Не будь так строг

«НЕ БУДЬ ТАК СТРОГ…»

Они зашли в кафе и, усевшись за столик, продолжали начатый разговор. Он был не из приятных, колкий и с её, и с его стороны, с её, особенно, капризно-требовательный и недовольный. И тут вдруг она почему-то сменила тон.
— Тебе что-нибудь нужно? — заботливо спросила она, заглядывая ему в лицо и надеясь вызвать ответ.
И он почувствовал себя неловко, когда она заговорила так, и даже обиделся. А ведь его уже многое не могло обидеть, если это исходило от неё. И сказал хрипло, нажав на горячий комок, рвавшийся из горла:
— Нет. Не надо.
Он умел выдерживать роль и не вилять хвостом, как щенок, которого то бьют, то треплют за загривок.
И в ней опять взметнулся демон гордости. Но он уже и с этим умел справляться.
Наступило молчание. Оба знали, что им уже нельзя объясниться после всего того, что легло под ноги, и если начать выяснять отношения, то выйдет худшее из всех оскорблений, какие они только наносили другу другу. Но в эту минуту он понял, что она всё-таки любила его, больше, чем тех мужчин, желаемых ею и желавших её, с которыми она сравнивала его. И всегда выходило, что и то у него не так, и это не этак. Она хотела, чтоб он ревновал её, и внушила себе, что так оно и есть; и ей приятно было говорить: «он делает это из ревности», хотя знала, что он никогда и ни к кому её не ревновал. Эти сравнения оскорбляли его. Она знала это и продолжала игру. И тут, теперь, в эту минуту, он понял, что она всё-таки любила его, а не тех образцовых мачо, которых ставила в пример. Он удивился, сделав это открытие. Уже давно она была для него любовницей-врагом. Да, она любила его. Он понял это, но ничем не обнаружил радости, и не дал прощения. Сердце его было крепостью. И хотя он  знал, что только демон  гордости крутил ею всю жизнь,  а сама она была и лучше и добрее, но мысль убрать бастионы, растворить ворота в крепость, была не то что безумна, но просто неуместна. И он только усмехнулся тому, что понял и что не надо было объяснять. Всё было именно так, и только она не сумела бы так ясно об этом подумать и, того менее, сказать. Но брешь была всё-таки пробита. И сквозь неё прошёл голос: «Не будь так строг…»
Пьяный на стуле в опустевшем кафе сидел, подперев голову рукой, и тихо пел. Он сидел на самом краю стула, и у него не было сил встать и уйти. Он пел и кому-то говорил в промежутках: «Эй, ты, подойди!», и все понимали, и он сам, что он хотел сказать совсем не то — и потому никто не подходил.
И  что-то внутри говорило: «Ну, видишь, как оно всё? Не будь так строг…»