Three days without Olesya

Когда Олеся уезжала, я думала, что у меня наконец-то появился шанс продемонстрировать всему честному люду свою самостоятельность. Когда-то мама считала, что я ни на что на свете не гожусь, теперь же так считает Олеся. У меня иногда закрадывается мысль, что она живет со мной только из жалости. Поэтому я во что бы то ни стало докажу, что я способна выжить одна! Пусть и всего три дня.
Но как только за Олесей закрылась дверь, моя уверенность пошатнулась. Не слишком ли я была опрометчива в своем решении? Так, хватит. Я взрослый человек! Ну, почти.
На всякий случай я сверилась с паспортом, что я действительно взрослый человек, и откосить от выживания не выйдет.


Еду, оставленную Олесей, я съела к середине дня. Нет, она приготовила достаточно на день, просто от безделья во мне проснулся жор. Честно говоря, у меня была куча дел, я уже проигнорировала пять или шесть звонков от редактора, но почему-то именно сейчас мне захотелось впасть в меланхолию и впервые за N месяцев посмотреть телевизор. Как его вообще смотрят люди?
Я остановила свое внимание на каком-то безумно популярном телешоу, судя по тому,  что оно идет в четыре часа вечера. Студия выглядит как арена, на полюсах которой два стола, за одним только женщины, за другим, соответственно, только мужчины. В духе задумки  ведущих тоже двое: с виду умная женщина, которая всеми своими фразами пыталась разубедить всех в наличии у нее интеллекта, и престарелый саркастичный циник. В его лице умерла лучшая половина умерших людей. О мертвых только хорошее. Впрочем, я отвлеклась.
Шли жаркие дебаты на тему отсутствия понимания между мужчинами и женщинами, ух, я почти физически ощутила, как у участников беседы подгорают все социально активные части тела, но они не могут найти компромисса ни по одному из вопросов, вероятно, слишком вжились в роль, особенно женская половина. Вот придет домой такая столбовая защитница прав женщин и будет борщ варить, муж им наестся да и отравится всей этой феминистской ерундой, которая любящая жена в кастрюлю вылила, а она потом еще переживать будет, по врачам бегать. Все может кончиться менее трагично, если домой вернется столбовой защитник прав мужчин и начнет разглагольствовать, что у женщин, дескать, души нет и голосовать им на выборах нельзя, жена ему все свои феминистские напевы в кастрюле на голову выльет, вот и вся трагедия. Подумаешь, шубу купить придется потом...
В общем, я решила, что это самая бестолковая передача, не считая новостей, которые я, к слову, тоже стороной не обошла, ведь четырехчасовые новости - это та еще забава, помню, в детстве очень любила их смотреть, а все потому что там политики нет, этого я вообще не люблю.
Итак, что у нас нынче в мире нового: во Владивостоке кот застрял в канализации, его нашли через неделю, все восхищаются, что он остался жив; в Мурманске аномальная для этого времени года жара - 6 градусов выше нуля;  отдыхающих в Сочи на 10% больше, чем в прошлом году;  в село Сосновка, что в Якутии, проложили асфальтовую дорогу, жители счастливы, встречают строителей хлебом с бобровым жиром и дарят им талисманы из лосиных рогов. Я решаю, что в стране все в порядке.
Следующий канал, который зацепил мое внимание, - музыкальный.  Точнее, внимание привлекли внезапно мелькнувшие яркие серебристые панталоны. Простой танцевальный бит без особых наворотов, куча девушек в синих шортах и лифчиках с американским флагом, парень, который открывает рот, видимо, исполнитель, в джинсах и жилетке, расшитой паетками, они танцуют, сцена клуба, темнота и куча огней, опять девушки, они уже в одних трусах с тем же американским флагом, опять тот парень, но уже в синих шортах, какие были у девушек, он открывает рот, они танцуют, что-то происходит, какие-то машины, видимо, из тех, которые считаются крутыми, девушки танцуют на них, сзади взрыв, клип заканчивается.
Я зависла с поднятой рукой, в которой держала пульт. Кажется я запомнила текст песни:
"Да, ты моя, ты моя,
Я вижу, что ты хочешь,
Я вижу, что ты любишь,
Ты моя секси бомбина,
Я вижу, что ты хочешь... мою машину!"
Я решаю, что лучше этого текста я еще не слышала. Особенно меня тронул момент, когда парень поет: "Детка, что ты делаешь, вот это да! Я знаю, что ты хочешь, ты хочешь ее?" И девушки орут: "Да!" Это потрясающе. Интересно, что об этом клипе сказали бы защитницы прав женщин из первой программы?
Я решаю похлопать.
И выключаю телевизор от греха подальше.


А вот что делать дальше, я не знаю. Возможно, стоит приготовить поесть. Меня пробирает дрожь.
Я заглядываю в ящики на кухне в поиске чего-то, чем можно было бы отравить участок Земли радиусом в километр на несколько лет. Нахожу гречневую крупу и макароны. Внезапно я думаю о том, не пост ли сейчас? Меня действительно начинает интересовать этот вопрос, и я задаю его поисковику. Он меня уверяет, что сейчас как раз пост. Я ахаю: неужели макароны в пролете? Покачав головой из стороны в сторону, я читаю состав макарон. Мука и вода, говорит мне упаковка. Я верю ей и, поблагодарив за честность, вскрываю, зная, что никакие табу мной не нарушены. Хотя я вообще никогда не пощусь.
Я решаю довериться упаковке и по части приготовления макарон, производитель оказался очень мил и указал рецепт для подобных мне чайников. Все предельно просто: засыпать в кипящую воду, варить десять минут. Потрясающе!
Когда пузыри кипящей воды достигают удовлетворяющего меня размера, я осторожно засыпаю макароны. Потом решаю, что второй раз мне будет лень их варить, и насыпаю еще. И еще. Внезапно пакет выскальзывает из рук и макароны заполняют кастрюльку целиком. Я застываю с выражением лица, как будто я засунула в рот лампочку и осознала, что не могу ее вытащить.
Так, ладно, спокойствие, думаю, это не беда. Я беру ложку и пытаюсь размешать мучное кипящее месиво. Несколько макаронин падают на плиту. Пять минут, значит, да? Решив, что все очень даже неплохо, я сажусь за ноутбук и сообщением заверяю Олесю, что я успешно сварила себе макароны. Почувствовав тонкий аромат гари, я стираю слово "успешно".
Сняв кастрюлю с плиты, я искренне недоумевала, почему пахнет гарью. Но, кое-как отодрав немного макаронного месива, я узрела дно кастрюльки, которого не было видно за толстым слоем коричневой гари. С выражением лица, как будто мне в глаза прыснули сок лимона, я закрыла кастрюльку крышкой.
Но есть все равно хочется, и я решаю, что остальная часть макарон безопасна. Зря. Решив, что кетчуп решит проблему, я заливаю им комок сваренной муки. Выглядит как расчлененный колобок. Я фотографирую свое творение и отправляю другу, который иногда не прочь побеседовать на тему пастафарианства. Он говорит, что такого богохульства в жизни не видел.
Я пробую. Через десять минут возвращаюсь с двумя пакетами заварной лапши из магазина.
Встал вопрос того, что делать с кастрюлей. Я попыталась отодрать гарь ото дна всеми возможными и невозможными способами. Ничего не вышло. Решив, что кастрюля будет отличным гробом, я сваливаю в нее макаронного монстра.
Как только на улице стемнело, я намотала на шею шарф, завернула кастрюльку в пакет и вышла во двор своего дома. Неожиданно я обнаружила, что копать землю мне, в общем-то, нечем, не руками же. Я замечаю забытую в песочнице детскую лопаточку. Все лучше, чем ничего.
При свете полной луны я закапываю кастрюльку с запертым в ней навеки макаронным монстром. Покойся с миром. Алюминь.
Дома отсылаю тому же другу фотки похорон. Кажется, он готов подать на меня в суд за оскорбление чувств верующих.


До самого рассвета не могу уснуть из-за того, что пугаюсь каждого шороха в квартире. Обычно я всегда ложилась спать только тогда, когда домой возвращалась мама, а потом Олеся, поэтому всю ночь провалялась под одеялом с телефоном в руках, пытаясь себя убедить, что я не боюсь, а просто не хочу спать.


Просыпаюсь в обед от звонка редактора. Спросонья не сообразив, взяла трубку и получила полный разнос. Кажется, что я опять пропускаю срок. Редактор говорит, что творческий кризис на этот раз не прокатит. Я говорю, что у меня написано одно предложение. Редактор говорит, что к завтрашнему вечеру должно быть пятьдесят страниц. Я начинаю плакать. Редактор спускает планку до сорока страниц. Я плачу еще. Редактор кладет трубку. Не получилось.
Я отбрасываю работу до лучших времен и пытаюсь уснуть снова, но у меня не получается. В итоге я включаю ноутбук и пытаюсь продолжить свою писанину. Вот вроде бы все есть: идея, продуманные персонажи, ситуация, но все в голове, а писаться оно не хочет. Решаю, что мне поможет кофе.
Но и он мне не помогает. Я поставила один пробел. Просто пробел. Не знаю, зачем.
Когда я говорила, что у меня написано одно предложение, я имела в виду это:
"Вечерело".
Все. Больше у меня ничего нет. Зато никто не придерется, что это не предложение. Все по нормам русского языка написано, тут уж извините, правила таковы, так можно, не надо тут. Конечно, редактор скажет, что это издевательство. От этой мысли я почти впадаю в депрессию.
Но вдруг выхожу из нее и с видом человека, придумавшего нечто гениальное, ввожу в поисковике "как найти вдохновение". Как я раньше не додумалась?
Интернет советует разные вещи, но чем больше я читаю, тем больше убеждаюсь, что мне втирают какую-то дичь. Но на что только не пойдет творец ради достижения цели. Я решила начать по порядку.
На первом сайте посоветовали медитировать. Я достала свои маленькие свечки в алюминиевых подставочках для создания загадочной атмосферы, зажгла три штуки, повязала на голову  носовой платок Олеси, чтобы энергия галактики концентрировалась в голове, а не где-то еще, и села на пол. Сложила ноги по-турецки, пальцы колечком и закрыла глаза.
Сижу.
Так, нужно думать о вдохновении. Сконцентрироваться на собственных чувствах, найти мост в подсознание, найти потаенные уголки своей личности и извлечь из них то самое...
У меня заурчал живот. Вот и вся медитация. Благо, осталась лапша.


Следующий совет: заняться чем-нибудь новым. Нет, спасибо, хватило мне готовки и просмотра телевизора. Так, что дальше? Обратить внимание на то, что происходит вокруг и извлечь из этого что-нибудь интересное. Я оглядела комнату. Видимо, единственное, что тут активно происходит, - это мероприятия паука Василия по плетению паутины. Возможно, где-то активно передвигается таракан Генадий, но этого не видно. Я решаю, что насекомые неинтересны.
Я решила зажечь отцовы ароматические палочки. Забавно, что они, должно быть, мои ровесники. Около получаса я смотрела и дула на дым. Вдохновение не пришло.
Я снова была близка к тому, чтобы впасть в депрессию, но что-то живот скрутило, и я побежала в туалет. И тут-то меня осенило...


В половине восьмого утра я поставила точку в сорока девятистраничной повести. Потрясающе. Я вылила в фикус остатки холодного кофе и посмотрела в окно. Спустя минут пять сообразила, что сигарету можно выплюнуть, а темные очки снять. Вы не подумайте, я не курю, это для вхождения в образ.
Спать мне абсолютно не хотелось, но как только моя голова коснулась подушки, я отключилась.


Меня снова разбудил звонок редактора. Он сказал, что сейчас приедет.  Ничего не говоря, я положила трубку. На часах половина второго.
С кружкой кофе в холодных руках (давление опять низкое, наверное) я с отсутствующим выражением лица наблюдала за детьми на площадке. Они бегали и прыгали, толкали друг друга и громко кричали. Мамаши стояли чуть поодаль и пристально следили за ними. Я восхитилась их выдержкой: они могут стоять так несколько часов и не жалуются! Вот я бы не смогла.
Через полчаса приехал редактор. Звонок донесся до меня откуда-то издалека. Я оставила холодный кофе на подоконнике и открыла дверь.
Он выглядел виноватым. Кажется, у него в руках торт. Йогуртовый. Я киваю на все его слова. Он осторожно спрашивает, все ли со мной в порядке. Я показываю ему палец. Большой.
Не приглашаю его на чай, знаю, что все равно откажется. Думаю, его особенно смутило отсутствие сожительницы, он спросил об этом, я махнула рукой. Напоследок он спросил про работу, я кивнула, он ушел довольным.


Итак, это последний вечер перед приездом Олеси!
Я встаю посреди квартиры, уперев руки в боки, с неизменным олесиным носовым платком на голове и маской на лице, чтобы не чихать от пыли. О да, я собралась убираться!
Из моего горла вырывается злобный смех под стать ведьмам из кинофильмов. У меня на вооружении: тряпка для пыли, тряпка для пола, губка, чистящее средство для сантехники, чистящее средство для пола, чистящее средство для стекол, хозяйственное мыло, швабра, ведро десятилитровое, ведро пятилитровое, тазик, щетка и пульверизатор. Я осматриваю свой арсенал с гордостью: я гроза грязи в этой квартире!
Первое правило человека, принявшегося за уборку: выяснить степень уборки. Согласитесь, разные ситуации требуют разных видов уборки. Когда должны прийти гости - легкая уборка, то есть смахнуть пыль, убрать разбросанные вещи, подмети сор с пола. Еженедельная уборка требует более серьезного подхода: вымыть пол, вытереть всю пыль. Уборка перед приездом мамы - почти генеральная: вымыть пол, включая участки под диваном, креслами и коврами, вытереть пыль, причем под статуэтками и книгами тоже, вытрясти подушки и покрывала, вычистить коврик в прихожей. Ну, и генеральная уборка - это просто перевернуть всю квартиру в попытке вымыть невымываемое и  убрать неубираемое, обычно приводит  к мыслям о ремонте и разочарованию собственным жилищем, поэтому ее лучше вообще никогда не проводить.
Я решаю, что Олеся не мама, да и со времени последней уборки прошло не так много времени, поэтому я останавливаюсь на второй степени. Извиняюсь перед большей половиной своего арсенала и оставляю их до лучших времен.
Ни разу не мыла пол шваброй, поэтому, думаю, самое время попробовать. За раз решаю вымыть под диваном. Распластавшись на линолеуме, мотаю палкой туда-сюда. Через пару минут решаю, что там уже,  наверное, довольно чисто. Вытягиваю швабру и ужасаюсь: кажется, на тряпке сейчас целая вселенная. Поднимаясь, ударяюсь головой об подлокотник.
Дальше я принимаюсь за чистку окон, беру средство для мытья стекол, с гордым видом сжимаю ручку пульверизатора, поднимаю его вверх и решаю сделать величественный пробный пшик в воздух. Не противостою желанию вдохнуть свежесть и мгновенно закашливаюсь. Вся эпичность момента сломана.
После трудоемкого оттирания стеклянной поверхности стола, я вдруг понимаю, что пыль обычно протирают до мытья пола. Поразмыслив еще пару мгновений, я делаю вывод, что поезд ушел, потерянного не догнать, поэтому просто плюю на пыль.
С чувством выполненного долга, я встаю посреди квартиры и, потирая шишку на голове, с гордостью осматриваю владения. Великолепно.
Звонит редактор. Умеет же этот парень все испортить. Он напоминает мне, что я не отправила ему повесть. Я делаю это, не кладя трубку. Он извиняется за то, что, возможно, был груб со мной. Вот так всегда: он меня пинает, я работаю, он извиняется, все довольны.
Неожиданно он говорит, что хотел бы выпить со мной кофе вне рабочей обстановки, если я не против, конечно. Я против. Чтобы я водила дружбу с человеком, который толкает мои работы? Уж лучше пусть меня ненавидит. Он не расстроен, говорит, что рассчитывал на отказ. Говорит, что проверял меня. Я советую ему не говорить так больше девушкам, которые ему отказали.


Я с нетерпением жду Олесю. Она должна приехать поздно ночью. Я буквально слежу за каждой минутой и постоянно смотрю на телефон. Вдруг в пути она напала на маньяков-насильников и развлекается там, да без меня.
Наконец-то доносится скрежет ключа в замочной скважине. Я навостряю уши и бегу в коридор. Олеся заходит домой запыхавшаяся и уставшая.
- Ты жива?! - первый вопрос.
- Ты обеспокоена или удивлена? - я почти обижена,  но все равно крепко обнимаю ее.
Внезапно я вспоминаю, что дома абсолютно нечего есть. Олеся достает две пачки заварной лапши, как всегда все предусмотрела. Я рассказываю ей обо всем, кроме похороненной кастрюли, не нужно ей этого знать. Она говорит, что мой редактор - дятел.
Я уже говорила, что люблю ее?