Книга про Марс 7 глава

- Сергей Валентинович, конечно, нехороший человек, - думал я, засовывая в челнок очередной контейнер с красноречивой надписью «Не вскрывать». Меня, который с угрозой для жизни остановил сумасшедшего, сразу же отправлять на работу. Это не справедливо!
 А что случилось бы, узнай об этом Выхин? Он же голову Сергей Валентиновичу снимет! - думал я, укладывая очередной ящик. В конце концов, мог бы хотя бы похвалить. Так от него ведь и этого не дождёшься! Я злился ещё очень долго. Но, в конце концов, сел за руль и сосредоточился на созерцании местности, чтобы хоть как-нибудь заглушить бурлящее внутри негодование и злобу. Нога всё ещё болела, болела вначале сильно, но чудо-мазь и прямые руки доктора смягчили боль.
В целом,  машину я вёл нормально и смотрел на проносящуюся под колёсам землю. Она была бледно-красная. Ехал я по дороге, и хоть она была грунтовой и ухабистой, сюрпризов не преподносила. Ехал я не быстро - тридцать километров в час потому, что за мною тащилась тележка с челноком. Сосредотачиваться на природе, дабы отвлечься от несправедливости этого мира, у меня не получилось. В основном потому, что никакой природы на Марсе не было. Марс по большей части представлял собою сплошную пустыню, с красным песочком и огромным количеством камней, валунов и кратеров разного размера и формы. Вообще от однообразия марсианского ландшафта начинаешь скучать не то что по берёзкам, по щупленьким кустикам рядом с гаражом.
Живых организмов на поверхности Марса почти не было, а те что были, приехали вместе с людьми. В большинстве своём это были бактерии и различные сорта плесени. В лабораториях старой базы и многочисленных НИИ на Земле не один год велись исследования по созданию растений способных выживать в условиях Марса. Но в силу характера исследований шли они вяло, хотя результаты были. Например, наши доблестные аграрии сумели приучить растения к марсианскому грунту. Сделали даже теплицу с марсианским грунтом, но в открытом грунте растения всё ещё не росли. Во всяком случае, аграрии смогли обеспечить самостоятельность Марса по продуктам питания на сорок процентов, и за это им большое спасибо.
Хотя жизнь на Марсе всё же была. Это были простейшие бактерии, которые жили в недрах марсианского грунта. Но как бы то ни было, развитой экосистемы на Марсе не наблюдается. В некотором роде это было даже хорошо. Отсутствие экосистемы позволяло нам безнаказанно эксплуатировать атомные реактивные двигатели. Без них освоение Марса, равно как и всей солнечной системы, было бы невозможно. Жизнеспособность экспедиций времён космической революции зиждилась на работе этих самых ядерно-реактивных двигателей. Они были устроены следующим образом: соединения, в большинстве своём соли, урана, обладающие очень низкой критической массой выбрасывались в некое подобие камеры сгорания. На самом деле, это была никакая ни камера, а параболоид, но это не важно. Важно то, что попадая в эту камеру, эти самые соли сжимались до критической массы магнитным полем, после чего происходил миниатюрный ядерный взрыв, который плавно переходил в ядерный факел ярко-жёлтого цвета. Камера сгорания, дабы не испариться сразу же была покрыта несколькими слоями тогда ещё графита, который по мере подъёма капсулы выгорал. Такой двигатель позволял создать колоссальную тягу при мизерных затратах топлива. Благодаря этому можно было возить грузы с Марса на орбиту и обратно. Первые ЯРД были примитивными и сильно чадили, загрязняя радиоактивными осадками пространство на несколько километров вокруг, и, чтобы никто не пострадал, для стартов были выделены специальные площадки. Это были огромные поля из стекла, которое образовывалось при спекании марсианского грунта в атомном пламени. Эти поля обозначались специальными маячками, и их не мог пройти ни один человек, у которого работает радио. Когда в небо уходили корабли, всё, что могло бежать бежало, а что могло ехать ехало подальше, так как скафандров, способных выдерживать напрямую такие дозы радиации, тогда не было. Сейчас технологии стали экологичнее, радиоактивные осадки после старта в течении нескольких недель распадаются на короткоживущие изотопы и соединения. Но площадки остались и их используют. Как раз на одну из таких площадок и вёз я челнок.
Я сверился с навигатором. До площадки осталось меньше километра. И тут же как по команде на общей частоте стали противно гудеть маячки, обозначающие границы посадочной площадки. Я немного сбавил ход и стал ехать дальше. Остановился посередине стартовой площадки и вышел. Под ногами хрустнуло стекло. Теперь надо было снять с платформы челнок. Операция это была не сложная. И выполнялась она автоматически. Я связался с Андреем Валерьевичем и сказал, что уже можно. Челнок как по команде выпустил четыре ножки, и опёрся ими на землю. Я дал газу и выкатил из-под челнока тележку. Пожелал удачи космолётчикам и стал отъезжать. Я всегда любил наблюдать за стартами челноков. Есть в них что-то величественное. Вот и теперь я тоже наблюдал за стартом. Для наблюдения у меня был облюбован очень хороший пригорок. Я вылез из пескохода и стал смотреть на старт. Андрей Валерьевич давал отсчёт.
- Десять
- Девять
- Восемь
- Семь
Голос у него почему-то был нервный.
- Шесть
Сработало зажигание и из-под корабля взметнулось пламя атомного факела.
- Пять
- Четыре
- Три
- Два
- Один
- Отрыв.
Корабль оторвался от земли. И пошёл вверх. Но как только корабль оторвался от земли, у меня защемило сердце. Было что-то необычное, неправильное в этом старте, я не мог понять что, но чувствовал. Я достал выменянный у одного учёного беспроводной бинокль, увеличил изображение капсулы до максимума. По спине у меня поползли мурашки. Работал маневровый двигатель, уводящий капсулу в сторону, но включился он слишком рано. Уменьшив изображение, я отчётливо увидел, что капсула начала забирать вправо, причём, делать это слишком рано и слишком быстро. Я трясущимися руками начал вызывать капсулу. Она не отвечала. Я смотрел на капсулу, а двигатель продолжал работать, и капсула уже летела почти боком. Я бросился вызывать Ураногорск.
- Ураногорск слушает, – ответил равнодушный голос дежурного.
- Ураногорск, у меня тут капсула падает, – прокричал я в трубку.
- Сохраняйте спокойствие и говорите, что у вас происходит.
- ЧЁРТ ВАС ПОДЕРИ, ТУТ КАПСУЛА ПАДАЕТ!!! Сделайте что-нибудь.
Но пока я говорил с Ураногорском, самое страшное уже произошло. Маневровый двигатель не выключался, и капсула начала уже откровенно падать. Я как можно быстрее запрыгнул в пескоход. Конечно, предполагаемое место падения капсулы было далеко от меня, но чем чёрт не шутит. Я завёл мотор и опустил на окна щитки. Вспышка! Вспышка была не такая сильная, как я ожидал, она даже не ослепила меня. Я начал считать секунды.  Прошло двадцать секунд, прежде чем меня настигла ударная волна. Волна была не такая сильная, как я ожидал. Волна подняла тучу пыли и кузнечным молотом прошлась по корпусу. Пластик окон прогнулся, но выдержал. Когда волна прошла, я посмотрел на дозиметр. Он зашкаливал. Я попытался снова связаться с Ураногорском, но связь не работала. Взрыв капсулы вырубил всю электронику. Основные системы, конечно, были экранированы, и двигатель работал, но не работали ни навигатор, ни связь, ничего. Пыль всё висела, и я решил никуда не двигаться и подождать пока наладится связь. Ехать кого-то спасать было глупо. Всю капсулу вместе с пассажирами разнесло на атомы раньше, чем они это поняли. И я начал ждать.
В голову лезли мысли, что неизбежно, когда ждёшь. Почему командир включил маневровый двигатель? Почему он это сделал? Ни один нормальный, знакомый с законами физики пилот, не будет включать маневровый двигатель дольше, чем на десять секунд. А что если это неполадка техники? Хотя мало вероятно. Перед спуском и стартом всегда проводится проверка систем. Если это пилот виноват, то почему второй пилот не среагировал и ничего не предпринял. А если не виноват, то почему не заполнил эфир отчаянными просьбами о помощи и прощаниями с близкими? Почему? Почему было много, а ответов не было.
Тем временем, передо мною вставали и другие насущные вопросы. Во-первых, что делать с радиоактивной пылью, которая осела на корпусе, учитывая расстояние до взрыва и его малую мощность, пыли было немного, но скафандр от неё уже мог не защитить. А это значит, что выходить из машины опасно. И как теперь быть, на Ураногорск заявиться не получится, я же не хочу облучить всё вокруг. С другой стороны, стоять на месте в надежде на то, что меня спасут, тоже нельзя. Дееспособный водитель только один, я, а это значит, что придётся выкручиваться самостоятельно.
Ни на учениях на Земле, ни на пробных работах на Луне, ни в первых поездках с инструктором мне не говорили как нужно себя вести после попадания под атомный взрыв. Вероятность этого считалась настолько фантастической, что её никто всерьез не обсуждал. Не будет же человек в здравом уме стоять под выхлопом ядерного двигателя. Тем не менее, у меня были соображения по поводу того, что надо делать.
Прежде всего, нужно было попытаться как-нибудь стряхнуть радиоактивную пыль. Самый надежный способ, это дождаться песчаной бури, и это редкое проявление марсианской природы само почистит мой аппарат. Но сейчас был не сезон, и ждать бури пришлось бы очень долго. Второй способ, который мне пришёл на ум, это очень сильно разогнаться и попытаться набегающим потоком стряхнуть пыль. Идея была неплохой, вот, только для начала нужно было додуматься как это сделать. Во-первых, по Марсу с ветерком никто не гоняет. Гравитация на планете в три раза меньше, и на высокой скорости машина теряет управление. С другой стороны, таких хороших дорог, чтобы на них погонять, на Марсе нет. Но другого способа я не видел. Надо было приступать как можно скорее, иначе от заражённой пыли облучится и корпус и тогда придётся выбрасывать сам пескоход, а этого мне совсем не хотелось. Я вырулил на трассу, которой ехал к пусковой площадке, и погнал. Утопил педаль в пол. Раздался резкий свист - это напряглась турбина. Машина понеслась, подпрыгивая на каждой неровности. Спасибо шлему, иначе бы я набил себе пару шишек. Для полного счастья не хватало только сильного ветру, а желательно песчаной бури, но против погоды не попрёшь. Связь появилась неожиданно. От громкого голоса в динамике я чуть не упустил руль.
- Макс, ты куда несёшься, чёрт бы тебя побрал? – голос принадлежал Ященко - начальнику радистов.
- Богдан Чеславыч, я думал… Там это… Челнок взорвался!
- Знаем мы, знаем!
- У меня тут это осадками обдало, вот сдуваю помаленьку.
- Ты это, езжай сюда, ты тут нужен.
После чего связь отрубилась.