Житие чиновника. Гл. 35. Легенды 401 кабинета

             "БУДНИ 401 КАБИНЕТА"

     Кажется, мне захотелось самоутверждения.
     Телевидение меня не обходило вниманием. Шеф сам замечал моё мелькание в «ящике» (до сей поры моя физиономия вызывает воспоминания у некоторых встречных горожан), но улыбался снисходительно, и не перечил. Газета же, по сути, была белым пятном, мои деяния там не отмечались.  А работу власти надо было и пропагандировать, и популяризировать. Вопрос в том, как придать печати нужное ускорение и масштабность в важном деле? Вопрос мне представлялся решаемым.

     Началось с замечания Лебедева по какому-то серьёзному поводу:
     -   Ты что, не можешь развернуть ситуацию? Полномочий не хватает? Чего мне жалуешься? Собирай экспертную комиссию, приглашай спорщиков, разбирайтесь. И прессу не забудь. Для чего у тебя в кабинете столько места и дюжина стульев? Найди уж время…

     На что - на что, а уж на это…
     Пригласить на «вежливый» ковёр я мог любых начальников (разве кроме депутатов и некоторых сверхавторитетных -  Зайцева, Тарасова, Балашова и ФСБ). Тем более что я никого не судил - заключение делали эксперты. А я соглашался или нет на вынесение вопроса на Совет, если согласия не было достигнуто. 
Успех таких «разбирательств» был очевидным. Попасть после разборок в газету или в «кадр» в позиции виноватого, было хуже, чем получить нагоняй от Главы. И поначалу всё обходилось гладко. Даже без прессы, хоть телевидение и было «за». Перегруженная газета наоборот, предлагала сообщения с места в любом изложении за подписью автора. Т.е. за моей. Но вот стали бастовать эксперты. Или времени нет, или шлют замов без нужного авторитета, или вовсе уклоняются. Руководители и ответственные лица предлагали решить вопрос в собственном кабинете без лишнего «шума и пыли». Кажется, ни судьёй, ни обвиняемым никто не хотел  фигурировать. Один я был чист и свят.

     Но, чёрт возьми, где прозрачность работы власти? Кто знает о муках творчества в решении вопросов повседневности? Как, например, идёт процесс формирования и накопления средств на благоустройство мемориала, «Аллеи славы» героев-земляков. Кто не жалеет на это денег, а кто «жмётся»? Куда зашли проблемы с пожеланиями Людмилы Владимировны Громовой-Серединой, дочери героя Советского Союза В.А Середина  о переносе в Борисоглебск памятника её отцу из Венгрии (где новые власти грозят выкинуть обелиск за «ненадобностью»)?  Где взять деньги  (и надо ли?) на значки для депутатов со словами «Совет народных депутатов», поскольку будущие значки уже будут и без «народных», и без  «Совет»? Как, наконец, идёт процесс передачи городу военного городка? И сплошь вопрос: кто виноват и что делать?

     Привыкнув «тормозиться» после работы в кабинете с анализами дня, я тем и занимался, что пописывал о событиях «истекшего» в случайные бумажки «для себя», на память (из чего наполовину и собраны эти страницы). И естественная мысль пришла в голову. Открыть в газете, грубо говоря, нечто вроде сериала: «Будни 401-го кабинета». С коей мыслью я и помчался к Петру Ивановичу. «На ура» ж примет! Живой диалог с властью, и – никакой ответственности. (Любую статью о работе Совета или комментарии к темам, газета дотошно согласовывала: нет ли претензий у местной власти к позиции самой газеты, а того пуще, к содержанию изложенного. За искажения могли быть и неприятности). Тем более, с кончиной «Субботнего перекрёстка»,  закономерно было возродить тему под новой вывеской.

     Бражина со мной всегда был вежлив, что меня всегда и настораживало: он – столп, а я – пацан. Разговор получался очень интеллигентным. Как-то в этот раз?
     -   С чем пришёл?
     -   Идея.
     -   О, боже! Садись.

     Я, не ограниченный временем доброго собеседника, долго и проникновенно завлекал идеей:
     -  Я беру на себя обязательства давать информацию о работе Совета в условиях полной доступности к фактам и событиям. Допустим, по субботам, когда у читающей публики есть время для отдыха над серьёзной темой.

     -   Это как?
     - Я не собираюсь уподобляться чиновным риторам. О событиях – в разговорном стиле и понятным языком. Не без иронии к самому себе, с абсолютным уважением к проблеме. Но факты – прежде всего! О них – честно и откровенно.  Например….

     Меня понесло. Но прервал меня Пётр Иванович на самой середине,  укротив  и пафос и красноречие:
     -   Да, не «ритор»! «Честно»… И тебе поверят? Это ж чистой воды – самореклама.
     -   Да какая, на фик? Где соврал? Скажи! Ты ж свидетель…
     -   Сам скажи: тебе чего больше надо? Себя показать, или делу помочь?
     -   Себя в полезном деле и показать…
     -   Не крутись! Сам-то себе веришь?   
     -   Ну, как бы…
     -   Вот и я «как бы».  Не, перебьёшься. Свою газету издавай. Или записывай пока. Когда- нибудь в мемуары вставишь.

     Газету  я после и издавал. Читали многие. Никто ничего не оспорил. И перед властью я за свои «пасквили» ответ не держал.
     Вот теперь – мемуары «по ходу». Или – "Легенды 401-го кабинета". Если чего и выдумал – разве чужие слова приукрасил. Не всё ж на диктофон писать. А так – всё верно.