Учение

Горный холодный воздух, проникая в громоздкое здание, врезанное  в гору огромными пещерами и туннелями, согревался от пыла углей в широких жаровнях, расставленных посреди залов, и окрашивался запахом всяческих благовоний. По всему строению распространялся гул, казалось зависший, густой, возникший от легких вибраций медных чаш, которых было не меньше сотни. Тем не менее, в этом звоне не тонули другие звуки, и можно было  с легкостью услышать шаги и уловить на кончике уха дыхание, проходящего рядом монаха.
Напротив огромных массивных дверей, в дальней точки зала, обители величественного духа, сидел на подъеме в позе Лотоса монах. Одеяния его были из шелка, халатоподобные. Глаза сомкнуты. Сознание находилось в созерцании и не одной мысли в его голове, лишь ощущение бурлящей пустоты. И ничто не могло отвлечь его, без его желания. Вид его, был величественным и любой вошедший  был бы поражен увиденной картиной открывавшейся ему. Взгляд вошедшего застал бы монаха, словно парящим  над жаровней и вид его искажался бы раскаленным воздухом, извивающимся змеиным узором, стремящимся к потолку.
Величественные двери, ни разу ни кем не открытые несколько лет как, были приведены в движение. Главный зал наполнился шумом вьюги бушующей во внешнем мире. В обитель вошел человек в огромных заснеженных одеждах, изнемогающий от тяжести проделанного пути. Двери схлопнулись, оградив собою храм от буйства природы, забрав с собой некогда обволакивающие все помещение вибрации чаш.
Стояла тишина, нарушаемая лишь треском углей в жаровне. Величественный монах открыл глаза. Сквозь раскаленный воздух увидел путника с силой скинувшего на пол свою запорошенную снегом меховую накидку.
- Ты обманул меня! - крикнул гость, оправляясь от отдышки и боли в груди – твое учение ложь!
- И в чем же? – спросил монах.
Его лицо не уродовала ни одна эмоция. Казалось, что он не только знал, но и ожидал, что тот вернется в место своего духовного становления и будет изрыгать с криком упреки. Голос мастера был ровным, твердым, не разносился эхом, но был четко слышим в зале. Голос же усомнившегося в учении был отрывистым, гулким, раздающимся по всему строению.
- Ты говорил о счастье, о мире, о любви. Ты учил меня добру, вере, правде. Но мир не таков! Он пережевал меня и мои истины и выплюнул. Посмотри на мое лицо! Оно изуродовано… Я прошел через ад в поисках того, о чем ты мне ведал, но не нашел… каждое твое слово ложь…
Страждущий все еще давился воздухом и корчился от боли в груди. Смотря исподлобья, он выкрикнул свой монолог и опустил глаза в пол. На его глазах проступили слезы из-за душевных мук, из-за предательства, из-за изнемогания от нехватки мудрости и покровительства в его скитаниях от человека сидящего теперь напротив него.
- А почему я должен был говорить тебе правду? – с прежним спокойствием произнес монах.
Странник, было, хотел зарыдать, но такой вопрос его обескуражил. Словно сразил одним хлестким ударом в спину. Он судорожно пытался его расслышать будто в надежде, что ослышался и эта фраза лишь выдумка, иллюзия, самообман. Глупый самообман. Сказанное мастером сотрясло его. Он впал в оцепенение.
- Истина такова для тебя, какой ты познал ее сам… Ибо мы все глупцы в этом мире, пытаясь познать истину, не видим ее и в упор, придумывая себе обман поудобней.- сказал мастер с прежним спокойствием – Я не лгал тебе и то что открыл тебе мир тоже правда.
Путник потрясенный, чувствуя вину пред учителем и из-за давления прошлого, рухнул на колени в глубоком поклоне, лбом дотронувшись до пола. От него послышался не разборчивый лепет плача не доходивший до ушей мастера. И вновь в зале воцарилась тишина с ароматом и призвуком тлеющих углей. Время застыло и не двигалось. Положение ученика и учителя было недвижимым.
- Твое обучение кончилось. Теперь тебе нужно отдохнуть. Пойди прочь.- произнес мастер и закрыл глаза.