Глава XXII. В томительном ожидании part I

Знаю-знаю, как это неожиданно и все такое, и даже могу угадать вашу реакцию - вам явно, мягко говоря, не по душе то, что я вот так самым наглым образом прервала Витю Елавина, чья загадочная личность вас явно привлекла к себе целиком. Но поверьте, он вам обязательно скоро расскажет о том, какие приключения он испытал за годы своего отсутствия. Ну а нам сейчас есть ради кого вновь покинуть общество братьев Елавиных (ненадолго, не волнуйтесь!), уж доверьтесь мне.

Сейчас мы с вами отправимся прямиком, вернее вернемся, в несколько притихнувший, но не опустевший даже на половину штаб Ордена Лани, расположенный в многовековом дубе-гиганте. На момент, которому я хочу уделить свое и желательно ваше внимание, в штабе, действительно, царило необычное для столь большой, даже с учетом отправившихся на вылазки в разные направления восьми человек, компании молодых, амбициозных и полных жизненной силы ребят. С той минуты, как дверь штаба сама закрылась за ушедшими на добычу столь необходимого для спасения чернозема Машей, Сашей и Надей, прошло около получаса, и за это время все успели, ввиду неимения причин далее вести совещание, разбрестись по своим комнатам и заняться каждый своими делами.

С начала нашего повествования я уделяла пристальное внимание лишь нескольким нашим персонажам, обделяя вниманием остальных. Но в Ордене Лани, как вы знаете, служило достаточно много человек, и все они – выдающиеся личности, каждый по-своему. Сейчас я, полная раскаянья перед обойденными моим вниманием героями, постараюсь, насколько это возможно, загладить свою вину перед ними. Предлагаю сейчас вам, мысленно укутавшись в собственное покрывало-невидимку, незаметно проникнуть в каждую комнату и немножко, на короткое время, проследить за каждым из ребят, при этом, к тому же, заглянуть в мысли каждого, как бы это ни было с нашей стороны некрасиво – подслушивать, как нас всех учат в детстве – нехорошо. И все-таки, давайте сейчас пренебрежем этим, без сомнения, важным правилом, и начнем наши наблюдения. Предлагаю, чтобы не путаться, взять старт от ближайшей к проходу в зал совещаний по левой стороне комнаты и двигаться далее по часовой стрелке. Согласны? Ну, тогда приступим.

Итак, вот мы вновь в штабе Ордена Лани, преодолеваем грандиозную по своей протяженности винтовую лестницу, пересекаем зал заседаний, поднимаемся по лесенке, оказываемся в общем круглом фойе, поворачиваемся чуть больше чем на 90 градусов налево, словно по какой-то инструкции. А вот, собственно, и первая комната. Первая не только потому, что мы решили начать наше тайное, более глубокое знакомство с большей частью Ордена именно с нее, а еще потому, что она в действительности носила первый номер, о чем свидетельствовала вырезанная из дерева и покрытая серебряной краской цифра «1» на двери, что делало эту и другие двери со своими номерами схожими во внешнем плане с входными дверями квартир в каком-нибудь обыкновенном однотипном жилом доме. Описывая вам до этого устройство штаба, я никак не упоминала того факта, что все жилые комнаты, все 17 дверей носили номера. Теперь вы знаете об этом, и это далеко не последнее, что вы узнаете о штабе Ордена Лани, но сейчас не будем терять время - давайте открывать эту первую дверь!

Дверь бесшумно распахивается, мы с вами видим скромную опрятную комнату совсем небольшой, стандартной для этого штаба площадью, и ее хозяев. И это никто иные, как представители старшего мужского звена – Леша Оладьин и Вадик Симонов. Именно они поселились в первой комнате. Чем же они сейчас (давайте для этой главы сделаем исключение и будем говорить в настоящем времени, тем самым почувствовав себя хоть на коротенькое время участниками всей этой истории) занимаются? Вадик, как бы это не было банально, лежит на своей нижней полке двухъярусной кровати (это тоже, как вы поняли, избранный для жилых комнат стандарт) и, лежа на правом боку, обнимая подушку и слегка время от времени похрапывая, спит несколько беспокойным, но все же сном – минувшая веселенькая ночка дает о себе знать. Особо интересных мыслей мы в его покрытой светлыми волосами оттенка соломы и вполне светлой голове не найдем, а что касается сна, то и тут нам ничего не перепадет стоящего. Вадиму снится всякая ерунда, какие-то секундные обрывки каких-то сюжетов, неподдающихся какой-либо трактовке и не несущие никакого смысла. Впрочем, это не такая уж и потеря – с Вадиком мы еще встретимся и, конечно, познакомимся получше, когда он, по крайней мере, будет бодрствовать. Так что пусть сейчас он спит и набирается сил перед предстоящим очередным этапом этой бесшабашной, головокружительной, но такой увлекательной круговерти событий, а мы же обратим наше внимание на его близкого друга и постоянного соседа в походах – Лешу Оладьина. Леша, в отличие от Симонова, не подчинен на данный момент Морфею и его узам, как поэты и прозаики старых времен называли в своих бессмертных произведениях сон. Отнюдь, ни в одном глазу. Мы видим его сидящим в кресле на колесиках с обивкой темно-вишневого цвета, за письменным столом в углу комнаты. Он с самым сосредоточенным видом склонил свою темноволосую голову над открытой толстой потрепанной тетрадью в кожаной, орехового цвета обложке и слегка в задумчивости покусывает свою тонкую шариковую ручку – привычка еще со школы, от которой Оладьин никак не может отделаться, да и не хотел особо никогда. Тетрадь, чье содержание Леша с такой внимательностью изучает, словно проверяя что-то, нам уже встречалась раньше. Не припомните? Он никогда с ней не расставался, а впервые мы на страницах нашей истории увидели столь дорогую для Алексея вещь в тот вечер, когда Орден Лани прибыл в этот темный глухой край и остановился лагерем на огромной поляне. Да-да, это его тетрадь со стихами, которые он всегда ото всех прятал, и лишь Марина Никольская, его верная подруга и муза, имела к ним неограниченный доступ. У Леши был дар, но он не считал его таковым и считал свое творчество ничем не примечательным, записывая строчку за строчкой на уже несвежие и неновые страницы чисто для души. Вот и сейчас он занят этим делом, перечитывает и в очередной раз обдумывает написанное. Да простит нас Леша и простит нас наша совесть, но мы все же заглянем через плечо Оладьина и сами попробуем оценить продиктованные его творческой и тонкой душой рифмы:

Итак, утихло в мрачном замке долгое сраженье,
И в нем мы, к сожаленью, потерпели пораженье.
От нас победа упорхнула крохотным стрижом,
Побили ведьмы нашу карту козырным тузом.
Таинственный и мрачный замок оказался дьявола созданием,
И в страшном сне бы не приснилось – живым зданьем!
Как выяснилось, он хозяин негостеприимный –
В мгновенье ока выписал нам всем полет он длинный.
Отдельно друг от друга раскидало нас по чаще,
Мы живы, не убиты, но от этого не слаще.
Нас ночь накрыла черным одеялом,


А вот тут неровный столбик слов неожиданно обрывается. Дальше Алексей еще не сочинил. При этом заметьте, что мы не видим в этой поэтической тетради Оладьина ни намека на тот самый столько раз восхваляемый окружающими каллиграфический ровный почерк, которым были скрупулезно исписаны страницы дневников экспедиций Ордена. Напротив, мы с вами видим здесь скачущие, неаккуратные и неровные буквы, из которых состояли точно такие же слова. Не знаю как вам, но в этом почерке мне так и видится порыв, мятежность, романтизм и непонятная незнакомым с искусством собственной поэзии возвышенность молодой и зеленой души. Есть такое поверие, что по почерку можно определить характер человека. Как видите, у Леши есть два вида почерка, но ни в коем случае не считайте его двуличным! Он совсем не такой! Просто он счел нужным в один прекрасный день ввести себя в эти рамки, тщательно скрывая свой истинный романтичный и творческий характер за ухмылками, грубоватыми и не всегда уместными шутками и безупречным почерком, открывая свое истинное «я» только близким друзьям и непосредственно возлюбленной, и то не всегда полностью. Но вот пока мы с вами предались размышлениям о почерке и истинном характере Леши Оладьина, сам автор неидеальных, но все-таки неплохих, как считаю я, стихов, все это время покусывал ручку и напряженно думал. О чем? Пожалуй, можно догадаться и без незаметного проникновения в его мысли – Леша упорно все это время пытался и до сих пор не оставил попыток придумать подходящую строчку с рифмой на слово «одеялом». Впрочем, если вы мне не верите, можем все-таки заглянуть в его мысли, чтобы удостовериться в этом. Итак, я уже слышу Лешину душу, как и вы – это совсем не сложно в нашем нынешнем положении:

«Блин, какую же рифму придумать мне на слово «одеялом»? «Нас ночь накрыла своим черным одеялом»… Покрывалом, интервалом, слалом, даром, валом… нет, ерунда какая-то получается! Разве только что валом. «Нас ночь накрыла своим черным одеялом, Но опасности тот час же бросились на нас девятым валом». Хм, может и так. А что если «Нас ночь накрыла своим черным одеялом, И под покровом этим нас сознание догнало»? И так вроде хорошо. Что же выбрать? Черт, как сложно. Эх, была бы тут Марина, она бы мне помогла. Но я к ней сейчас не пойду – спит, наверное, как Вадька сейчас, не буду ее беспокоить. Вон, Вадьке одному хорошо – он спит себе вполне спокойно вроде, его не мучат трудности выбора рифмы. Счастливый человек! Хотя нет, я тоже счастливый, только сейчас вдохновения никакого нет, да и обстановка вокруг не самая подходящая для стихов. Может мне тоже прилечь поспать, как Вадик? Глядишь, и высплюсь. Ой, и вправду спать захотелось»…

Ну, что ж, поздравляю вас, друзья мои, с первым успешным опытом чтения мыслей. Вот мы и узнали, о чем размышляет Леша в рассматриваемое нами, как под микроскопом, время. Тем временем, он и, правда, захлопнул с шелестом исписанных и изрисованных страниц свою тетрадь, отключил настольную лампу, а сейчас сладко зевнул и потянулся, как пятилетний ребенок. Давайте отойдем чуть-чуть в сторонку, а то, не ровен час, он, когда будет вставать сейчас, заденет кого-нибудь из нас и не избежать конфузу, который будет разрешен лишь с помощью высшего мастерства. Ну вот, он встал и направился к кровати, обошлись без лишних происшествий. Правда, Леша сей час же отошел к двери и нажал на выключатель. Теперь совсем темно – в комнате, как впрочем, и во всем штабе, за редким исключением, нет окон. А Леша, между тем, на ощупь практически добрался до кровати и, забравшись по лесенке, оказался на своем верхнем ярусе. Вот спасибо тебе, поэт-невольник вдохновения, что оставил нас без света! С этими мыслями мы, пожалуй, и покинем первую комнату на цыпочках и, точно так же, как и Леша – на ощупь, фонарик включить я не рискну.

Ну, что ж, вот и состоялось наше первое посещение. Как итог, мы узнали чуть-чуть лучше столь, как выяснилось, и, как нам уже было известно, такую оригинальную личность, как Алексей Оладьин, а так же запаслись надеждой чуть-чуть попозже узнать поближе его друга Вадима Симонова, который в момент нашего посещения, спал. Продолжим? Комната «2» всего в паре шагов от нас – вот она. Ну, теперь мы, не скованные естественной робостью, как в первый раз, уже смелее открываем дверь и проходим внутрь.

В обстановке комнаты мы ничего нового с вами явно не видим – все та же стандартная площадь, все тот же стандартный набор мебели, только цвет обивки кресел на колесиках возле стола другой, но так ли нам это важно? Нас, пожалуй, больше заинтересуют обитатели этой комнаты, вернее обитатель. На коврике возле двухъярусной кровати сидит, скрестив ноги по-турецки, и насвистывает какую-то неизвестную нам мелодию Антон Рыбалин, спокойно и тщательно чистя свою любимую саблю, хотя она и так, стоит заметить, не такая грязная – она была и есть в надежных любящих руках. В комнате он один – жилище с ним делит его самый близкий друг Кирилл Косторезов, который, как мы помним, отправился на опасную вылазку к лагерной поляне. Что мы можем узнать сейчас об Антоне, этом всецело положительном по душевным качествам, хоть и не лишенном таких недостатков, как вспыльчивость и иногда излишняя гордость, очень красивом от природы молодом человеке? Прежде всего, мы с вами уже знаем, что он вот уже несколько лет единственный и неповторимый рыцарь сердца и, чего греха (а, впрочем, почему ж греха?) таить, негласный жених Алины Ковальчук, которую мы узнаем поближе чуть позже. Он обладает, как уже сказано, целым букетом положительных душевных качеств – таких как храбрость, стойкость, благородство, ответственность, да, к тому же, еще и владеет хорошим интеллектом и образован, но, опять же, вспыльчив и порой излишне горд – настолько, что невольно вспоминается название знаменитого романа Джейн Остин, о котором вы наверняка слышали хоть раз в жизни. Теперь, когда мы набросали его примерный портрет на основе того, что мы знаем, стоит подумать – с чего бы это Антон вздумал чистить оружие, когда оно и так в очень хорошем состоянии? Лично мне видится только один ответ на этот актуальный вопрос – чтобы успокоить далекую от равновесия на данный момент благородную душу. Комплексный уход за оружием приносил душе Рыбалина относительный, но все же покой, это видно по его красивому лицу. А вот что его так волновало, узнаем, а вернее, получим подтверждение или опровержение своим догадкам прямо сейчас. Готовы? Есть контакт! Слушаем Антона:

«Черт, как там пацаны наши? Как Ванька, Егор, Костян, Кира, и этот парнишка-математик Славик? Их уже долго нет! Ох, не нравится же мне все это! Как же я хочу уже поскорее разобраться с этими девахами - ведьмами, сломать их чертов замок, вернутся в Вознесенское, встретить новый год с Соней и ребятами и никогда в эту чащу не возвращаться! Нет, я не трушу, как я могу так низко пасть? Просто мне эти салки-догонялки-прятки по лесу опостылели, ну до жути! Всему есть предел, и есть конец! Ничего, вот пацаны вернутся с вещами, девчонки с этим северным черноземом или как там Тонька говорила, сварим зелье, составим как всегда план, нападем на замок, победим всех, и все будет хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь».
Ну вот, теперь мы с вами увидели - эта напряженная обстановка не нравилась Антону точно так же, как и Леше, и Антон от всего этого просто устал. Конечно, он хотел, чтобы все это кончилось поскорее, и все было хорошо. Такое банальное, но такое верное желание! Не знаю как вам, но мне чувства Антона понятны. Я бы уже, наверное, если попала в такую ситуацию, на стену лезла. А Рыбалин сидит и преспокойно чистит свою саблю. Ну, вот, и так начищенный до блеска клинок отложен в сторону, на очереди у молодого человека лежащий рядом личный пистолет системы Макарова. А мы же покидаем вторую комнату – больше нам тут, пожалуй, делать нечего.

Не будем терять временем даром – два шага и третья дверь. Что же, или вернее будет сказать, кто же за ней? Нашему взору с вами предстает еще одна картина – на сей раз на первом ярусе очередной кровати сидит Миша Красин – еще один представитель старшего мужского звена. В комнате он один, и причина такого одиночества роднит его в этот момент с Антоном – Мишин постоянный сосед по комнате или палатке в походах Ваня Синицын отбыл на задание к лагерной поляне, как и Кирилл. Миша занят таким же важным для себя занятием, как и Антон – сидя на своей кровати, он, ловко и умело действуя иголкой и ниткой (редкое и ценное умение для мужчин в наше время, тем более таких молодых!) латает свой старый и любимый черный походный плащ. Об этом предмете, который был столь же дорог для Михаила, как для Оладьина была дорога его поэтическая тетрадь и по совместительству в какой-то степени дневник, мы с вами уже слышали, помните? Одна из находок Даши и Вари минувшей ночью на ветке березы – обрывок старого плаща, который Даша узнала тотчас же. И вот сейчас Красин пришивал аккуратными и строгими стежками этот самый потерянный обрывок к своему многострадальному и боевому плащу, вернее, уже пришил, спрятал нитку и откусил ее за неимением рядом ножниц и нелепостью применения. Мало того, что он очень аккуратно и тонко залатал, но теперь он с любовью разглядывал каждый «боевой шрам» своего постоянного спутника в приключениях. Ведь с каждой заплаткой, с каждый швом и каждой дырочкой были связаны целые истории и приключения, воспоминания о которых так часто грели душу Миши в трудные или мрачные минуты. Держу пари, он сейчас думает именно об этом. Не верите? Проверим:

«Да, много нам с тобой, приятель, пришлось пережить! Экспедиции, походы, операции, сражения – всякое было, воспоминаний на целые тома книг хватит! Хотя зачем мне эти тома писанины и океаны букв, когда у меня есть мой любимый плащ, где каждый сантиметр – это целое воспоминание! Да я могу взять любое пятно, любую заплатку, любой шов – и тут же вспомню: когда, где, что это было. Вот, например, эта черная пуговица на горле – у меня ж была большая, металлическая, с буквой «К», на солнышке сверкала. Помню, как же! Это ж было тем летом, когда у нас в Жерновке гости были, а потом вместо похода на рыбалку мы ломанулись все вместе Рыбалку с Соней спасать, под Торжком дрались на льду с теми кренделями, Достоевскими кажется, или как их там, и Кристиной – она ж тогда встречалась с кем-то из них. Младший пустил мне в область сердца заклинание, а я поскользнулся, и удар приняла та пуговица. Обуглилась и едва держалась после этого. Вот и пришлось на эту, пластиковую заменить. Ну а вот этот шов, четко по спине – как будто не мой, кривоватый слегка. А, вспомнил! Это ж была осада Вознесенского, конечно! Я же раненый тогда лежал в госпитале, как раз в спину меня и ранило, до сих пор шрам остался, и мой плащ забрала, постирала и залатала Ниночка. А вот и след от ее стирки – с пятновыводителем она что ли переборщила – вот белое пятнышко осталось… Ну и пофигу что шов кривой и пятно от стирки осталось! Она же это от чистого сердца делала, меня обрадовать хотела, старалась, пока я без сознания валялся…. А сколько лет мы с ней, кстати, уже знакомы? Мы встретились как раз тогда, когда впервые встретили наших мелких, и в Орден вместе вступали – это был, получается, сентябрь седьмого года. На дворе у нас декабрь одиннадцатого, считай что уже январь двенадцатого… Получается, что четыре года и четыре месяца примерно… Уже четыре! Вообще не заметил как будто! И за эти четыре года столько всего было… Ну и к черту всех ее поклонников, ссоры наши, непонятки – люблю ее все-таки…»

Лицо Мишино приобрело мечтательно-нежное выражение, иголка с огрызком черной нитки так и осталась в его пальцах. Да, надо признать, что ничего – никакие испытания, никакие нелепицы, неурядицы, коварства судьбы, опасности – ничего не могло хоть как-то повредить этому нежному чувству между двумя такими разными, не лишенными пороков, но замечательными молодыми людьми, как Миша Красин и Нина Крюкова. Согласитесь, такая крепость чувств, верность и преданность – редкая и бесценная вещь в наш жестокий и ультрасовременный век. Да, уже по одному тому факту, что в этой угнетающей и неуютной обстановке ожидания и практически осады Миша не терял духа, не унывал, не думал лишь о том, чтобы вернутся домой, а предавался сладостным воспоминаниям о не менее опасных приключениях и размышлениям о Нине, можно сделать вывод о характере этого парня. Непробиваемый оптимизм, бодрость духа, способность к повседневной жизни. Можете, конечно, поставить ему в укор то, что он не думал о тех своих друзьях, которые отправились на опасную вылазку, не переживал за них и конкретно за своего лучшего друга Ваню, а думал о своей девушке. Но в защиту Михаила могу сказать одно – он не умел просто впадать в панику, не умел в случае чего думать самое худшее, просто и искренне верил, что с ребятами все в порядке, и они скоро вернутся. Такой уж это человек, Миша Красин. Ну, вот на этом, пожалуй, и оставим его наедине с его романтическими мыслями, и поспешим далее.

Входя в четвертую комнату, мы с вами не можем не отметить такой поразительной тишины в ней, именно тишины. Ничего здесь не нарушает ее, никакой шум – ни звук скользящего по странице стержня шариковой ручки, ни скрип тряпицы о блестящий клинок, ни звук вхождения иглы в ткань – ничего. Лишь только совсем тихое, заметное лишь для самых острых слухом сопение во сне. В четвертой комнате живут уже представители младшего мужского звена, и при этом самые скромные и интеллигентные – черноглазый и черноволосый «малыш» Сашка Шварц и высокий красавец с русыми кудрями и печальными голубыми глазами Валера Александров.

А вот, собственно, и они – Сашка мирно и тихо, лежа на правом боку и укрывшись теплым одеялом, спит спокойным сном и, судя по выражению его смуглого лица, снится ему что-то хорошее. Валера же не спит, отнюдь – он просто спокойно и тихо, не шевелясь, лежит на своей верхней полке и смотрит упорно, лишь изредка моргая, в одну точку – какой-то прямоугольник, толи бумажный, толи картонный, похожий на обычную фотографию из легендарного хита знаменитой эстрадной певицы - 9 на 12, который он держит в руках. Рядом с ним лежит раскрытая на самой середине слегка потрепанная книжка, название которой мы не сможем увидеть на обложке, да и не особо-то нам это надо. Больше всего нас интересует то, чем так заняты, очевидно, все мысли Валеры. Да, это действительно фотография, которую, наверное, он и хранит в этой книжке, вряд ли читая ее. Что же это за фотография такая? Если очень постараться, можно посмотреть на нее, не наделав лишнего шума. И это в наших с нами возможностях.
На фото изображена маленькая девочка, лет шести-семи, с двумя большими светлыми хвостиками и большими белыми бантами, одетая в школьную форму, в которой смотрится очень забавно и мило, с портфелем на узких и хрупких плечиках, с букетом белых роз в руке, детским и непосредственным взглядом больших серо-голубых глаз и простой застенчивой улыбкой. Не знаю, узнаете ли вы ее. Конечно, это Даша Храбринова, совсем еще маленькая, в свой первый день знаний – первого сентября 2006 года, еще без мундира, наград, крыльев за спиной, сапог и туфель на каблуках, меча в руках, дерзкой и несколько самодовольной ухмылки на губах – еще совсем другая… Валера у микрофона:

«Эх, Дашка-Дашка, кем ты была и кем ты стала? Ну вот что общего между той маленькой девчонкой, которая каждое утро заходила со мной в один класс, садилась за парту, тянула руку и бегала на переменах, заливая все своим милым смехом, и той тобой, которая сейчас – на каблуках, с оружием, носящейся по всей стране в погонях за приключениями и врагами, с этой ухмылкой на губах и дерзостью в словах и поступках, с этим рокочущим и страшным хохотом? Власть тебя такой сделала, власть, власть и твоя сила! Зачем ты стала такой, зачем? Командуешь, кричишь, дерешься, постоянно с кем-то ссоришься, вмешиваешься во все что попало, лезешь устраивать чью-то личную жизнь… а сама не понимаешь какая ты на самом деле. Наверно, та Даша, которую я знал, уже не вернется… Но я все равно люблю тебя и буду тебе предан всегда, какой бы ты не была – в самой глубине души ты самая замечательная. Эх, еще бы ты могла видеть меня и мои чувства, а не только препирается с Егором, хохотать с Андреем и подкалывать Костю – могла бы видеть что-то дальше своего этого тесного мирка…»

\Да, увидели мы в мыслях Валеры глубокую проблему, о которой раньше и не думали. Да, здесь была мучительная, безответная первая любовь к тому идеалу, который Валера мог увидеть и видел и в той первокласснице Даше и в этой грубоватой и беспардонной храброй командирше Дашке, к той душе, которую он умел видеть даже под образом девочки, которая обласкана Фортуной и собственной славой. И здесь было понимание того, что то, чем жили все ребята – приключениями, службой в Ордене, постоянными стычками, драками, волшебством другой жизнью, отличной от жизни обычных подростков – все это сильно изменило ребят, забрало у них очень многое, хоть и давало взамен свои дары – сделало их детство не таким, как у всех, сделало их не такими, какими были они в самом глубоком детстве. В этом была и романтика и была трагедия…

Нет, не подумайте, что Валера не был патриотом, не хотел служить Родине и состоял в Ордене лишь ради того, чтоб завоевать расположение Даши – ни в коем случае! Валере Александрову не было все равно на будущее его страны, но он умел очень тонко и чутко чувствовать и понимал то, о чем его друзья даже не задумывались. Он понимал, что они совсем другие, не такие как все обычные нормальные дети. Он понимал, что пока они живут в этом тесном, своем собственном мирке и держатся вместе, им не грозят никакие беды. Но и одолевала его такая страшная возможность, вернее понимание, что однажды, вопреки всем горячим клятвам и речам о вечной дружбе и нерушимости Ордена, им придется расстаться, войти в обычный и обыденный мир, который будет к тому времени чужим и тоскливым для них, и не все смогут этого вынести…

Грустно все это и очень, поэтому давайте поскорее оставим Валеру и его такие печальные мысли, тем более что он некоторые детали все же, как и любой романтик и впечатлительный мальчик, преувеличивал. Не думайте, что, открыв свои волшебные способности, Даша Храбринова так резко стала своим антиподом. Отнюдь, в детстве Даша совсем не была ангельского характера – этот идеал Валера все же дорисовал в своем воображении. Она всегда была девчонкой бойкой и честной, прямодушной и справедливой, не боялась вступать в конфликты, если того требовали интересы ее друзей, просто выглядела не так воинственно в школьной форме, как выглядела в своем фейском обличии. И Александров просто никак не хотел допускать мысли, что все те перемены, которые произошли с Дашей, не были плодами славы и волшебной силы, а простого взросления, пусть и специфического благодаря славе и силе. И да, Валера так никогда и не узнал того факта, что когда-то и Даша, как и он, переживала неразделенную симпатию и именно к нему, только в более раннем возрасте, чем сейчас, и более легко это перенесла. А если заключить что-то о характере Валеры, то он был совсем неплохим мальчиком, хорошо учился и был верен друзьям, но имел один огромный недостаток – страдал от проблем, которые сам себе придумывал в своей совсем неглупой голове. Такие дела, граждане…

А теперь давайте перейдем к Валериному соседу и близкому другу – Сашке Шварцу. Да-да, не удивляйтесь, мы проникнем сейчас в Сашино сновидение – этот процесс ничем не будет отличатся от проникновения в мысли – только ощущение будет несколько иное, совсем крохотное и мелочное различие – нас слегка крутанет в воздухе. Готовы? Вперед.

Вы видите, а вернее чувствуете это? Тепло, я бы сказала даже жарко! Солнышко светит в глаза, вокруг кружится рой веселых и немного бестолковых стрекоз, поют птички, а рядом столько всего зеленого – трава, кроны деревьев и даже крыша большого двухэтажного дома, который стоит здесь в нескольких шагах. Да, догадаться нетрудно – Саше снится лето, самое любимое его время года, снится его любимая дача с большим садом и речкой совсем неподалеку от высокого покрашенного черной краской забора, расположенная всего в трех километрах от Вознесенского – в деревне под забавным названием Сапожково. Признаться честно, Сашка при всем своем врожденном оптимизме и жизненной гибкости зиму крепко недолюбливал. Единственное, что ему нравилось в этом холодном, морозном и темном времени года – это Новый год и большие зимние каникулы – аж более двух недель! Но ничто не могло ему заменить жаркого, солнечного, зеленого и свежего лета! Тем более что летом был его день рождения – первого июля, в первый день второго месяца лета. Всегда на даче собирались в этот день все его друзья, поздравляли его, желали счастья, дарили самые разные и интересные подарки. Все вместе они шли на речку, где прыгали с маленького помоста в речку, брызгались, смеялись, визжали, радовались солнцу, лету, каникулам и жизни. Потом возвращались обратно мокрые и счастливые, с аппетитом ели все приготовленные мамой и бабушкой вкусности, а дальше играли во дворе до вечера, а уже вечером пили чай с большим и вкусным тортом, на котором он задувал свечки и загадывал желание. Оно у него было в последние два года одно – чтобы это счастье никогда не кончалось и все друзья каждый год собирались опять здесь и праздновали его день рождения. В общем, вы поняли – для Саши Шварца лето очень много значило.

Вот и сейчас мы видим воздушные шарики на перилах, пока совсем мало подарков на крыльце, под раскидистыми деревьями сада стоит пустой стол и куча стульев. Но сейчас тихо, очень тихо, еще утро, друзья еще не приехали. А вот смотрите на крыльцо! Распахивается дверь и по ступенькам вприпрыжку сбегает никто иной как сам Саша – в отглаженных бежевых шортах и красной футболке, в черных кроссовках, смуглое лицо так и светится от счастья и ожидания замечательного праздника. Собственно, сон Саша видит глазами самого же себя, а мы с вами видим не самого Шварца, а его душу. Не волнуйтесь, нас он не видит – мы для него невидимы, и ничто не потревожит такой замечательный и хороший сон юного романтика, в жилах которого течет хоть и немного, но все-таки немецкая кровь – предки Саши были обрусевшими немцами, чем мальчик очень гордился, хоть и считал Россию своей единственной Родиной. А теперь глядите – Саша пристально куда-то смотрит, вглубь сада. Где-то между старыми яблонями и молодыми вишнями мелькнул изящный, вероятнее всего женский силуэт. И вот он опять появляется, на сей раз уже выглядывает из-за дерева. Это женская фигура, я бы даже сказала девичья, тонкая и изящная, статная, в белом платье и белой шляпке. Но вот незадача! Лица не видно! Оно как будто размыто на картинке! И вот силуэт опять исчезает и петляет между деревьев. А Сашка все смотрит и смотрит, а потом пытается догнать таинственную фигуру, но безуспешно. Что ж, чтобы понять смысл этого сна, нам никакой сонник не понадобится – здесь все очень просто, если знать Сашину натуру. В который раз вы, наверное, слышите от меня, что Шварц был большим романтиком и мечтателем, часами мог где-нибудь лежать в саду под раскидистой яблоней и мечтать о чем угодно – от маленького домика на песчаном берегу моря и до прекрасных девчоночьих портретов, которые он в основном придумывал. Для портретов возраст был как раз подходящий – прошедшим летом 2011 года Сашке исполнилось двенадцать лет. Да, как все, он мечтал о прекрасной девочке, которую он когда-то спасет от опасности и которую он будет любить, но мечтал сильнее, чем все. Вот и сейчас ему снился очередной портрет, вот только очень смутный и размытый, таинственный – и Саша уже во сне мечтал, что он разгадает эту тайну и увидит лицо этой девушки. Ему снился его настоящий идеал. И именно в этом и был с виду небольшой, а на самом деле серьезный недостаток Сашиной натуры. Шварц был идеалистом, причем фанатичным, он не уставал рисовать себе несуществующие, придуманные им идеалы и, как правило, безуспешно искать их, не замечая, что и в реальной, серой и приземленной, как ему казалось, пусть и приукрашенной волшебством жизни есть, что и, главное, кого любить. Хотя порой Александр ловил себя на мысли, что ему очень симпатична его одноклассница Полина Лямина. Но идеализм заглушал эти просветы сквозь лиловую густую пелену фантазии и воображения, и Саша вновь бросался с головой на бесплодные поиски идеалов. Такие особенности есть у многих подростков, не только у Сашки Шварца. С возрастом это, конечно, улетучивается, исчезает, мечтатель опускается на землю и начинает в плане мечт под влиянием уже полученного жизненного опыта жить скромнее. Вот только к этому моменту может быть уже поздно. Думаю, вы сами понимаете, что может быть поздно - к этой ситуации хорошо бы подошли строчки из одной известной и замечательной песни: «Если он уйдет – это навсегда, так что просто не дай ему уйти!». Но это уже другая тема и другая история.

А пока возвращаемся из Сашиного прекрасного сна обратно в тихую и умиротворенную комнату №4 и поспешим оставить Валеру наедине со своими грустными мыслями и фотографией, а Сашу со своим милым и мирным сном – нас ждут следующие комнаты.

И вот мы уже возле комнаты №5 и уже здесь, перед дверью, мы понимаем, что в этой комнате очень весело и отнюдь не так тихо, как в соседней. По ту сторону дверей мы слышим довольно громкий хохот, какой-то шум и несмолкаемый говор. По всем этим деталям не трудно догадаться, кто может тут жить – это, конечно же, Никита Каховский и Андрей Грузинский. А вот почему нетрудно – это вы поймете, когда мы перейдем порог этого островка веселья и жизнерадостности на фоне общей тишины, где-то даже угнетающей.

Что же мы видим здесь? Чем занимаются обитатели этой комнаты и почему им так весело? Никита, кареглазый, крепко сложенный, небольшого роста, курносый, с всегда коротко подстриженными темно-русыми волосами и уже немного накаченными мышцами так и олицетворял природную физическую силу, крепкое здоровье и спорт своим всегда румяным и здоровым лицом. Вот и он: упорно и терпеливо отжимается на полу на разный лад – на кулаках, на ладонях, с небольшими подпрыгиваниями и так далее, про себя своим хрипловатым голосом считая, сколько раз он отжался. Даже сейчас слышим: «Двадцать семь, двадцать восемь…». По его лицу сбегают капельки пота, он уже заметно подустал, но Каховский, как настоящий спортсмен и атлет (Никита был футболистом и притом весьма перспективным) терпел, проявлял всю свою выработанную за двенадцать лет жизни силу воли и делал все, чтобы закончить дневную норму упражнений.

Рядом с ним, на полу, сложив ноги по-турецки, сидит его близкий друг и самый большой болельщик – весельчак и балагур, болтун и шутник Андрей Грузинский, такой же невысокий, если не сказать маленький, с темно-русыми волосами, несколько другого оттенка, чем у Каховского, с орлиным носом и глубокими карими глазами. Андрей же занят тем, что развлекает своего друга, рассказывая очередные свои фирменные истории, немного приукрашенные анекдоты о похождениях «звезды его подъезда» - соседа с нижнего этажа, алкоголика дяди Толи Тарабовского, который был любимым персонажем баек Андрея наряду с другой такой «звездой» - тетей Риммой Яровой.

Андрей вместе со своей болтливостью был блестящим рассказчиком, его всегда было интересно послушать. За это, а еще за веселый и легкий нрав, хорошее чувство юмора, друзья его и ценили, за исключением Кости, который считал его обыкновенным болтуном и сумасбродом, и Егором, который не понимал юмора Андрея и предпочитал свои грубоватые шутки. Эта неприязнь и натянутость была большой и многолетней проблемой Ордена, хотя, к радости Даши и всех остальных, последним летом в отношениях настало некоторое потепление после того, как Андрей спас Егору жизнь (но это уже другая история).

- И тут дядя Толя такой хватает бутылку да как швырнет в этого мужика! Промахнулся, повезло дядьке! Дядя Толя ж решил с какого-то перепою, что у него квартиру хотят отобрать – а мужик просто хотел спросить дорогу, как к тридцать восьмому дому проехать – ха-ха!
Никита сквозь счет и потяжелевшее дыхание хихикнул и спросил:

- А с чего он решил, что квартиры-то отбирать будут? Тридцать два, тридцать три…

- Да Риммусик тогда по подъезду бегала и орала «Люди добрые, шо делается, выгоняют нас, честных тружеников с квартир наших!!!»

- А эта-то «труженица» с чего так подумала?

- К ней просто с «Домкома» приходили, счетчики поставить предлагали на свет и воду!

И тут Никита окончательно сбился со счету, рухнул на пол и в один голос с Андреем громко захохотал, представив всю рассказанную другом историю вживую.

В головах этих парней мы не найдем ничего такого, что мы наблюдали в прошлых комнатах – Андрей и Никита не травили себе душу несуществующими и надуманными проблемами и ностальгией о «нормальном детстве», не погружались в романтические мечтания, не предавались воспоминаниям о приключениях и не грызли себя страхами за друзей. Эти ребята жили в основном сегодняшним днем, особо не вспоминая (за редким исключением) прошлое, не думали о том, что будет дальше с ними и какие их ждут опасности. Их интересовало исключительно сегодня и, как и Миша, они твердо верили, как в Бога, что с их друзьями все в порядке и что в итоге все кончится хорошо. И в этом, пожалуй, было больше плюсов, чем минусов. На этом и оставим ребят, а байки Грузина, как друзья звали Андрея из-за фамилии, о похождениях дяди Толи и тети Риммы и еще много каких колоритных персонажей мы еще с вами не раз услышим и вместе с рассказчиком от души посмеемся.

А дальше, к сожалению, нас ждут две запертые на ключ двери – это комната №6, где живет Славик Морозов (единственная комната-«одиночка») и комната №7, в которой живут неразлучные друзья и практически родные братья – Егор Колесников и Костя Елавин. Все трое, как мы помним, отправились на опасное задание в районе брошенной лагерной поляны и до сих пор не вернулись…

И вот на этом мужская половина «штабной общаги» кончается – далее следует вторая часть комнат, принадлежащая женскому отделению Ордена Лани. Но с этой частью штаба и с мыслями девочек мы с вами познакомимся несколько позже, а пока мы, наконец, послушаем увлекательную повесть о приключениях Вити Елавина, если вы еще об этом не забыли. Вперед, в лагерь! Виктор ждет только нас!