Диев Сергей Владимирович
лауреат Конкурса и обладатель
Гранта Министерства культуры РФ
по современной драматургии 2013 г. Сергей ДИЕВ
ИЗ ЖИЗНИ РУССКОГО КОНСУЛА
Драматическая фантазия в двух действиях.
Александру Михайловичу Петрову, последнему консулу Российской Империи в Александрии,
и русским эмигрантам в Египте посвящается.
Действующие лица:
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ ПЕТРОВ, Генеральный консул Российской Империи , лет 50;
НАСТЯ, его дочь, около 20 лет;
ИВАН ПАВЛОВИЧ УМОВ, вице-консул, лет 40 ;
МУХАММЕД МУКБИЛЬ-ПАША, губернатор Александрии (1920-е годы), лет 50-60;
ГЕНЕРАЛ АДЕЛЬ ЛЯБИБ, губернатор Александрии в наши дни (тот же артист);
ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН, русский писатель, 50 лет, очень похож на консула Петрова;
ВЕРА НИКОЛАЕВНА, его жена;
ГЕНЕРАЛ - беженец из Советской России;
ПРАВНУК ГЕНЕРАЛА, похожий на прадеда (тот же артист);
СЕРГЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ ПЕТЛЯКОВ, Генеральный консул РФ в Александрии в наше время (артист, играющий Петрова и Бунина);
ИРИНА ПЕТЛЯКОВА, его жена (актриса, играющая жену Бунина);
РЕНАТ, завхоз Генконсульства;
САУСАН СТАХОВИЧ-ВАЗИР, жительница Александрии, правнучка русской эмигрантки и египтянина, в национальном египетском наряде, с открытым лицом, лет 25, она же певица в ресторане на судне;
ЕЛЕНА ДИВОВА, внучка А.М.Петрова от второго брака, живущая в Париже и работающая в Парижском институте тибетских исследований, 50-60 лет;
СЕРГЕЙ УМОВ, правнук вице-консула И.П.Умова, врач из Швейцарии, тот же артист;
КУЗМИН МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ, профессор Дипломатической академии, внук поэта Михаила Кузмина, автора "Александрийских песен", 50 лет;
МАША, художник-инсталлятор из Санкт-Петербурга, 20 лет, правнучка художницы А.В. Щекатихиной-Потоцкой, ученицы и жены великого художника И.Я. Билибина ; они жили в Египте в 20-х годах (актриса, играющая Настю);
Гости Генконсульства РФ в наши дни; в 1920-е годы - моряки , пассажиры, официант в ресторане на судне, певица в ресторане (актриса, играющая Саусан), музыканты, танцующая "влюблённая" пара в корабельном ресторане по найму...
В пьесе использованы стихи и проза И. Бунина, стихи М. Кузмина и К. Кавафиса.
Действие происходит в в особняках Российского консульства в Александрии в 1920-х годах и Генконсульства Российской Федерации в Александрии в наши дни; в палатке русского генерала - беженца в Александрии 1920-х годов; на французском корабле "Спарта"(Одесса-Стамбул-... Александрия) в 1920-е годы.
Декорация - единая. Парус корабля напоминает чем-то полог палатки беженца.
Первое действие.
Картина первая
В зале старинного особняка Российского генконсульства в Александрии идёт подготовка к юбилейному вечеру в честь консула А.М. Петрова.
Большой портрет Петрова. В зале пока никого.
Выбегает Ренат, бросается, как бы репетируя перед зеркалом, на колени.
РЕНАТ.
Дорогая Ирина Михайловна! Я готов на всё для вас и ради вас!.. (слышит шаги и убегает)
В зал входят Петляков и Петлякова.
ПЕТЛЯКОВА (нервно).
Серёжа, ну как ты себя вчера вёл на коктейле в Английском консульстве!
ПЕТЛЯКОВ (спокойно).
Нормально вёл.
ПЕТЛЯКОВА.
Говорил какие-то глупости, что ты не пьёшь виски со льдом, а только в чистом неразбавленном виде. Это в нашу-то египетскую жару! Ты бы видел, как скривился американский консул. Что он о нас подумает!
ПЕТЛЯКОВ.
Чепуха, шотландцы тоже пьют свой шотландский виски только в чистом виде. Никаким льдом, никакой содовой, как американцы, не разбавляют. Они похожи на нас, русских. Пусть американец думает,что мы - крепче! Собственно, так оно и есть.
ПЕТЛЯКОВА.
Он думает, что у тебя - не очень со вкусом!
ПЕТЛЯКОВ.
Ира, Ира! Ты опять доставляешь мне мучение!
ПЕТЛЯКОВА (подчёркнуто невинно).
Что такое, Серёжа?..
ПЕТЛЯКОВ.
...Ты вновь охладела ко мне. Это уже было пару лет назад в нашу командировку в Индонезию.
ПЕТЛЯКОВА.
Ты просто был тогда очень мнительным... И вот теперь.
ПЕТЛЯКОВ.
А нынче - опять! Ты критикуешь каждый мой шаг! А как смотришь иногда - просто гнобишь меня своим взглядом... Я что, так плох, по твоему?
ПЕТЛЯКОВА.
Ну что ты, как это возможно, ведь ты мой муж... А кто же здесь тебя ещё покритикует, генерального консула...
ПЕТЛЯКОВ.
Тогда не нужно меня нервировать на каждом шагу!.. Меня же только что назначили генконсулом. И очень важно, чтобы ты, моя жена, меня всячески поддерживала и помогала мне!
ПЕТЛЯКОВА.
А я что делаю! Прости меня, но кто подобрал фотографии к юбилею Петрова? Уж не я ли?! Ты думаешь, это легко!
ПЕТЛЯКОВ.
Ты, ты, конечно, ты, моя дорогая, любимая! (целует её) Но не будь такой холодной, как лёд... к виски. Мне кажется, я заслуживаю какого-никакого, но тепла.
ПЕТЛЯКОВА.
Тебе показалось. Я... тепла к тебе.
ПЕТЛЯКОВ (нервно).
Ну где, наконец, этот Ренат!
ПЕТЛЯКОВА.
Успокойся, он сейчас придёт. Я знаю, фотографии готовы...
Ренат вносит большие фото и какой-то сверток из грубой бумаги.
РЕНАТ.
Я здесь, Сергей Яковлевич. Извините, чуть замешкался... (расставляет и развешивает фото, называя их) ...Русская часовня на кладбище Шатби, надгробие на могиле консула Петрова, мать и дочь консула, вице-консул Умов, портрет генерала Гельмгольца, могила генерала Рерберга и его супруги, рисунок русского эмигранта "Русский эмигрант за обедом в своей палатке", художник Билибин на своей выставке в Александрии, пригласительный билет на выставку Билибина с его знаменитой птицей, балерина Анна Павлова в Александрии, Шаляпин, скульптура нашего скульптора "Невеста Нила", портрет Бунина...
ПЕТЛЯКОВ.
И это всё?!
РЕНАТ.
Всё, что заказывала Ирина Михайловна!
ПЕТЛЯКОВ (Петляковой).
Ты считаешь, этого достаточно для оформления вечера?
ПЕТЛЯКОВА.
Плюс музыка, плюс выступления гостей - их надо внимательно отобрать. Ну и фуршет, конечно.
РЕНАТ.
Да, есть ещё вот это. (даёт Петлякову свёрток)
ПЕТЛЯКОВ.
Что это?.. (разворачивает старинную кадильницу)
ПЕТЛЯКОВА.
Какая чудесная вещь!
ПЕТЛЯКОВ.
Тут сопроводительная записка на бланке ещё Консульства СССР (разворачивает записку, читает) "Этот предмет религиозного культа, так называемая кадильница, принадлежала бывшему консулу Российской Империи Петрову, религиозному фанатику. Ценности не имеет. Начальник канцелярии Фёдоров. 1971 год."... Понятно! Для наших тогдашних советских партийных чиновников если человек веровал и ходил в церковь, то он - религиозный фанатик. Пушкин, Лермонтов, Чаадаев, Достоевский, Бунин, Денис Давыдов, Столыпин... Как же она сохранилась, как не выбросили за 40 лет!?
РЕНАТ (зло).
Так ведь имущество, до сих пор числится на балансе.
ПЕТЛЯКОВ.
Хм, имущество!.. Ладно!.. Спасибо, Ренат. Поезжай в аэропорт за профессором.
Петлякова отходит в глубину сцены.
РЕНАТ.
Хорошо, Сергей Яковлевич. (уходит и в глубине сцены заискивающе Петляковой) Я делаю всё, чтобы вам здесь было хорошо, Ирина Михайловна!
ПЕТЛЯКОВА.
Спасибо, Ренат, ты прекрасно работаешь. Я это и мужу говорю.
РЕНАТ.
Я не могу слышать, когда он поднимает на меня голос!.. Тем более - когда на вас!
ПЕТЛЯКОВА (шутя).
Ну так убей его.
РЕНАТ.
От ваших шуток... я ещё сильнее хочу... сделать вам приятное.
ПЕТЛЯКОВА (оглядываясь).
Ты всё делаешь хорошо... Ренат, поезжай же скорей!
РЕНАТ.
Уже бегу! (никак не уйдёт)
ПЕТЛЯКОВА (с улыбкой).
Ну иди же скорей, профессор ждёт в аэропорту...
РЕНАТ.
Лечу! (преданно смотрит на неё)
ПЕТЛЯКОВА.
Я скажу мужу, как ты хорошо работаешь.
Ренат радостно убегает. Петлякова возвращается к экспозиции.
ПЕТЛЯКОВ.
Что он там шептал?
ПЕТЛЯКОВА.
Да,.. извинялся за задержку... (рассматривая кадильницу). Какая интересная мрачная чаша. Кажется - бронзовая. Как золотая.
ПЕТЛЯКОВ.
Это древняя кадильница... Консул Петров был религиозный человек. Каждый божий день ходил молиться в православную церковь здесь, в Александрии. Которую, между прочим, сам и обустроил на свои личные средства!.. (оглядывая фотографии) Не понимаю!.. Как это возможно! Одному Богу известно! (за окном кричит муэдзин).
ПЕТЛЯКОВА.
Серёжа, успокойся. Что ты не понимаешь? Всё в абсолютном порядке. Всё готово к юбилею Петрова. Оформление прекрасное! Ничего лишнего. Я думаю, сам Петров, будь он жив, был бы доволен. В этих фотографиях отражено всё, к чему и к кому он был причастен. Кому помог. Здесь все наши знаменитости, которые в те годы, почти 100 лет назад, побывали в Александрии: Шаляпин, Бунин, великая балерина Анна Павлова... Ренат постарался на совесть.
ПЕТЛЯКОВ.
Да нет, я не о том. Всё оформлено великолепно. Ренат молодец, сделал прекрасные фотографии! К юбилею консула Петрова всё готово. Это я вижу... И я - не об артистах, которые презжали в Александрию на гастроли. Хотя это - тоже не очень понятно... Главное, я не понимаю, каким образом тогда, сразу после Октябрьской революции, в эти жуткие годы, он всё это мог сделать! Как? Ведь тогда между Египтом и СССР не было дипломатических отношений!.. Как он смог организовать приём такого количества русских эмигрантов? Их ведь было тысяч пять! Он организовал с англичанами специальные лагеря беженцев. Не представляю! Я бы сейчас так не смог!
ПЕТЛЯКОВА.
Да, сейчас бы пришлось обращаться в МЧС. Он многое делал на свои личные сбережения. Консул Российской Империи в Александрии был богатым человеком. Организовать на свои средства православную церковь в городе и построить часовню на кладбище, это одно уже говорит о многом... Слушай, Серёжа, фуршет накроем прямо здесь?
ПЕТЛЯКОВ.
Да, конечно, народу будет немного... Знаешь, тогда ведь, в двадцатые годы, его мать и дочь остались в Москве в каких-то жутких условиях и оказались отрезанными от него.
ПЕТЛЯКОВА.
А как же они появились потом здесь, в Александрии?
ПЕТЛЯКОВ.
Точно не знаю. Там какая-то непростая история... Вот для этого к нам и едет профессор Кузмин.(смотрит на часы) Самолёт из Москвы только что прибыл. Скоро Ренат должен его привести...
ПЕТЛЯКОВА.
Я слышала, что тогда Петров буквально вырвал своих женщин из красной Москвы, где они страшно бедствовали. Как это ему удалось?
ПЕТЛЯКОВ.
Я говорю, точно не знаю. Знаю только, что Советскую власть он не жаловал... Большевиков называл "кучкой лиц, захвативших власть в России!" ...Вероятно, по своим личным каналам... Ведь пароходы сюда ходили из Одессы, французские и английские. У Петрова, я думаю, связи и возможности были. Личные...
ПЕТЛЯКОВА.
Ну да, ведь наши артисты сюда приезжали на гастроли как-то.
ПЕТЛЯКОВ.
На пароходах, конечно. И тоже с помощью консула Петрова. Шаляпин, Анна Павлова, художник Билибин - он здесь вообще довольно долго жил. Писатель Иван Алексеевич Бунин бывал в Александрии...
ПЕТЛЯКОВА.
Я читала, Бунин в Александрии был раньше, в 1907 году, во времена Российской империи. А в 20-е годы он уже уезжал из Советской России... навсегда, через Константинополь... Слушай, Серёжа, а правда, что с дочерью Петрова Анастасией здесь произошло что-то жуткое? Она чуть ли не покончила с собой.
ПЕТЛЯКОВ.
Из отцовского пистолета... Но это, мне кажется, - слухи. Там, скорее, был несчастный случай. Хотя... Профессор приедет, расскажет. Он диссертацию по Петрову защищал... А у меня даже пистолета нет...
ПЕТЛЯКОВА.
У нас и дочери нет, не волнуйся.
ПЕТЛЯКОВ.
Кстати, сын не звонил?
ПЕТЛЯКОВА.
Нет, он сейчас в Аргентине на неделю. Вернётся в Москву, позвонит.
ПЕТЛЯКОВ.
Ну да... А ты дала телеграмму внучке Петрова в Париж?
ПЕТЛЯКОВА.
Конечно. По электронной почте. Всю программу юбилея ей расписала.
ПЕТЛЯКОВ.
Ей сколько сейчас?
ПЕТЛЯКОВА.
Она от второго брака... Думаю, лет 50-60.
ПЕТЛЯКОВ.
Она ответила?
ПЕТЛЯКОВА.
Да, очень благодарит за приглашение и вообще за то, что помним о её деде.
ПЕТЛЯКОВ.
Хорошо... Действительно, мы правильно поступаем, что начинаем мою службу здесь, в Александрии, с вечера памяти о легендарном русском консуле Александре Михайловиче Петрове, который служил здесь верой и правдой, несмотря на огромные трудности... Без прошлого нет будущего!.. А поскольку мы мало что знаем о Петрове, я и попросил в МИДе, чтобы нам прислали на юбилей знающего человека. Они обещали историка, профессора Кузмина, преподавателя Дипломатической академии. Директор нашего департамента ещё сказал о каком-то сюрпризе.
ПЕТЛЯКОВА.
Что за сюрприз?
ПЕТЛЯКОВ.
Чёрт его знает!.. Ладно, посмотрим. Думаю, Ренат с профессором уже скоро будут. (звонок телефона) Слушаю!.. Кто, молодая египтянка? А что она?.. Как зовут?.. Пусть пройдёт!.. (Петляковой) К нам дама, из местных, говорит - по юбилею русского консула. Говорит по-русски.
ПЕТЛЯКОВА.
Интересно!
Стук в дверь. Входит Саусан, одетая в просторный балахон, беременная.
САУСАН.
Здравствуйте! Меня зовут Саусан Стахович-Вазир. Я постоянно живу в Александрии, имею двойное гражданство: российское и египетское.
ПЕТЛЯКОВ.
Здравствуйте, Саусан. Я - Сергей Яковлевич, это - Ирина Михайловна.
САУСАН.
Очень приятно.
ПЕТЛЯКОВ.
Присаживайтесь, Саусан. Хотите чаю? Или кофе?
САУСАН.
Нет, спасибо. У меня мало времени... (кокетливо смотрит на Петлякова) Я не думала, что в наше уродливое время русский консул у нас, в Александрии, может быть... такой симпатичный. Я смотрю иногда по телевизору новости из России - ваши чиновники все какие-то не очень. А вы!..
ПЕТЛЯКОВ.
Спасибо, Саусан! Если бы все так считали!
САУСАН.
Неужели?! Дураки!.. Вы, Сергей Яковлевич, очень похожи на капитана одного английского судна, заходившего к нам в порт. Такой же статный, крепкий...
ПЕТЛЯКОВ.
Саусан, вы давно живёте в Александрии?
САУСАН.
Я родилась здесь. После школы училась музыке в студии.
ПЕТЛЯКОВ.
Вы хорошо говорите по-русски.
САУСАН.
У нас в доме говорят почти всегда по-русски. И все русские праздники мы отмечаем. Например, Троицу.
ПЕТЛЯКОВ.
Правда? Интересно! А вы разве не мусульманка?
САУСАН.
Нет, я коптка, христианка. Как и муж. (заглядывает ему в глаза) А вы давно у нас консул?
ПЕТЛЯКОВ.
Месяц как назначен... Итак, Саусан, какой у вас вопрос?
САУСАН.
Я узнала из Интернета, что у вас будет отмечаться юбилей консула Петрова.
ПЕТЛЯКОВ.
Да, мы будем отмечать. Вы что, имеете к Петрову какое-нибудь отношение?
САУСАН.
Самое непосредственное.
ПЕТЛЯКОВ.
В каком смысле?
САУСАН.
В прямом. Прямее не бывает. Он помог мне родиться!
ПЕТЛЯКОВ.
Смешно!
САУСАН.
Это вам сейчас смешно, а моей прабабушке тогда, в 1921 году, было не до смеха!
ПЕТЛЯКОВ.
А что тогда случилось?
САУСАН.
Она вышла замуж за египтянина, полицейского, охранявшего порядок в лагере. Она тогда жила в лагере для беженцев из России Сиди-Бишр. Этот лагерь был организован Петровым с помощью тогдашних англо-египетских властей Египта. Моя прабабушка была на сносях. Она зашла в библиотеку за книгой. И начались роды! А в это время в библиотеке оказался консул Петров. Это была счастливая случайность. Если бы не он, ещё не известно, как всё обернулось. Там, в русской поликлинике, не было акушера. Консул взял мою прабабушку на руки и понёс через весь лагерь. Затем на своей машине доставил в английский госпиталь, где она благополучно разрешилась моей бабушкой. Если бы не он,.. я не знаю: там ведь даже телефона не было!..(кокетливо) А теперь, значит, вы здесь консул!
ПЕТЛЯКОВ.
Да ещё и генеральный консул!
САУСАН.
Генерал, да?
ПЕТЛЯКОВ (рисуясь).
Вроде бы да. Ну не военный, конечно. Дипломатический.
САУСАН.
Это очень приятно... А Ирина Михайловна кто?..
ПЕТЛЯКОВ.
Жена... Ну ладно,.. чудесно, Саусан. Скажите, а чем вы занимаетесь?
САУСАН.
Я пою в ресторане, недалеко от порта. В том числе и русские песни.
ПЕТЛЯКОВ.
Замечательно! У меня к вам предложение, Саусан. Приходите на юбилей, расскажите гостям вашу историю. А потом спойте нам что-нибудь из русского репертуара тех лет.
САУСАН.
Я знаю несколько романсов, русских старинных.
ПЕТЛЯКОВ.
Чудесно!
САУСАН.
А когда вечер?
ПЕТЛЯКОВ.
Послезавтра, в 17 часов.
САУСАН.
Хорошо, я приду.
ПЕТЛЯКОВ.
Спасибо, Саусан! Вас отвезти домой?
САУСАН.
Нет, спасибо, я живу недалеко. До свидания, господа!
ПЕТЛЯКОВЫ.
До свидания!
САУСАН (тихо Петлякову, тронув его за плечо).
Приходите к нам, в ресторан, господин генерал...
ПЕТЛЯКОВ (провожая её до двери).
Хорошо, я позвоню тогда...
Саусан уходит.
ПЕТЛЯКОВ.
Как тебе эпизод?
ПЕТЛЯКОВА.
Украшение юбилея!.. А ты ей приглянулся. Да и она тебе, кажется, тоже... Серёжа, скажи, а ты так смог бы, как Петров?..
Стук в дверь, Петляков смотрит на часы.
ПЕТЛЯКОВ.
А вот и гость из Москвы! Да, да, войдите!
Входит Кузмин.
КУЗМИН.
Здравствуйте, Сергей Яковлевич, Ирина Михайловна! Позвольте представиться: профессор Кузмин Михаил Михайлович!
ПЕТЛЯКОВ.
Здравствуйте, Михаил Михайлович!.. Вас рекомендовали как единственного специалиста по истории нашего консульства...
Кузмин недовольно осматривает оформление зала.
КУЗМИН.
Да, да... А больше вам в МИДе ничего не говорили?
ПЕТЛЯКОВ.
Говорили о каком-то сюрпризе?
КУЗМИН (гневно).
Вы считаете, что поэт Иван Бунин выше поэта Михаила Кузмина?.. Мой прадед не только жил несколько лет в Александрии, но и написал знаменитые "Александрийские песни"! А, простите, что ваш Бунин!.. А Кузмин давно уже -классика Серебряного века!:
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем,
мохнатые мигающие звезды
и светлые серые глаза под густыми бровями,
которые я вижу и тогда,
когда не говорят мне: "Александрия!"
Как песня матери
над колыбелью ребенка,
как горное эхо,
утром на пастуший рожок отозвавшееся,
как далекий прибой
родного, давно не виденного моря,
звучит мне имя твое
трижды блаженное: Александрия!
Как прерывистый шепот
любовных под дубами признаний,
как таинственный шум
тенистых рощ священных,
как тамбурин Кибелы великой,
подобный дальнему грому и голубей воркованью,
звучит мне имя твое
трижды мудрое: Александрия!
Как звук трубы перед боем,
клекот орлов над бездной,
шум крыльев летящей Ники,
звучит мне имя твое
трижды великое: Александрия!
А где же, простите, портрет великого поэта-александрийца?!
ПЕТЛЯКОВА.
Извините ради бога, Михал Михалыч, это моя недоработка. Я подбирала фотографии... Ренат обязательно сделает портрет поэта Кузмина... сегодня же.
ПЕТЛЯКОВ (косясь на Кузмина).
Скажи ему, Ира, пусть сделает немного больше бунинского.
КУЗМИН.
О, ну зачем же, это слишком! Бунин всё-таки Нобелевский лауреат! И тоже считается поэтом Серебряного века. Хотя и не очень, на мой взгляд, заслуженно...
Да, и вот ещё что... (вынимает из папки фигурные листы) Я тут сделал кое-какое изобретение у себя на кафедре. Я назвал это "дипламатической формулой Кузмина".
ПЕТЛЯКОВ.
Интересно!
КУЗМИН (расставляя рисунки в виде моногоконечных звёзд с греческими буквами и русскими надписями).
Я, как истинный пифагореец, и подчёркивая, что мы находимся на территории Древней Греции, обозначил качества дипломата - ими в полной мере обладал консул Петров - греческими буквами, акцентируя внимание на классичность этих качеств! Вот, смотрите: "Альфа" - аналитика, "Омега" - обязательность, "Йота" - интересы страны, "Дельта" - достоинство, "Сигма" - дружественность и "Эпсилон" - жертвенность. Просто "ж" нет в греческом языке.
ПЕТЛЯКОВ.
Слушайте, отлично!
ПЕТЛЯКОВА.
Особенно - "эпсилон"! (Саркастически) Потянете, Сергей Яковлевич, "эпсилон"? (Петляков дипломатично улыбнулся)
КУЗМИН.
Да,да!.. И, строго по Пифагору, их ровно шесть. Шестёрка - совершенное число: делится на 2, 3, 1 и составляет сумму своих делителей - один, плюс два, плюс три!
ПЕТЛЯКОВА.
Прекрасно!.. Пойдёмте обедать, дорогой Михал Михалыч. Вы с дороги. Ещё раз извините за накладку. Сережа, ты пообедаешь с нами?
ПЕТЛЯКОВ.
Нет, я приглашён к губернатору. Вы идите...
КУЗМИН (уходя оглядывает портреты и фыркает).
Бунин, тоже мне! Кто его сейчас помнит как поэта!..
Они уходят.
Петляков, рассматривает портреты и кадильницу.
ПЕТЛЯКОВ.
Да,.. Петров действительно жертвовал собой!..Как вообще жили эти люди в это страшное время!.. Ужасно хочется увидеть, ощутить... (задумчиво) Ну что ж, всё зависит только от меня! Я знаю, как они выглядели и о чём думали. Я знаю, что они видели вокруг... Остаётся одно: сделать последнее усилие и ощутить, что чувствовали консул Петров и люди, его окружавшие...
Слышен шум моря и идущего по морю судна.
Звучит "таинственная" часть Третьего концерта Рахманинова.
На палубе, как видение Петлякова, появляются пассажиры и среди них - Настя с книгой Бунина.
ПЕТЛЯКОВ(задумчиво).
... Настя Петрова, дочь русского консула, французское судно,..1920-е жуткие для России годы,.. бедная Настя, как она вырвалась оттуда?.. А что было дальше - ничего не известно!..
Мираж обретает реальные черты.
Петляков исчезает.
Картина вторая.
Палуба французского судна "Спарта", 1920-е годы. Корабль только что отошёл от Одессы, увозя навсегда великого писателя И.А. Бунина из Советской России. На палубе появляютя Бунин и его статная красавица-жена Вера Николаевна.
Бунин взбешён.
БУНИН.
Если я ещё хотя бы раз когда-нибудь увижу хотя бы одного большевика, - зубами заем, не оторвут! Как у этого идиота Скрябина "Поэма экстаза" (вопит) и-а-а!
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Иоанн! Ты обезумел! Мы же на французском корабле!.. Большевики тю-тю, всё!, остались на берегу.
БУНИН (нервно рыдает).
Прости меня, Вера, экскьюземуа, не сдержался,.. ненавижу!
На палубе Настя Петрова издалека вдруг узнаёт Бунина. Поражена! Бунин не просто её любимый писатель, она его боготворит. Бунин вдруг слышит, как сквозь шум моря и судна вдруг звучат его строки!
НАСТЯ (приближаясь, исступлённо читает наизусть).
" О, Темир-Аксак-Хан, говорила песня, не было в подлунной отважней, счастливей и славнее тебя, смуглоликий, огнеглазый - светлый и благостный, как Гавриил, мудрый и пышный, как царь Сулейман! Ярче и зеленей райской листвы был шелк твоего тюрбана, и семицветным звездным огнем дрожало и переливалось его алмазное перо, и за счастье прикоснуться кончиком уст к темной и узкой руке твоей, осыпанной индийскими перстнями, готовы были умереть прекраснейшие в мире царевны и рабыни. Но, до дна испив чашу земных утех, в пыли, на базаре сидел ты, Темир-Аксак-Хан, и ловил, целовал рубище проходящих калек:
- Выньте мою страждущую душу, калеки!.."
Калиспера! Меса бель хайр! Здравствуйте, Иван Алексеевич Бунин, мой дорогой, любимый мой писатель!
БУНИН (радостно поражён).
Боже мой!.. Вера, прошу тебя,.. сходи в библиотеку, подбери мне "Ниву" за двадцатый год, если есть, конечно...
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Хорошо, милый.(не очень дружелюбно глядя на Настю) Но только прошу тебя, Иоанн, - не безумствуй...
БУНИН.
Хорошо, хорошо, иди!..
Вера Николаевна, тревожно оглядываясь, уходит.
НАСТЯ (приближаясь к Бунину).
Ты в сонме звёзд, среди ночных огней
Нежнее всех. Не ты одна играешь,
Как самоцвет: есть ярче и пышней.
Но ты живёшь. Ты меркнешь, умираешь -
И вновь горишь. Как феникс древних дней,
Чтоб возродиться к жизни - ты сгораешь.
Я черных коз пасла с меньшой сестрой
Меж красных скал, колючих трав и глины.
Залив был синь. И камни, грея спины,
На жарком солнце спали под горой.
Я прилегла в сухую тень маслины
С корявой серебристою корой –
И он сошел, как мух звенящий рой,
Как свет сквозной горячей паутины.
Он озарил мне ноги. Обнажил
Их до колен. На серебре рубашки
Горел огнем. И навзничь положил.
Его объятья сладостны и тяжки.
Он мне сосцы загаром окружил
И научил варить настой ромашки.
БУНИН.
Я никогда не слышал, чтобы меня читали... наизусть!.. У вас поразительная, интереснейшая, своеобразнейшая душа. И память тоже. Как это вы это всё запомнили? Вы музыкант, да?
НАСТЯ.
Да, я играю, даже импровизирую иногда. Но дело не в памяти. Вы, Иван Алексеевич, не просто трогаете меня, вы входите в меня легко и сразу, целиком!
БУНИН.
А Чехов, или Толстой, или (саркастически) Маяковский?
НАСТЯ.
Нет-нет, именно вы, и никто другой... К тем интерес тоже есть, но не более. А вы - как воздух, как вода, как вино - входите легко и ...дурманите. То, что я вас здесь встретила, это Глас Божий, счастье настоящее, непридуманное, просто свалилось на меня с небес, неизвестно за что!
БУНИН.
Как вас зовут?
НАСТЯ.
Анастасия,.. Настя.
БУНИН.
Значит, есть за что...Вы, Настя, очень добрая и нежная... И очень молодая, трепетная и красивая! Я тоже волнуюсь, глядя на вас. Но я-то старик, у меня душа истрёпана, изжита, истоскована...
НАСТЯ.
Боже мой, как вы хорошо сказали "истоскована"!.. У меня тоже истоскована душа, хотя мне нет ещё и двадцати. Но возраст здесь совершенно не при чём, ни ваш, ни мой... То, что вы пишете, никакой старик не напишет! Только молодой, зоркий и очень трепетный человек... Вы вообще не писатель.
БУНИН.
Господи! А кто же я?!
НАСТЯ.
Вы - явление природы!
БУНИН (волнуясь).
...Настя, прошу вас,.. сравните меня с чем-нибудь. Для меня это очень важно! Действительно, с явлением природы каким-нибудь.
НАСТЯ.
Это очень трудно, Иван Алексеевич!.. Вы как-то вмещаете в себя сразу все явления природы, включая вулкан и землетрясение.
БУНИН.
Правда?
НАСТЯ.
... Я вам скажу ещё более точно. Я вам скажу, как человек, едущий практически в Древнюю Грецию.
БУНИН.
Это куда?
НАСТЯ.
В Александрию.
БУНИН.
Здорово! Ну-ка, ну-ка, скажите, я это ужасно люблю!.. Я бывал в Алексадрии. У вас что, там родственники?
НАСТЯ.
Я еду к отцу. Он там - Генеральный консул.
БУНИН.
Позвольте, русский консул в Александрии - это Петров.
НАСТЯ.
Ну да, я - Настя Петрова.
БУНИН.
Вообще-то, не понимаю: какой может быть консул России, если России больше нет!
НАСТЯ.
О, Иван Алексеевич, в Александрии очень много настоящих русских людей! Россия живёт у них в сердце. Мне отец пишет: там творится много печального. И миссия русского консула, даже неофициального, чрезвычайно велика. Впрочем, я в этом не разбираюсь... Но я хочу сказать о вас, любимый мой Иван Алексеевич.
БУНИН.
Да, да, Настя, продолжайте через призму Древней Греции.
НАСТЯ.
Позвольте вопрос, Иван Алексеевич?
БУНИН.
Прошу вас, Настя, давайте без церемоний.
НАСТЯ.
Задаю его потому, что этого не встречала в ваших произведениях. Вы знаете, что такое квинтэссенция?
БУНИН.
В общих, конечно, чертах - это как бы суть чего-либо.
НАСТЯ.
Квинтэссенция - с латинского "пятая сущность" или "пятая стихия". Так древние называли человека. После четырёх стихий - воды, воздуха, земли и огня. Я так хочу назвать вас!
БУНИН (смеётся).
Квинтэссенция! Так меня никто не называл. Вы первая, Настя. И, скорее всего, единственная... Вы просто чудо, Настя!
На палубе появляется Вера Николаевна.
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Иоанн, я тебя обыскалась!
БУНИН.
Вот, познакомься, Вера, это Анастасия Петрова, дочь нашего консула в Александрии.
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Вера Николаевна, жена Ивана Алексеевича!.. Ян, тебе тут не надует?
БУНИН (смеётся).
Уже! Мне тут такого надуло!
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Я вижу, вижу!.. Ян, я иду в библиотеку. Ты, между прочим, тоже хотел.
БУНИН.
Вера! Я же просил тебя мне подобрать там... Я пока здесь побуду, погода прекрасная,.. мне надо кое-что выяснить по нашим консульским вопросам,.. может пригодиться...
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Но мы же плывём в Стамбул, это Турция, а Александрия - Египет!.. А впрочем, ты, конечно, прав: русский консул - это пригодится... Ладно, я буду в библиотеке. Будь осторожен, может случиться... люмбаго!
Вера Николаевна, тревожно оглядываясь, уходит.
НАСТЯ.
А что такое люмбаго?
БУНИН.
Да, это ерунда... в сравнении с квинтэссенцией... Настя, а вы родились в Александрии?
НАСТЯ.
В Филиппополе.
БУНИН.
Филиппополь! Красиво! Где это?
НАСТЯ,
Автономия турецкая в Болгарии. Его ещё иногда называют Пловдив. Отец был там вице-консулом. Вы,кстати, с отцом очень внешне похожи... Да бог с этим...
Ковчег под предводительством осла —
Вот мир людей. Живите во Вселенной.
Земля — вертеп обмана, лжи и зла.
Живите красотою неизменной.
Ты, мать-земля, душе моей близка —
И далека. Люблю я смех и радость,
Но в радости моей — всегда тоска,
В тоске всегда — таинственная сладость!
Бунин целует ей руку.
Настя нежно гладит его по щеке.
НАСТЯ (тихо).
... Это такой подарок судьбы!
БУНИН.
Хорошо, что этого не слышит Вера Николаевна...
НАСТЯ (не слыша, о чём он говорит).
Этот ваш голос... Ваше лицо... (целует его)
БУНИН.
Я уже никак не думал, что такое возможно... У нас в стране такое горе, такой ужас! Революция, война...А тут... вдруг...
НАСТЯ.
"Солнечный удар", прямо как у вас,.. и квинтэссенция, ... и компенсация за этот кошмар в России... Мы с бабушкой еле удрали из Москвы.
БУНИН.
Вы здесь с бабушкой?
НАСТЯ.
Да. Ей нездоровится после пережитого кошмара, она из каюты не выходит... Как там у вас о Стамбуле. Вы ведь в Стамбуле сойдёте?..
"На главной скутарийской улице в Стамбуле есть кофейни почище, где так сладко мечтать за чашечкой кофе на длинных диванах в пёстром ситце, тихо поглаживая спину кошке и опустив одну ногу, в туфле, на пол, а другую, в чулке, поставив на сиденье..." (берёт его руку)
Я так и вижу себя в роли этой чудесной... счастливой кошки... А хотите, я продолжу - перед вашим Стамбулом?.. Я ведь всё-таки родилась в Филиппополе, названном в честь Филиппа Второго, отца Александра Македонского!..
На баке бриз. Там, на носу, на фоне
Сухих небес, на жуткой крутизне,
Сидит ливиец в белом балахоне,
Глядит на снег, кипящий в глубине.
И влажный шум над этой влажной бездной
Опустит в дрему. Острый ржавый нос,
Не торопясь, своей броней железной
В снегу взрезает синий купорос.
Сквозь купорос, сквозь радугу от пыли,
Струясь, краснеет киноварь на киле.
БУНИН.
Это невозможно!.. Настя... пойдёмте туда, в ресторан...
НАСТЯ.
Пойдёмте! Ужасно хочется музыки... Хотя в ваших строчках столько музыки! Никакой Бетховен не сравнится! Разве что - Моцарт, другой мой любимый...
БУНИН.
Спасибо, Настя! Моцарт - это второй подарок после квинтэссенции.
НАСТЯ.
Поцелуйте меня... по-настоящему... Завтра ваш Стамбул, мы расстанемся...
Бунин целует Настю, забавно оглядываясь.
БУНИН.
Пойдёмте отсюда...
НАСТЯ.
Пошли... выпьем вина...
Они заходят в ресторан, садятся за столик.
Играет небольшой оркестр. Поёт певица, очень похожая на Саусан.
Танцует нанятая пара, изображающая любовь.
Подходит официант.
БУНИН.
Два бокала красного вина. Шоколад.
Официант приносит рубиновое вино.
НАСТЯ.
Горит хрусталь, горит рубин в вине,
Звездой дрожит на скатерти в салоне.
Последний остров тонет в небосклоне,
Где зной и блеск слились в горячем сне.
Точно, Иван Алексеевич, это мы здесь, на корабле...
БУНИН.
Удивительно! Абсолютная фантазия... материализуется!
НАСТЯ.
Как танцуют!
БУНИН.
Это, увы, нанятые.
НАСТЯ.
А для меня неважно в данном случае. У меня же ненанятый кавалер... А что если нам потанцевать, а, Иван Алексеевич? Слабо?
БУНИН.
Можно попробовать... (Настя берёт его за руку, и они танцуют) ...Я последний раз танцевал лет 25 назад на балу у одной ефремовской помещицы. Я там живал у брата Юлия в имении.
НАСТЯ.
А где это?
БУНИН.
Ефремов - это в Тульской губернии. Если читали Тургенева "Касьян с Красивой Мечи", так вот - река Красивая Меча - это там, в Ефремове.
НАСТЯ.
Тургенев меня не трогает. А вот ваше, русское, думаю, оттуда.
"Брат, в запыленных сапогах,
Швырнул ко мне на подоконник
Цветок, растущий на парах,
Цветок пчелиный - желтый донник.
Я встал от книг и в степь пошел...
Ну да, все поле - золотое,
И отовсюду точки пчел
Плывут в сухом вечернем зное.
Толчется сеткой мошкара,
Шафранный свет над полем реет –
И, значит, завтра вновь жара
И вновь сухмень. А хлеб уж зреет.
Да, зреет и грозит нуждой,
Быть может, голодом... И все же
Мне этот донник золотой
На миг всего, всего дороже!"
БУНИН.
Да, это мой "Донник".
НАСТЯ.
"...На миг всего, всего дороже!" Теперь и мне, и мне!.. (прижимается к нему, судно качает)... Ого! Неспокойно наше Чёрное море!
БУНИН.
Уже, наверное, не наше. Турецкое.
НАСТЯ.
Господи! Вы же скоро сойдёте. Утром Стамбул!.. Иван Алексеевич! Вы можете мне пообещать?
БУНИН.
Конечно! Что захотите, Настя.
НАСТЯ.
Вы приедете ко мне в Александрию... Иначе я умру!
БУНИН.
Ну, зачем же умирать...(оглядываясь) Да, конечно, приеду. Назовите день.
НАСТЯ.
Ровно через неделю, дольше не вынесу. Сегодня тринадцатое. Двадцатого! Вам в Стамбуле на обустройство пять дней хватит?
БУНИН.
Вполне.
НАСТЯ.
Двадцатого в Александрию прибывает пароход из Стамбула. Я знаю точно от отца. Значит, из Стамбула он уходит 19-го. Пароход называется "Айя-София". Приходите прямо ко мне, в консульство. У меня там свои аппартаменты... А вот ваша "Айя-София":
Светильники горели, непонятный
Звучал язык, - великий шейх читал
Святой Коран, - и купол необъятный
В угрюмом мраке пропадал.
Кривую саблю вскинув над толпою,
Шейх поднял лик, закрыл глаза - и страх
Царил в толпе, и мертвою, слепою
Она лежала на коврах...
А утром храм был светел. Все молчало
В смиренной и священной тишине,
И солнце ярко купол озаряло
В непостижимой вышине.
И голуби в нем, рея, ворковали,
И с вышины, из каждого окна,
Простор небес и воздух сладко звали
К тебе, Любовь, к тебе, Весна!
БУНИН.
Вы просто волшебница, Настя! Я даже не думал, что это так может звучать! Это-колдовство!.. Я, конечно, буду! Просто не могу не быть!.. (целует её)
НАСТЯ.
А жена отпустит?
БУНИН.
Не спрошусь.
НАСТЯ.
Милый, дорогой, любимый мой человек!(Целует его) "Простор небес и воздух сладко звали К тебе, Любовь, к тебе, Весна!"
БУНИН.
Танец кончился, к сожалению. Пойдёмте за столик.
Садятся за столик.
НАСТЯ.
Я нашу Александрию и весь Египет вообще воспринимаю только через вас, через ваш арабский цикл "Тень птицы":
"Утром открылся берег Африки.
Сильно припекало. Небо было знойно и белесо, море тускло, блестело оловом.
... А из мути на горизонте уже выделялась башня, преемница того знаменитого маяка, что был когда-то "символом света александрийской мудрости" и одним из чудес мира, ибо "вел к городу полубога, дошедшего от столпов Геркулеса, до индийских деревьев, вершин которых не достигают стрелы", был посвящен "богам, спасающим плавающих", блистал зеркалом, был "Талисманом Александрии, отражавшим землю, небо и все паруса Средиземного моря", и так возвышался, что "камень, брошенный с него на закате, падал в воду только в полночь..."
Это теперь моя жизнь, дорогой Иван Алексеевич. И только - через вас! Иначе я не могу и не хочу!..
Бунин видит вошедшую в ресторан Веру Николаевну.
БУНИН.
Извините, Настя, дорогая, мне нужно к ней подойти.
Настя рассеянно кивает, Бунин подходит к Вере Николаевне.
ВЕРА НИКОЛАЕВНА,
Ян, ты спятил!.. В конце концов, это пошло - повторять ситуацию твоего покойного друга Антона Чехова в его "Чайке". Ты же не Тригорин, ты - выше!
БУНИН.
Вера, не говори глупости, какой Тригорин! Мы же завтра сойдём в Стамбуле. Прошу тебя, дай мне договорить, иди в каюту, я скоро приду. Что ты себе выдумала!
ВЕРА НИКОЛАЕВНА.
Хорошо! Здесь сквозит! Помни о своём радикулите.
БУНИН.
Ладно, ладно, Вера, ступай!
Вера Николаевна, тревожно оглядываясь, уходит.
Бунин возвращается за столик.
Официант приносит кальян.
НАСТЯ.
Это я попросила. Давайте покурим, Иван Алексеевич...
БУНИН.
Я предпочитаю папиросы, сам набиваю турецким табаком.
НАСТЯ.
Пожалуйста, курите свои папиросы.
БУНИН.
Нет, я с вами покурю кальян. (Они курят кальян)
НАСТЯ.
...Мой брат родился в Иерусалиме. Но я воспринимаю и Палестину... только через вас:
За Мертвым морем - пепельные грани
Чуть видных гор. Полдневный час, обед.
Он выкупал кобылу в Иордане
И сел курить. Песок как медь нагрет.
За Мертвым морем, в солнечном тумане,
Течет мираж. В долине - зной и свет,
Воркует дикий голубь. На герани,
На олеандрах - вешний алый цвет.
И он дремотно ноет, воспевая
Зной, олеандр, герань и тамарикс.
Сидит как ястреб. Пегая абая
Сползает с плеч... Поэт, разбойник, гикс.
Вон закурил - и рад, что с тонким дымом
Сравнит в стихах вершины за Сиддимом.
Господи, я с ума сойду!
БУНИН.
Не волнуйтесь, Настя! Ровно 20-го я у вас, в русском консульстве. Пароход "Айя-София", это имя для меня святое!.. Настя, мне трудно от вас оторваться, но я должен идти к Вере. Она там одна действительно с ума сойдёт.
Бунин встаёт, Настя приникает к нему.
НАСТЯ.
Я жду вас, моё божество!
БУНИН.
До свидания, моя юная радость!..
НАСТЯ.
Господи! Нет! Я так хочу сейчас,.. чтобы вы стали похожим на своего поручика!
БУНИН.
Какого? У меня их несколько. Правда, все молодые.
НАСТЯ.
Я повторяю: возраст здесь совершенно не причём. Я имею ввиду решительность! Поручик, конечно, из "Солнечного удара"!
БУНИН (страстно).
Увы, мы не на Волге, с этого парохода не сойдёшь, где хочется!
НАСТЯ.
В качестве "сойдём"... я вас приглашаю к себе в каюту.
БУНИН.
А бабушка?
НАСТЯ.
Ей пора погулять! А то она в своём шоке от большевиков ... засиделась в засаде. Здесь, на французском судне, абсолютно спокойно... Через полчаса в музыкальном салоне начнётся концерт какого-то нашего эмигранта - пианиста. Он будет играть Рахманинова, который тоже уехал из СССР... Я её туда посажу на полтора часа. И скажу, что приду за ней.
БУНИН.
А если всё-таки вернётся бабушка?
НАСТЯ.
Какой вы осторожный, родной Иван Алексеевич,.. в отличие от вашего героя... Вы же сами сказали: сердце истосковано. И - у меня тоже!
БУНИН.
Настя, дорогая, я теряю разум! (целует её, она отвечает страстно)
НАСТЯ.
Нам с вами он сейчас не нужен!
БУНИН.
Настя, ты чудо!.. Назови номер каюты и время.
НАСТЯ.
Номер 17. Ровно через 40 минут.
БУНИН (смотрит на часы).
Засёк!.. Пойду успокою Веру Николаевну. Официант, счёт!
Официант приносит счёт. Бунин, внимательно прочитав, аккуратно расплачивается, торгуясь. Уходит.
Затемнение. Звучит фортепиано - страстная часть из Третьего концерта С.В. Рахманинова.
Бунин быстро и молодо идёт к каюте № 17. Стучит.
Настины руки его втягивают в каюту...
Затемнение.
Картина третья.
Шум толпы русских беженцев.
...На авансцену выходит очень похожий на Бунина консул Петров с рукой на перевязи.
ПЕТРОВ (в зал).
Господа, господа! Спокойно! Господа соотечественники! Прошу спокойствия, мест всем хватит. Вас здесь человек триста, а свободных мест в нашем палаточном лагере для вас осталось примерно полторы тысячи. Прошу вас сейчас разделиться на две группы: семейных и одиночных. Семейным будут предоставлены отдельные палатки. Волонтёры вам помогут разместиться. Условия у нас хорошие. Есть поликлиника, школа, детский сад, библиотека, есть театр и даже оркестр... Что?.. Кто я такой?.. Я - консул Российской Империи Александр Михайлович Петров... Да, увы, Российской Империи больше нет!.. Будем молиться, господа! У нас есть Монархический союз... В общем, добро пожаловать в древнюю прекрасную Александрию!
Петров уходит...
Палатка русского генерала-беженца в Александрию из Советской России.
Стол, две простые кровати, икона в углу.
Время от времени раздаются звуки лагеря русских беженцев Сиди-Бишр: детские крики, какая-то перебранка, женский плач, кто-то поёт Вертинского "Над розовым морем".
В палатку входит генерал, снимает мундир с золотыми погонами, бережно вешает на плечики. Достаёт из мешка коробки спичек, считает и перекладывает их в приличную сумку.
Стук в палатку.
ГЕНЕРАЛ (пряча спички).
Да, да, войдите!
Входит русский консул Петров. Рука у него по-прежнему на перевязи. В другой он держит портфель.
ПЕТРОВ.
Можно, господин генерал?(крестится на икону) Здравствуйте!
ГЕНЕРАЛ.
Боже мой! Какой гость! Здравия желаю, господин консул! Милости прошу присесть (смущённо смахивает пыль со стула).
ПЕТРОВ.
Видите, я обещал зайти, и вот я здесь.
ГЕНЕРАЛ.
Ах, беда, беда! Ужасно!
ПЕТРОВ.
Что такое? Я думал, вы мне обрадуетесь!
ГЕНЕРАЛ.
Господи, да я рад! Я несказанно рад! Ужасно, что угостить вас нечем, в доме ни крошки!
ПЕТРОВ.
Я это предвидел и прихватил с собой кое-что. (Достаёт из портфеля колбасу, лепёшку и глиняную бутылку)
ГЕНЕРАЛ.
Батюшки, неужто колбаса?! Век не видел!.. А это?.. Неужели!?.. Простите, а что с рукой?!
ПЕТРОВ.
Пустяки... Да-да, вино! Да ещё какое! Настоящее фалернское! Сын из Иерусалима прислал. То самое, что пил Александр Македонский и другие древние греки на осенних Дионисиях! Сопроводил посылку собственными стихами:
Любуюсь возвращеньем древних чар
На пире в честь любимца - Диониса.
Мне чашу обожжёт опять гончар,
И урожай фалернского уж близок...
У нас как раз осень. Боже мой, какая красота эти греческие боги! И многое сохранено у нас...
ГЕНЕРАЛ.
Сказка! Последний раз пил настоящее вино в Новороссийске, полгода назад. Да и то в крайне нервной обстановке - ждал разрешение от Советов на выезд: дадут-не дадут! Какие уж тут Дионисии! Еле ноги унёс! Спасибо вам, ваше превосходительство!
ПЕТРОВ.
Ну что вы, какое превосходительство. Мы с вами - товарищи по несчастью в нашей стране. Вы - бывший генерал. Я - фактически бывший консул. России-то больше нет! Есть у вас стаканы?
ГЕНЕРАЛ.
Кружки жестяные, солдатские, как раз две.
ПЕТРОВ.
Прекрасно! Солдатские - это великолепно! И колбасу давайте порежем.
Генерал мечется по палатке, находит кружки, с трудом - тарелку и нож, протирает всё тщательно полотенцем.
Петров разливает вино.
Генерал вскакивает и закрывает полог на верёвочку.
ГЕНЕРАЛ.
Прошу прощения!
ПЕТРОВ.
Понимаю... Ну что, давайте выпьем за эту нашу благословенную и благодатную священную александрийскую землю, чтобы нам на ней было хорошо! Вы ведь отсюда бежать не собираетесь?
ГЕНЕРАЛ.
Нет-нет, что вы, мне здесь нравится. Завтра семья приедет, жена с сыном. Телеграфировали. Как ещё телеграф-то работает!
ПЕТРОВ.
Ну и прекрасно! (чокаются, выпивают, закусывают)
ГЕНЕРАЛ.
Фантастические вино, колбаса!.. Кстати, господин консул, Александр Михайлович, скажите честно, сколько ещё времени просуществует наш лагерь?
ПЕТРОВ.
Я с английскими властями договорился ещё на год. Даём возможность людям трудоустроиться в Александрии. Или уехать. Кстати, как у вас с этим, господин генерал? Вы знаете об Обществе дешёвого кредита, которое я организовал для наших?
ГЕНЕРАЛ.
Конечно! С огромной благодарностью этим воспользуюсь! А то ведь гол как сокол!.. Хочу открыть ресторан "Император". Будем работать вместе с женой и сыном... И на досуге начну наконец писать книгу по истории нашего движения... Не понимаю, как может быть Россия без царя! Помазанника Божьего!.. Сбывается наше: "Без Царя в голове"... Да как же без Царя-то - батюшки!.. "Я б для батюшки-Царя Родила богатыря!" А теперь что?! Кто там у них - Ленин? Кто это - председатель, да?! Карающий меч революции, да?! Значит, - Я б для председателя родила б... карателя!..
ПЕТРОВ (крестятся с генералом).
Господи! Бедный Пушкин!..А России и не может быть без этого! Я думаю, англичане нам помогают исключительно по монархической причине. Виктория, царство ей небесное, ведь она была бабушкой нашей императрице Александре Фёдоровне и её сестре Елизавете Фёдоровне. Бедные, мученицы Святые, погибли от рук разбойников, дьявольских прислужников! Помянем! (наливает вино)
ГЕНЕРАЛ.
Царствие Вам Небесное, Ваше величество, Ваше высочество!..(крестятся, выпивают)
ПЕТРОВ.
... А ресторан "Император" - это отлично! Опять же и для Монархического Союза, который вы возглавляете...Я вам всячески буду содействовать. (наливает вино) Вы пейте, Фёдор Павлович, и кушайте. Мне больше нельзя... Уколы делают... Я ведь к вам, господин генерал, зашёл не просто так. Хотя, конечно, приятно поговорить с приличным человеком и земляком... Дело в том, что на меня было нападение. Вот - рука, но это пустяки. Я пытаюсь понять, кто и почему это сделал...
ГЕНЕРАЛ.
Нападение!?.. Не представляю! Вы столько для нас сделали! А после того, как вы у нас в лагере спасли роженицу, когда несли её на руках через весь лагерь на глазах у всех, - вы просто античный герой, господин консул!
ПЕТРОВ.
Да будет вам, генерал! Я поступил так, как поступил бы любой мужчина на моем месте... Мой вопрос к вам, как к военному человеку, способному анализировать и делать выводы(показывает на раненую руку) - есть у вас какие-нибудь предположения?
ГЕНЕРАЛ.
... На мой взгляд, есть два предполагаемых варианта: Советы и здешние завистники, живущие в Египте.
ПЕТРОВ.
Что вы имеете в виду, какие завистники?
ГЕНЕРАЛ.
Видите ли, Александр Михайлович, в Александрии есть диаспоры, которые живут хуже, чем наш русский лагерь. Хотя они, так сказать, и "на свободе." У нас служит один полицейский - индус. Эта работа для него - спасение! Он сам так говорит. А у нас тут и жильё, и питание - бесплатные! За счёт властей. И всё - благодаря лично вам, господин консул!
ПЕТРОВ.
Ну, не знаю, версия интересная, но это вряд ли. Хотя, конечно, надо проверить... Ещё вы говорили о Советах...
ГЕНЕРАЛ.
Да, есть тут у нас одно странное веяние...Казалось бы, его не должно быть в среде эмиграции.
ПЕТРОВ.
Что за веяние?
ГЕНЕРАЛ.
Вы знаете книжный магазин на улице Анастази?
ПЕТРОВ.
Да, отлично знаю. Покупаю там иногда книги.
ГЕНЕРАЛ.
Его владелец - выходец из Одессы Эдуард Зейдерман. Так он явный большевистский агент! Распространяет их литературу среди наших. Причём, что особенно гадко, - среди молодёжи. Агитирует!
ПЕТРОВ.
Это - информация для полиции. Я сейчас вернусь в консульство и немедленно сообщу об этом в полицию! Такие вещи надо пресекать сразу! Нам только советской пропаганды не хватает!
ГЕНЕРАЛ.
Да это-то ладно! Главное, что покушение могут организовать на вас именно они,.. пропагандисты дьявольские!.. Вы с ними осторожнее...
ПЕТРОВ.
Хорошо, спасибо, господин генерал...
ГЕНЕРАЛ.
Для этой версии есть ещё одно основание, так сказать, внутриполитическое - но не в стране, а непосредственно здесь, в русской колонии...
ПЕТРОВ.
Интересно!
ГЕНЕРАЛ.
Тут был один инцидент, о котором вы, господин консул, может быть, и не знаете. Но при нынешних обстоятельствах, я считаю, вы должны знать... Здесь, у нас, есть оппозиционеры, которые хотят захватить консульскую власть.
ПЕТРОВ.
Господи! Что же такое мы делаем не так?
ГЕНЕРАЛ.
Они хотели предъявить вам обвинение в растрате казённых средств.
ПЕТРОВ (смеётся).
Бедные, они не знают, что мы с Октябрьским переворотом лишены государственных средств. Есть помощь некоторых зарубежных фондов, но весьма незначительная. Я давно уже трачу свои личные сбережения. Слава Богу, они ещё есть, но, увы, сякнут. У нас же фактически нет официальных прав, всё построено на доверии.
ГЕНЕРАЛ.
Вот этого-то доверия вас хотят лишить. Точнее хотели! Было спровоцировано общее собрание колонии, на котором и хотели это сделать. Но! Эти лица, инициаторы, они такие одиозные, что не внушают, во многом из-за этого, доверия полиции. Поэтому проведение общего собрания с такой провокационной целью, слава Богу, полиция запретила.
ПЕТРОВ.
Да, вы правы, это - мотив. Хотя и очень странный, как бы ни на чём не основанный.
ГЕНЕРАЛ.
Не скажите. А зависть! О, это чувство страшной разрушительной силы! У нас, в штабе Деникина, во многом из-за этого армия... развалилась! И целое движение лопнуло! Из-за внутренней свары! А вы говорите - странный мотив... У вас на всякий случай есть оружие?
ПЕТРОВ.
Револьвер.
ГЕНЕРАЛ.
Держите его поближе. Но при этом, господин консул, знайте твёрдо: здоровых сил в нашей среде - доминирующее количество!
ПЕТРОВ.
Слава Богу! Нам достаточно трудностей с англо-египетским правительством! Не хватает ещё и внутренних свар.
ГЕНЕРАЛ.
Особо не волнуйтесь, господин консул. Мы, здравомыслящее большинство, - за вас!
ПЕТРОВ.
Спасибо, господин генерал!
ГЕНЕРАЛ.
Я вам советую: порекомендуйте администрации провинции, чтобы внимательно наблюдали за прибывающими к нам, в Александрию, изредка, советскими судами.
ПЕТРОВ.
Это дело, как раз, поставлено неплохо. Вы читали заметку в газете "Ля Реформ" об этом?
ГЕНЕРАЛ.
Нет ещё. Я же газеты читаю в русской библиотеке. Нет денег их покупать. А там только старые!
ПЕТРОВ.
Два дня назад газета сообщила буквально следующее: "Вчера после обеда судно под советским флагом было замечено перед Александрией. Тот же час комендант порта бикбаши Салем-бей информировал его превосходительство министра внутренних дел Исмаила-пашу Сидхи. Приказ последовал незамедлительно. Он запретил судну входить в порт или кого-нибудь высаживать. Кроме того, вокруг судна были размещены полицейские катера."... А до этого за пару дней причаливало советское судно "Чичерин" с необходимым Александрии грузом, и полиция тщательно наблюдала за ним.
ГЕНЕРАЛ.
Всё равно я боюсь этих заходов в нашу акваторию! Есть в конце концов боевые пловцы!.. Ну ладно, не будем нагнетать... Давайте лучше выпьем за нашу интеллигенцию! От её действий многое зависит! Например, ваш заместитель вице-консул Умов. В нашей газете "На чужбине" я прочёл его стихотворение "Перелётные птицы". Вырезку даже ношу с собой! (достаёт вырезку и читает расстроганно):
ПЕРЕЛЁТНЫЕ ПТИЦЫ
Мы дети России, бездомные птицы,
Мы бедствуем всюду, под небом всех стран.
Летят разорённых скитальцев станицы
В Египет, в Алжир, за седой океан.
Нас видели в Смирне у дряхлой мечети,
И в римском палаццо, в старинном окне,
А матери наши, а малые дети
Тоскуют о нас в незабвенной стране.
И мучит нас вечным, безмолвным укором,
То матери облик во мраке ночном,
То призрак сестры с угасающим взором,
То, с плачем о хлебе, дитя под окном.
ПЕТРОВ.
Да, наш Иван Павлович - хороший поэт! Знает при этом 10 языков!
ГЕНЕРАЛ.
Да что вы! Какой молодец!.. Я хочу, чтобы мой сын был таким же образованным! Ему сейчас 18.
ПЕТРОВ.
Для начала надо ему арабский подучить. А поступить в университет мы поможем.
ГЕНЕРАЛ.
Спасибо огромное, господин консул!.. Вот завтра приедет Любовь Степановна, и мы постараемся здесь развернуться. Я думаю, и сын тоже... не лыком шит. Он всё-таки закончил Московский пажеский корпус!
ПЕТРОВ.
Отлично! Такие люди, как ваша семья, Фёдор Петрович, нам очень нужны!.. Ладно, господин генерал, я вам очень благодарен! Не смею больше досаждать своим присутствием. Будут трудности, заходите, вы адрес знаете.
ГЕНЕРАЛ.
Ну что вы, досаждать! Я рад безмерно! Спасибо большое, господин консул!
ПЕТРОВ.
Всего доброго! Передавайте привет семье!
ГЕНЕРАЛ.
О, благодарю вас! Всего хорошего, Александр Михайлович! Берегите себя!
Петров выходит из палатки.
Генерал немедленно продолжил трапезу.
ГЕНЕРАЛ (выпивая).
Слава прекрасному Дионису! Слава русскому консулу! Слава королеве Виктории! Хотя, конечно, 60 лет назад она нас чуть не погубила в Крымской войне!..
Затемнение.
Второе действие.
Картина четвёртая.
Особняк Генерального консульства в Александрии 1920-х годов.
Кабинет с большой библиотекой.
Дверь в приёмную широко распахнута.
Входят консул Петров и вице-консул Умов. У Петрова рука по-прежнему на перевязи. Он морщится от боли, садится за свой стол, на котором лежит большой револьвер.
ПЕТРОВ.
Стену пулей повредил, разбойник!
УМОВ.
А вы хотели бы, конечно, как рачительный хозяин, чтобы она, вместо стены, в вас застряла! Хорошо, что по-касательной прошла.
ПЕТРОВ.
Я не верю, что это был одиночка. Идти в русское консульство, стрелять! Явный заказ. Как вы думаете, Иван Павлович?
УМОВ.
Я согласен. Тем более, что с некоторых пор на нашем особняке нет таблички о том, что это Российское консульство.
ПЕТРОВ.
Ну да, ещё не хватает, чтобы я был консулом Советской России! Шайки разбойников!.. Увы, Россия погибла! Её больше нет! Бунин прав.
УМОВ.
А при чём тут Бунин?
ПЕТРОВ.
Вы не читали его брошюру "Окаянные дни"?
УМОВ.
Нет, не успел.
ПЕТРОВ.
Возьмите здесь, мне из Парижа прислали. Ужасная вещь! Абсолютная правда!
УМОВ.
Спасибо, обязательно прочту... Александр Михайлович, а вы читали мою книжку "Незримый гость"?
ПЕТРОВ.
Ваши стихи, Иван Павлович, меня как раз и лечат от наших российских ужасов...Таблички на доме не стало, а флаг-то есть!
УМОВ.
Причём - не советский красный, а наш, настоящий, триколор Российской Империи!
Они замолкают на минуту.
Сбоку освещается комната Насти, дочери консула.
Большой портрет Бунина, стол, его книга.
Настя замерла за столом.
Из окна доносятся звуки Александрии: цоканье копыт лошадей и осликов, изредка клаксоны автомобилей, издалека раздаётся гудок парохода.
Настя вздрагивает тревожно.
Свет на Настиной комнате гаснет.
ПЕТРОВ (продолжая).
Вы хотите сказать, что могли что-то перепутать?.. Или не быть в курсе октябрьского переворота в России 1917 года? Ну, это совсем маловероятно! Во всех газетах написано!..Кстати, это могут быть и советские агенты. По-моему, я тут со своими эмигрантами для них - как кость в горле.
УМОВ.
А если человек... неграмотный?
ПЕТРОВ.
Хм, такого мне в голову не приходило! Вот, что значит, вы, Иван Павлович, не только вице-консул, но и поэт!.. Но как неправдоподобно - неграмотный убийца! Хотя... Да и кого тогда хотели убить?
УМОВ.
Как кого? Русского консула! И может быть - безотносительно общественного строя в России.
ПЕТРОВ.
Чем же Россия так насолила?
УМОВ.
А вот с этим надо разобраться. Может быть, дело в наших эмигрантах? В лагере, который вы организовали с помощью английских властей... Многие в Египте живут хуже, чем наши, русские, у нас, в лагере Сиди Бишр! Индусы, например... А у нас в лагере даже театр есть, оркестр, для детей школа. Далеко не у всех в Александрии это есть!..
ПЕТРОВ.
Может быть и личная причина. Я же юридически уже не консул.
УМОВ.
Личная вряд ли! А вот ваша параллельная деятельность... Например, дешёвые кредиты для наших эмигрантов. Что вы думаете, "дорогие кредиты" разве не гневаются! Банки, я имею ввиду.
ПЕТРОВ.
Возможно... Помните, уже что-то подобное было в прошлом году. Откуда этот револьвер, вспоминаете?.. Я же его отобрал у бандита. Тот, правда, был совсем никакой, обкуренный... Мне следователь сказал, что он вскоре умер. Это, кстати, мне помогло официально зарегистрировать оружие. (смеётся) Как трофей, в виде исключения. Губернатор Александрии посодействовал. И даже поощрил, ссылаясь на трудные времена.
УМОВ.
Я помню. Револьвер вам даже идёт, когда вы в нашем императорском дипломатическом мундире. Может, мне тоже себе приобрести?
ПЕТРОВ (со смехом).
Боюсь, власти сочтут за военную угрозу... Ладно, давайте к делу. Надо мягко, ненавязчиво выяснить...
ГОЛОС ПРИВРАТНИКА:
Губернатор Александрии Мухаммед Мукбиль-паша!
ПЕТРОВ.
Простите, Иван Павлович!
Петров, оставив револьвер на столе, выходит из кабинета в приёмную, встречать Губернатора.
Входит Губернатор в своей экзотической форме с феской на голове.
ГУБЕРНАТОР.
Имею честь приветствовать вас, господин Петров, господин Умов!
ПЕТРОВ.
Здравствуйте, господин Губернатор! (Умов поклонился)
УМОВ.
Не буду мешать.
ПЕТРОВ.
Не сочтите за труд, Иван Павлович. Заварите нам чайку, пожалуйста!
УМОВ.
С удовольствием, Александр Михайлович. По моему рецепту?
ПЕТРОВ.
Именно по вашему. (Умов выходит) Что привело к нам, в наше скромное учреждение, столь высокого гостя?
ГУБЕРНАТОР. (показывает на его руку) Я случайно услышал!.. Ай-яй-яй!
ПЕТРОВ.
Пустяки! Какой-то наркоман. Почему-то не любит русских. Я его сдал в полицию. Парень, собственно, неплохой. Одурманенный только.
ГУБЕРНАТОР.
Вы уверены, что неплохой?
ПЕТРОВ.
Да. Я успел поговорить с ним. Ему кто-то рассказал, что происходит в России, и он решил действовать... Пистолет у него был самодельный, совсем как детский.
ГУБЕРНАТОР (недоверчиво косится на него).
Хм, ничего себе - детский!..
ПЕТРОВ.
Нечто похожее было в прошлом году. Но тот парень был совсем плох. Я отобрал у него этот револьвер. В полиции мне разрешили зарегистрировать его на себя. Когда тот парень умер.
ГУБЕРНАТОР.
Я помню эту историю... Кстати, я пришёл с вами поговорить именно о коммунистах...
ПЕТРОВ.
О русских?
ГУБЕРНАТОР.
Увы, у нас свои тоже есть. Насчёт ваших отдано распоряжение на нашу территорию не допускать.
ПЕТРОВ.
Да, я знаю из газет. Это совершенно правильно. Я не принимаю этот режим в Советской России!
ГУБЕРНАТОР.
Дорогой мой! Если бы они этот режим имели только для себя! Но они хотят его на экспорт! В том числе и к нам!
Умов вносит чай.
УМОВ.
По моему оригинальному рецепту, господа.
ПЕТРОВ.
Спасибо, Иван Павлович! ...Я думаю, при твёрдости позиции вашего правительства это невозможно.
ГУБЕРНАТОР.
Я тоже так считаю. И сам всё делаю, чтобы не допустить этого. Но большевики хитры! Они действуют изнутри.
ПЕТРОВ.
Что вы имеете ввиду?
ГУБЕРНАТОР.
Господин Петров! Я вас очень уважаю за вашу деятельность и вашу позицию, но ... ваш этот книготорговец с улицы Анастази. Он перевёл на арабский язык книгу Ленина "Призыв к молодёжи" и распространяет её! Хорошо, что лишь немногие из нашей молодёжи умеют читать!
ПЕТРОВ.
Человек с такими идеями не может быть мой, господин Губернатор!
ГУБЕРНАТОР.
Хорошо, господин Петров, если это не ваш, мы его тогда изолируем, отберём лицензию и категорически предупредим!
ПЕТРОВ.
Сделайте одолжение, ваше высокопревосходительство! Мне такой деятель тоже как кость в горле! Кстати, ваша компартия тоже воду мутит!
ГУБЕРНАТОР.
Да, вы правы...
ПЕТРОВ.
Вы считаете, что это - тот самый экспорт?
ГУБЕРНАТОР.
Конечно!.. Вы знаете, что СССР хотел установить дипломатические отношения с Египтом?
ПЕТРОВ.
Да, но получен, слава Богу, категорический отказ.
ГУБЕРНАТОР.
В связи со всем этим, я хотел бы, господин консул, вам сказать твёрдо: никого не пускать к себе из советских без визы египетских консульских властей!
ПЕТРОВ.
Боже избави! Можете быть совершенно спокойны, господин губернатор!
ГУБЕРНАТОР.
А то ведь... могут просочиться... (показывает на раненую руку) Точно не надо прислать нашего следователя?.. (хочет уйти, но вдруг видит гипсовую статуэтку "Невеста Нила") Это у вас что-то новенькое! Недурно!
ПЕТРОВ.
Это называется "Невеста Нила". Скульптор - эмигрант из России.
ГУБЕРНАТОР.
"Невеста Нила?!" Как поэтично!.. А что если сделать большую скульптуру и поставить её где-нибудь в Александрии?
ПЕТРОВ.
Это было бы прекрасно!
ГУБЕРНАТОР.
Вот что, господин Петров, пришлите-ка мне эту статуэтку с описанием и именем скульптора. Я её предложу на нашем градостроительном совете... (смотрит на его руку) Болит?
ПЕТРОВ.
Нет-нет, это пустяк! Не беспокойтесь...
Входит отрешённая грустная Настя с книгой Бунина в руке.
ПЕТРОВ.
Настя, что с тобой! Ты что не видишь, что у нас гости?!
НАСТЯ.
Простите, здравствуйте... (Умову) Иван Павлович, вы не скажете, пароход "Айя-София" пришёл?
УМОВ.
Да, конечно, Настя, давно, он ещё рано утром ошвартовался.
ПЕТРОВ.
Ты что, ждёшь кого-то?
НАСТЯ.
Уже нет...
Настя издалека видит лежащий на столе в кабинете револьвер. Вздрагивает.
НАСТЯ (Смотрит на отца, видя в нём схожесть со своим кумиром) .
Можно я немного посижу в твоей библиотеке, папа?
ПЕТРОВ.
Конечно, Настя, пожалуйста... Что ты на меня так смотришь!?
НАСТЯ.
Да нет-нет, ничего...
ГУБЕРНАТОР.
...Я, собственно, всё сказал.
УМОВ.
Вы можете не сомневаться, господин Губернатор, агенты Ленина у нас не найдут поддержки.
ПЕТРОВ.
Да,да, это абсолютно точно! Не сомневайтесь!
Тем временем видно, что Настя в кабинете за отцовским столом что-то написала в книге Бунина, взяла револьвер и стала его рассматривать. Револьвер выстрелил. Настя упала.
Все бросились в кабинет.
ПЕТРОВ.
Боже мой, Настенька, что ты наделала!
ГУБЕРНАТОР.
Почему у вас открыто лежит оружие?!
УМОВ.
Было нападение, Александр Михайлович не успел спрятать... Какой ужас!
Петров обнимает погибшую Настю и видит надпись на книге:
"Не вижу смысла! Прости меня, папа!"
Сразу захлопывает.
ГУБЕРНАТОР.
... Неосторожное обращение с оружием... Я пришлю полицейского. Примите мои соболезнования, господин консул! До свидания!
Губернатор уходит.
УМОВ.
Действительно, неосторожность?
ПЕТРОВ.
Нет, Иван Павлович, нет!..
Затемнение.
Картина пятая.
В стороне тлеет кадильница.
Звучит голос Насти, читающей стихи Бунина:
"Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,
Поющая над старой звонкой лютней!
Я мог твоим быть другом и отцом...
Но я один. Нет в мире бесприютней!
Высоко нес я стяг своей любви.
Но есть другие радости, другие:
Оледенив желания свои,
Я только твой, познание — софия!"
«Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.
Ты, с лютнею! Мечты твоих очей
Не эту ль Жизнь и Радость отражали?
Ты, солнце! вы, созвездия ночей!
Вы только этой Радостью дышали».
И маленький тревожный человек
С блестящим взглядом, ярким и холодным,
Идет в огонь. "Умерший в рабский век
Бессмертием венчается — в свободном!"
Петров и Умов идут через особняк к комнате Насти.
ПЕТРОВ.
Иван Павлович, а вам из Симбирска пишут?
УМОВ.
Спасибо, Александр Михайлович, что помните! Да, конечно, мы с моей малой родиной активно переписываемся, у меня там родные остались... Образ Родины, России у меня именно симбирский, волжский.... Господи, какая там прелесть, дорогой Александр Михайлович, если бы вы только знали! Волга, острова, наши дома купеческие, уютные, душа так и рвётся...
ПЕТРОВ.
Да, я очень хорошо вас понимаю... (задумался)
УМОВ.
Вам что-нибудь сказал следователь?
ПЕТРОВ,
Как и Губернатор, он это квалифицирует как неосторожное обращение с оружием... Иван Павлович, у меня к вам просьба: давайте вместе зайдём в комнату Насти...
УМОВ.
Мне неловко.
ПЕТРОВ.
Я вас очень прошу! Там мы поговорим о том, о чём важно поговорить именно у неё в комнате. И именно с вами!
УМОВ.
Ну, раз вы так считаете...
Они заходят в комнату Насти. На двери с внутренней стороны табличка "№17".
ПЕТРОВ.
Вам может показаться странным, но я обращаюсь к вам, как к поэту...
УМОВ.
Действительно, странно!
ПЕТРОВ.
... Моя душа давно огрубела... за нашими заботами... Жена давно умерла... Настя отдалилась от меня, да и жила в Москве,.. еле вырвал её оттуда...И теперь этот дикий случай!.. Я не могу понять почему... Может быть, вы что-то понимаете?
УМОВ.
Чистая неосторожность, случайность...
ПЕТРОВ (даёт ему книгу Бунина).
Возьмите эту книгу. Откройте на 153-й странице.
УМОВ (читает надпись Насти).
"Жизнь не имеет смысла. Прости меня, папа!" Вы показывали следователю?
ПЕТРОВ.
Нет, конечно. Араб не поймёт такого!.. Так вот, Иван Павлович, я у вас прошу совета. Что бы могло послужить причиной самоубийства Насти? Она пишет:"Жизнь не имеет смысла!" Но ведь ей не было и двадцати!.. (видит номер на двери) Хм, зачем-то повесила номер!.. Так 17 - это номер их с бабушкой каюты, когда они сюда плыли... Наверное, откровенно разговорились там с моей матерью...
УМОВ.
Вероятно... Посмотрите, Александр Михайлович, на текст Бунина, на котором она написала. Это "Митина любовь". Там - безответная любовь молодого человека. Это как раз финал повести, читаю: "...поймал холодный и тяжёлый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил."
ПЕТРОВ.
Что, под впечатлением? Она была тонкая натура, но не до такой же степени!
УМОВ.
Видимо, у неё что-то было, безответное, и вот... наложилось.
ПЕТРОВ.
Боже мой! Я проворонил мою девочку!
УМОВ.
Успокойтесь, Александр Михайлович! Она жила в поэтическом выдуманном мире, с любимым писателем Буниным, который, видимо, завладел её сознанием. У него много такого. А тут ещё грубая действительность нашего времени...
ПЕТРОВ.
Как это возможно?
УМОВ.
Весьма возможно. Я такой случай знаю. Студент в Петербурге покончил с собой, читая Достоевского... Ваша Настя ощущала себя частью всемирной души. Я с ней говорил об этом. А эту всемирную душу в какой-то степени являл для неё Бунин. Она же страшно, просто невообразимо впечатлительная и ранимая...
ПЕТРОВ.
Я его тоже с удовольствием читаю. Но чтобы он меня всего захватил...
УМОВ.
Он вас и не может захватить. Вы сами - как Бунин, только в реальности. Вы, кстати, внешне очень с ним похожи да и почти ровесники. Вы растворяетесь в наших земляках - беженцах, всё делаете для них, а ведь их почти 5 тысяч! А это уже не просто художественный образ, это - реальная душа, почти всемирная!
ПЕТРОВ.
Это правда! Я хочу им заменить Россию, которую мы вместе с ними потеряли... Вы знаете, Иван Павлович, я смотрю на эту кадильницу, которую я привёз из Иерусалима, и слышу голос Насти. Как будто она читает стихи. Что-то о вечной жизни. Я решил на кладбище поставить нашу православную часовню. И в городе - церковь...
УМОВ.
Вы - настоящий отец своей дочери!
ПЕТРОВ.
Спасибо, Иван Павлович, вы мне облегчили душу... Пойдёмте... (уходят из комнаты) ... Теперь можно и о деле... В Египте учреждены Русские Судебные Коллегии по уголовным делам. Нам с вами нужно составить список присяжных представителей из наших людей для англо-египетского суда Александрии. Ко мне обратилось Управление юстиции. А то, знаете ли, когда идёт суд присяжных над нашими преступниками, ни англичане, ни тем более арабы не понимают мотивы наших людей при совершении преступлений. У нас, оказывается, своя логика и мотивировка некоторых поступков. Во всяком случае - не мусульманская.
УМОВ.
Я готов, Александр Михайлович (достаёт блокнот) Есть кое-какие наброски. Этих людей я знаю лично и достаточно...
Они уходят за кулисы.
Звучит таинственная музыка.
Освещается одна кадильница.
Умов идёт обратно один. Останавливатся у кадильницы.
Вдруг "слышит голос Бунина":
...Будущим поэтам, для меня безвестным,
Бог оставит тайну, память обо мне.
Стану их мечтами, стану бестелесным,
Смерти недоступным, призраком чудесным
В этом парке алом, в этой тишине.
ГОЛОС ПРИВРАТНИКА.
Иван Павлович! Вас жена к телефону!
УМОВ (отряхивая наваждение).
Иду!.. Хорошо, что у меня жена - богатая египтянка!..
Уходит, исчезает как мираж.
Ему вслед смотрит Петляков.
ПЕТЛЯКОВ.
... Да, повезло Ивану Павловичу! Она, видимо, была христианка - коптка. Иначе ему пришлось бы стать мусульманином... (кричит) Ренат! Когда же, наконец, ты повесишь портрет поэта Кузмина! Ещё позавчера обещал! Гости уже с кладбища возвращаются...
ГОЛОС РЕНАТА.
Уже несу!
Затемнение.
Картина шестая
На празднике в Генконсульстве России в Александрии в наши дни.
Никого из гостей ещё нет, все на русском кладбище возлагают цветы к могиле консула Петрова.
Здесь одна Петлякова, хлопочет по фуршету.
Ренат устанавливает портрет поэта Кузмина, поправляет "звёзды" профессора.
РЕНАТ (нежно).
Так хорошо, Ириа Михайловна?
ПЕТЛЯКОВА (строго).
Да, вполне... Что это у тебя руки дрожат?..
Быстро входит Петляков.
ПЕТЛЯКОВА.
Что это ты, Серёжа?
ПЕТЛЯКОВ.
Хочу разжечь кадильницу. Думаю, она была дорога нашему юбиляру. (разжигает кадильницу) Я подумал, что это будет более сакрально.
ПЕТЛЯКОВА (насмешливо).
Хорошо, что на дворе не советское время. А то всё то, что ты делаешь, стоило бы тебе поста.
ПЕТЛЯКОВ (весело).
Это точно!.. Знаешь, я решил инициировать, чтобы у нас отмечали важный православный праздник Радоницу, День поминовения близких! У нас, в Александрии, так много русских могил!
ПЕТЛЯКОВА.
Хорошая идея, это важно!.. (пауза) Слушай, что-то дует, кажется... Как твой радикулит? (Петляков пожимает плечами) ... А где все?
ПЕТЛЯКОВ.
Задержались на кладбище, разошлись по русским могилам... Ты себе не представляешь, что со мной было! Я уехал пораньше, специально чтобы разжечь эту кадильницу. Я вдруг почувствовал, что это будет важно и для меня, и для всех, чтобы кадильница была возженна. Зашёл в греческую церковь, попросил у батюшки миро...
Поставив портрет Кузмина и поправив "звёзды" профессора , Ренат, преданно посмотрев на Петлякову, тихо-тихо уходит.
ПЕТЛЯКОВА.
Странно! Ты никогда не был религиозным.
ПЕТЛЯКОВ.
Сам удивляюсь! Но вдруг на кладбище, на могиле консула Петрова, я почувствовал: если не разожгу кадильницу - умру! Этой кадильнице - лет 700! А может, и больше. Может, она была ещё до христианства, кто знает! Я даже подумал странную вещь, что наше сегодняшнее мероприятие в честь консула Петрова без этого потеряет истинный смысл!
ПЕТЛЯКОВА.
Ну уж это слишком!
ПЕТЛЯКОВ.
Да, да, именно это я почувствовал, когда торопился сюда с кладбища. Ведь ты понимаешь, портреты, родственники - это, конечно, хорошо. Но кадильница, около которой Александр Михайлович, наверное, внутренне молился, это...
Шум подъехавшей машины, голоса.
ПЕТЛЯКОВА.
Ну вот всё, подъехали.
Заходят Дивова, Маша, Саусан, Кузмин.
ПЕТЛЯКОВ (смотрит в окно).
Во-время!.. А вот и губернатор подъехал!
Петляков встречает губернатора, они почтительно приветствуют друг друга.
ГУБЕРНАТОР.
Господин Генеральный консул, господа! Я приветствую вас в день памяти замечательного русского консула Петрова, прекрасного человека, который так много сделал здесь для русских и для Александрии! Он сохранился в памяти многих александрийцев!..(Петлякову) Я прошу меня простить, к сожалению не могу присутствовать более, прервал губернаторский совет... Честь имею! (Петляков почтительно провожает)
ДИВОВА.
Как у вас дивно пахнет! Как в церкви! Ах, вот оно что!..
ПЕТЛЯКОВ.
Это - кадильница вашего деда, он её привёз в Александрию из Иерусалима, но самой ей, я думаю, лет 700, если не больше...
ДИВОВА.
Как это здорово и как уместно!.. Знаете, господин консул, я вспоминаю моего любимого поэта Ивана Бунина...
ПЕТЛЯКОВ.
Тс-с! Только не говорите этого при профессоре Кузмине! Он внук поэта Кузмина, который жил некоторое время в Александрии. Он считает его самым великим!
ДИВОВА (тихо).
Поняла!.. Кузмин? Я что-то не припомню... Ну неважно. (почти шёпотом) У Бунина есть уникальное стихотворение "Кадильница". Там она, правда, стоит в заброшенном монастыре Сицилии...
ПЕТЛЯКОВА.
Господа! Пожалуйста, закусить! Мне кажется, все проголодались...
Входит Ренат, подходит к Петляковой, что-то шепчет, та - к мужу.
ПЕТЛЯКОВ (выслушав шёпот жены).
Проси, проси, немедленно!
Петлякова выходит и возвращается с правнуком того самого генерала-беженца, похожего на прадеда. У того в руках - поднос с глиняными бутылками.
ПРАВНУК ГЕНЕРАЛА.
Здравствуйте, господа, господин консул! Позвольте представиться: правнук генерала-беженца, которому консул Петров лично помог в то труднейшее время встать на ноги здесь, в Александрии! Мой прадед открыл тогда здесь ресторан "Император". Всё благодаря обществу дешёвого кредита, основанного консулом Петровым. Ресторан "Император" я принял три года назад в наследство от своего отца... В знак благодарной памяти о консуле Петрове я прошу принять от меня уникальное фалернское вино, которое здесь, на территории ещё Древней Греции, пил Александр Македонский! Выпив фалернского, вы приобщитесь к двадцати пяти минувшим векам! (аплодисменты, правнук генерала разливает вино по бокалам, предложенным Петляковой)
ПЕТЛЯКОВ (как бы шутливо).
... Как вы себя чувствуете, генерал?
ПРАВНУК ГЕНЕРАЛА.
Вы знаете, господин консул, неплохо! Гораздо лучше, чем мой прадед. И мне кажется, благодаря вам,.. господин консул!..
ПЕТЛЯКОВ.
Вы так считаете?..Ну что ж, тогда начнём с фалернского!..Господа, на правах хозяина, предлагаю, без церемоний!.. Итак, дорогие друзья, добро пожаловать в Генеральное консульство Российской Федерации в Александрии. Мы сегодня вспоминаем выдающегося русского консула Александра Михайловича Петрова, который служил в Александрии в самое, пожалуй, трудное для нашей дипломатии время, в первой трети 20-го века! Напомню: после Октябрьской революции 1917-го года официальные отношения России с Египтом были прерваны. Коммюнике об установлении дипломатических отношений было подписано в 1943 году именно здесь, в Александрии! Я не буду вдаваться в тонкости. Скажу только одно: все действия консула Петрова по спасению русских эмигрантов, а их было тогда здесь больше пяти тысяч, он осуществлял почти за свой счёт! Были кое-какие зарубежные фонды помощи нашим беженцам, но это были крохи. Как он выкручивался, ума не приложу, даже при том, что Петров был небедным человеком... Я думаю, что здесь самой главной была духовная составляющая. Он был великим патриотом России! Не жалуя Советскую власть, он, тем не менее, в тяжелейшие годы Великой Отечественной войны собирал в Александрии пожертвования для Красной армии! (кричит за окном муэдзин) Вот-вот, поэтому это очень важно... В этом русле, в русле духовности жизни и деятельности русского консула, я и предлагаю начать наш сегодняшний вечер... Здесь присутствует внучка Александра Михайловича Елена Владимировна Петрова-Дивова, которая специально приехала из Парижа. Прошу вас, Елена Владимировна!..
ДИВОВА.
Спасибо, Сергей Яковлевич... Я - внучка консула Петрова от второго его брака здесь. Первая его жена умерла в 20-х годах... Сейчас уместно вспомнить ещё об одной, огромной трагической утрате моего деда. Его первая дочь Анастасия в юном возрасте покончила с собой... от неразделённоё любви, насколько я знаю. Но больше я не знаю ничего... Мы сейчас были на могиле двух Анастасий - матери моего деда, моей прабабки Анастасии, и его дочери. Когда она застрелилась, ей не было и двадцати лет! (подходит к фортепиано) Своё выступление, помимо памяти моего деда, я хочу посвятить... той самой любви, которая, я знаю твёрдо, является главным в жизни! Из жизни своей сестры я знаю единственное, что любимым её поэтом был Иван Бунин - да простит меня господин Кузмин! Иван Бунин - ещё раз прошу прощения! - является и моим любимым поэтом. Бунин бывал в Александрии... Памяти Насти, глядя на эту прекрасную кадильницу, я посвящу стихотворение Бунина "Кадильница" (мелодекламирует, аккомпанируя себе на фортепиано):
В горах Сицилии, в монастыре забытом,
По храму темному, по выщербленным плитам,
В разрушенный алтарь пастух меня привел,
И увидал я там: стоит нагой престол,
А перед ним, в пыли, могильно-золотая,
Давно потухшая, давным-давно пустая,
Лежит кадильница - вся черная внутри
От угля и смолы, пылавших в ней когда-то...
Ты, сердце, полное огня и аромата,
Не забывай о ней. До черноты сгори. (аплодисменты)
ПЕТЛЯКОВ.
У меня тоже эта кадильница вызывает какие-то высокие чувства: что-то древнее, одновременно и мрачное, и высокое, светлое!
ДИВОВА.
Да, именно так, господин консул!.. Я, как вторая, после Насти, дочка Александра Михайловича, позволю себе занять ваше внимание ещё чуть-чуть. Это будет романс Сергея Рахманинова на стихи Ивана Бунина (с улыбкой смотрит на Кузмина) "Ночь печальна".
Дивова поёт романс "Ночь печальна":
Ночь печальна, как мечты мои.
Далеко, в глухой степи широкой,
Огонёк мерцает одинокий.
В сердце много грусти и любви.
Но кому и как расскажешь ты,
Что зовёт тебя, чем сердце полно...
Путь далёк, глухая степь безмолвна.
Ночь печальна, как мои мечты.
ПЕТЛЯКОВ.
Спасибо, Елена Владимировна!.. Теперь, я думаю, самое время выступить вам, дорогой Михаил Михайлович! Господа, профессор Михаил Михайлович Кузмин, внук великого(!) поэта Серебряного века Михаила Кузмина, автора знаменитых "Александрийских песен"!
КУЗМИН.
Благодарю вас, уважаемый Сергей Яковлевич! Прежде всего, обратите внимание на эту мою "дипломатическую формулу". Таким должен быть дипломат!.. Я не буду вдаваться в подробности жизни в Египте моего деда. Главное, как совершенно точно сказал господин генеральный консул, это - духовная составляющая! Скажу совершенно определённо: ничего лучшего об Александрии, и это отмечаю не только я, чем произведения моего деда, - не существует! "Александрийские песни" - это общепринятый шедевр! Прочту из них, то что помню наизусть. Я, к сожалению, не музицирую, поэтому могу проиграть вам, Елена Владимировна, но только - в исполнении, в исполнении!..
Вы только послушайте, что такое был мой дед поэт Михаил Кузмин! И кто сравнится с ним!?
Как песня матери
над колыбелью ребенка,
как горное эхо,
утром на пастуший рожок отозвавшееся,
как далекий прибой
родного, давно не виденного моря,
звучит мне имя твое
трижды блаженное:
Александрия!
Как прерывистый шепот
любовных под дубами признаний,
как таинственный шум
тенистых рощ священных,
как тамбурин Кибелы великой,
подобный дальнему грому и голубей воркованью,
Звучит мне имя твое
трижды мудрое:
Александрия!
Как звук трубы перед боем,
клекот орлов над бездной,
шум крыльев летящей Ники,
звучит мне имя твое
трижды великое:
Александрия!
(прослезившись) ... Конечно, Иван Бунин очень хороший поэт, и тоже считается поэтом Серебряного века, к тому же он - Лауреат Нобелевской премии 1933 года, но, простите, он сейчас не выдерживает конкуренции с моим дедом! Это же очевидно!
ДИВОВА.
Это спорно! Весьма дискуссионно! (Кузмин бесится)
МАША (озорно и молодо вторгаясь в спор).
Господа, гос-по-да! Можно я вас примирю!
ПЕТЛЯКОВ.
Молодец, Машенька! А то у меня аргументы примирения иссякли!..(тихо) Как Петрову удавалось примирить всех тогда, в эпоху страшной политической борьбы, ума не приложу!
МАША.
Нынче, господа, я напомню, - третье тысячелетие! Третье! И совсем другие приоритеты! Уверяю вас!
КУЗМИН.
Ого! Смело! И какие же?
МАША.
А я сейчас вам продемонстрирую! Сергей Яковлевич, у вас работает компьютерная проекция?
ПЕТЛЯКОВ.
Да, конечно, Маша... Господа, позвольте вам представить - Мария Щекатихина-Потоцкая, правнучка художницы Александры Васильевны Щекатихиной-Потоцкой, ученицы и жены великого русского художника, жившего некоторое время в Александрии, Ивана Яковлевича Билибина. (показывает на знаменитую картину "Птица")... Маша, вы представляете совершенно новое поколение старых, так сказать, александрийцев...
МАША.
Подчёркиваю - художников! Я - художник-инсталлятор, живу в Санкт-Петербурге. Когда узнала из Интернета о юбилее, очень захотелось приехать как правнучке художника Билибина. И вы сейчас поймёте почему! Я кое-что привезла показать, специально подготовленное к сегодняшнему празднику. Это будет мостом между культурами и художниками всех веков и поколений.
ДИВОВА.
Даже - всех!?
МАША.
Да, именно - всех! Эта композиция - в музыкальном стиле рэп. Я, тоже как и вы, попробую спеть сама!.. Сейчас я включу. (включает проекцию с флэшки).
Итак...Я хочу вам показать одну из своих инсталляций, где картины Билибина и моей прапрабабушки перемежаются с фигурой египетского сфинкса и архитектурой древней Александрии под музыку в стиле рэп на стихи Константиноса Кавафиса. Это сто лет назад был величайший поэт новогреческого языка, певец древнегреческой Александрии. Перевод - мой! Конечно, я здесь не делала всех возможных световых эффектов...
(Маша сама исполняет рэп, деля текст на куски, под минусовую фонограмму на свою инсталяцию):
Лежит Иасий здесь. Хоть город наш огромен,
Он подчинился чарам юных лет моих.
Любим и сладострастным мудрецом,
И тем, кто мыслью скромен.
Я радовался одинаково за них.
Он прозван то Нарциссом, то Гермесом...
Беспутством я раздавлен.
Путник, если ты - александриец, то поймёшь.
Знаком ты с весом
Палящей жизни,
Полной высшей остроты...
КУЗМИН.
Это же чистой воды метафизика!
МАША.
Профессор, что такое метафизика?
КУЗМИН.
Это интереснейшее слово родилось здесь, в Александрии! В первом веке до нашей эры хранитель знаменитой Александрийской библиотеки Андроник Родосский нечаянно(!) родил это слово "метафизика", когда расставлял по полкам свитки рукописей великого Аристотеля. Он поместил сначала его труды о природе, а затем те, что исследуют высшие принципы и понятия. Получилось "мета физика", то есть "мета" по-гречески это "после", а "физика" от греческого "фюзик" - "природа". Получилось "метафизика", "после природы".
МАША.
Я обязательно включу это в свою инсталяцию! И конечно включу вашу "формулу дипломата". (снимает "звёзды" Кузмина на айфон) Спасибо, господин профессор!
ДИВОВА.
Потрясающе, Маша, спасибо!.. По-моему, очень органично получилось. Немного сумбурно, но хорошо, эмоционально. Мне кажется, моему деду это бы понравилось. А как вам, Сергей Яковлевич?
ПЕТЛЯКОВ.
Я, знаете ли, консерватор. Но посмотрел с интересом. По крайней мере, я теперь буду знать, как себя вести с нашей российской художественной молодёжью... Ваше лицо, Маша, мне удивительно знакомо. Мы не встречались раньше?
МАША.
Вряд ли. Я же из Питера... Впрочем, разве что на пароходе. Вы не плавали на Валаам?
ПЕТЛЯКОВ.
Было дело. И как раз - из Питера. Осенью как-то.
МАША.
Нет, я была летом...(шепчет из Бунина)
Горит хрусталь, горит рубин в вине,
Звездой дрожит на скатерти в салоне.
Последний остров тонет в небосклоне,
Где зной и блеск слились в горячем сне...
КУЗМИН (подойдя к Петлякову).
Сергей Яковлевич, я в растерянности!
ПЕТЛЯКОВ.
Что такое, Михаил Михайлович?
КУЗМИН.
Я чувствую себя совершенно не нужным как консультант по истории русской Александрии! Вы её и без меня прекрасно знаете!
ПЕТЛЯКОВ.
Спасибо, Михаил Михайлович! Зато у меня есть уникальная возможность выпить с внуком замечательного александрийца, гениального русского поэта Михаила Кузмина! Я благодарен начальнику нашего департамента за этот сюрприз! Пойдёмте осуществим. И выпьем не фалернского, а по-русски - водки!
КУЗМИН.
Я только приветствую! (Идут выпивать).
ГОЛОС РЕНАТА.
Прибыл Сергей Умов!
ПЕТЛЯКОВ.
А вот это - ещё один подарок к юбилею Петрова! Слава Богу, успел!
Заходит Сергей Умов правнук вице-консула И.П. Умова.
УМОВ.
Гуд ивнинг, ледиз энд джентльменс!
ПЕТЛЯКОВ.
Можете по-русски, Сергей, здесь все свои.
УМОВ.
С удовольствием! Здравствуйте, дамы и господа!
ПЕТЛЯКОВ.
Позвольте представить: Сергей Умов, правнук вице-консула Ивана Павловича Умова, который был по совместительству музыкантом и поэтом!..
СЕРГЕЙ УМОВ.
Я по специальности - доктор. К сожалению, не поэт и не музыкант, как все мои предки. Я хочу вспомнить стихотворение прадеда Ивана Умова, дипломата, поэта и музыканта, где рассказано о моей прабабушке Александре Иосифовне Умовой - единственный оставшийся след о ней. В идеале, конечно, прочитать это стихотворение в сопровождении любимого ею Шопена, которого часто для неё играл её муж, мой прадед Иван Умов. Но увы...
ДИВОВА.
Я вам с удольствием саккомпанирую, Сергей! (садится за фортепиано)
СЕРГЕЙ УМОВ.
Это будет настоящий подарок памяти моим прабабушке и прадеду!(мелодикламирует в сопровождении Дивовой, играющей Шопена)
Я женщину знаю с правдивой душою.
С участливым сердцем, приветно-ясна.
Средь жизни обрывов тропой небольшою
Спокойно и тихо проходит она.
И думам поэта, и звукам Шопена
Извечный есть доступ в души её храм.
Превратности света, времён перемена
Её не приклонят к чужим алтарям.
Верна неизменно заветам былого,
Живёт она в лучшем грядущем, в мечтах.
Душою смиренна, прощения слово
Всем братьям заблудшим у ней на устах.
Кто с нею встречался, запомнят тот голос,
Запомнят блистанье лучистых очей,
И скорую поступь, и вьющийся волос,
В священном сияньи светящий над ней. (аплодисменты)
Меня, кстати, довольно часто в разных странах спашивают: в чём тайна русской души? Я, честно говоря, не очень знаю...Может быть, вы, Сергей Яковлевич, раскроете?
ПЕТЛЯКОВ (раздувая кадильницу).
Дорогой Сергей, пусть она, как духовная составляющая, для всего человечества останется тайной!.. (сигнал СМС, Петляков читает) Господа! Приветствие из Ульяновска! Это в прошлом - Симбирск. Родина вицеконсула Умова. Там, кстати, есть об этом памятная доска.
УМОВ.
Как приятно получить такую весточку с родины прадеда! Как будто всё наше родовое древо зазеленело!
ПЕТЛЯКОВ.
Поздравляю, тёзка! (Петляков и Умов пожимают друг другу руки. Аплодисменты).
... Ну что ж, господа, русскую молодёжь мы послушали... А вот александрийская молодёжь - это... А впрочем, мы сейчас посмотрим, что такое александрийская молодёжь! Её на нашем вечере представляет Саусан Стахович-Вазир. При этом она является тоже, как точно сказала Маша, мостом между нашими с Египтом культурами. Прапрабабушка Саусан, живя в лагере для русских беженцев, организованным консулом Петровым в 20-х годах вместе с англо-египетскими властями, вышла замуж за египтянина. А дальнейшую историю расскажет сама Саусан.
САУСАН (сначала тихо Петлякову).
Здравствуйте, Сергей Яковлевич! Я почему-то представила сейчас вас в тельняшке, как русского боевого адмирала, мощного, статного... (Всем) Добрый вечер, господа! Как только я узнала, что будет отмечаться этот юбилей, я тут же решила прийти! Консул Петров - это, как бы, мой второй прапрадед! Если бы не он, меня бы на свете не было!.. Моя прапрабабушка Анна, она была как я сейчас... в смысле возраста, она оказалась среди русских беженцев в Александрии году в 1921-м, влюбилась в египтянина, он был тогда молодым полицейским, у которого тогда тоже ещё ничего не было. Они поженились и им разрешили жить в палатке. И вот осенью она была на сносях, собиралась, наверное, уже в родильный дом, но вдруг стала рожать. Мужа при этом не оказалось! Зато оказался, случайно и на счастье, русский консул господин Петров. Было это... в библиотеке. Видите, даже библиотека была в лагере! Она зашла за книгой и вдруг стала резко рожать! Господин Петров моментально подхватил мою прапрабабку на руки, пронёс через весь лагерь и на своём автомобиле отвёз в английский госпиталь! Я не знаю, что бы было, если бы этого не было! Ведь в лагере не было акушера! Теперь Александр Михайлович - мой второй прапрадедушка! Итого, у меня их - трое, и русский консул - главный!.. Анна, кстати, потом окончила университет в Александрии и стала главным цензором по проверке иностранных фильмов для показа в Египте... Я сама пою в ресторане и сейчас хочу в память о русском консуле спеть вам русский романс "Гори, гори, моя звезда", который здесь пел в те годы великий Фёдор Шаляпин. (аплодисменты)
Саусан поёт романс, который восторженно встречает публика.
Когда она только начала его петь, Петлякова вдруг с улыбкой вышла и к финалу романса вернулась, одетая в яркую национальную египетскую одежду.
ПЕТЛЯКОВ.
Браво, Саусан! Это было чудесно!
ПЕТЛЯКОВА (подойдя к Саусан).
Я решила отметить ваше прекрасное исполнение русского национального романса египетским национальным платьем галабея, сшитым моими руками! Спасибо, Саусан!
Вдруг Саусан теряет сознание.
К ней подбегают все.
ДИВОВА.
Она беременна! Это обморок...
СЕРГЕЙ УМОВ.
Она не просто беременна, у неё начинаются роды! Это я вам как врач говорю! Немедленно в госпиталь!
РЕНАТ.
Я вызываю скорую, Сергей Яковлевич?!
ПЕТЛЯКОВ.
Конечно! Что ты спрашиваешь?!.. (Ренат достаёт телефон) Стоп!..Нет! Не надо скорой! Где моя машина?!
Вдруг Петляков сбрасывает пиджак, галстук, рубашку и ... оказывается в тельняшке.
Он подхватывает Саусан на руки и уносит за кулисы.
ПЕТЛЯКОВ (кричит, убегая с Саусан на руках).
"Эпсилон", профессор!
КУЗМИН.
Да, чистый "эпсилон"! Браво, господин консул!
ПЕТЛЯКОВА (потрясённая поступком мужа, тихо).
Серёжа! Ты великолепен!.. Я люблю тебя!..
ДИВОВА.
"Ты, сердце, полное огня и аромата,
Не забывай о ней, до черноты сгори!"
Звучит Шаляпинское "Ныне отпущаеши раба твоего владыка" на музыку С.В. Рахманинова. Глядя на кадильницу, идут все действующие лица на поклон. В конце на поклон выбегают и Петляков с Саусан...
***
Драматическая фантазия из жизни русского консула
© Copyright: Сергей Диев, 2015
Свидетельство о публикации №215081500434
Свидетельство о публикации №215081500434
Рецензии