Рассвет невыживших

Утро. 4:30. По окнам бьет звездная пустота.
Тебе рано вставать с утра. А Она уже забыла как мое имя, и уже вряд ли когда – либо припомнит тембр голоса, временем мой образ в ее Сознании превратится в светло – серое пятно, полувыцветшего голубого цвета с темно – синими пятнами по краям. Я не оставил ничего, кроме воспоминаний.
У тебя новый день начнется за два часа до полудня. С привкусом желчи и ароматом остывшего на столе недопитого чая. У Нее же, где – то в девятом часу, если и того не раньше. Серое, пропахшее слякотью и прохладой, с жалким подобием рассвета.. Впрочем, где не было ночи, там нет места и рассвету. Где не было окончания дня, туда никогда не придет начало нового.
Я не проснусь вовсе.

В моей комнате витает дым сигарет, а не затушенные бычки прожигают ладони.
В Твоей же, редкие лучи восходящего солнца плавно блуждают по кровати, столе и «тому самому» креслу. В твоей комнате первые лучи восходящего солнца, словно невесомые мотельки плавно блуждают по твоим ладоням, а случайный ветер, едва просачиваясь через створку приоткрытого окна все так же целует твои запястья.. застревая в одеяльных сборках. Ты спишь.

В моей все пропитано смогом безысходности, а с потолка тошнотворной, всепоглощающей вязкой жижей стекает печаль. Случайно залетевшая за когда то блещущий здесь свет моль, тщетно бьется об оконное стекло и в конечном счете обессилено падает на подоконник. Здесь царит обреченность.

5:20. Небо опожаренно. Кажется, будто вся поднебесная задыхается под раскаленным железом восходящего солнца. Облака кажутся бетонными осколками вселенной. Кровавый рассвет горящими пиками пронзает мое тело. Сознание. Душу. Я теряю рассудок.

В Твоем доме царит тишина. Нет, не та тишина, что не позволяет остаться наедине с мыслями и кажется всем существом наваливаясь пытается подавить тебя, нет. В Твоем доме обитает та сладостная тишь, срывающаяся с ветвей деревьев в густом лесу и оберегаемая запредельным щепотом небесных светил, тайно выдерживается в родниках глубоководных озер.. приносимая легким, попутным ветром, когда то развивавшим мои светлые, золотыми локонами спадавшие на плечи волосы, в которых так же, как на спинке твоей кровати сейчас, когда – то отражалось солнце.. Сейчас же они серыми, потускневшими нитями выбиваются из под старой замусоленной веревки, которой я распяла их, завязав в хвост, пронзая острием заколки.
Тише..

Пока Она лежит на своей постели, недовольно вдыхая аромат прошедшего недавно ночного, прохладного ливня, все так же рассуждая о том, «сколько же еще «несчатья» ей придется перенести сегодня!» - я достаю револьвер из ящика прикроватного стола и выдыхаю дым из легких.

Когда – то /пару мгновений до/ я говорил о том, что если бы мне выпал шанс тогда, никогда. Никогда не полюбить тебя в своей и вообще в какой – либо из жизней. Я бы никогда не любил..
Так вот.
Я солгал.
И каждый раз, когда по ночам я с комом в горле, с безучастной пустотой внутри, с пробитым, истекающим кровавой патокой сердцем я желал тебе спокойной ночи, молча давясь слезами, а пальцами снова и снова касаясь курка, и прижимая к груди острие лезвия, подавленный и пораженный. Грубый и нежный. Податливый, но неприкасаемый. Возвышенный и падший… Каждый раз, каждый раз тогда я молился за тебя. Я молился, о тебе. Я делал это всегда. Единственное, что сохранилось живого во мне это лишь надежда на твое светлое. Светлое будущее. И я был готов просить за тебя у Бога.
Я атеист.

Полночь давно миновала. Холодный ветер дует мне в лицо и касается кожи. Перебирает складки одежды и нежно целует в лоб. Я стою на краю.

Моё тело пронзает фиолетовыми нитями. Кровь от них переливается из голубого в розовый.
Я считаю каждый вдох.
Пальцы осыпаются яркими звездами, что исчезают не дотянув до Земли. Вокруг меня моя собственная, ледяная атмосфера.
Сердце подобно Европе — сплошной ледяной океан.

Твои руки.. Я по памяти перебираю все прикосновения, н оне нахожу ни единожды похожего и вновь закрываю глаза. Я держу тебя за ворот рубашки и
плавно
притягиваю к себе, пытаясь растворить в своих объятиях, или утонуть в твоих.
А потом я собирала погасшие звезды, и мертвые ирисы, целыми месяцами, прячась в зрачках зеркал.. Долго, долго капался в себе.

«Вот - я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.» - писал Маяковский. А я свой сад выжег. А теперь сам готов рассыпаться жалкой горкой ничтожного пепла. /в твоих руках, рассеиваясь пылью сквозь пальцы, исчезая в последнем закате, после которого никогда не наступит рассвет. Мой рассвет./

Я храню свои воспоминания среди пожелтевших страниц.
Там я спрятал поцелуи в шею. Рассветы на крыше.
Молний вспышки. И терпкий привкус ночи с ароматом идущих теперь вечно дождей.

Лес.. Лес.. Я говорил, что внутри меня бесконечной глубины океана плещутся волны, и космические киты задевают спинами небеса, царапаясь о звезды, слизывая космическую пыль со светил.. Я говорил, что внутри меня бесконечные леса, с тропами, ведущими к различным виражам сознания, с полянами, усеянными ароматными травами и сочными ягодами.. Со своими обитателями, выходящими лишь по ночам, я говорит, что внутри меня вселенная, которая, конечно же, бесконечна, я говорил, а слова мои, ничего не стоили. Я так и не смог сказать, что умираю. Я так и не смог сказать, что так безнадежно влюблен. Я бежал по лесу. Спотыкался, кричал. Звал тебя, до хрипа, до боли, до крови из глотки!
Спи…
/ты можешь найти меня в саду, я так же буду ждать тебя, как и вчера, сегодня, и всю оставшуюся вечную вечность, огнем вдохновения обжигающая мои ладони, проливая на бумагу фиолетовые нити строк, шелковым блеском расшитым по краю и позолоченным изнутри/

А еще ты никогда не прогуляешься по крышам
Со мной. Держа за руку и плавно выдыхая чуть – теплый воздух в высоту. Устремляя взор в соме сердце.
В самое сердце вселенной.
А если это не так, и я хоть на малую долю ошибаюсь, то и сам в самом деле не стою ни гроша, и, готов поклясться, я просто сожгу! Оболью бензином и чиркнув спичкой, с безумной улыбкой пущу огонь плясать по всем строкам моих нетленных рукописей. Если до конца лета я снова смогу прикоснуться к твоим рукам, ощутить тепло тела и дыхание на коже. Если я снова смогу увидеть отражение своей вселенной в твоих зрачках, если я смогу почувствовать галактику кончиками пальцев, проведя по твоим волосам, я отрекусь от себя и от всего сущего, ей Богу! И, конечно, оставлю тебе свой плащ.

Сегодня я расскажу вам историю о человеке, утонувшем в холодных водах океана, после потери того, кого он любил.
Это история о человеке, который умер дважды.
И самое страшное, что сам он этого, так и не осознал.
Не сумев смириться.
Вменяя неумолимо, не замедляя ход мчится в бесконечную даль, стремясь к вечности. Я же в ней растворился. По тому время остановилось для меня. Сегодня, в это прохладное утро. Сегодня, я впервые (впервые ли?..) говорю об этом так, словно уверен на все сто (а был ли я когда - либо вообще хоть в чем то абсолютно уверен? «Наверное» - с этим словом не расставался никогда, но все случается впервые).

А самое страшное, что я и сам не знаю. Откуда ты вот так вот взялся.. Самое страшное, что я словно и не знал то тебя никогда. Но одновременно, вместе с тем, был знаком целую вечность.. Словно ничего нового то и не произошло. Вот оно, все так же, все по старому, но душу гложет печаль, а разум прекращает работу.

Цветы цветут,
потому что не верят
в смерть.

Мои атомы
неизмеримо тоскуют
по твоим
атомам.

Перед смертью звезды
вспыхивают светом,
который мёртв.
Они обжигают
мою сетчатку.
Я собирал их
в свои ломкие ладони,
и на них оставались
порезы,
глубокие,
от бритвенных звездных
концов.

К виску моему ты приставила
револьвер.

С единственной пулей.

Люди называют это —
любовь.

На мой вкус —
звучит как-то
жутко пафосно.

Я называю это весьма просто —
выстрел
в упор.

Мне достаточно было один раз
посмотреть в твои глаза —
и внутри меня
взвыли волки.

Только не смей смотреть в мои.
Они — взрыв атомный.
Полученная
доза
радиации
тебя на месте
убьёт.

Полученная доза
будет
смертельной.

Я птицей разбиваюсь
о водную гладь
от невозможности вынести
эту чересчур
изощренную
пытку:
летать. С перебитыми крыльями.

Это прыжок со скалы.

В твой бездонный омут.
Твои черти
будут рады
позавтракать
мною.

Нас двое.
Это обезумевшие пляски
вокуг костра.
Некоторые называют это
любовью.
А я же —
жертвоприношением.

Ты подожжешь меня.
И я сгорю
морской водою.

Я сгорю
лесными цветами.

Это цветение вереска
глубокой зимой.

Дорогая. Обещаю. Я сожгу тебя.
Но никогда не оставлю.

Я был бы рад. Больше не вспомнить твой голос /безуспешный лжец/.
Я был бы рад, раствориться на дне твоей сетчатки.
Но завтра, я уже не вспомню твоего имени.
По тому, что
Завтра больше никогда
не наступит.

Мы с тобой падающие звезды ловили бы в ладони, ломкие от ночного холода.

Считали бы оставшиеся на небосводе.
Давали бы им имена. Но ты спишь, зрачками путешествуя по вселенной, перебирая осколки снов и еле – слышные вибрации моего голоса, зовущие тебя обратно. Или просто в никуда..
Я теряю смысловую нить. Я не знаю, что пишу сейчас. Это уже не рассказ, а взбалмошный декаданс моей души.
Прости. Я ведь больше не вспомню. Я никогда не напишу тебе снова. Я никогда не коснусь твоих рук /Боже. Как бы я хотел. Что бы это обернулось ложью/. Я готов танцевать на лезвие ножа, заточенного острием «моей» правды. Босиком.

Я пишу по тому, что больше в состоянии об этом думать.
С потолка стекает все та же всепоглощающая жижа.
Я подставляю горло. Я желаю захлебнуться. Но уже напрочь погряз в ней с головой.

«Генерал! Наши карты - дерьмо. Я пас..»

Я лежу на мокром асфальте в шестом часу утра. Я считаю на нем трещины. Мимо проехал запоздалый рабочий на стареньком автомобиле. Он посмотрел на меня. Я не ответил.
Я вдыхаю придорожную пыль. Я холодной изморозью проникаю под землю, вместе с каплями дождя и тусклым светом вскорабкавшегося наконец в поднебесную солнца.

Я никогда не дождусь ответа на последние письма.
Они все. Были. Последними.

Угол падения
равен углу отражения.
Возможно, однажды
я увижу тебя.
В небосводе.
Над зимним Версалем.

Одно мгновение стоит вечности. Я готов.
Я сжимаю билет в руке.
Сегодня в полночь
На том вокзале
Где дорога ведет к реке,
Протянув тебе руку
С озябшими пальцами
Я один оборвусь
Вдалеке.

Я поймал себя на том, что стоя над пропастью
Тянусь руками вперед
И пытаюсь дотронуться до тебя.
А тебя нет. Понимаешь? Я пытаюсь объятии пустоту.
Я хочу уехать. Выбраться из города, но, помнишь, мне некуда бежать. По тому я похоронен под обрывками слов и воспоминаний. А еще я снова встречаю рассвет. Точнее, здесь уже рассвет меня встретил. Здравствуй, моя печаль! Здравствуй, моя теплая безнадежность!
/я падаю/

Я исчезну из твоей памяти с первыми солнца лучами.
Ты забудешь мое имя, цвет глаз, мои тонкие губы.
Ты забудешь, как я тебя обнимал.
Как в самый страшный шторм, я был твоим маяком.
Ты забудешь меня.
С первым солнечным лучом.

Прощай.