Такая судьба. Гл. 3. 5. Саша Черный

Такая судьба. Еврейская тема в русской литературе (2015). Глава 3.5.

     Саша Черный (псевдоним поэта-сатирика А. М. Гликберга, 1880-1932) о евреях писал мало, но об антисемитах много, регулярно и страстно. Наиболее ярко выразились его чувства в стихотворении «Юдофобы», помещенном в 1909 г. в «специальном еврейском номере» «Сатирикона» и подписанном «Гейне из Житомира»

Они совершают веселые рейсы
По старым клоакам оплаченной лжи:
«Жиды и жидовки... Цибуля и пейсы...
Спасайте Россию! Точите ножи!»

Надевши перчатки и нос зажимая
(Блевотины их не выносит мой нос),
Прошу мне ответить без брани и лая
На мой бесполезный, но ясный вопрос:

Не так ли: вы чище январских сугробов
И мудрость сочится из ваших голов, —
Тогда отчего же из ста юдофобов
Полсотни мерзавцев, полсотни ослов?

     Ему отвратителен лицемерно-фальшивый кураж хмельных антисемитских излияний («Кто-то врет: “Люблю жидов!”» в стихотворении «Русское») или бездумно-тупое повторение заезженных стереотипов (Христа кто-то по привычке называет «жидовским шпионом», в «Легенде»). Его стихи пестрят злыми, едкими, ироничными упоминаниях о «Союзе русского народа» и «Союзе Михаила Архангела», зарекомендовавших себя как погромные объединения, о черносотенцах, о политиках и журналистах, заслуживших известность своей неприязнью к иудейскому племени.
     Еще в цикле статей «Деликатные мысли» (1906–1908) Чёрный писал: «Союз русского народа... Бедный русский народ! Это так же звучит, как Союз детоубийц и растлителей имени Всеволода Гаршина». В стихотворениях «Отбой», «Во имя чего?» поэт дает этой организации колоритное определение «союзно-ничтожная падаль» и ставит ее в один ряд с самыми отталкивающими явлениями российской действительности.

Четыре нравственных урода –
Один шпион и три осла –
Назвались ради ремесла
«Союзом русского народа».

     В стихотворении «Смех сквозь слезы», написанном к 100-летию со дня рождения Гоголя и насыщенном упоминаниями персонажей «Мертвых душ», высмеяна Третья Государственная Дума, прославившаяся реакционными и, в частности, имевшими антиеврейскую направленность постановлениями.

Манилов в Третьей Думе заседает
И в председатели был избран… по уму.
Петрушка сдуру сделался поэтом
И что-то мажет в «Золотом руне»,
Ноздрев пошел в охранное – и в этом
Нашел свое призвание вполне.
Поручик Пирогов с успехом служит в Ялте
И сам сапожников по праздникам сечет
Чуб стал союзником и об еврейском гвалте
С большою эрудицией поет.

     «Чуб» – это персонаж повести «Ночь перед рождеством», который стал «союзником», т.е. вступил в «Союз русского народа», а «поручиком Пироговым»  поэт  нвзывает ялтинского градоначальника, черносотенца Думбадзе, самоуправство которого было у всех на слуху.  Характеристику Третьей Думы находим и в стихотворении «К приезду французских гостей»:

Где ж интендантский грабеж, реформобоязнь и Думбадзе,
Черные сотни, застой, гучковская Дума и гнет?

     Не случайно именно депутатам этой  Думы Саша Черный в стихотворении «Там внутри» дал  такую саркастическую рекомендацию:

В Думе выступить с законом:
Чтобы школ не заражать,
Запретить еврейским женам
Девяносто лет рожать.

     Стихотворение «Чепуха» построено на том, что все в нем не просто не соответствует действительности, а рисует непредставимые ситуации. В нем есть и такая строфа:

Монастырь наш подарил
Нищему копейку,
Крушеван усыновил
Старую еврейку.

     Крушеван – это организатор антисемитской бессарабской черной сотни, журналист, даже с трибуны Государственной Думы открыто призывавший к еврейским погромам.
     И уж конечно, Саша Черный не мог обойти вниманием такого ярого проповедника антисемитизма, как издатель «Нового времени» Суворин. Свое сатирическое обращение к нему, озаглавленное «Единственному в своем роде», начинается так:

Между Толстым и Гоголем Суворин
               Справляет юбилей
Тон юбилейный должен быть мажорен:
               Ври, красок не жалей!
Позвольте ж мне с глубоким реверансом,
               Маститый старичок,
Почтить вас кисло-сладеньким романсом
               (Я в лести новичок).

     И далее следует характеристика Суворина, в которой все находится в вызывающем противоречии с действительностью: что Суворин якобы полсотни лет вел борьбу с тьмой и ложью, что он «не лизал сильных ног, ни даже рук», что его глаза, «как брюк жандармских бирюза, / Всегда чисты». И среди других, такая строфа:
               Вам все равно –
     Еврей ли, финн, иль грек,
Лишь был бы только не «евно»
                А человек.

     Сарказм в том, что «евно» – это  Евно Фишелевич Азеф, один из лидеров партии эсеров, который, являясь руководителем террористической организации, одновременно был  агентом царской охранки и выдал полиции многих революционеров. После разоблачения его имя стало нарицательным для обозначения провокатора. Вспомним Маяковского:

Эту ночь глазами не проломаем
черную, как Азеф!

     С посланием Суворину перекликается написанное одновременно с ним стихотворение «По мытарствам», в котором язвительно высмеян приспешник Суворина, сотрудник «Нового времени» Меньшиков, напечатавший там цикл фельетонов «Письма к ближним». Саша Черный высмеивает ханжество этой сомнительной личности, стремящееся представить себя «редким праведником»:

– «Кто я?! Не жид, не либерал!
Я «Письма к ближним» сочинял…»
За дверью топот быстрых ног,
Краснеет райских врат порог.
Но райские врата Меньшикову не светят. Напротив его ждут-не дождутся в аду: «Эй, там! Скорее Асмодей! / Грядет особенный злодей…». А тот, летя к редакции своей, шмыгает в плевательницу и пытается выяснить, кто в нее плюнул: «Ужель еврейская слюна?!». И вновь возникает уже знакомый нам образ:

«Ах, только я был верный щит!»
И в злобе выглянуть спешит,
Но сразу стих священный гнев:
«Ага! Преемник мой – Азеф!».

     Саша Черный не обошел вниманием и другую малопривлекательную фигуру тогдашней журналистики –  махрового реакционера и злобного антисемита Буренина:

Роза прекрасна по форме и запах имеет приятный
Болиголов некрасив и при этом ужасно воняет.
Байрон, и Шиллер, и Скотт совершенны и духом и телом.
Но безобразен Буренин, и дух от него нехороший.

     В том же стихотворении он с горькой иронией отозвался и на начало работы Третьей Государственной Думы:

Видели избранных, лучших, достойных и правых из правых?
В лица их молча вглядитесь, бумагу в руках разминая…

     Как уже говорилось, собственно о евреях Саша Черный написал немного, но и то, что было написано, сталкивалось с препонами. В 1909 г. из-под его пера вышли два стихотворения о «еврейском вопросе». Оба они при советской власти не печатались и обходились молчанием, поэтому представляется не лишним их привести. Вот первое из них:

Для других вопрос еврейский -
Пятки чешущий вопрос:
Чужд им пафос полицейский,
Люб с горбинкой жирный нос,
Гершка, Сруль, "свиное ухо" -
Столь желанные для слуха!
Пейсы, фалдочки капотов,
Пара сочных анекдотов:
Как в вагоне у дверей
В лапсердаке стал еврей,
Как комично он молился,
Как на голову свалился
С полки грязный чемодан -
Из свиной, конечно, кожи...

     Главное здесь  – это громко и гневно выраженное убеждение, что еврейство: еврейская внешность, одежда, выговор, манера молиться –  это не тема для насмешек и нечего всем этим «чесать пятки». Это ощущение себя евреем и потребность заступиться за соплеменников. Еще прямее и более обобщенно оно дало себя знать во втором стихотворении:

Для всех, кто носит имя человека,
Вопрос решен от века и на век -
Нет иудея, финна, негра, грека,
Есть только человек.

У всех, кто носит имя человека,
И был, и будет жгучий стыд за тех,
Кто в темной чаще заливал просеки
Кровавой грязью, под безумный смех...

Но что вопрос еврейский для еврея?
Такой позор, проклятье и разгром,
Что я его коснуться не посмею
Своим отравленным пером...