Мама

Катя рыдала. Кажется, впервые за этот год. Обычно она орала, визжала, выла, накидывалась и материлась. Но сейчас она медленно стекала вдоль мраморной колонны и больше не сдерживала своих слез. Воздух с большим трудом приникал в нее. Казалось, что внутри нее образовалась какая-то гигантская пробка.

Как рыба она открывала рот, обхватив голову. Ее трясло, мысли как в калейдоскопе сменялись одна за другой. Ей стало чудиться, что это лишь страшный сон, кошмар. Да-да, сейчас она проснется и все закончится. Гримаса с улыбкой застыла на лице на пару мгновений. Она не просыпалась.

Этим утром Катя собралась слишком быстро. Маленький человечек закатил очередную истерику ночью, в ее ушах все еще звенело. Возвращаться в постель совсем не хотелось. Девушке не исполнилось еще и восемнадцати, но она уже успела стать мамой. Мамой-одиночкой. Девятый класс пришлось заканчивать экстерном.

— Заткнись, Толя! Заткнись ты!

Мальчик родился смышленым. Но он был слишком похож на мудака, который передал ему свой генетический материал, поэтому Кате было трудно увидеть в нем что-то полноценное. Она видела в нем только укор, наказание, проклятье за один приятный вечер. Лучше бы его никогда бы и не было.

— Надевай эту херню, мне некогда. Опоздаем.
— Мама?
— ***ма!

Катю колотило. Соседка матери сообщила, что она снова пьяная и орет на кухне. Катя ненавидела эту коммуналку. В первый класс ее отвела бабушка, пока маман спала свесившись с кровати. Во втором бабушка снова была рядом. И в третьем. И в седьмом. В восьмой раз этого не получилось — пожилой женщины не стало.

— Мама…
— Жди за дверью, я выхожу.
— Гулять?

Девушка хмыкнула.

Сегодня она собралась ехать к родителям мудака за алиментами. Профессорский сын имел надежный тыл за спиной. Чтобы правда не всплыла на свет, мамы-папы готовы на многое. Бессонная ночь и, как следствие, отвратительное настроение все еще давали о себе знать, но надежда на новую помаду сегодня приятно грела душу.

— Дай мне руку. Вот так.

Психологи дали бы этому какое-то красивое название, но ни Катя, ни Толик ничего бы из этого не поняли. Мальчишку почти никогда не брали на руки, не гладили по голове. Его не били. Только крик, только истерики. Ему смертельно не хватало тактильных ощущений. Когда она брала его за руку, внутри него словно все замирало.

— Ты можешь идти быстрее? Я тебя ждать не буду.
— Собачка…
— Псина это. Иди-иди, кому говорю!

Толик вздохнул по-взрослому.

В метро было многолюдно — как всегда. Девушке удалось протолкнуться лишь во второй поезд. Бабенки рядом с ней — одна в драповом пальто и лиловом берете, другая — в зеленом пуховике — оглядели девушку с ребенком со всех сторон и отвернулись в разные стороны. Каждая пыталась сделать вид, что в черном тоннеле за стеклами увидели что-то интересное.

— Следующая остановка — … проспект — пробурчал, невнятно пробулькал голос из динамиков через какое-то время. Прошла только половина пути. На ее счастье, бабенкам пришлось встать. Периферийным зрением девушка приметила, что какая-то пожилая леди наметила свой глаз на одно из мест.

— Толик, быстро сел.

Наконец можно было ехать в комфорте. Катя достала наушники. Боже, как ей не хватало музыки. Исполнительна что-то вдохновенно вещала про летнюю грусть. Все лишние звуки ушли прочь. Мальчонка захлопал глазами и очень скоро уснул, привалившись немного на женщину слева. Катя закрыла глаза и стала думать о свадьбе. Не о своей, конечно — кому она такая нужна с этим — но помечтать все равно приятно.

Через какой-то промежуток времени встроенный хронометр в ней засигналил: пора! Катя вытащила наушник из уха и слышала знакомую «…скую». И правда - пора! Она месте. В другом ухе та же певица что-то мурчала про молодых и прекрасных. Девушка улыбнулась и поспешила к выходу из вагона, расталкивая людей-селедок. Пора-пора, деньги! Утро раннее, дел невпроворот.

Как приятно очутиться на прохладной платформе после душного вагона. Как мало человеку надо для счастья. Катя глубоко втянула в себя воздух и непонятно чему теперь улыбнулась. Как-то свободно стало. Знаете, как это бывает? Словно груз какой-то с души свалился.

— Блять! Толик! Блять, я!

Ее затрясло. Толик уехал дальше. Катя рыдала. Кажется, впервые за этот год. Обычно она орала, визжала, выла, накидывалась и материлась. Но сейчас она медленно стекала вдоль мраморной колонны и больше не сдерживала своих слез. Девушка испугалась самой себя. Как она так могла?

Нет, ну что за дура, какой ребенок? Какая идиотка может забыть про своего ребенка? Ей стало чудиться, что это лишь страшный сон, кошмар. Да-да, сейчас она проснется и все закончится. Но ничего не происходило. Ей казалось, что прошла вечность. Она увидела все —и свое прошлое, и настоящее, и будущее — хотя не прошло и минуты. Какая то рука подняла ее с пола.

— Ты чего тут растеклась?

Дородного вида дама смотрела на нее лицом, по которому блуждали вереницы эмоций - и жалость, и недоумение, и брезгливость, и стыд, и страх…

— То-то-толя! Толя! Уеха-а-а-ал. А я… Я…
— Ой ты, Господи! Толя! Уехал и уехал, знаешь сколько Толей таких у тебя впереди.
— То-о-о-оля. Сыночек мой.
— Что-а? Что ты сказала?

Дородная дама смотрела на девчонку и не понимала, шутит та или нет. Так и не решив до конца, кто она, дама потащила ее к станционной смотрительнице — или как она там.

— Срочно остановите поезд! Эта дура там ребенка забыла.
— Что-а? Что-а-а? Ребенка!
— Ой ты ж, Господи, и эта туда же!

Звонки, вызовы, переговоры. Катя хлюпала носом и не верила, что она такая дура дважды. Почему она сразу сама не пошла к этой смотрительнице?

— Да, да! Что? Тут она тут. Вы серьезно? Да она же совсем девчонка, вы чего! Оставить.

Катя затряслась.

— Слушай ты, дура! Через станцию тебя уже ждут, быстро езжай, а то парня в отделение увозить собрались.
— Как-как-какое деление?
— Отделение, дура!

Дородного вида дама схватила ее за руку и поспешила к платформе. Если бы Катя знала, что такое сомнамбула, то она смогла бы здраво описать свое состояние. Ее душа рыдала, а мысли-волчки раскрутились с еще большей силой. Она себя ненавидела. Новое для нее чувство открылось резко и сожрало ее от головы до кончиков пяток.

На руках полицейского сидел сонный мальчик и разглядывал его темную форму. Катя кинулась к ним. Если бы дородная дама не успела подхватить ее, то та бы растеклась на полу.

— Толя! Толя! Милый мой! Толик…

Она прижала ребенка к себе и целовала его в макушку, руки, щеки, снова в макушку. И полицейский, и ее спасительница стояли рядом и смотрели. Глаза мужчины предательски стало резать — слезы подступили совсем по-предательски. Дама рыдала и смеялась одновременно.

— Тетя! Тетенька… Вы…

Не закончив фразы, Катя кинулась на шею к дородного вида даме, держа его при себе.

— Ах ты ж… дура ты! Дура ты, стоеросовая! Дубовая!

Женщина и девушка зарыдали пуще прежнего, да теперь и Катя и смеялась, и плакала. Толик абсолютно ничего не понимал, он даже не успел осознать, что мамы не было с ним рядом - для него разлука промелькнула словно миг. Девушка повторяла и повторяла одну ей известную молитву, благодаря всех богов и людей на свете.

— Какой у вас мальчишка хороший, спокойный. Дай мне пять, дружище!

Полицейский потрепал мальчика по голове и двинулся в сторону эскалатора.

— Как же на тебя мальчонка похож, дура! Береги его!
— Я не дура, я — Катя… И… Спасибо! Спасибо вам, тетенька!
— Береги его, Катя-дура, говорю тебе! Это душенька ангельская.
— Знаю, теперь знаю…

Дородная дама вытерла рукой слезы со щеки девушки и незаметно сунула другой в карман девушки несколько бумажек. И уехала.

Катя так и стояла посреди зала и не могла не налюбоваться на Толика.

— Глаза-то и правда — как мои…

Для того, чтобы открыть бутылку вина, надо сильно загнать штопор внутрь пробки, а потом сильно потянуть. Для того, чтобы проснулся матерински инстинкт, иногда нужно сделать что-то подобное. Катя шла по улице утренней Москвы и вела за руку своего сына, своего Толика.

Она еще не знала, что ее ждет в новом дне, но поклялась прожить его и тысячи последующих ради мальчишки. Говорят, что люди не меняются никогда, не то что за час. Может, это и правда, но жизнь — она такая разная…

— Мама?
— Да, Толик.
— Почему ты плакала?
— Потому, что люблю тебя.
— А там — кошка.
— Не беги к ней, Толик! Может, она блохастая! То-о-олик!

Максим Кобзев
17 августа 2015 г.