2. 1 Палач

«Нет ничего чудовищнее того, что мы можем внушить себе сами» - Джон Стейнбек.

"Мастерство"

Тёмное помещение. Вокруг нас зажжены свечи, льющиеся остывающим воском и светом в наступающем вечере. Они на подоконнике, у божницы и на полу, в посуде или без оной. Мой рассказчик утробным голосом, похожим на тенор в слиянии с басом, пронизывает простор тишины, так, что слова отголоском минувшего остаются в сердце наледью, а в глазах - инеем. Палач в черной, матовой сутане, которая сквозит сыростью подземелья и скрытых ходов, оставляющих налёт потерянности и чувства тех, кто вошел в лабиринт острова Крита. Но здесь этому чувству гнёта нет выхода, потому оно и копится внутри слушателя, пряча Ариадны нить во тьме ходов под подземельем.
На груди медь тщеславно и горделиво кажется серебром, как ножны на его поясе казались спасением от бессмертия и чистилища. Рукоять меча врезается в живот, оставляя неровные складки на чёрной ткани, казалось, что это его душа вылилась из речи, оставляя чернь парчи и шёлка, доходя до пят и заканчиваясь стоячим воротом около шеи. Священник, сказал бы грешник, и ошибся бы трижды: он не выслушивал, не давал советов и не помогал в их грехах.
Он смотрел, видя, наверняка, больше, чем обычный взор. Он смотрел в глаза, но проникал и пронизывал их, и заглядывал за них, словно смерть на острие ножа пронизывала врага или тело, оказавшееся преградой для ножа. Послышался голос палача, холодным пламенем упавший на пол. Огоньки свечей колыхнулись, некоторые из них потухли, повисая в воздухе расплавленным запахом воска. Его голос, бьющий в грудь, но в то же время держащий на месте: «И вонзая осколки меча в стенающую воплями и плачем грудь, палач осознавал, что вера сильна до того переломного момента, когда телу ничего не угрожает. Были, конечно, и те, кто под страхом пытки ста порезов не предавали свою несуществующую веру, но каким образом выдерживали в железной деве или с перебитыми костями? Может, существует порог боли и страданий?
У палача были догадки: сильнее страх тогда, когда ты его не видишь или не чувствуешь его подкрадывающуюся тень, поэтому надевали плотный мешок на голову, и вели к эшафоту или оставляли еретика в темнице с осознанием смерти. Хуже всего неопределенность - вторая догадка, которую в полной мере понял палач: не верно выберешь способ казни и он умрет слишком медленно или слишком быстро, что даже последний зевака убежит или разочаруется в палаче. А палач должен выбирать хладнокровно, не метаясь между пыткой водой или калёным железом, чтобы поняли - власть инквизиции всесильна. Третья догадка: видя чужую смерть и страдания, ты соблюдаешь закон, пусть и не существующий вовсе. Потому и существуют публичные казни. Гильотина или виселица, требующие тонкой работы: лезвие может затупиться и не умертвить с первого раза, а веревку следует выбирать по весу и росту.
Все эти сведения, запечатленные во время пыток, помогли в новых: близкий к тебе человек действует смело, но неэффективно, потому и выбирают палача со стороны - убивает, не жалея, и не сочувствуя. А бывает, что только за доступ к подземелью правды отступники служили инквизиции, но у каждого были причины: восторжение смертью, желание помочь заблудшим душам или пустой кошель.
Но, если ты решился стать подобным, то ответь на вопрос: сможешь ли ты казнить свою веру? Сможешь ли хладнокровно наблюдать за смертью и агонией? Сможешь ли посвятить свою жизнь служению инквизиции? Сможешь ли? Многие отвечали утвердительно, и тут же становились продолжением, воплощением боли в своих стенаниях и кошмарах. Только тогда, когда их душа не вопила и не просилась на выход из тела, старых, негодных из-за душ, преследующих их, палачей заменяли новые, только что созданные орудия, часть тех ржавых механизмов и сплетений науки и пыток.
Сможешь ли изгнать чернь сожаления и жалости из своей души? Ты готов к страху от жизней, убиенных тобой? Готов ли? Поэтому легче умереть в битве, чем в петле, связанной из совести и осознания ада. Некоторые не выдерживали и становились тем подобием, что остается от жизней - ненависть, что убийца ты, ты! Оно вгрызалось в психику, разрывая на куски, делая из неё паранойю и чувство вины, что людей завораживают отторгнутые смертью жизни, когда он становится частью пытки.
Удары, плевки, проклятья - любую пытку проще и легче осуществить, когда её поддерживают и одобряют. Потому и ты, кузнец или торговец, отрываешься от ковки или от прилавка, чтобы кинуть камень или проклятье в прокаженного в колодках. Плевать, что окажешься на его месте, если будешь сплетничать или балагурить. Важно то, что это не ты в данный момент осмеян и оплеван.
«Откажись от боли и страданий, и тогда ты сможешь обратить внимание на чужую казнь, ученик» - наверно, каждый вспоминал слова наставника. - «Когда наступает момент жалости, значит, пора прервать пытку и выбрать более жесткую. Не выдергивание ногтей, а отрубание пальцев, если это вор. Не калёное железо, а стул для допросов, если это еретик. Или колыбель, дыба. Вертикальная или обычная - решать тебе».
Крики грешников?.. Ты к ним вскоре привыкнешь, если откроешь в себе убийцу и инквизитора. Молитва? Люди молились, если понимали, что они не вечны. Это походило, знаешь, на что? Как воет волк, когда рана смертельна. Если он чувствует в себе коррозию железа, то почему он обращается к Богу? В чем причастен Бог в их проступках и грехах? Почему так важно искупиться, хотя бы для себя? Может, из-за важности собеседника в момент смерти? Или из-за важности себя в момент агонии?
«И, когда ты почувствуешь, что еретик не молится, не жалеет о короткой жизни, то, может, он твой диалог?» - Учитель, взяв палицу, размахнулся и раздробил посередине берцовую кость прокаженного. Послышался вопль, то ли визг, лязг зубов и учитель продолжил: «История не всех стерпит: многих сожжет, вторя инквизиции, а некоторых отдаст нам в преддверие ада. Но» - он замахнулся снова, ударил, ударил, и сломал несколько ребер так, что их осколки впились во внутренние органы - кровавый кашель, крик, переходящий в приглушенный вопль, словно в медном быке. «Но всякая жизнь - диалог между тобой и тем, что ты сотворил. Ты уверен, что тебе не нужен собеседник?»
Учитель редко обращался по имени. Максимум звал, когда на подоконнике его красно-бардового дома, находящегося на окраине города, оставляли черную перчатку: «Ученик, в подземелье!» Или во время пытки дворянина мы с ним разговорились: «Уильям, разрезай пальцы сразу, а не так. Или лучше» - Он, взяв тиски, отвинтил винт, чтобы поднять верхнюю часть, и положил пальцы сопротивляющегося дворянина, снова привинтил и закрепил. Дворянин вскричал, понижая голос. Крик, переходящий на шепот: «Да, как ты смеешь, палач! Ты умрешь!» Учитель, взяв нож с намотанной на него веревкой, поднес его острие к указательному ногтю левой руки, прижатой в тисках. У дворянина были кандалы на ногах, а правая кисть была в колодках, ровно, как и голова. Раздался голос учителя: «Сначала расшатываешь ноготь, а потом его можно вырвать пальцами, либо щипцами. Главное - зацепиться и сильно дернуть, чтобы вырвать ноготь вместе с мясом» Он начал расшатывать ноготь: поддел его и поднял сначала с одной стороны, а потом с другой, и одним движением просунув лезвие под ноготь, резко дернул вверх, и отделил его от плоти. У него даже болевой шок не наступил, а ноготь уже упал на каменный пол.
Учитель приставил нож к горлу вора, так, что ком, застывший в горле, задел бы лезвие, если бы упал удивлением в сердце и, зацепив его, юркнул бы в пятки. Палач надавил тупым лезвием на его шею, видя его стекленеющие от страха глаза, и проговорил, словно приговор: «Ты - часть этого ремесла, и ты являешься и судьей, и приговоренным, ведь ты - палач и инквизиция в одном лице. А теперь доверши содеянное нами!» Учитель произнеся, провёл тупым лезвием по горлу дворянина. Он в свою очередь упал в обморок, оставив недоделанную пытку.
Учитель произнес: «А чего ты боишься сделать или потерять: надежду или веру во что-либо, несуществующее без заблуждения?» Он достал кинжал с заточенным лезвием из ножен, закрепленных на поясе, положив нож на столик. Я ответил тогда впервые на его вопрос до того, как дворянин очнулся: «То, что мы делаем по приказу, люди оправдают - вот мой страх»
Он окинул ошарашенным взглядом заплесневелые стены, как будто очнулся от кошмара и пробудился в нём, шепча осипшим голосом: «Где, зачем, для чего я здесь, палач?» «Для чего?!» - крикнул палач, подходя к вору. - Он еще и спрашивает, в чем он виновен! Из-за тебя сорвалась пытка: ты заговорил с палачом, когда он перерезал веревку, сдерживающую гильотину!» Учитель, открывая по очереди замки, расположенные на правой стороне колодки, поднял её верхнюю часть, взяв дворянина за волосы, посадил его на стул для допросов. Начал закреплять его руки на подлокотниках, а ноги в районе щиколоток кожаными ремнями. В конечности тут же впился холод металла, дырявя и оставляя неровные начала рубцов - кровоточащие дырки на бледно-синей коже, словно бы взятой у утопленника.
Немногие, кто пережил пытку, либо казнь, оставались живыми. Многие из них, либо были уже мертвы, либо были калеками: отрубленные пальцы, обрубленные руки по локоть, ноги по колено или по пах - лишь бы глупец обрадовался такому. Потому многие из выживших теряли работу, жизнь, самих себя из-за увечий и заражений, гангрен или психоза - в зависимости от садизма палача и тяжести нарушений, но и отрубленная кисть могла закончится заражением из-за прижигания раны калёным железом.
«Или дальше будешь убегать от того, что тебя ждет? - вопрошал тогда палач, держа наготове кинжал. - «Ты всего лишь очередная жертва. Ты не оставишь и следа на скрижалях истории, кроме своих убийств, из-за того, что люди вспоминают только героев» А еретик процедил сквозь сомкнутые губы:

«Приставишь к горлу нож?
Я усмехнусь: увижу лишь ложь,
если ты сможешь кого-то убить, палач.
   
Тебя и так преследует убитых плач,
когда ты их кутал в смерти сон.
Я знаю тот кошмар,
когда в мыслях остается повтор;
когда держишь десницей суеверья,
видя, как глаза
   становятся стеклом.
   
Ты знаешь, что это -
всего лишь поверья,
но почему ты прикрываешь
   меня плащом?
   
Не хочешь видеть агоний из молитв
или признанья, сорванные
с яблони ветви?..
   
Но почему ты плачешь, палач,
и поднимаешь нож?
Тогда Летой путь мой обозначь,
испугав только вельмож»

http://www.stihi.ru/2015/06/01/6485 - "Обращение к палачу"

.03-04.14;26.06.-16.07.15