Про Катьку

Катька была очень красивая. Это признавали даже те, кому она не нравилась.
Катька была очень умная, но этот факт мало кто признавал: кому же захочется добровольно расписаться в том, что вот эта рыжая малолетняя профурсетка (это еще не самый "лестный" эпитет, которым награждали девчонку) даст фору любому трижды патентованному подсознательным Фрейдом профессору. Одного мгновения, одного только взгляда хватало Катерине, чтобы просканировать сущность всякого, кто приближался к ней. Счастливчики дружбой с Катькой дорожили, бедолаги-неудачники пытались поначалу  заискивать перед ней, выторговывая ее благожелательность подарками и нарочитым поклонением, но всё было бесполезно: вердикт, вынесенный однажды, изменению не подлежал ни при каких обстоятельствах.
А еще Катька была аристократкой. Она была аристократкой в шестнадцатом поколении, подтверждением чему были документы, непостижимым образом пережившие морозы и оттепели её Родины.
Своей семьи Катька лишилась рано, в самом младенчестве, но ей повезло- новая родня полюбила ее так, что ни одной минуты, ни одной секунды она не сомневалась, что ее любят. Что ее любят так, как и не снилось всем принцам и принцессам на свете. Катька, надо признать, тоже любила новую семью, что, впрочем, не мешало ей время от времени манипулировать домочадцами так, что они , потакая принцессе, списывали потом свои педагогические слабости на банальное наваждение- почему бы и нет? Катька не капризничала, не вредничала, даже с ужасом вспоминаемый всеми родителями пубертатный период своих отпрысков промелькнул у нее чередой невинных прогулок  по тропинкам закрытого коттеджного поселка. Были побеги, но врождённое благоразумие позволяло Катьке завершать их прежде, чем были подключены все спасательные службы Российской Федерации. Репутация Катьки была безупречна. И даже когда бдительные и вездесущие поселковые кумушки с изумлением заметили сначала некоторые изменения в походке Катьки, а потом и подозрительные округлости в ее звонкой модельной фигуре, то, вопреки своему прямому предназначению-обсуждать и осуждать, не стали этого делать, а, напротив, с умилением и нежностью глядели ей вслед.
Шестьдесят с лишним дней (а порой и ночей) напролет не смолкал телефон в Катькином доме. Она смиренно и с некоторой тайной гордостью слушала непрерывный звон, тихо радовалась, что все разговоры в доме посвящались теперь только ей, изо всех сил стараясь вести себя хорошо.
А через девять недель Катька благополучно разродилась семью здоровыми щенками.