошла к нему, чтобы посмотреть, что не так: «Хм… Ветер, вроде, небольшой… Сквозняк что ли?» Голова в белом платке высунулась из окна и посмотрела по сторонам – никого. Старуха подняла голову выше, чтобы посмотреть, что же творится на берегу, но ей ничего не было видно. Она неглубоко вздохнула и усунулась в дом.
Машка с Юлькой сидели в кустах и наблюдали за этой картиной. «А девки где?» спрашивала её Юля. «Да угли поджигать пошли, не видишь что ли? Вон, смотри, у костра топчутся», - сказала Машка и отодвинула колючую ветку, которая так и колола её румяную щёчку. «Пошли к ним!» - скомандовала Юля. «Не велено!» - обрезала её Машка.
Вскоре все стояли наготове и ждали команды от главного затейника. Ольга, выдвинувшись вперёд, сказала тихим голосом: «А теперь делай, как я». Она подняла обгоревшее, дымящееся полено вверх и прошла под самым окном. За ней побежала Машка. Потом Юлька. И Наташка. Дымок забивался в Веркино окно и разъедал старухины глаза.
Лэрик сидела на стареньком диване и смотрела телевизор. Только он и мог радовать её одинокие будни. Но что это? У неё потекли слёзы и защипало глаза. Нет, в сериале всё было нормально. Джессика с Майком только что поженились и сыграли пышную свадьбу, Джеральд уехал отдыхать на море, а Кэтрин и Смит, которые долго не могли забеременеть, взяли ребёнка из детского дома. Что не так? Бабка Верка потёрла глаза, но боль не проходила. Она подбежала к умывальнику, и начала дёргать за маленький краник, чтобы оттуда полилась вода. Но там было пусто. Тогда она ринулась к вёдрам, где также не имелось воды. Глаза щипало всё больше и больше. Ну, кто мог подумать, что у неё, оказывается, аллергия на дым!
Сёстры сидели на берегу реки и продолжали обсуждать старуху.
- Вот ведь какая! Всё-то назло! Всё-то назло! – расходилась Ольга.
- Ну, ничего. Мы ей уже отомстили! – радовалась Наташка, расплываясь в улыбке.
Младшие только поддакивали и кивали головами. «Так. Надо костёр до конца затушить!» - послышался Ольгин приказ. Машка с Юлькой начали забрасывать его песком, а Оля, подняв с земли, какую-то плошку, пошла на плотик, чтобы зачерпнуть воды.
Большими шагами Лэрик бежала с горы. Её халат распахивался, и было видно ноги в резиновых калошах и шерстяных гольфах. Она оттолкнула маленьких девок в стороны и понеслась на плот, где стояла Ольга. Верка пробежала по дряхлым доскам и прыгнула на плот, который от её веса пошёл ко дну. Ольга спешно ретировалась с тонущего корабля, а старуха, стоя по колено в воде, спешно набирала воду ладонями и омывала лицо. «Эх, паразитки! Это всё вы! Вы мне напакостили! Больше ж некому! Вот нахалки-то где! Ну, погодите! Схожу я к вашим родителям! Попляшете у меня!» Мимо маленьких преступниц она проходила вся мокрая и злая. Капельки речной воды так и остались на её волосах, ресницах и бровях. Немного наклонившись, она выжала сырой подол халата и отправилась восвояси.
Дома она посмотрелась в большое старинное замутненное зеркало, но и в нём были видны её покрасневшие глаза. Она нашла в холодильнике какие-то глазные капли и, оттянув нижнее веко, выдавила в уголок глаза немножко водички. Глаз защипало так, что Верка запрыгала по комнате. Она зажмурила глаза и ждала, когда боль пройдёт. Отпустило. «Вот утро настанет, попляшут у меня!» - думала она, смотря на улицу из-за шторок. Маленькие нахалки носились по дороге вдоль домов и уже играли в казаки-разбойники.
«Только обязательно стрелки рисуйте, куда прячетесь! Договорились?» - разделившись на две команды, рассуждали старшие и младшие сёстры. Все кивнули головами.
Первая такая стрела, естественно, появилась на доме Лэрика и прошла по всему её забору! А как иначе? Игра-то начиналась прямо здесь…
Бабка Верка уже легла спать и ворочалась в своей кровати на металлических пружинах. С каждым поворотом, она проваливалась в яму, которая образовывалась под ней, всё больше и больше. Не доставая до пола сантиметров пятнадцать, она лежала и смотрела в потолок. Вдруг ей стало душно, и она решила, что необходимо срочно выйти на улицу. Резким движением она выпрыгнула из своего гамака и, накинув на обдрипанную сорочку халат, вышла на крыльцо. Белая стрела, жирно начерченная мелом на стене её дома, вывела её из себя: «Вот паразитки-то! Ну, никак не успокоятся!» Верка вернулась в дом, нацепила калоши на ноги и пошла в направлении стрелочки. Прошагав несколько кварталов, она решила, что ей это не очень-то и нужно. «Вот дурра я старая! Чего мне за ними бегать-то? Сами вернуться!» - сказала она просебя и побрела в обратную сторону. Правда, остаться равнодушной она никак не могла и заодно, по пути, она стирала белую метку, оставленную когда-то местными и питерскими «разбойниками».
Выполнив свою миссию и, надышавшись свежим вечерним воздухом, она легла спать. За окном на разный мотив пели птицы и цикады и изредка слышались чьи-то шаги или просто беготня. Она уже закрывала глаза, как что-то упало на крыльце. Верка открыла глаза и смотрела в потолок: «Показалось…»
Сёстры уже вовсю шуровали в её дворе, в котором там хорошо разросся малинник. Красные, спелые и сочные ягоды свисали на кустах и так и манили девчонок к себе. «Вот! Так пойдёт!» - запихивая большую ягоду в рот, говорила Ольга. «А мне? - стояла позади неё Машка.- Сорви и мне!» «На!» – протянула та меньшой малиновую ягоду. «Ах, какая вкусная! - закрывая от наслаждения глаза, говорила Машутка.- Прям, во рту тает… Ещё дай!» Девчонки разбрелись по всему малиннику и быстренько обобрали все красные плоды. Высокий забор, выходящий на улицу, в котором имелась калитка, оказался совсем далёким для маленьких воришек, которых Верка обнаружила, решив всё-таки выйти на стук.
Все ринулись бежать, перепрыгивая через другой забор, и только Машутка не смогла. Пробираясь чрез колючие кусты, она, гордо подняв голову, проплыла мимо бабки Верки и вышла через калитку. «Марья?!» - грозно крикнула старуха. «Что?!» - отозвалось ей. «Ты ничего мне сказать не хочешь?» - грозно смотрела Лэрик на своего врага. «Здрасьте, баб Вер! - отчеканила Машка.- Но стоять мне тут некогда – дома ждут!»
Верка стояла в недоумении и не понимала, что происходит – её вновь облапошили! Она прошлась по своему огороду и заметила, что на кустах висят… одни зеленцы! Старуха покрутилась вокруг себя и в отчаянии села на крыльцо.
«Как так-то?.. А ведь я хотела нынче варенье уж варить…» - скатилась у неё слеза. Она поднялась с пола и пошла в дом. В свой маленький гамак. Положила бледные ладони под голову и закрыла глаза.
Девчонки сидели в своём огороде на крылечке у бани. Тут тоже росла малина, чернела и краснела смородина, и пахло мятой, а сверху свисали тяжёлые от больших яблок ветви кудрявой красавицы. «Ну что? – откусывая от зелёного яблока кусочек, говорила Ольга,- по домам? И так уже мобильник одолел. У меня четырнадцать непринятых».
Наташка достала из кармана кофты телефон и, посмотрев, на дисплей, заметила: «И у меня не меньше»! «Мелочь, пошли!» - крикнули они младшим сёстрам и отправились к родителям.
Наташка уже выходила из калитки, как её окрикнула Машка: «Ната, а чего там дальше-то было?» «Где?» - надвинув брови, спросила её та. «Да как где-то? Гробик на колёсиках девочку нашёл?» - не унималась Машутка. «Нашёл-нашёл!»- ответила Наташка. «И что он с ней сделал?» - кричала мелкая со своего крыльца. «Ничего…» - спокойно произнесла подружка. «Как ничего? Совсем?»- расстроилась Машка. «Ну, как тебе сказать…»- мямлила Натка и потихоньку возвращалась обратно. Она наклонилась над Машкой и начала шептать ей на ухо: «Девочка-девочка, гробик на колёсиках въезжает в твою квартиру… Он едет в твою комнату и… Открывается!» Машка всё больше и больше выпучивала глаза, а Наташка продолжала: «А там... А там… А там живёт маленькое белое облачко! Иди спать, гулёна…»
«Ну, Наташка! Я –то уж напугалась!» - засмеялась Машка и побежала вслед за Ольгой, которая уже была дома.
Вымыв ноги горячей воды, и, хлебнув по чашке чая, сестрицы улеглись в кровать. Спали они вместе, а потому разговоры не прекращались ещё долго. «Ногу с меня убери», - шептала Ольга. «Сама убери», - отвечала ей Машка. «Да сколько ж можно-то! Больше с тобой никогда не лягу! Иди вон, на полу спи!» - кряхтела старшая сестра. «Сама иди!» -ругалась мелкая.
- Так, кто там разговаривает? Сначала они пришли неизвестно во сколько, а теперь ещё и спать не дают! – ругалась бабушка.- Думаете, деревня, так всё и можно! Вот расскажу родителям, мало не покажется. Дрыхните уже!
-Ба-аб…- сквозь сон спрашивала Машка.- Ба-а-аб…
- Ну чего тебе? – неслось откуда-то из темноты.
- А почему Верку Лэриком все зовут? – спрашивала Машка.
- А тебе зачем? – оживилась бабушка.
- А интересно…
- Что? Опять вас гоняла?
- Да не-ет, - соврала Машка.
- Спи уже! – заставляла младшую сестру Ольга.- И от бабушки отстань!
- Сама спи! – лягнула её Машка под одеялом.
- Ой, да, девочки, хватит ругаться. На Верку обижаться нечего. Это старый, одинокий человек. А Лэриком её муж покойный звал. Она его Минечкой, а он её – Лэриком. Так уж они любили, видимо, друг друга. А в деревне кто-то услышал имя такое, и всё – считай, на всю жизнь прилипло. Минечка помер уж как восемь лет назад, а Лэрик живёт. Трудно ей, вот на всех и злобится.
На комнату опустилась ночь, и в бабушкиной стороне послышался храп. «Опять все уснули раньше меня! – психовала Машка и старательно закрывала глаза.
Утром всех разбудил стук в окно. «Ни-на! Ни-на! – стучалась Верка к бабушке Ольги и Машки.- Нина! Я к Грековым уже сходила! Там девок отругали! Твой черёд! Вставай! Нинка!» «Ну, чего?» - спрыгнув с кровати, подбежала к форточке бабушка. «Твои девки вчера у меня всю малину обобрали, и дым в окно пускали! Разберись!» - грозила она указательным пальцем в окно. «Ладно!» - протирая со сна глаза, отвечала ей бабушка Нина.
«Только точно!» - просила её Верка. Девчонки лежали на кровати и слушали их разговор. «Я ведь варенье хотела сварить! А эти паразитки…» - ругалась бабка Верка. «Ты моих девок не тронь! Сама разберусь! Сказала же!» - ответила Машина бабушка. Она развернулась и пошла в спальню к внучкам. «Ну? – смотрела она на них сверху.- И для чего? В своём огороде ягод мало что ли?» «Так, бабушка, она Машку вчера помоями облила! Мы на вред!» – оправдывалась Оля. «Как помоями?» - удивилась бабушка. «А так! - подтвердила Машка.- Я вся в кожуре какой-то была!»
«Ну, Верка! Погоди же у меня!» - сказала бабушка Нина и отправилась следом за ней. Та уже улепётывала в свою халупу. «Стой! Верка! Стой, говорю!» - кричала соседка.
- Ты что – с ума сошла? Ты зачем мою Машутку помоями облила.
- На кого попало, того и облила! Нечего костры у меня под окнами жечь! Сказано было – аллергия у меня!
- Кому это, интересно, сказано было?
- Вот Минечка мой знал!
- Акстись, милая! Минечки-то уж сколько лет нет!
- Как нет? А где он? – на полном серьёзе Верка спросила Нину.
- У-у-у… С памятью-то, гляжу, совсем плохо. Ты что? Разве ничего не помнишь? – спросила у неё бабушка вредителей.
- А что? Что я должна помнить? Вот вчера помню… Позавчера помню… А больше нет… Пусто.
- Вер… Ты же Мишу-то уж давно похоронила.
- Как это? – Верка залилась слезами.
- Да восемь лет уж минуло. Ты чего? Успокойся.
- Вот склероз. Всё забываю. Всё, - объясняла Верка Нине,- А вот вчерашний день, как на ладони – всё-т вижу! Ой, твои девки и напакостили мне!
Нина, завидев, что разговорами тут ничего не порешать, похлопала Верку по плечу и, пообещав, что разберётся со всеми, пошла к себе.
Веркам мыла посуду, когда к ней с целыми пакетами затащились вчерашние вредители. «Вот, баб Вер, это яблоки! – бухнули они все кули на стол.- Давай варенье варить»!
МАКСИМКА
Белый снег разлетался хлопьями, и ветер уносил его куда-то вдаль. Максимка шагал по улице, и слезы большими горошинами скользили по его лицу. Маленький, тоненький, с черными, как смоль глазами и длинными ресницами, он смотрел на расходившихся с кладбища людей. Папка умер. Папка! Максимка остался один. В свои одиннадцать он познал, что такое одиночество и смерть.
Его мать умерла при родах, всю жизнь Максимку воспитывал отец. И вот теперь и он покинул сынишку. Хорошо хоть тетка еще осталась. Она – то уж не бросит парнишку. Любава – женщина с сильным характером. Именно она ухаживала за братом Юрием, когда тот слег от рака. Он не ел несколько дней. Потом перестал пить. Скорая уже не ездила на их вызовы, и ей пришлось самой научиться делать уколы. Максимкин отец стойко переносил свои мучения и даже не стонал никогда. Он просто стискивал зубы, и руки сжимал в кулаки. Вся боль выходила в натянутые жилы и напряженные мускулы.
Как-то к Любаве пришли гости. Они сидели на кухне и смеялись над каким-то анекдотом. Максимка прибежал с улицы весь взлохмаченный и раскрасневшийся от мороза. На шерстяных рейтузах его висели комочки снега. Он постучал носами валенок о порог, чтобы снег слетел и с них, и уже хотел проскользнуть к себе в комнату, как увидел в прихожей отца. Тот сидел на полу. Его ноги были согнуты в коленях и обхвачены руками, лицо выражало страдальческий вид, и маленькая пуговка соленой воды застыла в уголке его правого глаза. Он сидел один на ковровой дорожке в темной прихожей и слушал, как смеется его сестра, а сам в это время изнывал от дикой боли.
- Папка! Что с тобой? Тебе больно? – испуганно спросил Максимка.
- Да не-ет,- тихим, протяжным голосом отвечал ему отец.
- Давай я Любаву позову, она тебе поможет.
- Не надо, Максимушка, не зови. Я тут еще немножко посижу и встану,- убеждал Юрий маленького сынишку.
- Я тогда рядом с тобой посижу, - Максимка сел напротив отца и не мог понять, что такое с ним происходит. Глядя на сына, Юрий прослезился, и попросил сына подойти к нему. Максимка, заметив слезы отца, расплакался и упал в объятия своего любимого папки.
- Что с тобой? Скажи мне? Ведь ты не умрешь?
- Нет, мой дорогой, не умру…
- Никогда-никогда?
-Никогда-никогда.
Максимка успокаивался. Отец нашел в себе сил. Ухватившись за стену, он кое-как приподнялся и медленными шагами отправился на свою постель. Подружки Любавы подзывали его: «Юрик, иди к нам! Выпей водочки»! Папка лежал, и не отвечал на их возгласы. А потом удивил всех - показался в кухонных дверях, и бойко кинул: «А наливай!» Ему налили. Целую. Он выпил, но закусывать не стал. Все переглянулись.
- Еще,- громко проговорил Максимкин отец. Отговаривать не стали. Одним глотком осушил он рюмку горькой и поставил ее на стол.
«Еще»?- спросила Любава, вопросительно смотря на брата.
- Все, больше не буду,- ответил тот.
Юрий ушел в комнату и больше в этот день не вставал. Вечером к Любаве пришла знакомая медсестра, которая обещала осмотреть брата. Максимка сидел рядом с отцом и смотрел телевизор. Когда шли мультфильмы, он сидел раскрыв рот, и ничто его не могло отвлечь от их просмотра. Но только не в этот раз. Нахохлившись, как воробей, Максимка одним глазом поглядывал на экран старого Шарпа, а другим - следил за тем, что происходило вокруг его отца. Медсестра оглядела его тугой живот, и зачем-то откинула одеяло с папиных ног. Все они покрывались синяками разных размеров.
«Любава, готовься», - прошептала тетка в белом халате.- «Надо бы Максимку куда-нибудь отправить. У Юры уж трупные пятна пошли»…
- Максима, к тебе тут Вовка заходил. Звал тебя в гости… - мгновенно придумала Любава.
- Да? А давно? – оживился Максимка.
- Да нет… не очень.
- Тогда я к нему побегу!
- Хорошо. Только у папы разрешения спроси сначала!
- Ладно, – сказал мальчишка, и подошел к кровати отца. Тот лежал и смотрел в какое-то отдаленное пространство.
- Па…
- Что сыночек?
- Па, можно я к Вовке сгоняю? Тут недалеко…
Максимкин отец еле шевелил губами, но, улыбаясь, и как-то по-особому разглядывая сына, сказал: «Иди».
Максимка подбежал к Любаве и радостно воскликнул: «Отпустил»!
Входная дверь хлопнула, все вздохнули с облегчением.
Парнишка в шапке-ушанке и рыжей куртке бежал по тротуару к другу. Его дом находился в одном квартале от Вовки. Расстояние преодолел быстро и теплой рукой, спрятанной в варежку, он постучал в дверь. Долго не открывали. Тогда Максимка встал на цыпочки и позвонился в звонок. Заиграла знакомая мелодия, послышались чьи-то шаги, и в открытой двери появился Вовка.
- Макс! Здорово! Я тебя давно жду! Заходи – сейчас в стрелялки играть будем. Мне новую игру купили. Раздевайся, проходи.
Максимка стянул с себя шапку, куртку и валенки. Неторопливо прошел в комнату и сел на диван.
- Ну, показывай свою игруху. Что там интересного?- спросил Максимка друга, и какое-то непонятное чувство тревоги овладело им в тот момент. Он не мог дышать, думать, слушать… Не мог разобраться, что происходит. Он быстро вскочил с мягкой мебели, запрыгнул в валенки, накинул куртку и побежал домой. Вовка успел только крикнуть: «Здоровья твоему отцу»!
Максимка встал как вкопанный… «Здоровья твоему отцу»??? – раньше он никогда не говорил подобного. Сердце екнуло от этой фразы. Сломя голову помчался Максимка к любимому папке. Запнулся на пригорке, ударился пальцем на ноге о какую-то кочку, но все равно бежал не останавливаясь. В общем коридоре его остановила соседка: «Максимушка, не спеши домой, пойдем ко мне»…
Из двери Максимкиной квартиры выглянула та самая медсестра и прибавила: «Иди к Лиде, не мешай. Папа умер».
«Папа умер? Как умер? А я?» - в голове мальчишки эти слова никак не укладывались, и он не мог в них поверить. Максимка выдавил из себя слезу и пошел за Лидой.
- Садись, я тебя покормлю,- предложила соседка,- Щи «Сиверские» будешь?
- «Сиверские»? – спросил Максимка и его глаза заплыли слезами.
- Да, «Сиверские», - отвечала Лида, делая вид, что ничего не замечает.
Она поставила тарелку с супом на стол, которая так и простояла до вечера. Максимка не притронулся. Зашла Любава.
- Максим, не плачь. У папы теперь все хорошо. У него ничего не болит. Он теперь наш ангел,- успокаивала племянника тетка.
- Как ангел? Он улетел?
- Да, милушка моя, его душа теперь на небесах.
- А как же он меня оставил? Как же я без него – то буду?
- Ты теперь будешь со мной.
- Почему ты отправила меня к Вовке? Ты же знала, что это сейчас произойдет?! Любава, ответь!- сквозь слезы кричал Максимка.
- Мы решили, что так будет лучше.
- Он звал меня? Скажи! Звал? – не успокаивался мальчишка.
- Юра спрашивал, где ты…
- Как спрашивал? Он же сам меня к Вовке отпустил!
- Так ведь он уже в беспамятстве был почти…
Максимка плакал, а Любава просила его успокоиться. Она ушла. Максимку посадили к Лидкиному телевизору и включили какую-то программу. Шел концерт.
Максимка смотрел в одну точку и не слышал, как в комнате появилась Любава. Он вздрогнул.
- Ты чего? Напугался?
- Не ожидал просто.
- Пойдем к папе сходим.
- Пойдем, - сказал племянник и встал с дивана. Они подошли к своей квартире, и папин сын долго не мог открыть дверь. Он смотрел на ручку, потом на Любу, затем снова на ручку, и так переводил взгляд до тех пор, пока медсестра не открыла эту дверь изнутри и не спросила: «Люб, ну где ты ходишь? Монеты от Лидки принесла»?
Мальчишка так и не понял, зачем понадобились деньги? В комнате, где он недавно смотрел вместе со своим папкой мультики, стоял гроб, обитый красной материей с черными рюшечками, а в нем… А в нем спал отец. Или дремал… Глаза были немного приоткрыты. Максим осмотрел его с головы до ног, и не мог понять, в чем дело. Разве он умер? Вон как грудь вздымается. Уши только фиолетовые почему-то… Странно.
В комнату вошла какая-то бабулька и начала причитать. Максимка сел поодаль от отца и стал смотреть на происходящее. У гроба прибывали люди. Кто-то нес цветы, кто-то – деньги. Все плакали, и говорили: «Эх, Юра.. Юра»… Народу было много, и шума тоже. Максимка вздрогнул, и понял, что уснул в комнате с покойником. Рядом никого не было. Только папа. Мерзопакостный холодок пробежал по телу ребенка, и, делая вид, что он не боится, Максим вышел из комнаты. Там ходили люди. Мальчишку снова отправили к Лиде. В такой суматохе прошло почти три дня.
Ранним утром разбудили Максимку какие-то тетки и сказали, что по правилам он должен сидеть сейчас у гроба. Мальчишка протер глаза, оделся и поплелся в свою квартиру. Отец все так же спал. На его лбу появилась какая-то бумажка, а на руках – ленточка.
- Мальчик, подержи папу за ножки, ты его и бояться потом не станешь, - сказали Максимке женщины, стоящие у изголовья отца.
- А чего мне его бояться? Я его люблю! – быстро отрезал парнишка. Время подкатывало к обеду, когда к племяннику подошла Любава и сказала: «Иди на улицу. Жди. Сейчас выносить будут».
Мальчишка отправился к выходу. В коридоре стояла красная крышка от папиного гроба, он окинул ее взглядом и пошел дальше. На улице было столько народу, сколько на народном гулянье не всегда увидишь! Все хотели проститься с Максимкиным отцом.
Похоронная процессия растянулась на несколько сотен метров. Максимка с Любавой шли за машиной с гробом в первом ряду. Идти было далеко, но расстояние в три километра показалось довольно коротким. Уж больно быстро оказались на кладбище.
- Максим, подойди к отцу. Подержи его за лобик, - потихоньку сказала Любава племяннику. Папин сын положил свою маленькую худенькую ладошку на его холодное лицо, и ощутил всю тяжесть момента.
- Бедный мальчик,- неслось откуда-то из толпы,- Ни матери, ни отца. Сиротинушка. Эх, жаль парня. Добрый он.
Максимка нащупал у себя в кармане конфету, и сунул ее в руку отцу. Никто не заметил.
Парнишка отошел от гроба, и непрерывающаяся цепочка из людей потянулась к его родителю.
Потом отпускали гроб в могилу и бросали туда носовые платки. Максим тоже бросил. Когда засыпали землей, Любава долго уговаривала племянника, чтоб и тот горсточку кинул, но он не соглашался: «Зачем я буду на папу землю кидать? Ни к чему это»!
Люди расходились и уже не плакали. Максимка смотрел на всех со стороны. Могилу дядьки подравняли лопатами и, выпив по стопке водки, разбрелись в разные стороны. Любава пропала из виду, и папин сын остался один. «Кап, кап…» - падали слезы, отрываясь от краснющей Максимкиной щеки, на болоньевую куртку. Он вернулся к папкиной могиле. Повсюду лежал снег, и только она темнела на всем кладбище.
- Папа, - сел на корточки Максимка и зашептал,- Папа, ты слышишь меня? Ты же обещал всегда быть рядом… Любава сказала, ты мой ангел. Ты теперь будешь меня охранять? Если ты меня слышишь, подай знак!
Курлыкающая чайка села на пестрый венок, и посмотрела на мальчишку.
- Слышишь! – радостно произнес сынишка. - А ты ко мне еще придешь?
Ответом ему было тишина. Ветер разносил остатки поминальной еды, и развевал черные ленточки с печальными надписями «Помним. Любим. Скорбим».
А конфету–то ты съешь, не забудь,- прошептал, всхлипывая, Максимка. Он поднялся с колен, и побрел в сторону города.
МЕТОДЫ МАЛИНОВА
Он промчался между первым и вторым рядом и вытянулся по стойке смирно. Приподнял очки и прищуренным глазом оглядел весь класс. Одиннадцатиклассники стояли и ждали, когда он скажет своё заветное слово. «Саитесь!» - сжав губы, сказал педагог. Он открыл журнал в зелёной кожаной обложке и, взяв в правую руку красную ручку, перевернув её колпачком вниз, начал водить вверх и вниз напротив фамилий. «И та-а-ак.- протяжно говорил он и исподтишка поглядывал на учеников.- К доске пойдёт… К доске пойдёт…» Сердце каждого будто останавливалось в это мгновение, а Александр Васильевич продолжал: «Так. Кто сегодня готов? Кто хочет отвечать? Поднимите руки!» Но руки не поднимались, создавалось ощущение, будто они сцеплены друг с другом мёртвой хваткой и так и останутся до конца жизни вместе. «Лес рук, лес рук! – обводя взглядом класс, говорил Малинов.- Хорошо… Раз уж все у нас готовы и так рвутся в бой, то к доске пойдёт…» Он снова начал водить ручкой в журнале и неожиданно произнёс: «А давайте так: вы сами скажете мне, кто сейчас будет отвечать у доски! Значит так, ответьте на вопрос: сверху или снизу?» Из уст Амросовой неслось: «Снизу!» А вот Юшкова, напротив, кричала, что лучше сверху!
«Так кого?» - спрашивал Александр Васильевич, поворачивая журнал на столе, а вместе и с ним – и судьбы учеников. «Это ж как посмотреть: вот этак повернешь – тут низ, а этак (он перевернул его с ног на голову) – верх!
«Ладно! – выдохнул учитель.- Сделаем так: говорите любую цифру!» Кого-то за язык потянула неведомая сила, и этот кто-то почему-то крикнул «пять». «Хорошо, - сказал Малинов.- Пять, так пять! Крупенникова – к доске!» Девушка поднялась из-за парты и вопросительно посмотрела на педагога: «А почему я? Я же пятнадцатая!» «Эх, глупая! Пять на три помножь, ты и выйдешь! Это же арифметика!» - сухо отвечал учитель. «Это география», - выкрикнул кто-то с места.
Татьяна вышла к доске и остановилась у двух карт. Преподаватель отошёл в самый дальний угол кабинета, и, прижав ладонь к лицу, сказал ей: «Ну? Я Вас слушаю! От карт отойдите, они Вам сегодня не понадобятся… Расскажите мне, пожалуйста, про Вологодскую область. Всё, что Вы о ней знаете!»
Таня с мольбой посмотрела на своих одноклассников, а потом – в окно. Видимо, Бог услышал её молитву, так как девчонка в очках, сидевшая за первой партой, перевернула свой учебник вверх тормашками и показала нужный параграф так нелепо тонущей в географии девчонке. Таня начала подсматривать и читать. Тогда Александр Васильевич остановил её и попросил рассказать о растениях, которые произрастают в Вологодской области. Таня, почему-то смущенная вопросом, приподняла брови и сказала: «В Вологодской области произрастает…» И вставила слово, донёсшееся откуда-то с последней парты: «Конопля!» «Вы уверены в этом, Татьяна? – хихикал худенький учитель, лицо которого было усыпано морщинами и острыми впадинами. «Да!» – гордо ответила Крупенникова, но, увидев, как все смеются, притихла. «Я, конечно, утверждать не берусь, может, и нашлись такие чудаки, которые её растят несмотря ни на что, но нет ли, к примеру, каких других культур в нашей области?» - допытывался Малинов.
Таня молчала. «У Вас всё?» - подошёл он к девушке. «Пожалуй, да!» – весело ответила та. «В таком случае несите свой дневник, поставим оценку Вашей успеваемости», - попросил учитель. Танька медленными шагами пошла за своим учебным документом и, взяв его со своей парты, положила на стол Малинова.
Александр Васильевич даже не стал его открывать, а передал парню, сидевшему на первой парте первого ряда: «Возьмите, Юрий, и поставьте ей отметку. Пусть знает, что заслужила!» Юрий без зазрения совести очень быстро и жирно нарисовал в дневнике у Татьяны напротив графы «география» в маленькой клеточке «Пять»! Учитель, заглянув в дневник, написал что-то у себя в журнале и посадил Татьяну на место. «Ну, а теперь Вы, Юрий. Продолжите, пожалуйста, мысль Татьяны…» - сказал Малинов и, как обычно, отошёл в свой любимый угол. Он встал по стойке смирно и приложил ладонь к щеке. Минуты две Юрий просто молчал. Потом преподаватель не выдержал и спросил: «Юрий, быть может, Вы всё сказали?» «Ы-ы!» - ученик отрицательно помотал головой в разные стороны и продолжил молчать. Минуло ещё пять минут. По классу то и дело начинал пробегать смешок. Александр Васильевич снова обратился к Юрию: «А теперь всё?» «Да нет же, осталось совсем немного!»- ответил смуглый мальчишка, стоящий у доски и смотрящий по сторонам. Он видел, как сидит на первой парте Юлька и смотрит на него через свои большие очки, на третьей – красит губы Женька, а на другом ряду Андрюха лепит комок из бумаги. За окном дует ветер и разносит жёлтую листву по улице, а в кабинете на окне зеленеет фикус! «А сейчас… всё?» - спросил Малинов у Юры. «Сейчас? Всё-о!» - и глазом не моргнув, ответил тот. «Тогда неси свой дневник,» - сухо сказал ученику преподаватель. Юрка мигом подал свой документ, а Александр Васильевич, открыв его, спросил: «Тебе на какой предмет ставить? На химию или геометрию?» «Поставьте, пожалуйста, на географию…» - просил Юрка. «Но в твоём дневнике такой графы нет…» - скривив улыбку, сказал учитель. «Сейчас будет, - Юрка вскочил со стула и, подбежав к учительскому столу, накарябал своим ужасным почерком короткое слово «геогр.». «Ну, раз уж подошёл сюда, заодно и оценку себе поставь!» - продолжил свою игру педагог. Юрка, как и в первый раз, не раздумывая, поставил в дневник жирную пятёрку! Малинов перенёс её в журнал: «За соответствие фамилии, Молчанов!» Ученик расплылся в улыбке, а Александр Васильевич, заметив, что Крупенникова ёрзает на стуле, повернулся к ней, и таким же сухим тоном декламировал ей: «Не переживай. И тебе пять!»
Одноклассники сидели с выпученными глазами и негодовали: как это можно за такие ответы пятёрки ставить! Малинов вышел из-за стола и начал объяснять новую тему. Делал он это тихо и монотонно, зато на его уроке никто не шумел. Никто, кроме Назаренко. Иван сидел за партой с Гришей Наталиным и катал игрушечную гоночную машинку. Он вовлёк в этот процесс и его. Хотя что говорить – сделать это было несложно - Гриша уже давно не следил за ходом мысли учителя географии. Ему было абсолютно все равно, какая река и где протекает, куда втекает, а куда – нет. Александр Васильевич, заметив, что ребята занимаются не тем, чем надо, сказал: «А эти, по ходу дела, не наигрались… Маленькие ещё, да?» Те захихикали. «Хорошо… - продолжил учитель.- На следующий урок я вам полную коробку принесу, и заставлю играть целый день, пока плохо не станет!» «Кому? - засмеялись ребята.- Нам или Вам?» Гришка с Ванькой спрятали машинку и потом сидели не отвлекаясь.
Рассказ новой темы уже подходил к концу, как педагог изрёк: «А сейчас закрываете учебники, откладываете в сторону тетради и достаёте листочки, на которых и напишите проверочную работу…»
«Но ведь времени-то совсем немного осталось», - гудел класс. «Успеете! – снимал он географические карты с доски.- Вот два вопроса, которые вам необходимо раскрыть. На левой стороне доски – для первого варианта, на правой – для второго! Приступайте!»
Ребята начали ползать по сумкам в поиске чистых листочков: кто-то выдирал из толстой общей тетрадки, кто-то просил у соседа и только Муромцев сидел неподвижно. «Саша? Ты опять? Опять начинаешь? – обратился к нему Александр Васильевич.» Тот отвернул своё широкое лицо к окну. «Та-ак… Хорошо… - по привычке приложив левую руку к правой щеке, говорил Малинов.- Попробуем действовать твоим же методом!» Преподаватель метнулся по классу и собрал у учеников три пенала. «Итак, Саша, - обратился он к грузному мальчишке-оболтусу.- Перед тобой три окна – представь, что это телевизоры, а пеналы – это пульты к ним. Сейчас выбирай любую программу и смотри себе на здоровье, только не мешай остальным учиться! Я тебя прошу!» Саша, включив музыку на новеньком айфоне, всем видом показал, что ему плевать с высокой башни на слова учителя. Он встал из-за парты и вышел в коридор. За ним пошёл ещё один мальчишка, почти такой же. Серёга Макаровский с начальных классов славился своей гиперактивностью. Для него не было идеалов и кумиров. Он сам вершил свою судьбу. Встав из-за парты, он схватил свой рюкзак, и ринулся к выходу. «Ну-ну, - немного приспустив очки с носа,- пробубнил Малинов.- Посмотрим, чем это закончится…»
Пятнадцать минут, оставленных на проверочную, пролетели быстро и вскоре прозвенел звонок: «Сдавайте работы мне на стол и помните, что вместо сегодняшней физкультуры вы все идёте снова ко мне!» «Ка-а-ак?» - послышался протяжный и недовольный ответ учеников. «Да-да, мои дорогие! Я вас жду. Сейчас у меня окно, постараюсь проверить, что вы тут мне намудрили, отличнички мои! Да, и ещё: Молчанов с Крупенниковой, я вам, вроде, пятёрки сегодня поставил… Вы знаете, что это значит?» Те в ступоре стояли у выхода. «А значит это, - продолжил учитель.- То, что теперь вы у меня будете отвечать пять уроков подряд. По очереди. Вы рады? Ведь правда же, прелестно?» «Ага-а», - промычали одноклассники и отправились на литературу.
В школьном коридоре кипела своя жизнь, а самое большое скопление людей почему-то находилось около… туалета. Крупенникова подошла к женской комнате и заметила, что повсюду течёт вода. «Что случилось?» – спросила она у ребят. «Да ребята туалет взорвали!» - ответила ей девчонка из параллельного класса. «Как это – взорвали?» - удивилась Татьяна. «Да очень просто – набросали в унитазы дрожжей да запихали туда тряпок всяких. Эффект, как видишь, налицо!» - объясняла белобрысая девчонка. «Да-а… А ведь только новые поставили унитазы… - покачала головой Крупенникова.- А почему в девичьем-то туалете вода?» «Так тут её столько было, что не успели ещё всё убрать…»- объясняла та. «А кто сделал?» - спросила Таня. «Кто-кто? Говорят, что ваши ребята. Это у вас же класс дибилов!» - начала грубить белобрысая. «Я бы на твоём месте лишка-то не болтала, сама же говоришь – у нас класс дибилов, по голове дадим, и ничего за это нам не будет! - взбесилась Крупенникова. – Иди давай, пока есть чем». «А чего я-то? – уходя, говорила противная девка из параллельного класса.- Это уже все знают. Ты на второй этаж сходи, раз не веришь!»
Танька спустилась с третьего этажа и у расписания увидела большой плакат, на котором яркими красными буквами было написано: «Муромцев и Макаровский сломали два унитаза в мужском туалете! Стыд и позор!»
Крупенникова посмотрела на эту надпись и шокированная пошла в класс. «Вот идиоты, а я их ещё и защищала», - разочаровалась она в одноклассниках. Литература прошла обыкновенно: много читали и размышляли о персонажах. Полная учительница вдохновенно читала вслух и раздавала всем роли, так и не успев в итоге проверить, кто и как справился со своим заданием. Звонок помешал ей это сделать. Ребятам нужно было срочно идти на последний урок – географию. Но перед этим ученики всё-таки по привычке, заведённой с первого класса, сходили на прогулку по второму этажу. Портреты Муромцева и Макаровского, висевшие для позора, теперь были увенчаны чёрной надписью поверху: «Кто, если не мы!» Учительница литературы, проходя мимо стенда, остановилась и стала разглядывать: «Эх! И не стыдно-то!» И, немного подумав, добавила: «Ну, хоть запятую поставили, и то ладно»…
Перед началом географии Малинов выдал листочки с проверочными работами, на которых уже красовались необычные отметки. «Молчанов, у тебя там чего?» - кричала Крупенникова другу по несчастью. «У меня тут очень даже ничего: два плюс один, а у тебя?» - спрашивал он подругу. «А у меня два плюс два!» - гордо ответила Таня. «А давай в журнале посмотрим, у кого, чего стоит!» - предложила она. Полистав несколько страничек, они нашли нужную им, и по клеточкам посмотрели оценки: у Юрки стоял трояк, а у Танюхи – четвёрка! «Уф-ф-ф! Пронесло!» – сказал Молчанов. «Так уж и пронесло! - ответила Крупенникова. – Теперь каждый урок спрашивать будет».
Малинов со звонком приступил к работе. Он достал из-под стола две огромные коробки и пригласил подойти к ним Ивана Назаренко и Григория Наталина. «Вот! Берите и идите на заднюю парту. Там располагайтесь и играйте. Юноши такого не ожидали и поэтому, не зная, как поступить в такой ситуации, оставались стоять на месте. «Я серьёзно говорю. Я свои обещания сдерживаю. Сказал – принесу. Вот и пожалуйста! Берите и играйте»! – кивая головой, говорил педагог.
Мальчишкам ничего не оставалось, как взять коробку и пойти назад. Переглядываясь и хихикая, они тащили груды игрушек на галёрку. Там-то они и провели все сорок минут.
Юрка Молчанов сидел на первой парте и щёлкал семечки. На одном пальце у него даже был специально отрощен длинный ноготь. Поэтому он с лёгкостью избавлялся от чёрной кожуры и аккуратно складывал её в какой-то пышный зелёный цветок, стоящий на столе у Малинова. Тот ходил вдоль доски и рассказывал новую тему. Александр Васильевич взял в руки указку и, не поворачиваясь к доске, на которой висели карты, ткнул в них вслепую, сопровождая это такими словами: «Самая длинная река в Вологодской области – Сухона, и она находится здесь!» Повернувшись назад, он увидел, что попал не туда, куда нужно и, быстренько переставив указку на синюю линию, добавил: «А нет… Вот здесь!»
Все засмеялись, а Юшкову было слышно больше всех. «Пожалуйста, Наталья! Подойдите к доске, расскажите, какая река самая длинная, где она протекает…» - вызывал Александр Васильевич самую непослушную. «А чего сразу я-то? - встала из-за парты полная девица.- Спросите вон кого-нибудь другого…» Она вышла к доске и, достав из кармана сенсорный телефон, начала водить пальцем по дисплею, пробуя найти хоть какой-то ответ на вопрос препода. «Наталья!» - одёрнул он ученицу. От неожиданности Юшкова выронила мобильник. «Что там у тебя?!» - грозно спросил её Малинов. «Так ничего… Катышек с платья оторвался!» - выпучив глаза и поджав нижнюю губу, промямлила Наташа. «Так подними, раз оторвался! - не поняв до конца, что случилось сказал старый учитель.- Нечего у меня в кабинете грязь всякую разбрасывать. Сядь на место! Вышла тут! Посмотрите!» «А Гольфина чего растрёпанная такая сидит? – посмотрел он на Юльку.- А ну, быстро причешись! Эх! Одиннадцатиклассницы еще! Выпускницы! Посмотрите на себя! Одна карандаш жуёт, другая на руке рисует, третья из телефона не вылезает! Бездари! Ладно хоть Гришенька с Ванюшкой молодцы. Глядите, как они дружно играют!» - указал учитель на ребят, разбиравших коробки с игрушками.
Малинов вернулся за свой стол, сел на стул и закашлялся. Сначала все подумали, мол, просто поперхнулся, с кем не бывает. Но кашель становился всё сильнее и сильнее и скоро Александр Васильевич начал хрипеть и задыхаться. Наташка побежала за медичкой, а Юрка за водой.
По лестничным пролётам Юшкова бежала, как угорелая. Белая дверь с табличкой «Медицинский кабинет» была открыта. «Вера Львовна! Вера Львовна! – тараторила Наташка.- Пойдёмте скорее в семнадцатый кабинет, там Александру Васильевичу плохо! Задыхается!» Медичка схватила свою аптечку, и они понеслись в кабинет.
Все окна в помещении были раскрыты настежь, дверь в класс – тоже. В кабинете гулял такой сильный ветер, что листы начинали слетать с парт. Все столпились около учителя и смотрели на него. «Расступитесь. Не мешайте», - грубо проговорила Вера Львовна. Она осмотрела больного и, набрав необходимое лекарство в шприц, сделала учителю укол. Тот лежал на полу и смотрел в потолок. Ребята ждали за дверями, что будет с их преподом.
«Вот! Добились! – просыпалась совесть в учениках.- Довели его! Это он по нервам уже! Один Макаровский чего стоит!» «А чего я-то сразу? – забеспокоился Серёга.- Я, между прочим, не один такой. Нас вон сколько. Муромцев - да! А я причем?» «А, конечно! Валите теперь всё на Муромцева.- говорил Саша.- Я привык. Мне-то что?»
Девчонки винили себя, что не выучили так, как надо было, да и давали ещё ответы пожилому человеку. «Пусть, конечно, и он далеко не подарок.- рассуждала Танька Крупенникова.- Но и мы тоже хороши!» Юрка стоял и жевал семечки, шелуха от которых слиплась в его вспотевшей руке. «Не могу… Я, когда нервничаю, мне нужно что-то жевать! Пойду в кабинете ещё семек возьму, у меня в рюкзаке пакетик остался!» – сказал он ребятам и вошёл в кабинет. Он разжал кулак и выбросил корину от семечек в урну. Недавно прошедший приступ кашля возобновился вновь. «Что ты только что туда кинул?» - громко закричала на Юрку Вера Львовна. «Ничего! – испугался он.- Только шелуху…» «От чего?» - не отставала та. «От семечек! От чего ещё-то?!» - говорил Юрка.
Малинов выбежал из кабинета, чтобы прокашляться. Толпа мальчишек и девчонок обступила его. «Александр Васильевич, Вы уж нас простите… - извинялась за всех староста класса.- Мы не думали, что можем так Вас довести…» Препод, почувствовав, что настал его звёздный час, схватился за сердце и прислонился к Муромцеву. Крепкий юноша удержал учителя, и, почувствовав свою вину, также попросил прощения за свой поступок. Морщинистый старик смотрел на парня и ничего ему не отвечал. Он только водил глазами. Отчего случился его приступ, он уже знал, поэтому о последствиях больше не переживал, а полноценно доигрывал свою роль. «Кто… Кто…» - говорил он еле открывая рот. Сашка склонился над ним. «Тише! Он хочет мне что-то сказать!» - гаркнул он на остальных. «К-кто с-сломал у-унитаз в туалете?» – мямлил Малин. «Господи! Да Александр Васильевич, какая теперь разница?!»- всплескивая свободной рукой, говорил Муромцев. Услышав такой ответ, педагог перешёл к решительным действиям и закатил глаза. «Александр Васильевич! Александр Васильевич! Это я, я! Я один!» - сознался Сашка. Малинов приоткрыл один глаз и грубым голосом спросил: «А зачем тогда на Серёгу свалил?» «Да я ничего не сваливал, просто сказал, что вместе были», - оправдывался он. Учитель выпрямился, поправил галстук, причесал волосы маленьким гребешком, который он всегда носил с собой во внутреннем кармане пиджака и гордой походкой пошагал вперёд. «Александр Васильевич! - окликнули его ребята.- Вы дойдёте?» Опомнившись, что сцена ещё не окончена, он повернулся к ученикам и, схватившись за сердце, прошептал с выдохом: «Попробую»!
Вера Львовна догнала своего пациента и взяла его под руку, сказав ребятам: «Вы его уже довели. Теперь его поведу я.» Этот укор поняли все и поэтому не сдвинулись с места. Скрывшись из вида обманутых мальчишек и девчонок, Малинов выпрямился и пошёл быстрым шагом. «А что? Аллергия на шелуху больше не мучает?» - спросила с подковыркой Вера Львовна больного. «Какая?» – удивился Александр Васильевич. Медсестра вопросительно посмотрела на только что умирающего препода, который выждав непродолжительную паузу, заметил: «Ах, эта!. Не-ет! Не мучает! Вы, знаете, уважаемая Вера Львовна, спасибо Вам большое за укол, но я должен Вам признаться, что приступы хитрости меня мучают значительно чаще, а от этого, как известно, вакцины не придумал ещё ни один учёный!..»
«ПРАВДА»
Я ходила по квартире и заглядывала в комнаты. Мамка сидела с папкой и смотрела телик, Танька что-то искала в интернете, нажимая стрелкой на разные ссылки, а я решала проблему… сна. Ну, вечно не высыпаюсь. Каждое утро открываю глаза за две минуты до звонка будильника, чтобы скорей нажать на кнопку и не слышать этого дикого и так бесившего меня: «Пи-пи-пи-пи, пи-пи-пи-пи». Будильник в форме домика стоит у нас уже лет восемь, и где мама его купила! Так подумаешь, вроде, китайский, а работает – только в путь! Хотя у меня планшет тоже китайский – и ничего… Пиликает ещё.
Я посмотрела на часы: на дисплее мобильника высветились большие цифры: «23:45». «А-а! – бесилась я.- Опять не высплюсь». «Маринка, ты забираться собираешься? - спросила меня мама.- Завтра тебе к какому?» Не знаю, что дернуло меня за язык сказать: «Ко второму, мама!» И как теперь выкручиваться? Нет, тут, конечно, определённо есть плюс – я могу подольше поспать. В принципе, все происходит так, как я и хотела. «Правда? И Таньке тоже… Как там у вас и расписание составляют?!» - кричала из другой комнаты мать. «Не знаю, ма… Так уж вышло», - пыталась не остаться без ответа и я.
Танька захлопнула свой ноутбук и стала расстегивать пуговицы на халате: «Я спать!» «Да и я лягу, тоже уж глаза вовсю слипаются», - похлопывая по зевающему рту, говорила я.
Выпрыгнув из спортивок, и, стащив с себя футболку, забралась в свою постель, которая находилась как раз напротив Танькиной. На комнату опустилась ночь, и я долго не могла всмотреться в темноту. «Ничего не вижу, как слепая!» – напрягая глаза, жаловалась я старшей сестре. Та, перевернувшись на другой бок, в полудрёме ответила: «Спи уже, опять завтра проспим». «Я-то уж точно нет!» - подумалось у меня.
Где-то вверху просматривались очертания люстры, а между стеной и потолком, казалось, есть просвет. Послышались чьи-то тяжёлые шаги и входная дверь приоткрылась. «Девки… - шептал папкин голос.- Девки… Спите?» Мы тоже шепотом сказали, «почти». Тогда отец приоткрыл дверь ещё больше и, встав надо мной, спросил: «Маринка, мороженого хочешь?» Я радостно крикнула: «Хочу»! «А нету!» - засмеялся папка. «Ну, ты как обычно!» - укрываясь с головой, ответила я. Тогда он пристал к сестре: «Танька! Танюшка! А ты мороженого… хочешь?» Танька, на минуту выпавшая из сна и не слышавшая, что происходило в комнате, громко сказала: «Хочу!» «А хочешь, так набери в рот сахару, выйди на улицу, сядь голой попой в снег: и холодно, и сладко!» - вновь он залился смехом. «Па-ап», - протянули мы. «Ну, всё-всё… Ухожу,- топтался он у дверей.- Девки… Знаете чего? Спокойной вам ночи, спокойного сна... И видеть во сне вам… душного козла!» Он рассмеялся своим задорным смехом и ушёл в соседнюю комнату, из которой послышались его обычные слова: «Да конечно уложил! Кто, как не отец-то?»
«Ой, неужели теперь можно спать?» - переговаривались мы в темноте.
Я открыла глаза – в комнате было также темно, но закрыть я их не могла, такое ощущение, что спички вставлены. Сколько же времени? Шесть! Шесть утра! Как так-то? Я же только что закрыла глаза! «Бог ты мой, за мной же Юлька зайдёт! Она-то не знает, что нам «ко второму»…- вспомнила я.- Позвонить? Услышат! Написать? У неё дисплей у мобилы сломан…» Я сползла с кровати и тоненькими ножками пошлёпала в туалет – у батьки там всегда лежали газеты, журналы, ручки... На белом троне он мог просиживать часами и поэтому всё, что требовалось для быстрой мысли, которую он там старался уловить, валялось под рукой. Я включила свет в маленьком помещении и, закрывшись на шпингалет, начала рыться в папкиных канц. товарах. Всё-таки какой-то огрызок я нашла. Что писать? Юлька от меня живёт примерно километра за два и спокойненько ждать пока я высплюсь она не станет… Так просто признаться на листе бумаги, мол, прости меня, Юлька, но я хочу спать, иди в школу и учись там одна, я не могу… Не… Так нельзя… Да и мамка с батькой мои записули сразу увидят. Одно знаю точно – мне придётся вывесить своё объявление для подруги на дверь, чтоб, не дай Бог, она тут не разбудила всех раньше срока…
«Юлька, не буди меня. Нам ко второму. Женька звонил, сказал, что физры не будет, - оставила я сообщение на другой стороне двери.- P.S.: Записку эту забери с собой». Да, мне приходилось врать и впутывать в эту историю ещё и других людей. Конечно, никакой Женька не звонил мне и в помине, но человеку, который заходит за тобой в школу, преодолев два километра в мороз, был нужен о-очень аргументированный отказ. Повесив импровизированную табличку, я отправилась в свою комнату. Наступая только на кончики пальчиков, миновала коридор и подошла к окну. На стекле мерцали ледяные узоры, а в порожке скопилась вода. По привычке маленькой грушей я выкачала её и перелила в пол-литровую банку – в ней прибыло, наверно, на сантиметр. Отодвинув, алоэ подальше от стекла, чтоб цветок не замерз, со спокойной душой легла в кровать. Всё – до восьми двадцати могу оттягиваться смело. Переставив будильник на это время, я продолжила спать.
«Ничего себе, какая жирная свинья! Она бежит за мной! Бежит и хрюкает! Её пятачок раздувается, а круглые глаза…» - ну и приснится же такое! Я посмотрела на часы: «8:19». Выпрыгнув из-под одеяла, пошлёпала в ванную. Танька уже вовсю чистила зубы: «Чего? Не разбудить что ли?» – высказывала я претензию сестре. «Так зачем? Юлька сказала, вам ко второму», - с полным ртом зубной пасты, ответила ранняя пташка семейства Королёвых. «Юлька?» – испуганно переспросила я. «Да, она сказала, что физру у вас отменили, и попросила тебя не будить, сказала, что в школе увидитесь», - не членораздельно пробубнила Танька, и, сплёвывая белую массу в раковину, пыталась сказать что-то ещё. «Чего?» - смотрела я на неё. «Она тебе какую-то бумажину оставила, посмотри, где-то в шкафчике валяется», - ответила Таня. В верхнем ящике прихожей лежало скомканное сообщение, которое я с таким старанием и трудом выводила в шесть утра. «Ну, Юлька! - со злостью подумала я.- Надо же быть такой!»
Поводив глазами, я по-быстрому умылась, обтерлась полотенцем и даже не позавтракав, убежала в школу.
Еле успев до звонка, залетела в кабинет. Юлька сразу подошла ко мне: «Марин, ты прикинь, я прихожу, а физкультура-то в расписании не вычеркнута! Представляешь?» «Как это? Неужели была?» - делая удивленный вид, спрашивала я у подруги. «Ребята говорят, была – на лыжах катались!» - получив первый прогул за все десять классов, ответила Юлька. «Бли-ин»,- протянулось у меня. «Ну, ничего. Может, ни мы одни не ходили?..» - с надеждой проговорила я, та, для кого прогулять физкультуру, как поздороваться со знакомым человеком – дело обычное и заложенное во мне с самого детства. Правда, всегда у меня было какое-то прикрытие – в основном: якобы больной живот, но с невинным лицом, доставшимся по генам от папы, у меня и это всегда прокатывало.
Со звонком вошла класснуха, перед которой мы все выстроились, как огоньки на новогодней ёлке – в три ряда. Она движением руки показала, что можно уже и сесть, и, отметив в своём журнале, кого нет, подняла глаза на класс и сказала: «А сейчас встаньте: Аленичева, Егорова, Ванина, Воркова, Королёва, Кандаков, Назаров, Оладьин…» Постепенно каждый вставал из-за парт, а она продолжала: «Тараканов, Туликова, Югина!» Мы все смотрели друг на друга и не могли понять, в чём дело. Ни в какой олимпиаде, вроде бы, участия не принимали; субботники зимой не проводятся, за которые также могли похвалить… А что ещё-то?
Учительница подошла к Юльке, сидящей по жизни за первой партой второго ряда, и спросила: «Егорова! Почему тебя не было на физкультуре?» Она, трясясь от страха и, поправляя дрожащей рукой очки, по обыкновению шмыгнула носом и, посмотрев на Кандакова, выпалила: «А нам Женька сказал, что не будет!» Класснуха переключилась на одноклассника, а мне хотелось провалиться сквозь землю. Как это я не подумала, что она начнет сейчас оправдываться и откроет все карты, которые надо и не надо. Кандаков выпрямился у своей парты ещё больше и, немного заикаясь, начал: «Я-а? Кто – я-а? Да такого и не было. Я вообще сегодня проспал!» Учительница перевела взгляд с Женьки на Юльку и поинтересовалась: «Так почему ты говоришь, что тебе об этом сказал Кандаков?» Егорова повернулась назад и показала рукой на меня: «Так мне Маринка сказала!» Вера Дмитриевна приблизилась ко мне и спросила, выпучив глаза: «Так кто тебе сказал?..Говоришь, Женька?» «Н-нет! Я н-не мог! – чистосердечно признавался Кандаков, который постоянно прогуливал уроки и даже никогда не задумывался, плохо это или хорошо. Он просто не приходил и всё. Я же, чувствуя, что атмосфера накаляется, и сейчас мне может прилететь, решала, что делать дальше. Женька, приподняв брови, смотрел на меня. Развернувшись всем торсом в его сторону, я наклонилась немного вперёд и, вопросительно кивнув головой, язвительно спросила у парня: «Что? Скажи ещё, что не говорил?»
В своей роли я была убедительна и поэтому больше Женьку уже никто не слушал. «Садитесь, девочки. Стыдно! Надо самим записывать расписание»!- сказала Вера Дмитриевна. Юлька села за свою первую парту и больше не пошелохнулась весь урок, а я целых тридцать минут была под обстрелом Кандакова. Казалось, что он испепелит меня взглядом. «Тым-дым», - пришла мне смс-ка. На дисплее высветилось: «Ж.К.». У-у-у: даже открывать страшно. «Молодец, Королёва! Позже поговорим!» - было написано в Женькином сообщении. «Я не против», - улетело ему в ответ.
Вера Дмитриевна потратила половину своего урока, чтобы узнать, почему такого количества людей не было на физкультуре. «Вот ты, Воркова! Ты! Почему не было тебя на этом уроке?» Танька, качаясь из стороны в сторону, переминаясь то на одной, то на другой ноге, с вызовом посмотрев на класснуху, ответила: «А я этот урок в принципе не люблю!» «Очень хорошо! Дожили! Теперь мы будем ходить только на те уроки, которые нравятся! Замечательно», - распылялась наша Дмитруха. «А ты, Югина, чего?» - поинтересовались у неё на всякий случай. «Так живот болел», - поджав нижнюю губу, ответила Наташка. «А почему не пришли Оладьин, Тараканов, Туликова и Назаров?» - обратилась Вера Дмитриевна к моим одноклассниками, которые уже давно ждали этого вопроса. «Так нам Егорова сказала, что физру отменили…» - услышала она в ответ. «Я надеюсь, больше вы меня позорить не будете!» - обвела всех взглядом Вера Дмитриевна.
На весь класс и прогульщиков мне было далеко плевать. Вот Женька… чего с ним-то теперь делать? Егорова –то тут ни при чём… Хотя, как это ни при чём? Могла бы и промолчать! Хотя, как это промолчать? Тогда бы это была уже не Егорова… «У тебя пять минут», - пропиликала смс-ка. Я посмотрела на Кандакова – он уже давно собрал все свои вещички в сумку и играл в телефон. «Ты даже не представляешь, какую месть я тебе придумал…» - пришло следующее сообщение. Нет, у меня, конечно, была мысль сбежать после урока, но как? Я же ростом метр с кепкой, он меня догонит за две секунды. Ещё и получу. Хотя, нет. Не получу. Женька же джентльмен, он придумает месть поизысканней.
Последние шестьдесят секунд я отсчитывала секунду за секундой: «Пятьдесят восемь, пятьдесят девять…» «Королёва! - крикнул меня Канадаков.- Далеко-то не убегай. Помнишь же, звонок – для учителя…» Я, закинув лямку от рюкзака на правое плечо, стояла перед ним, как перед иконой и смотрела вверх: «Вроде, и раскаиваюсь, и признаться хочется, а что-то мешает!»
«Ну, мелкая, ты и вредная!» – смотрел он на меня хитрыми глазами. Нет, там не было злости. Даже и намёка на это. За сорок минут он успел пропсиховаться и придумать план. «Ты целую неделю будешь делать мне русский!» - выпалил он. «Че-го-о?» - удивлённо посмотрела я на него. «Да-да, именно так, и никак иначе!» - ответил Женька. «Ну ладно, согласна, свою вину надо искупать. Ты уж прости меня, Женыч. Я не спецон. Просто как-то так пошло, а там уж и не остановиться уж было. Сам знаешь, с Егоровой много не договоришься. А тут ты подвернулся…» - оправдывалась я. «Да ладно, Марин, пофигу!» - махнул рукой Женыч.
Ещё пять уроков пролетели быстро и, натягивая перед зеркалом в раздевалке шапку, и, собираясь уже отправиться домой, я пошатнулась оттого, что сзади на меня напрыгнул Кандаков: «Э-эй, Королёва, куда это мы направились?» «Да только хотела у тебя тетрадку взять», - кривляясь, ответила я ему. Он всучил мне тетрадь и исчез из поля моего зрения.
Дома, садясь за учёбу, я обнаружила в рюкзаке тетрадку Кандакова. «Уф-ф-ф, - выдохнула я.- За всё приходится платить». Пытаясь, походить на Жэныча я писала нэ, как пэ и делала наклон немного влево, но всё равно выходило как-то не так. Закончив работу, отзвонилась ему: «Женька, я всё!» «Молодец, завтра проверю!» - засмеялся он в трубку.
На следующий день, проверяя Женькину работу, Мария Леонидовна посмотрела сначала на упражнения в его тетрадке, а точнее крючочки, которыми оно было написано, и, сверив их с предыдущими, выпалила: «А что – Кандаков у нас теперь пишет двумя руками? Или, может быть, ногой?» Женька посмотрел на меня, приподняв левую бровь. Я развела руками.
«Кто за тебя писал?» - спросила учительница русского. Взгляд Женыча мелькнул по мне и перебрался куда-то на первые парты. «Так кто?» - ждала ответа Мария Леонидовна. Женька, перебирая на кого бы свалить, уверенно сказал: «Егорова!»
«Кто-о? – вскочила та со своего места.- Я?» «А кто ещё-то? Ты же у нас самая умная!» - съязвил Женыч. «Марина, скажи ему!» - канюча, просила она меня. «Я? – поглядев на Юльку, поинтересовалась я.- Почему ты обращаешься ко мне?» В воздухе зависла напряжённая тишина. Мы втроём стояли, создавая треугольник. Правда, не любовный… далеко не любовный!
Два интригана и заучка не знали, что делать в сложившейся ситуации. Подставив друг друга не единожды за последние пару дней, мы не хотели топить никого больше. Признаться, что это сделала я, значило раскрыть два своих преступления: одно перед Женькой (Егорову было не жалко), а второе – перед Марией Леонидовной, ведь получалось, что, оказывая услугу Женычу, я обманываю её.
Учительница по-прежнему сверлила меня взглядом. А я, видя, что от меня ждут ответа, начала с самого начала: «Мне очень хотелось спать и я…» «Умылась холодной водой и пошла в школу! - громко сказал Женыч,- По пути встретив меня, узнала, что физкультуры не будет, и ушла обратно. Вы ж знаете, Маринка рано выходит. Примерно за полчаса!»
«Ребята, вы вообще о чём? Причём тут, во сколько Королёва вышла из дома, и задание Кандакова? Какая тут связь?» - спрашивала нас Мария Леонидовна. «Прямая! Самая - самая прямая, - вскочила я и начала сбивчато объяснять. – Понимаете, вчера очень не хотелось идти на первый урок – думала: посплю подольше, а первой-то физра была... Егорова каждый день заходит за мной в школу. По пути ей. И, чтобы Юлька меня не сдала родителям, так как врать она не умеет, пришлось сказать, что Кандаков позвонил мне и сообщил, что урок отменили. В итоге половина класса…»
«Заболела! – встала Егорова.- А Кандаков сильнее всех! У него, знаете, даже лицо побледнело всё! Ну, я и предложила ему свою помощь. Друзьям же надо помогать, правда, Мария Леонидовна?» «Правда, Юлечка, правда!..» - ответила учительница русского языка.
САШКИНЫ МУЛЬТИКИ
В этот пасмурный, дождливый день нам совсем не хотелось выходить из дома. Да и никак – мамка нас с Димкой заперла на ключ. Да еще и добавила: «Дома посидите, меньше проблем, может»… И ушла на вторую работу - нас-то как-то надо кормить.
Скучно было недолго. У меня же смекалка, знаете какая! А фантазия! Ух! Любой бы моим выдумкам позавидовал! Ну, я своему младшему брату-то и говорю: «Эй, Димка! Мультики хочешь посмотреть»? «Хочу»,- говорит!
- Только не обычные,- продолжаю я.
- А какие?- округлив глаза, спрашивает меня шестилетний Димулька.
- Какие – какие… Хочешь, мультики у тебя на животе показывать будут? – предлагаю я.
- А это как? – с интересом и восторгом задает мне вопрос мой Димка.
- Сейчас увидишь, - подняв указательный палец вверх, добавляю я.
Где-то на тумбочке валялись саморезы, к которым я быстро примотал медную проволочку. Так здорово получилось! От каждой шляпки шли эти проводки, которые так и интриговали меня и моего Димку.
- Сашка, а что дальше-то делать?- спросил меня немного испуганный брат.
- Что? Сдрейфил уже? Не боись! Сейчас самое интересное будет! Мультики на животе – это не хухры-мухры!
- Да… - промямлил младший брат.
- А чего мне делать-то надо? А? – не унимался Димон.
- Пальцы свои давай сюда! – скомандовал я. Хоть я и не на много его был старше, этот тихоня слушался меня беспрекословно. Он протянул маленькую, дрожащую руку с растопыренными пальцами, и заглянул мне в глаза. Я же, полный вдохновения своим новым изобретением, сделал вид, будто не замечаю его испуга. Быстренько я прикрепил эти саморезы к его двум пальцам и серьезным голосом сказал: «Суй»!
-Куда «суй»?
- Как куда? В дырки! Видишь – розетка! Туда и суй! Будем мультики смотреть!
Димка повиновался и сделал так, как я просил. Через какое-то мгновение его трясло, как не знаю и кого, и орал на весь дом: «По-мо-ги-те»! Меня же трясло в тот момент не меньше – я думал, как его оттащить так, чтобы и со мной такого не случилось. Хорошо хоть мамка сегодня пол мыла, да лентяйку убрать забыла. Деревянной ручкой я изо всех сил оттолкнул Димона от злополучной розетки.
В замочной скважине показался ключ, и мои глаза округлились еще больше. Мы с Димкой лежали на полу с обожженными руками и химией на голове. Мама пришла. Ух! Ну, сейчас будет! Так мультики-то и не посмотрели…
СТАРШАЯ СЕСТРА
В коричневом деревянном доме, стоящем на краю небольшого провинциального городка, жила Ленка Сомова. У неё была своя маленькая комната, а точнее угол в ней, но и там она не могла жить спокойно – в доме были постоянно какие-то гулянки: мать каждый день встречала и провожала кавалеров. Иногда оставляла их у себя.
Маленький диван, закрытый красным обдрипанным пледом, стоял у окна, в которое так часто смотрела Ленка. Когда приходили гости – так мама называла пьяных друзей, Ленку по обыкновению запирали в её комнате, а, чтобы не мешалась, припирали дверь огромным старым креслом. Девчонка, привыкшая к такому образу жизни, немного постояв у дверей и, поняв, что всё повторяется вновь, как и вчера, и позавчера, и неделю назад, и даже месяц, села за стол, где она учила уроки, опёрлась на него локтями, и, закрыв голову руками, пыталась плакать. Сначала ком стоял в горле, и она могла только чувствовать какие-то неприятные тяжелые ощущения, но по мере того, как она начинала вспоминать вчерашний день, глаза слезились всё больше и больше…
Вчера её в первый раз пустили за общий стол. На нём стояли маринованные огурцы, помидоры, килька в томатном соусе, хлеб… «М-м-м! Пальчики оближешь!» – смотрела Ленка на вкуснятину, которую ей так редко удавалось попробовать. Самое большое, что она видела – это холодный чай с двумя чаинками в чашке с утра, социальный обед в школе, и то не потому что мать собрала справки, чтобы она его получила, а потому, что классная руководительница, заметив, что Ленка начала нещадно падать в обмороки, покупала ей еду за собственные деньги, при этом, не рассказывая никому об этом, и ещё - мелкие подачки соседей или прохожих на улице. Городок был маленький, поэтому Ленку Сомову знали все. Мать её они тоже знали. Между прочим, до того, как убили Ленкиного отца, она была абсолютно нормальной бабой. По крайней мере, так о ней рассуждали какие-то женщины, смотрящие на Ленку, шагающую мимо них. «Это уж потом скатилась!» - утверждала одна из них. Ленка же, похожая на мальчонку, бегала по городку в поисках пропитания. Мать-то о ней совсем не заботилась.
Иногда она приходила к продуктовому магазину и, заглядывая в глаза прохожим, просила пятёрик. Нет, она не делала это, как попрошайка. Зная всех по именам, она могла просто обратиться: «Тёть Тань, а пятёрика не найдётся?» Татьяна Ивановна, погладив бедную Ленку по короткостриженной голове, всегда подавала. Порой она могла и накормить Ленку: «Жалко девчонку-то…»
Так, от соседа к соседу, от знакомого к знакомому, к вечеру она приходила домой с полным животом. Конечно, случались и такие дни, когда там было пусто и слышалось только урчание, но и в эти моменты третьеклашка знала, как поступить. Она надевала коричневые дряхлые ботинки на тонюсенькие ноги, которые зачастую были окрашены в синий цвет из-за падений на горке с велика соседского мальчишки, и шла в сторону хлебопекарни.
Приятный тёплый аромат хлеба витал в воздухе. Ленка начинала бродить взад и вперёд, лавируя между клумбами и разными цветниками, высаженными для благоустройства территории ещё летом и радовавшими глаз до конца осени. Многолетние, видимо. Девчонка вдыхала этот запах и, казалось, что ещё чуть-чуть, и она упадёт в обморок. Её ноздри раздулись, в зобу схватило дыхание, и она подошла к окну пекарни, которое было настолько большим, что за процессом можно было наблюдать с улицы. Там постоянно мелькали какие-то тётки в белых халатах, которые катали огромные металлические чаны на тачках с колёсиками, а потом вывозили хрустящий, чёрный хлеб. Ленка стояла напротив и смекала, как бы его раздобыть. Она подошла к воротам и увидела там дворника. Дядя Паша подметал территорию. Она подняла голову и пошла в сторону входа. «Куда-а?!» - командным тоном спросил её дядька. «К бабушке!» - ответила Ленка. «К какой бабушке, Лена?! – посмотрел на неё дядя Паша.- Нет же у тебя никакой бабки!» Маленькая обиженная девчонка посмотрела на сгорбленного дядьку и в уголке её глаза засверкала солёная слезинка. «Ой, вот я дурак-то! – опомнился дворник.- Ты, наверно, есть хочешь! Мать-то шляется поди опять… Эх, бедный ребёнок… Стой здесь. Я сейчас!» Он развернулся, бросил метлу на асфальт и вошёл в помещение. Ленка вытерла правой рукой слезу и, подхватив с земли веник, начала подметать. Дядька вышел с двумя буханками чёрного и большим пряником, протянул всё это добро Ленке и сказал: «На, милая, только домой не носи. Ничего ж тебе не достанется.» Он увидел, что она положила метлу: «Ты чего – ещё и помогала мне? Вот умница-девка! Не пропадёшь!» Ленка Сомова смотрела на него улыбающимися глазами и прижимала своё сокровище к себе. «Та-ак, у меня тут кабинетик свой есть. Пошли ко мне. Чаем напою. Потом приберёмся, правда?» - заглянул он в глаза ребёнку. Дядя Паша подхватил худышку на руки и понёс к себе: «Ух, ты! Лёгкая какая!» Ленка, держа в руках хлебное богатство, улыбалась во весь рот. В небольшом помещении, где обитал Дядя Паша, стоял стол с двумя стульями, старенький диванчик, маленький телевизор и электрический чайник. Он нажал на нём кнопку и вскоре чайник зашипел. «О! Видишь? Греется!»- подняв палец вверх, сказал дядька. «Скорей бы уж,» - потирала руки голодная Ленка. Через три минуты кипяток попал в чашку, а затем и в Ленку. Она жадно откусывала пряник, а потом перешла и на хлеб. Дядя Паша гладил девчонку по голове, приговаривая: «Кушай, кушай, Малая. Голодной будешь – приходи, всегда накормлю!» Но всегда ходить к дядьке Паше было стыдно и не удобно. Чужой человек всё-таки… И тогда Ленка дожидалась ночи и ползала по помойкам, которые находились рядом с единственным в городе продуктовым торговым центром. В ход шло всё: просроченные бананы, которые ей казались слаще мёда, апельсины, колбаса, овощи… Да всё, что угодно. Наевшись всего поганого, она, походив по городку каких-то полчаса, бежала в кусты – организм не справлялся с такой пищей. Всё выходило обратно. Рвотные массы иногда выходили даже через нос, отчего девчонка порой задыхалась. Каждый раз после такой процедуры она давала себе слово, что больше никогда не полезет в урну и не будет есть эту дрянь. Но проходило два-три дня, и в животе начинался оркестровый концерт, который требовал пищи. И Ленка шла.
Она запрыгивала по коробкам в большую корзину и рылась во всём грязном. Там попадались и битые бутылки, о которых она не раз успевала порезаться, но не оставляла своего дела, а продолжала искать что-нибудь съестное. Серёга, живший с нею по соседству, знал, как Ленка добывает себе еду и как-то, чтобы опозорить девчонку, привёл туда всех её одноклассников. Мол, полюбуйтесь, с кем учитесь. Девчонке после этого ребята объявили бойкот, и она стала отказываться ходить на уроки. Лариса Владимировна, её классная, заметив, что девчонка не пришла на урок, поинтересовалась у учеников: «А где Сомова?» «Где-где? – засмеялись ученики.- На помойке!» «Как на помойке? На какой? – взволнованно спрашивала Лариса.- Вы что смеётесь?» Генка Люботин, встав из-за парты, думая, что поступает благородно, осмотрел весь класс и надменным тоном произнёс: «Да у магаза продуктового, Лариса Владимировна! Вы представляете, она на помойке жрёт!» «Это правда?» – обратилась она к толстенькому мальчишке в новой школьной форме. «Конечно, правда, мы сами вчера видели. Хорошо, Серёга показал! Ночи пришлось там дожидаться – все ноги в кустах отсидел! - на полном серьёзе говорил сын местных предпринимателей.- Но зато теперь знаем, что ест наша одноклассница. Фу! Мы с ней дружить больше не будем!»
«Ребята, да как вам не стыдно?! Вы же уже взрослые! По десять лет скоро всем стукнет, а туда же! Надо было мне рассказать! Разве можно так? Ей помочь надо, а не отталкивать!» - ругалась Лариса Владимировна. «А ты, Серёжа! – она посмотрела на виновника ситуации.- А с тобой мы ещё поговорим!» Сказав эти слова, Лариса выбежала на улицу. На школьном дворе, на канате висела Ленка. Она качалась из стороны в сторону и смотрела куда-то вверх. «Леночка, пойдём на урок…» - звала учительница девчонку в класс. «От меня плохо пахнет», - тоненьким голосом ответила Лена. «С чего ты взяла?» - продолжала разговаривать с ребёнком Лариса Владимировна. «Мне Люботин сказал, что я помоешница! А разве помоешница может вкусно пахнуть?» - плакала Ленка, продолжая висеть на канате.
Молодая учительница подошла к Ленке, сняла её с толстой верёвки и прижала к себе: «Они глупые, они ничего не понимают. Ты не обращай на них внимания. Ты очень умная и способная. Знай это и всё. Садись сейчас на первую парту и смотри на меня. Будем вместе учиться. Пойдём.» Она взяла Сомову за руку и повела за собой.
В кабинете было тихо. За первой партой, которая всегда стояла пустой, никого не было и в этот раз. Ленка прошагала около доски и прыгнула на стул, куда указала Лариса Владимировна. Девушка двадцати семи лет вела урок интересно и весело. С ней никогда не удавалось поскучать. Она была не замужем и поэтому всё своё свободное время тратила на своих учеников.
Ленка сидела за партой и, казалось, что шея у неё скоро хрустнет от перенапряжения. Она боялась повернуть голову назад и посмотреть, что там происходит. Все же, после нотаций Ларисы Владимировны, сидели спокойно и делали вид, будто ничего не произошло. Классная руководительница посмотрела на любимую ученицу и подмигнула ей, мол, всё будет хорошо. Ленка расплылась в улыбке и наконец-то начала думать об уроках.
Вечером она пришла домой и там, как обычно, сновали какие-то грязные мужики. «Ленок, привет!- громко сказал один из них.- Как поживаешь?» «Спасибо, хорошо! – ответила она ему и юркнула в свою комнату. Девчонка достала из жёлтого пакета учебники с тетрадками, включила на столе маленькую лампочку и принялась за уроки. Кружок света падал на клетчатую тетрадь, и малышка пыталась выводить какие-то символы. Вдруг в соседней комнате громко заиграла музыка, и послышался чей-то смех. «Семё-ён! Заходи! Вот так заждались! Где пропадаешь?» - спрашивала его мать Ленки. «Да всё по делам… По делам всё мотаюсь» - отвечал он. «А ты-то? Сама-то как?» - допрашивал её мужской голос. «Да как-как?! Лучше всех! Вон Ленка у меня растёт красавица! Хочешь посмотреть?» - хвасталась дочкой матка. «Ленка, иди сюда! Давай-давай! Хватит там за уроками своими корпеть!» - звала она её.
Ленка, поджав правую ногу, сидела на табуретке и, еле отрываясь от урока, крикнула матери: «Зачем? Мне некогда!»
«Иди, говорю!- скомандовала мать.- Забыла, как матку не слушаться?» Нет… не забыла… Об этом Ленка помнила всегда. Когда она говорила своей родительнице хоть слово поперёк или делала что-то не так, та могла её исхозать веником, совком, кинуть какую-нибудь мелкую вещь в неё… «Иду!» - звонко крикнула Ленка. Она слезла с табуретки и босыми ногами по коврику дошла до мамы. «Ну?» - смотрела она на неё. «Вот! – показывала Нина Борисовна на Ленку.- Моя дочь.»
Ленка оглядела мужчину и заметила, что у него такой же, как у неё разрез глаз, нос и левое ухо. Он тоже высокий и худощавый, и такой же чернявый, как она. «Здрасьте! – протянула Лена тонкую, как ивовый прутик, руку мужчине». «Привет!»- наклонился к ней тот. «Ну всё? Посмотрели на меня? – обратилась она ко взрослым.- Теперь можно идти учить уроки?» Семён погладил её по голове и нежным голосом сказал: «Иди».
Ленка, тяжело вздохнув, развернулась и ушла к себе. Она села за уроки, но лицо этого мужчины не выходило у неё из головы. «Глаза… Его глаза…- всё вертелось у неё в голове.- А я ведь совсем не похожа была на папку…»
За стенкой забрякала стеклянная посуда, и Ленка со вздохом сказала: «Опять!» «Ленка, иди к нам», - немного позже кричала её пьяная толпа. На пороге комнаты показался Семён и сказал: «Пойдём, угощу чем-то!»
Ленка, как всегда голодная, пошла за ним просто из-за того, что хотела есть. Нет, ей, конечно, приятно было, что хоть кто-то обратил на неё внимание… Мать-то не часто её ласкала. Она села на край стола, а пьяная мать крикнула: «Не садись на угол – примета плохая!» «Ничего это не плохая! – спорил с ней седовласый старик.- Девка с углом всегда будет! Пущай сидит!»
Ленка, съёжившись, как воробей, не знала, куда ей деться. Семён подошёл к ребёнку и положил на тарелку рожки с колбасой. Ленка, увидев большую порцию еды, чуть на слюну не изошла: «Спаси-ибо!»
Она взяла в руки вилку и хотела уже поймать несколько макаронин, как какой-то мужик выхватил у неё тарелку и сказал: «А это наша закуска!» Матка сидела с дружком и не видела, что происходит сзади. Она смотрела в глаза любимому и заливалась смехом. Злая и испуганная Ленка вскочила со стула и, находясь, в состоянии шока, воткнула вилку в руку этому противному пьянице. «Вот Жучка! – закричал он.- Жучка! Нинка! Нинка! Смотри, чего твоя сопля натворила!» Он показывал на свою руку, где остались четыре неглубокие дырки, из которых чуть-чуть проступала кровь. Ленка напугалась ещё больше и, раскрыв широко глаза, смотрела на маму. Та, встав из-за стола, подошла поближе к дочке и, взяв её за шкварник, вывела из дома. Она оставила её осенью на холодном крыльце во время проливного дождя стоять босиком, сказав на прощание: «Подумай над своим поведением»!
Переминаясь с ноги на ноги, проливаемая насквозь мерзопакостным дождём, Ленка уткнулась в прореху между зданием и крыльцом, и начала плакать. Слёзы большими горошинами катились по её лицу, а на макушку, откуда-то сверху просачивалась вода. Маленькое сердечко сжималось от вселенской несправедливости. Холодный сентябрь не давал убежать ей из дома в таком виде, и она попыталась войти домой за башмаками и куртяжкой. Но как только переступила через порог, услышала голос нового знакомого: «Ленусик, а ты где была? И почему в таком виде?» «Так мамка выгнала,»- со слезой в голосе говорила девчонка. «Нинка, ты что – спятила? В такой ливак девку на улицу выбросила?! А ну, иди сюда!» - сказал дядя Семён. «Не надо, не ругайте её. Пускай!»- защищало глупое создание свою мать.
Пока в комнате возникла потасовка, Ленка схватила свои вещи и выбежала на улицу. Она поднимала своё маленькое личико вверх и смотрела на небо, где ходили иссиня-чёрные тучи, и не было видно ни единого просвета. Ленка Сомова шлёпала по лужам, а из узеньких глазонек текли огромные слёзки. «Был бы папка, всё бы по-другому было!» - уверяла себя Ленка. Она и не заметила, как ноги сами привели её к дяде Паше. Она постучала в дверь, которая тут же отворилась. Сгорбленный мужчина резко выглянул и заметил Ленку, только опустив глаза. Та стояла, как подстреленный воробей. «Скорей-скорей! Забегай! Гляди, погода-то, как ругается! Давай-давай!» - торопил он девчонку.
Она забралась на диванчик и дрожала, пока ей не дали плед и не налили горячую кружку чаю. «Кушай, давай, всё-т легче будет», - уговаривал её новый друг. Ему она ничего не рассказывала. Стыдно было. А он не спрашивал. И так всё понимал. Просто гладил по голове, да смотрел по-доброму. «Вот бы мне такую доченьку, как ты», - изредка говорил он. Ленка, услышав такие слова, удивлялась: неужели она ещё кому-то нужна?
Отогревшись, её стало клонить в сон. Но ночевать у дядя Паши она не могла. «Мать же будет беспокоиться»,- думала она. Точнее, ей очень хотелось так думать. Она так хотела, чтобы о ней заботились, что постоянно забивала себе мозг этими мыслями.
Ленка прибежала домой и, забравшись через форточку в свою комнату, легла спать. На маленьком диванчике ей только-только хватало места, но тут она была дома. Тут всё своё. «Сейчас я закрою глаза, а мама войдёт, погладит меня по голове, расскажет сказку, и я усну», - мечтала Ленка. В этих мечтах проходило время до сна. Потом от бессилия и обиды её организм давал сбой и малышка усыпала. Мама же давно храпела в пьяном угаре в соседней комнате и даже не вспоминала о своём ребёнке.
Утром всё как обычно: Ленка вставала сама по старому ржавому будильнику, выключала на нём кнопку и шла к умывальнику. Она дёргала его за носик и, набрав водичку в ладошки, омывала своё лицо. Выжимала полоску зубной пасты на щётку и круговыми движениями чистила зубы. Сплёвывала всё в мойку и иногда вместе со сгустком пасты она видела розовый оттенок крови. Тогда она вздыхала про себя и принимала, как должное, что дёсны у неё совсем ни к чёрту. Слабенькие! Она надевала школьную форму и, схватив пакет с учебниками, бежала по тротуарам на уроки. Они кончались быстро, как и все хорошее в этой жизни. Ленка даже не успевала очухаться, как наступало время идти домой.
Обратная дорога бывала длинной: иногда она заходила в магазин и подолгу смотрела на прилавки: конфеты с густой нугой и большим арахисом, мороженое в рожке… сосиски! Ей хотелось буквально всего. «Девочка, чего тебе?» - спрашивала её новенькая продавщица. «Мне? Мне… ничего», -отвечала маленькая Ленка и выходила оттуда. Она шла домой, обдуваемая всеми ветрами, и вглядывалась в лужи. Домой она не торопилась – ну кто её там ждал - мать с пьяными друзьями и небольшой уголок комнаты, который принадлежал ей?.. Она бессмысленно бродила по улицам и разглядывала изредка проходящих мимо неё людей, качалась на качелях детской площадки и иногда бегала в кино, где работала баба Вера, которая всегда пропускала Ленку на сеанс бесплатно. Хотя нет, не совсем. Ленка иногда выносила мусор из каморки, где продавали билеты. Когда вечерело, Ленка по дороге домой заглядывала в окна кирпичных домов и видела, как семьи садятся ужинать за большой стол. Она даже не замечала, как останавливалась напротив такого окна… Просто – стояла и смотрела. Потом по её спине мелкими шажками пробегал холодок, который так и передёргивал девчонку, заставляя идти дальше.
Дома всё снова по-старому: гуляющая толпа в зале, и обшарпанный уголок в своей комнате. Всё это промелькнуло перед Ленкиными глазами сотни тысяч раз, пока она вспоминала вчерашний день. Она сидела за столиком для уроков и умывалась слезами. Маленькими ладошками вытирая горькие слёзы, малышка задавала себе единственный вопрос: «За что мне такая жизнь»? Ей так хотелось быть кому-то нужной! До боли нужной и необходимой, что она дала имена всем своим игрушкам и по очереди разговаривала с каждым. «Тёмочка, ты меня ждал? – говорила она потрёпанному зайчику.- Знаю-знаю! Очень ждал! А я вот задержалась! Знаешь, попросили подружки остаться, ну не смогла их обидеть! (обманывала она саму себя) Пришлось с ними поиграть! Ты уж не обижайся на меня, пожалуйста!» Она перемещалась по комнате и, шлёпнувшись на диван, подобрала с его края куклу: «Ну, Катенька, как у тебя дела? Что ты без меня делала? Скучала? Ах, и я скучала! Ну, теперь мы вместе!»
Дверь в комнату неожиданно открылась и в ней показалась Ленкина мама: «Дочь, мне поговорить с тобой нужно…»
Леночка встала перед мамой по стойке смирно и начала ждать непонятно чего… «В общем, ты же говорила, что тебе одной скучно…» - начинала мать. «Ну-у…»– боясь даже предположить, что её ждёт, отвечала Ленка. «Так у тебя скоро будет братик!» - сказала мать. «Как братик? Откуда? Родной?» - обрадовалась Лена. «А какой же ещё? Видишь, у мамы живот-то какой? Жди теперь!» - ответила мать и вышла из комнаты.
Ленка, радостная и светящаяся улыбкой, побежала за ней: «Мама, мама, а как назовём-то?» «Не знаю ещё…» - резко ответила она.
Оставалась пара месяцев до этого события. Казалось, что его ждала только одна лишь Ленка. Она расстригла несколько простыней, которые ей в наследство оставила бабка, и аккуратно их обметала. Приволокла откуда-то с чердака старую детскую кроватку, которая стояла там в разобранном виде ещё с её времён и, начистив до блеска, показала маме, которая покачав головой, сказала: «Эх, а распашоночки-то да сосочки нам купить не на что». Ленка посмотрела на мать и, улыбнувшись, добавила: «Не переживай – тебе нельзя. Я что-нибудь придумаю».
И она придумала. После школы она шла по улицам и собирала разноколиберные бутылки. Набирала дома огромные тазы с водой и, опустив туда стеклянную посуду, ждала, когда этикетки обмокнут. С наклейками-то не принимали. Некоторые бумажки ни в какую не отлипали. Тогда Ленка брала ножку и скоблила их, что было сил. Она опускала руки в большой таз и искала в воде следующую бутылку. Вскоре спина её изнывала от боли (всё ж внаклонку!), но она не сдавалась. Загрузив картофельные мешки, доверху наполненные бутылками, в тарантайку, Ленка бралась за ручку и тащила тачку к пункту приёма стеклотары. Грузная женщина выходила из вагончика и пальцем проверяла каждую бутылку на наличие сколов. Некоторые бутылки выбраковывались, на что Ленка смотрела с огромным и нескрываемым разочарованием. «Что – и эта?» - спрашивала она приёмщицу. «И эта…», - вздыхала та в ответ, устав от проверки такого количества бутылок.
Отсчитав Ленке несколько сотен, приёмщица подала их в руки девчонке и сказала: «Трать сама!» Но Ленка её уже не слушала, она бежала по дороге домой. «Вот, мама, держи!» - протягивала она деньги беременной родительнице. «Какая ты умница! - хвалила её мать.- Вот молодец!». Впервые за много лет Ленка почувствовала себя нужной. Дядя Семён, который обещал, что будет помогать маме, куда-то делся и уже давно не заходил. Друзья-алкоголики тоже пропали из виду и появлялись теперь намного реже. Малышка радовалась, что теперь мама может проводить с ней больше времени, хотя та делала это не очень-то и охотно. Изредка она подходила к дочке и напоминала, что скоро у неё родится братик. Ленка прикладывала ухо к маминому животу и чувствовала, как он вибрировал. «Лёнечка мой… - шептала Ленка.- Скорей бы уж тебя увидеть! Ах, как я тебя любить буду! Ты даже не представляешь!» «Лёнечка? – удивилась мать.- Ты это с чего взяла?» «Не знаю, захотелось так…»- приподняв бровки, ответила Лена. «Ну, хорошо,- погладила её по голове мама.- Лёня, так Лёня»…
Время пролетело быстро и вскоре мать легла в больницу. Ленка каждый день бегала у неё под окнами и кричала в форточку: «Ну, скоро ты там?» Мать кивала ей в ответ.
В одно утро Ленка прибежала к роддому и начала громко кричать маму. Она показалась в окошке с маленьким кулёчком на руках. «Лёнька родился! – закричала Ленка.- Брат у меня! Брат!» Мать недолго постояв, отошла от окна. Ленка притащила из ближайшего магазина какую-то коробку и всю ночь просидела под окном у матери с братом, не сдвинувшись с места. Как только рассвело, она увидела мать в окне. Та выпучила глаза и замахала руками, мол, что ты там делаешь в такую рань?! Ленка пожала плечами, ещё раз взглянула на Лёньку и пошла домой. Школу она уже два дня прогуливала. Устав за ночь дежурства, она пришла домой и бухнулась спать.
Но сон длился недолго. В доме появился Семён. «Мать-то где?» - шевелил он малышку. «В роддоме», - полуоткрытыми глазами смотрела она на него. «Как в роддоме? А не рано?» - переспрашивал он Лену. «В самый раз», - отвечала она. Семён ринулся в больницу, а Ленка осталась дома спать.
Через три дня дом наполнился детским плачем и ссорами родителей. Семён чувствовал себя полноправным хозяином и делал всё, что ему заблагорассудится. Когда Лёнька плакал, он начинал психовать и ругаться. Ленка, лежа в другой комнате, не могла слышать, как тот кричат на её маленького братика, и забирала его к себе. Она спала с ним всю ночь, иногда просыпаясь, чтобы погладить младенца. Утром Ленка уходила в школу и всё оставшееся время с ним находилась мать. Сидя ну уроках, девчонка только и думала о брате: «Вот Лёнечка-то у меня какой!» Из школы она теперь неслась прямо домой и, забежав в квартиру, скорее мыла руки для того, чтобы обнять братишку. «Ой, ты мой хороший!» - агукала она с ним. Мальчик рос не по дням, а по часам. С его появлением в семье Сомовых наступила тишина. Правда, ненадолго.
Когда мальчику исполнилось два года, скоропостижно умер Семён. Нина тогда не смогла сдержаться и снова начала пить. Все тяготы семейной жизни легли на Ленкины плечи. Она уже месяц не ходила в школу, а, встречая на улице знакомых, говорила, что сидит на больничном. Сама же бросила все силы, чтобы добывать пищу своему маленькому брату. Везде она его брать с собой не могла. Вместе они ходили только к дяде Паше, который до сих пор работал дворником на пекарне и всё время подкармливал ребят. «Как Нина-то?» – спрашивал он Ленку, которая сидя на диванчике, держала брата на руках и подавала ему кусочки сладкого пряника. «Худая, - откусывая от того же пряника кусок, отвечала Ленка. – Совсем худая. Пьёт каждый день. Я уже не знаю, что с ней делать…» «Может, мне с ней поговорить?» - предлагал свою помощь добрый дядька. «Что толку-то? Тётя Ира каждый день к ней ходит говорить. Та разве слушает? Ну, один хоть плюс от таких встреч – еда. Тётя Ира с пустыми руками к нам не ходит. Знает, что мы голодные. Я уж все бутылки в районе сдала. Вон с Лёнькой вместе мыли, - она указала на брата. – Ладно, дядь Паш, мы, наверно, пойдём. Я хотела Лёньке уток на водоёме ещё показать…»
На озере было как-то мрачно и не весело, но утки всё-таки плавали у берега. Лёнька прыгал и ликовал. Он тыкал на них пальцем и улыбался во весь рот. Прогулку портило только одно – сентябрьский моросящий дождь. Казалось, что он пробирал до костей. По озеру пробегала холодная рябь, а в небе кричали писклявые чайки. Ленка посмотрела в небо и увидела целую стаю. Потом повернулась глянуть на уток, но они почему-то отплывали вдаль, а Лёнька пропал из вида. «Лёня! Лёнечка! Где же ты?» – кричала Ленка, подбегая к краю причала. Она увидела, как мальчик уходил под воду и, не думая ни секунды, бросилась за ним. Холодная масса воды обхватила её тело и пронзила острыми ножами. Она быстро доплыла до малыша и, схватив за одежду, потащила его к берегу. Хрупкая девочка разгребала руками холодную воду и плыла с братом к берегу, на котором слышались чьи-то крики: «Тонут! Люди тонут!»
Кто-то вызвал «Скорую» и, когда Ленка вытащила Лёньку на берег, их уже встречали люди. «Как это так-то? Милая! – бежал с пекарни, которая находилась совсем близко к озеру, дядя Паша.- Как чувствовал ведь, как чувствовал!» Он скинул с себя теплый свитер и, раздев до гола Лёньку, напялил кофту на него и, подхватив на руки обоих детей, сел вместе с ними в карету скорой помощи. С мигалкой и сиреной машина доехала до больницы.
Детей сразу переодели и осмотрели. «Переохлаждение», - таков был вердикт врачей. «Это родные. Положите их в одну палату», - скомандовала заведующая отделением.
Ленку с Лёнькой положили на разные кровати и так они пролежали с полминуты. Потом братишка спрыгнул с кроватки и переполз к Ленке. Она обнимала его и гладила по голове, шепча ему на ушко: «Ты моё солнышко». Он платил ей той же монетой: крепко-крепко обнимал и целовал в глазки. «Лена моя», - гладил он своими пухленькими ручками впалые щёки сестры.
«И ты мой, - со слезами на глазах шептала ему Ленка в ответ.- Мы с тобой справимся». В больнице была мёртвая тишина, и только по коридору кто-то нёсся на каблуках. «Где они? – плача спрашивал женский голос.- Что с ними? Они живы?»
Мама вбежала к детям и упала их обнимать. «Милые вы мои, любимые! Крошечки мои маленькие! Простите меня, пожалуйста! Как я могла?» - слёзно плакала женщина перед своими детьми. Леночка пыталась её успокоить, но у неё ничего не выходило. Нина встала перед детьми на колени и сказала: «Прости меня, Ленка! Как околдованная была! Виновата я перед тобой. Тебе всего двенадцать, а я на тебя всё взвалила! И ты, Лёнечка, меня прости! Больше такого не повторится! Крест даю!» Слёзы катились по её лицу и исчезали где-то под кофтой. Лена смотрела на мать и не верила своим глазам. "Мамочка, любимая, вставай уже, нечего на холодном полу стоять. Мы же тебя любим", - сквозь слёзы говорила Ленка слипшимися губами и смотрела на раскаявшуюся мать.
Нина сидела на кроватке у своих кровинок и гладила Ленкины ноги. Та, прижимая полусонного брата к себе, привстала, чтобы обнять мать и прошептала ей на ухо: «Мама, ты понимаешь? Мы же друг друга спасли!.." И, посмотрев ей прямо в глаза, добавила: " А души, спасённые на земле, просто обречены на прощение и счастье.»
ТУФЛИ ИЗ СВИНОЙ КОЖИ
Сентябрь 2001-го выдался не очень пасмурным, хотя изредка и моросил по улицам дождь. Ольга без пятнадцати восемь уже шагала по улице. Всё-таки сегодня ей нужно было успеть прийти до звонка. На асфальте появлялись небольшие лужицы, окаймленные жёлтой листвой, а маленькие капельки воды, падавшие с неба стеной, даже не казались чем-то мешающим. Просто – приятная свежесть. Серая юбка по колено, такого же цвета блузка и даже туфли на каблуках… В десятом классе нынче так модно. Она мимоходом поправляет сбившуюся от встречного ветра чёлку и съехавшую вдруг с плеча ручку от сумки. Пробегает магазины и почту, и через маленький сквер, ведущий к школе, идёт на урок.
В классе светло от яркой лампы, по форме напоминающей тюльпан, ребята сидят на своих местах, а учитель объявляет тему урока. «Муранова! Ты опять опоздала!» - с вызовом проговорила учительница литературы Оле, которая только-только открыла дверь в кабинет.
«Маргарита Ивановна, но ведь не прошло и пяти секунд!»- резко ответила девчонка.
- Не прошло! Но запомните на всякий случай, ежели Вы в следующий раз решите опоздать, то ко мне на урок более не попадёте!
- Хорошо, Маргарита Ивановна! – улыбнувшись, сказала Ольга.
- Садись давай на своё место, вечно ей всё смешно!- учительница указала на предпоследнюю парту второго ряда.
Класс смотрел на эту картину не удивленно. Привычно. С Ольгой такое бывало. Она быстренько проскользнула за свою парту и достала из сумки тетрадь, учебник и ручку. «Ну как? Я не сильно ей дерзила?» - наклонившись к своей соседке, спросила шёпотом она. «Нормально. Ты прямо как всегда. Неужели пораньше было не прийти?» - укоряла Олю подружка. «Да знаешь ведь сама – мы с Маринкой вчера по видаку такой фильм прикольный смотрели. Короче, чуть ли не до ночи. А рано вставать – для меня вообще беда», - выкрутилась та. «А мелочи твоей что ли в школу не надо?»- не унималась Танька. «Надо, но она-то во вторую смену. Так что выспится еще! Этой вечно везёт!» - парировала Оля.
Разница в возрасте в пять лет никогда не была преградой в общении двух сестер. Они с легкостью находили точки соприкосновения друг с другом, даже если это происходило во время ссор.
Пока Ольга сидела на своих уроках, Маринка еле продирала глаза. Она сладко потягивалась в кровати, вытягивала руки и ноги в разные стороны и растопыривала на них пальцы. «А-ах»,- позёвывала она с утра. Встать сразу и быстро Маринка не могла. Нужно было понять, что она вообще-то проснулась. Мягкий пушистый комок забирался к ней на живот и начинал ластиться о её лицо. «Мррр, мррр», - разносилась по всей комнате песнь кота. «Рыжий, ты достал! Дай поспать! – ругалась на него маленькая хозяйка!- Совсем одолел уже!» Этот славный глагол девчонке достался от мамы. Мать всё время отпинывала его от себя, приговаривая: «Ну и кот! Одолел-таки!»
Маринка опускала голые ноги с постели и заспанная пыталась попасть ими в тапки. Но как обычно у кровати валялся только один. «Блин! Где второй тапок? – вопросительно она смотрела на Рыжего.- Опять спёр?» Тот, поджав хвост, убегал из спальни и делал вид, что обиделся. Маринка накидывала на себя халат и ползла в ванную комнату.
Жёлтой черствой щёткой она пыталась почистить зубы. Вода сегодня была опять только холодная. «Ну, и везёт же», - думала про себя девчонка. Пластмассовая щетина корябала кожу и раздражала нежные дёсны ребёнка. «Тфу! Тфу!»- пыталась скорее сплевывать розовую пену с запахом мяты Маринка изо рта. Капли воды, разбивавшиеся о лицо Марины, разлетались по сторонам. Она же в это время шмыгала носом и привычным движением руки снимала с вешалки белое махровое полотенце. Быстрыми шлепками она вытирала щеки, лоб и подбородок. Кое-как протирала руки и небрежно кидала полотенце на прежнее место. «Ну вот, уже лучше», - стоя перед зеркалом в прихожей она разглядывала себя.
Крупной массажкой Маринка расчесывала свои длинные и густые черные волосы, забирала их в косу и шла на кухню. Там по обыкновению шла её утренняя трапеза. Она пила чай из огромной чашки, которой когда-то пользовался отец, но не из чувства любви к нему, а просто потому что маленькую посуду Маринка не воспринимала в принципе. Она считала, что пить чай из кофейных чашек, как это делала её старшая сестра, вообще ни к чему, «только пачкаться». Именно поэтому после ванной комнаты Маринка по инерции шла туда, в место, где её ждала бо-о-ольшая чашка. Заглянув за порог кухни, девчонка выпучила глаза. «Ну, Ольга! – в ярости вскрикнула Маринка,- Опять мне посуду мыть»! Раковина и кухонный гарнитур были завалены грязной посудой. Маринка стояла в негодовании и думала, как ей со всем этим быть. Она закатала рукава по локоть, включила холодную, как талый лёд воду, и хотела приступить к помывке. Но где же губка? Упаковки с яркими и разноцветными тряпочками она не нашла. По обыкновению обвела все помещение взглядом, посмотрела в шкафах и тумбочках…И приняла неожиданное решение – мыть посуду носком!
В небольшом ящичке, отведенном для хранения их родимых, Маринка нарыла красные колготки. «Многовато», - проговорила она и, достав, из маминой корзинки, в которой лежали разные нитки и иголки, большие ножницы, Маринка резанула по ткани. «Ну вот тебе и тряпочка»!- радовалась девчонка. За несколько минут посуда была вымыта и красовалась на сушилке. Маринка вздохнула с облегчением и решила, что вообще-то пора бы и поесть. На полках холодильника стоял лишь суп, да валялась какая-то завяленная морковка и пара картошин, а на его дверке красовались два яйца. «М-да… Позавтракала», - подумала Маринка и, закрыв холодного друга, села на стул. В сухарнице лежала засохшая корка хлеба, а в сахарнице – несколько сладких песчинок. Вздохнув с сожалением, Маринка отправилась в коридор за старыми мамиными башмаками – в них она полезет в подвал. Черные изношенные туфли стояли на подставке вместе со всей старой обувью. Здесь томились и запылившиеся от времени и не сдвигаемые с места папкины, как будто они были памятью о нем.
Только Маринка никак не могла понять, зачем ей о нём помнить, когда он бросил их с сестрой уж лет примерно этак шесть назад… Со злости она схватила его кожаные туфли и напялила их на свои ноженьки. «Велики, конечно, но ничего», - посмотрела на отцовские ботинки Маринка. Не отрывая носки от пола, она еле плелась в квартиру – подполье-то в коридоре, под ковром! Отбросив дорожку в сторону, она схватилась за медную проволочку в полу и потащила ее вверх. За ней вышла и вся крышка от входа в так называемый подвал. По двум ступенькам Маринка спрыгнула вниз и, нащупав где-то справа выключатель, включила свет. Мутно, но надписи на банках разглядеть было можно. «Лечо, капуста, борщ, свекла, черничное, смородиновое…» - переставляла одну банку за другой Марина. «А где морошковое? Где оно?» - не могла она найти своё любимое. Подняв черную трехлитровую банку наверх, Маринка села на край подполья и поболтала ногами: «И тут не повезло».
Стрелки на часах быстро бегали по циферблату, и вскоре настала пора собираться в школу. В белой блузке и чёрном сарафане Маринка сидела за кухонным столом и уминала корку черного хлеба с черничным вареньем, да прихлёбывала из большой чашки чай. При всем этом она покачивалась на стулике, пока не вспоминала тот резкий мамин тон: «Давай еще стул последний сломай! Вот заживем-то!» Тогда она останавливалась и сидела, выпрямившись и опасаясь за свой стулик.
Схватив с вечера собранный рюкзак, Маринка шла к дверям и натягивала на свои ножки потертые коричневые замшевые туфли. «Зато на каблучке», - успокаивала она саму себя.
И снова магазины: «Рыба», «Овощи», пивной ларек с коротким, но удобочитаемым названием «Рюмочная», затем отделение «Почтамт», холодный сквер и трехэтажная кирпичная школа… Часы на маленькой ручке Марины показывали без двадцати два, а это значило, что время ещё есть. Она неторопливо шла по школьному коридору и думала о своем обеде. В животе что-то бурлило и снова хотелось есть. Мимо неё пробегали одноклассницы, пытаясь задеть или подкольнуть. Одна кричала, мол, Машка, глянь на обувь её, вот, где позор! Маринка, почувствовала себя униженной, но в обиду не далась. «Вы на свою обутку посмотрите! Чем вы лучше меня!»– кричала в общем коридоре маленькая обиженная Маринка. «У одной – кверху носки торчат, у другой – с грязи не видно!» - пыталась хоть как-то защитить себя от нападок подруг ученица четвертого бэ. Со второго этажа донеслось громкое: «А ну-ка, подойди сюда!» Это Маринкина Ольга, спускаясь по лестнице, заметила потасовку. Машка со своей соседкой по парте уже не спешили вперед, а, повинуясь, тащились к старшей сестре Марины, которая стояла у самой раздевалки и, приподняв левую бровь, так и сверлила их презирающим взглядом. «Как зовут?» - грозно спросила она, обведя обеих преступниц взглядом. Те, переминаясь с ноги на ногу, пытались задеть друг друга. «Это вообще Машка начала», - сказала худощавая девочка с поддернутым носом. «Я-а?- протянула та самая Машка.- А не ты ли меня толкнула на Марину?» «Значит, так,- оборвала их Ольга.- Мне без разницы кто из вас начал эту ужасную игру, но если вы еще раз не то что подойдете к Марине, но и посмотрите в ее сторону недобрым взглядом, будете иметь дело со мной! Вам всё понятно?» С плохо скрываемой злостью они пробурчали, что теперь-то уж все стало понятно. «Мы больше так не будем», - пробубнили одноклассницы Марины и пустились наутек.
Младшая сестренка стояла неподалеку и ждала развязки истории. «Ты почему за себя не стоишь?» - наехала на Марину Оля. «Я не стою? – она широко раскрыла свои большие глаза.- Я сразу сказала, что они ничем не лучше меня!» «Никогда! Слышишь – никогда! Никогда не давай себя в обиду! Запомнила?» - спросила Ольга младшую сестру. «Запомнила», - кивнула та в ответ.
Их разговор был прерван так не вовремя раздавшимся звонком на урок. «Беги скорей, а не то и ты опоздаешь!» - отправляла сестру Оля.
Пробегая по лестнице вверх, Маринку остановила Маргарита Ивановна. «Муранова! – с упреком проговорила учительница литературы.- Ты посмотри на себя»! Мариночка остановилась в недоумении и со знаком вопроса посмотрела вверх: «Что не так?» «Дорогая моя, твоя обувь в грязи! Уж раз мать не может тебе новые купить, хотя бы за этими следила! Ни к чему по каждой луже было пробегать!» - высказала и без того обиженной девочке классная дама.
Маринка и вовсе повесила нос. «Ну что же сегодня такое?» - спрашивала она сама у себя и, запинаясь, нога за ногу, пыталась дойти до класса.
В кабинете было тихо, хотя учительницы еще не было. Маринка рухнула за свою парту и сидела без движений несколько секунд. Потом опомнилась, что смотрит в одну точку, и, постаравшись сделать это незаметно для одноклассников, спрятала ноги под стул. Коричневые замшевые туфли были похожи на деревянные башмаки Буратино. Маленькие каблучки сносились на одну сторону, что делало походку Маринки совсем неуклюжей и косолапой. Бляшки на застёжках потускнели и выглядели, как открывашки на старых металлических консервных банках. Марина то и дело, отодвигала ноги все дальше и дальше от прохода между рядов. Ей казалось, что ребята, сидевшие за соседними партами, только и смотрят на её ноги…
Звонок прозвенел уже минут десять назад, но почему же учительницы до сих пор не было? Мальчишки с первого ряда уже начинали ходить по классу и запускать самолетики, как высокая женщина вошла в класс и проговорила: «Воронова, Аверина, Чернышева, Муранова, Кузнецов, Долганов, пройдите в кабинет завуча».
Маринка встала со своего места и маленькими шажками выбежала в коридор. Остальные из-за парт поднимались неохотно, пока Людмила Степановна не прикрикнула: «Да сколько же вас можно ждать!»
Мальчишки и девчонки ручейком бежали за своей учительницей, не понимая, что происходит. «Ребята, у нас есть для вас подарок!» - проговорила заведующая учебной частью и указала на коробки, которые были разбросаны по всему её кабинету. Небольшие серые картонные упаковки, воняющие каким-то смрадным запахом, лежали стопами во всех углах. «Мариночка, у тебя какой размер ноги?» «У меня? – с опаской произнесла малышка.- У меня 32-ой…» «Таак, где у нас тут маленькие размеры…» - начинала копаться в коробках Людмила Степановна. «Вот! Вот они! Посмотри-ка, Мариночка!» - учительница достала из коробки какие-то ужасные серовато-синие туфли. Марина стояла с раскрытым ртом и приподнятыми бровями: «Неужели мне придется это носить?» «Так, дорогие мои, - видя огорченные лица учеников, произнесла Людмила,- Это гуманитарная помощь из Европы! Это же для вас специально привезли!» «Мы что, как инкубаторские будем все ходить?» - всхлипывая и утирая слезу, шепотом сказала вслух Маринка. «Муранова, да как ты можешь?!»- нахмурив брови, переспросила её учительница. «А почему это не может?» - заступилась за свою одноклассницу Машка Аверина. Да, да, та самая Машка, которая еще несколько минут назад пыталась задеть Маринку. «Да потому что у ваших родителей нет денег на обувь, и мы решили вам помочь!» - пыталась убедить четвероклашек высокая учительница, одетая в красивый деловой костюм и модные лакированные туфли. «А почему же у них цвет-то такой поганый», - рассматривая обувь со всех сторон, произнесла вслух Маринка. «Так это же свиная кожа! Как ты не понимаешь! Ей износу не будет!» - оправдывалась та перед ребенком.
«Ребята, вам пора на урок! Берите свои коробки в руки, и марш в кабинет!» - скомандовала завуч. Все повиновались. Кузнецов с поникшим лицом шел в новых ботинках в класс. Людмила Степановна заставила его переодеть ботинки сразу. «И чтоб носил!» - надвигая очки на глаза, она сказала Леониду. Маринка шла в своих коричневых бархатных ботиночках, а коробку тащила под подмышкой. «Ни за что не надену, - бубнила она себе под нос.- Ни за что. И ни-ког-да!»
Серую упаковку, источающую неприятный соленый запах, Маринка Муранова запихала себе под ноги и пыталась о ней не думать. Но, забываясь, она, то и дело, случайно задевала её ногой, от чего её передёргивало и изводило. Еще четыре урока она сидела, как на иголках. Потом опять: сквер, почтамт и магазины. Прижав ключ от домофона к замку, после короткого звукового сигнала она пробежала к своей квартире. «Скорее, скорее! Я должна рассказать это Ольге! Такое унижение! О, Боги! Ну как же я все это перенесу! Какой позор – ходить в инкубаторских туфлях!» - только об этом и могла думать Маринка весь оставшийся учебный день.
Она повернула дверную ручку и рванула на себя. С открытым ртом, готовым к изливанию наболевших речей, малышка осталась стоять на пороге. Перед ней, у самого входа валялась такая же серая коробка, а в нескольких метрах от неё сидела на пуфике Ольга и примеряла синие туфли на высоком каблуке… «Смотри, Маринка! Из свиной кожи!» - с гордостью проговорила Ольга. Младшая сестра достала из-за спины такую же коробку и извлекла из нее маленькие и аккуратные синенькие туфельки: «А у меня тоже почти такие! Глянь, Оль!»
УРОК ЧЕРЧЕНИЯ
«Дзы-ы-ы-ын!» - раздалось по всем школьным коридорам. Наконец-то закончился третий урок! Ещё два – и по домам! Хорошо, что сегодня пятница – короткий день. Тем не менее, как бы он не был короток, осознание того, что впереди урок черчения, который весь восьмой «а» не очень-то и любил, заставляло переживать.
Столпившись у дверей в кабинет, ребята обсуждали друг с другом, чего бы такое предпринять, чтобы на него не ходить. Кто-то отсеивался по одному, пеняя на больной живот, зуб, руку, ногу, а Димка, почесав за ухом, вознёс палец вверх и торжественно изрёк: «Придумал!» В ожидании чуда все посмотрели на него. Тощеватый, лопоухий мальчишка, повернувшись ко всему классу, сказал: «У нас же с вами раздевалка закрывается!»
Одноклассники в непонимании также продолжали смотреть на Димку.
- И чего? – спросил у него Андрюха.
- Ну, вы вообще… - протянул тот в ответ,- Неужели не доходит? Сейчас закроемся там, да и всё!
- Молодец! – дерзила Ирка.- Хорошо придумал! Как это мы там все закроемся? Хочешь сказать, что это совсем не подозрительно? Ты представляешь, что потом от класснухи нам будет?!
- Ничего не будет! Я уже всё придумал!- сдвинув брови, нервно произнёс Димка.- А ну! Все за мной.
Высокая, худенькая Ирка шла в первых рядах. Во-первых, ей нужно было посмотреть, что всё-таки мог придумать этот бездарь – Димка, а, во-вторых, предостеречь всех от неприятностей. Правда, в том случае, если они произойдут, выйти в первый ряд и рассказать о том, что она видела. Поговорка, услышанная как-то от папы, «я не стукач, но доложить обязан», была принята ею за девиз еще в начале пятого класса, и отступать она уже не могла. За ней тащилась безголосая Маринка. Да-да, именно такая. Почему? Да потому, что ей никогда не удавалось высказать своего мнения. Её всегда перебивала громогласная Ирка.
«Может, не…»- пыталась что-то предложить Маринка, и тут же слышала откуда-то сверху Иркино «Давайте быстрей!» «А если там дверь не…» - чуть слышно начинала она вновь. «Звонок же скоро! Что вы как тетери», - как фоном на её глухой призыв ложились Иркины слова. Толпа из двадцати пяти человек забилась, как сельдь в бочке, в свою классную раздевалку. Маленькие металлические вешалки шли по всему периметру помещения. Они были наколочены на старые, обшарпанные доски, из которых кое-где так и торчали ржавые, но острые гвозди. «Ай!» - отступив назад и наколовшись на мелкого врага, вскрикнула Надька. «Не пищи там!» - скомандовал Димка. – Услышат!»
Он всем приказал молчать и не шевелиться. Большое окно, выходящее из раздевалки в школьный двор, заставило многих принять необычные позы. Кому-то было просто достаточно присесть или пригнуться, а тем, кто находился непосредственно у самого окна, пришлось хуже всех. Там стояли Ирка с Маринкой и перепихивались между собой.
- Встань в другое место! – приказным тоном сказала Ирка Марине и показала на дырку, образовавшуюся между толстым и вечно сопливым Ванькой Антиповым и малохольным Никитикой Абакшиным.
- Сама иди! – отказала первый раз в своей жизни Маринка.- Ещё бы там места не было! С ними никакой дурак сидеть не захочет!
- Это ещё почему не захочет?! – взбесился Никитка.- Это мы ещё сами вас сюда не пустим!
- Больно надо! – покрутив глазами, сказала Ирка.- Мне пока что моя жизнь дорога…
- И мне! – высморкавшись в беленький платочек, произнёс Иван.
- Поглядите, - засмеялся Андрюха, сидя на корточках напротив толстого Ваньки,- У Антипова ноздри слиплись!
Девчонки и мальчишки перевели взгляды на Антипова и взорвались от смеха. Пузатый одноклассник пытался пухленькими пальчиками растопырить узенькие ноздри, стенки которых так судорожно прилипли друг к другу. «Ничего смешного, - натягивая верхнюю губу на зубы, пытаясь расцепить слипшиеся ноздри, промямлил Антипов.- Такое, между прочим, с каждым случиться может!»
«Не-е-ет, - расплывшись в улыбке, сказал Никитка, наблюдавший за этой картиной по соседству,- Такое могло случиться только с тобой. Мне бы, например, при всей моей не элегантности, и в голову бы не пришло ковыряться в носу при девушках. И Димке бы не пришло. И Сашке бы не пришло. И никому из остальных двадцати четырех человек – тоже! Эх, ты! А ещё отличник! Вот так люди и скатываются по наклонной…»
Рассердившийся Ванька посмотрел на Абакшина и, убрав носовой платочек в карман расстегнувшегося от неловких движений пиджака, уселся поудобнее. «Знаете, господа, у меня уже ноги затекли так сидеть»,- не обращая внимания на задирки одноклассников, произнёс Иван. «Да, Димка, сколько ты нас будешь тут ещё мурыжить?!» - закричала на него лупоглазая Ирка. Тот, осматривая прорезь в двери, с умным видом произнес: «Бабки гони и сейчас всё будет!»
- Ты чего, Козлов? Совсем страх потерял? – возмущённо проговорила Ирка.- Какие ещё бабки?!
- Спокойствие. Только спокойствие! Ты же, Капарехина, и не дослушала-то меня вовсе! - продолжал Димка.
- Бабки на вокзале семечками торгуют! – не слушала его Ирка.
- Вот вечно ты! Договорить человеку не дашь, а всех собак на него уже спустишь! – топтался у дверей Козлов.- Я говорю, у кого-нибудь десятунчик имеется?
Все стали шарить по карманам. У кого-то завалялось два рубля, у кого-то пять. Антипов достал десятирублевый кругляш и молча разглядывал его. «Ванька! Давай скорей!» - протягивая руку, ждал Димка. Тот же, прижимая деньги к себе, пытался их не отдавать: «Так ведь это ж на коржик! Святое! Не дам!»
- Как не дашь?! – выпучила Ирка глаза.- От тебя судьба целого класса сейчас зависит! Опять ты за своё!
- Ванька! Ванька! – шептал ему сбоку Никитка.- Ты отдай деньги-то. Отдай. Глядишь, лишний коржик не съешь… Авось и ноздри перестанут слипаться…
Тот с обидой посмотрел на одноклассника и подал монетку Димке. «Ну вот, прощай черчение!» - воскликнул Козлов.
«А я бы, пожалуй, и сходила», - донеслось откуда-то из-за курток. «Кто сказал? А ну покажись! - скомандовал Димка.- Кто панику на корабле сеет?!» «Стукачи долго не живут», - приподнимая бровь, произнесла Ирка. «Ой, тебе ли об этом и говорить», - дерзила Танька Целигорова. «Мы, между прочим, ещё помним, как ты нас на алгебре сдала…» - покосилась соперница на Капарехину и обвела взглядом восседающих на полу. Ирка посмотрела в окно, делая вид, будто она вспоминает о чём идёт речь и, повернувшись, добавила: «А надо было меня с собой брать! Тогда бы переживать ни о чём не пришлось!» «Когда вместо физры ходили кататься на горку, ты тоже так говорила, а чем всё закончилось?! – вклинился в разговор Женька.- Помним мы, как ты перед класснухой лебезила! Что ты ей тогда сказала?»
- Я забыла, - пыталась оправдаться униженная Ирка.
- А я помню, - продолжал Евстафин. Он приложил руки к лицу и с умоляющим видом начал изображать эту вредную девчонку: «Ой, Валентина Александровна, я, как увидела, что они на горку пошли, сразу им сказала, мол, нельзя, уроки же! Так нет – пошли! А мне-то ведь пришлось за ними идти! До самой горки уговаривала вернуться назад!» А Валентина ей: «Так что ж ты, Ирочка, сама-то сырая вся?» А она, ребята, даже не поморщилась! Я, говорит, когда на горку-то за ними забежала, меня Абакшин-то и столкнул. А сама-то я не хотела! Честно говорю – не хотела! Вот вам, ребята, и Ирочка!
- Ах, Абакшин, значит, тебя столкнул! – взбесился Никитка.- Я тебя хоть пальцем трогал?
- Ну, не трогал…- протараторила Ирка, - А ведь мог!
- Что-о-о? – возмутился Абакшин.
- Я говорю, что теоретически это произойти вполне могло! – защищалась Ирка.
- Ты со своими теоремами, знаешь, куда иди? – выпучил мальчишка глаза.
- И куда? - руки в боки стояла Капарехина.
- На кудыкину гору! – сквозь зубы пробурчал Никита.
- О! Готово! Теперь мы в западне! - произнёс Димка, поворачиваясь от дверей к ребятам.- Как говорится, дело в шляпе!
Те, у кого не онемели ноги от длительного сиденья на корточках, дёрнулись к дверям. В небольшой щелке от замка уже было не видно коридора. Весь обзор закрывала десятирублевая монета! «Как ты её туда запихал?» - щурясь, спрашивал Никитка. «Ловкость рук и никакого мошенничества!» - ответил ему Димка. Абакшин подошёл к дверям и попробовал их толкнуть - двери остались не подвижными. Тогда Никитка сказал: «Ключ гони!» Козлов положил его ему в руки и отошёл в сторону: «Я сделал всё, что мог». Никитка попытался вставить ключ в замок, но у него ничего не получалось – места-то не хватало! «Ура-а-а! Товарищи! Мы все освобождены от этого мучения! От этого чертового чертежного ада!» - обрадовался Абакшин. Маринка, стоявшая впритык к Капарехиной, ринулась с места: «У меня же домашка была готова!» «И что? Тут у половины класса она была сделана! – пыталась вырасти в глазах мальчишек Ирка.- Но ведь никто не дёргается!» «Ага! Правда! – кивали ребята головами. – Стой, где стояла. Отдыхай!
«Дзы-ы-ынь!» - снова прозвенел звонок. Большая перемена подошла к концу, и по коридору, будто стадо бизонов, промчались ребята из других классов. «Э-хе-хе! – смеялся Никитка.- Как говорил великий Ленин, учиться, учиться и ещё раз учиться! А мы пока отдохнём!»
Мимо раздевалки восьмого «А» процокали чьи-то каблуки. Сначала они прошли в одну сторону, а затем, буквально через минуту, вернулись назад и подошли к дверям раздевалки. Одноклассники выпучили глаза и, смотря друг на друга, старались не дышать и не шевелиться. Козлов поднёс указательный палец ко рту, показав тем самым, чтоб все молчали. Особой надобности в этом не было, так как и так все стояли, как контуженные и смотрели на дверной проём. А точнее – на замочную скважину, забитую наглухо медным десятунчиком.
Из-за дверей послышались женские голоса.
- Как ни один не пришёл? Совсем никто? – говорила Валентина Александровна.
- Да. Сами же видели – пусто в кабинете! – вторила ей Елена Николаевна.
- И куда они могли деться? – будто бы рассуждала вслух класснуха восьмого «а». - Та-а-ак… Сейчас по курткам посмотрим! У меня же ключ от их раздевалки есть. Пройдёмте за мной.
Ребята, услышав такой диалог, чуть не упали взад себя. Правда, падать было некуда: места-то – не разбежишься!
- Вы только сильно их не ругайте…- будто жалея учеников, просила училка черчения.
- Знаете, Елена Николаевна, они уже взрослые! И за свои поступки пусть отвечают сами! Вы мне их тут, пожалуйста, не защищайте! – менторским тоном говорила класснуха.- Между прочим, они прогуляли Ваш урок, а не мой! Могли бы быть и потребовательнее!
- Я и так, видимо, перестаралась! Не зря же они всем классом меня проигнорировали! – расстраивалась та.- Я, наверно, слишком строга с ними была.
- Так! Эти нюни нам ни к чему! Ещё и лучший класс в школе! Ну, сейчас я им задам! – звенела ключами Валентина Александровна.
Она вставила один из них в замок… Потом другой… Потом третий… Не подходил ни один!
- Интересно…- поджав нижнюю губу, пробормотала Валентина.- Куда же ключ у меня этот делся?
- Знаете, у моего класса тоже своя раздевалка… Ключи-то, наверно, у всех одинаковые… - предположила Елена Николаевна.- Не расстраивайтесь. Давайте попробуем нашим открыть.
Каблуки зацокали снова, но уже в другом направлении.
- Ребята, чего делать будем? – шёпотом спросила Маринка.- Они же сейчас вернутся…
- Конечно, вернутся. Куда они денутся? – спросил Козлов.
- А вот и придумай чего-нибудь! – заставляла его Капарехина.- Ты же нас сюда всех затащил!
- Согласен – идея была моя, но на аркане никого сюда не тащил! Между прочим, Ирка, ты же в первых рядах сама и шагала!
- Вот, где врёт-то! А! ребят? – искала отклика она у одноклассников. Но все отвернулись и не слушали её. Кое-где проскальзывал чей-то нервный смешок и потерянный вздох.
- Никогда-то без приключений не обходится! Хоть бы раз! – твердила Ирка себе под нос.
- Так, товарищи-провинившиеся, прошу всех спрятаться под куртками и не высовываться до самого последнего момента, - скомандовал Димка Козлов и юркнул под чей-то полушубок.
- Ага-а,- протянул Антипов, - А ноги-то ты куда денешь?
- Согласен,- послышалось из-под полушубка.- Выглядит смешно, но страсть, как спрятаться куда-нибудь охота! Другого выхода не вижу.
Вновь послышалось цоканье каблуков, и об замочную скважину забился новый ключ. «Да что ж такое-то! – раздавалось чьё-то нервное мычание.- И этот не подходит! Николаевна, зови Петровича!»
«У-у-у, дело – дрянь! – шептались ребята.- Если дядя Ваня придёт, то, считай, всё! Он тут за пять секунд дело разрулит!»
- Тихо! – Димка припал ухом к двери.- Вроде, ушли… Давайте сами пока открыть попробуем.
Он начал вставлять ключ в замок, но ничего не получалось. Тогда он попытался вытащить десятунчик своими длинными и тощими пальцами, но ничего не вышло и в этот раз.
- Давайте я! - предложил свои услуги Антипов.
- Ты чего? Смеёшься что ли? – спросила у него Ирка.- Уж на что у Козлова пальцы худющие, и те не пролезли! А ты свои предлагаешь!
- Да, глупая! – одёрнул её Ванька, у меня в рюкзаке проволока есть! Может, пригодится…
- Ну, ты и молчун, Антипов! – чуть не крича сказал ему Козлов.- Я тут способы придумываю разные, а у него проволока, оказывается, есть! Доставай немедленно!
Тот повиновался и подал небольшой огрызок медяшки. «Не подходит!» - примерив его к замку, произнес Димка. Тогда девчонки начали предлагать ему всевозможные заколки и скрепки, кто-то из парней не пожалел даже перочинный ножик, но и он не помог заключённым в раздевалке.
За дверями послышался чей-то смех и бодренький голос Петровича. Он уже подходил к дверями, как кто-то его окликнул: «Иван Петрович, когда закончите, позовите меня, я проверю». «Хорошо, Валентина Александровна. Как только, так сразу!» - пошутил он с класснухой.
Противный скрежет так и резал уши.
-Ужас! Ещё немного и я умру! - шептала из-за куртки Целигорова,- Говорила же – пойдёмте на урок! Нет же! Зато теперь все, как цуцики сидим тут!
- Тихо ты! – прервал её Абакшин.- Спалишь сейчас всю контору.
- А кто такой цуцик? – шёпотом переспросил её Антипов.
- Эй, ты, толстый, не понял что ли? Чего тебе ещё надо? Молчи давай! – нервничал Козлов.
- Да мне интересно просто… - не удержался тот.
- Господи! Зверёк это такой, который вечно дрожит, то ли от страха, то ли от холода. В общем, ему без разницы от чего – лишь бы дрожать,- ответила ему Танька.
«Леканан паси, люмини си та ти… И пулялям порке и тарарам», - пел Петрович, пытаясь открыть дверь. Ирка напряглась и пыталась вслушаться в его песню. «Бесполезно!» – качая головой, Антипов сказал Ирке. «Что – бесполезно?»- переспросила она. «Вслушиваться! Всё равно не поймёшь!» - убеждал её Ванька. «Это ещё почему? Не тупее остальных–то!» - отвечала ему Капарехина. «Остальных-то ты, может быть, и не тупее, но слова всё равно не разберёшь! Я как-то у него спросил, мол, дядь Вань, а чего Вы такое напеваете? Что-то нерусское, вроде… А он мне и сказал: «Знаешь, тёска, всю жизнь хотел французский или итальянский выучить, а жизнь заставила в слесаря идти, а там дел столько, что не до языков. Да в прочем-то, чего там и учиться-то? Вот послушай-ка, я и так умею: «Моне си зю жюлю, пу рю пу-пу, пу рю…» Не чисто, правда, получается, но это ничего… Главное, чтоб душу радовало…» - на полном серьёзе сказал Антипов.
Под напором дяди Вани дверь открылась почти сразу. Петрович стоял в красной бандане и серой спецовке. «Здрасьте!» – сказала Ирочка школьному слесарю и вышла из раздевалки. Тот, не понимая, откуда она там взялась, повернул голову в ту сторону, куда направилась школьница. «Дядь Вань, а что во Франции нынче так много?» – вышел вслед за ней Козлов. Тот подтянул красную косынку повыше и наморщил лоб: «Так сколько вас там было-то?» Антипов вышел третьим и попросил: «Дядь Вань, давай договоримся: ты не видел нас, мы не слышали тебя…» Иван Петрович в растерянности разводил руками. Маринка подошла к слесарю-французу и предложила: «Пэтро, если Вы хотите, я Вам целый диск на французском подарю, только не говорите маман о том, что Вы нас тут видели!»
«Ну, артисты! Вот вам попадёт-то! - повысил он свой тон. – Сколько вас там еще?!» Он заглянул в небольшое помещение, в котором по-прежнему висели куртки, дублёнки, полушубки… Петрович обвёл взглядом крючки – они все находились на тех же местах и плавно отпустил свой взгляд ниже. Разные пары ног торчали из под одежды. Он подошёл к ногам в светлых капронках, и дотронулся до колена. «Ай!» - взвизгнула Целигорова и вылезла из-под куртки. «Ну, это уже не в какие рамки не годится! Нахал!» - крикнула она на него. «Пардоньте!- проговорил Петрович.- Думал, просто колготки висят – раздевалка ж, вроде…»
Вслед за Танькой потянулся длинный ручей, который брал своё начало где-то у окна раздевалки. «Я сейчас класснуху вашу позову!» - пугал всех дядя Ваня. Маринка стояла у дверей и сверлила его взглядом: «Ну, конечно, зовите. Но тогда помните – прощай диск с французским… Договорились?» Петрович прикусил губу: «По рукам!» «Вот чудной!» - смеялись над ним мальчишки. «Стойте! Стойте!- кричал он восьмому «А».- Куртки хоть тогда заберите свои!»
Димка Козлов услышал возглас школьного слесаря и вернул всех назад. «Куда теперь?» – обращаясь к ребятам, стоящим у кабинета черчения, одетых в верхнюю одежду до последней пуговицы, спросила Ирка. «На кудыкину гору! – ответил Димка.- Пошли сдаваться!»
Уже не громогласно и безропотно, тащась друг за другом шаг в шаг, ученики восьмого «а» класса шли в кабинет черчения, как будто бы на эшафот. Правда, туда они не попали. Не то что бы, палачи отменили казнь, скорей всего они её просто отсрочили, дав провинившимся время, чтобы подумать о своём поступке: дверь в кабинет была закрыта, а из замочной скважины торчал… сломанный ключ.
Мария Хаустова.
16 октября 2014 года
Такое разное детство. сборник рассказов
© Copyright: Мария Хаустова, 2015
Свидетельство о публикации №215081501055
Свидетельство о публикации №215081501055
Рецензии