Однажды зимой

 
    "Лежит. Пьяненький совсем лежит. Я захожу, а он лежит." -прощебетала Шолпан, кружась и пританцовывая вбегая в аудиторию. Она хохотала, делала круглые глаза, всем своим видом показывая, что совсем сошла с ума и больше туда ей не вернуться.

    "Кто лежит, Шолпа? Где лежит? Зачем лежит?- Катю рассмешить было легко. "Преподаватель мой! - выдала Шолпанка плюхнувшись за парту. " Я пошла к нему, думала договориться снова походить на занятия, пока деньги и время есть. А он пьяный в жопу." " Я раньше к нему ходила, еще до Тенгиза" " А кто твой препод? Где раньше работал?" - спросила Катя не зная зачем. Она уже почти не слушала чириканье одногруппницы, нужно было быстрее закончить упражнение. Шолпанку все равно не выключишь, хочешь - не хочешь будет говорить с тобой, даже если ты рядом спишь.

"Нурлан Аскарович Тышкалиев.Ты что, его знаешь? "

" Тышкалиев? Знаю. Оказывается, знаю. И ничего опять не пойму. Он же никогда раньше не преподавал английский, он вел философию." "Маленький, худенький, противный? "

" Да! Да! Его ни с кем не спутаешь. И две ядовитые змеи заговорщически улыбнулись.

  Шолпан работала переводчиком на Тенгизе. Катя сидела дома с ребенком. Обе были студентками третьего курса. Заочного отделения ИНРО. У обеих это уже было второе высшее.

   В маленьком городе, все знают всех. Это проклятье всех маленьких городов. Во все времена, в любых странах и на всех континентах.

   Шолпан расстреливала последнюю обойму. Курсы. Музыкальная школа. Вечером. Жена бросила. На квартире. Частные уроки. Слова сыпались из нее нескончаемым потоком изредка нечаянно состыковываясь в распространенные предложения.

Но Катерины уже давно не было рядом.

   Олежка заболел как раз во время сессии. И это было хорошо, потому что он там себе лежит, а ты сиди себе дома и готовься. Но разве можно было сидеть и готовится, когда он там лежит? На самой конечке Авангарда в областной взрослой больнице.

   Хорошо быть круглой отличницей, получать повышенную стипендию в размере семидесяти рублей (простая была пятьдесят) тогда можно позволить себе такси за целый рубль. Из жилгородка до Авангарда.
    Милый мальчик был не в гипсе и не заразный, поэтому можно было сидеть в больничном коридоре и слегка целоваться. В 18 лет это очень важное и серьезное занятие. Сессия - это тоже важно и серьезно. Но не на столько же!!! У Кати была свой метод подготовки. Она писала все ответы на все вопросы всех билетов. подробно и полностью. Потом делала сжатые тезисы на маленьких листочках. Она всегда все учила с удовольствием.
 
   Слова "мотивация" и "перфекционизм" еще не вошли в моду, была простая дисциплина и удовольствие от сделанного. Философия была последним экзаменом, это был пятый семестр, третий курс, зимняя сессия.Уже были сданы зарубежка, морфология, история КПСС. В зачетке кривыми почерками преподавателей вуза было написано одно и тоже слово "отлично". И вот наступил последний экзамен. Как обычно Катя вошла первая и села за первую парту. Она брезговала шпаргалками и не участвовала в сборах денег, и ее старались не посвещать от греха подальше. В те года если и происходили сборы, то они были не групповыми и не частыми. Сдала, получила свою пятерку и ушла быстро.Так проходили все экзамены. Автоматы были тогда не популярны.
 
   Философия была утром. Ровно в 9. Вопросы были простыми и знакомыми. Катя уверенно отвечала. Она знала не только содержание учебников по философии, которые были дома свои и штук семь разных авторов, она еще читала все подряд в толстых журналах. По стране уже шагала Перестройка. Ну это, конечно там в Москве она шагала размашистым шагом, а сюда на окраину географии СССР она еще не добралась. И, наверное, Катя сказала что-то лишнее про великое учение Маркса, Энгельса и Ленина.

    Нурлан Аскарович во время Катиного ответа сидел мрачный. Студентка говорила не прерываясь, не запинаясь и наконец замолчала. Ответила на все три вопроса. Преподаватель молчал. "У вас есть ко мне дополнительные вопросы?, -спросила Катя. " Нет". -ответил преподаватель. " Ваша оценка "три" - И взял зачетку. "Но почему ? -удивилась Катя, -я ответила на все вопросы. " У вас буржуазное мировоззрение" -сказал преподаватель. " Но за мировоззрение нельзя ставить оценку!" - не унималась Катя. " Я -коммунист и должен как-то с вами бороться! " - подытожил преподаватель и закрыл зачетку. " Идиот" подумала Катя про себя и вышла из кабинета.

  Она отдала зачетку старосте и бегом побежала в больницу к своему мальчику. Это было гораздо важнее всех на свете философий и мировоззрений. Легкой досадой было осознание того, что стипендия теперь будет на целых двадцать рублей меньше. Этого было жаль.

  Экзамен был последний. Впереди каникулы. Красота и радость. Катя шла в Авангард по берегу замерзшего Урала. Ей было хорошо и легко, как бывает хорошо и легко в 18 лет. Она и не подозревала о том, что происходило в это время в институте.
 
   Группа, узнав, что единственная отличница получила тройку, полным составом отказалась сдавать экзамен. Преподаватель какими-то изощренными методами времен испанской Инквизиции заставил войти в кабинет старосту, профорга и комсорга. Он пытал их, как фашисты пытали красных партизан и заставил взять билеты. И они тоже получили тройки. Остальным, как отказавшимся от ответа, он влепил двойки и закрыл ведомость. В деканате закипел скандал.

   Бедный, бедный декан Ербулат Галимович! Бледный он выбегал в коридор и дергал за руки старосту, профорга и комсорга " Вы нашли Ландышеву? " Где эта Ландышева? " Вся группа стояла в коридоре. Никому приказано было не уходить. Сотовых телефонов тогда не было. На Урале стоял лед, и к Кате домой отправилась целая делегация. Хотели, чтобы она тоже пришла и пересдала. Но дома никого не оказалось. В конце концов скандальную ведомость ликвидировали. Открыли другую. То ли в этот день, то ли на следующий все как-то сдали кому-то эту многострадальную философию.

   Как же все это было давно !. Как хорошо, что все это было!