Часть 1. Глава 18-29

            Глава 18. Первые впечатления о Кенигсберге

   От Южного вокзала до площади Победы (трех маршалов)
пролегла длинная и очень красивая улица. Красивыми были даже
развалины. Улица была в два раза уже теперешнего Ленинского
проспекта. Первые этажи были облицованы мрамором и гранитом.
Много зданий было в готическом стиле. Среди них выделялось
здание городского почтамта, теперь здесь построен телеграф. В
сквере, где теперь установлен памятник Ленину, находилась
огромная кирха. Там, где находится гостиница «Калининград»,
высился внушительный остов готического собора. А в глубине, у
здания университета Альбертина, стояла конная статуя Фридриха
Вильгельма. Само здание Альбертины было облицовано
глазурованной керамической плиткой с фронтонами, украшенными
бронзовыми скульптурами великих немецких ученых. Еще одна
кирха стояла на месте сквера у построенного в наше время
телевизионного центра. Улицы Пионерская и Пролетарская были
застроены монументальными зданиями министерств Восточной
Пруссии. Архитектура в стиле барокко чем-то напоминала здание
фондовой биржи – нынешний дворец моряков.
   Главным украшением города был, конечно же, Королевский
замок. У Южной его башни стояла скульптура воина, поднявшего
меч. После штурма наши солдаты меч отрубили. Ниже, ближе к
Прегелю, стоял памятник Бисмарку. Вокруг замка был
законченный архитектурный ансамбль центра города. Без этих
навсегда утерянных, разрушенных нами до оснований комплекса
зданий и сооружений идею восстановления замка считаю нелепой.
Не будет он смотреться в соседстве с «Плазой», гостиницей
«Калининград» и монстром – Домом Советов.
   Несколько слов о подземном городе Кенигсберга. Такой город
действительно существовал и существует и поныне. Кроме
культурных ценностей, немцы перенесли туда и часть
оборудования военных заводов. Но проникнуть туда нам не
удалось и не удастся никогда. Вы спросите, почему? Дело в том,
что чертежи коммуникаций города бесследно исчезли, говорят, что
архивы сгорели и в Берлине (второй экземпляр), и в Кенигсберге.
Первому главному инженеру треста «Водоканал» за буханку хлеба
удалось купить у немца схему канализации города. Это все.
   Подземный город перед штурмом был заминирован и затоплен.
Система затопления была секретной, ее уничтожили. Попытки
откачать воду мощнейшими корабельными насосами ни к чему не
привели. Очевидно, что система затопления связана с
Калининградским заливом, а выкачать залив невозможно. Были
попытки запустить в затопленные подземелья водолазов.
Несколько человек подорвались. Работы были прекращены.
   Много было разговоров о подаренной Петру Первому Янтарной
комнате, которую немцы в ходе войны украли из Екатерининского
дворца г.Пушкина, перевезли и экспонировали в залах музея
Королевского замка, затем она бесследно исчезла. Но Янтарная
комната – лишь песчинка из огромных коллекций художественных
ценностей Кенигсберга, накопившихся за 800-летнюю историю
города и тоже исчезнувших без следа. О них мало что говорилось.

                Глава 19. Поездки на родину

   Когда мне исполнилось 14 лет, я, после окончания 7-го,8-го и 9-
го классов на лето выезжал на родину, в Курганинск. Я гордился
тем, что Курганная стала городом, здесь появилось много
предприятий, прошли съемки фильма «Кубанские казаки».
Казалось, сказка, показанная на экране, придет в жизнь. В центре
Курганинска открыли памятник павшим, там горел вечный огонь.
Улицы Курганинска оделись в асфальт, исчезли грунтовые дороги
и между населенными пунктами.
   Каждый раз меня радушно принимала бабушка Дуня,
постаревшая, но такая же мудрая. Гостил я у тети Нины с
Алексеем Яковлевичем. У них за это время родилось двое
сыновей. Алексей Яковлевич был заядлый рыбак, мы часто ходили
с бреднем на Лабу. Жили они тогда, до переезда в Курганинск, в
ауле Кошехабле. Аул располагался рядом с Курганинском, на
другом берегу Лабы, но это уже была Адыгея.
   Гостил я и у дяди Вани на хуторе, в его большой семье. Там я
как-то насушил жердилы – диких мелких абрикосов. Поля еще до
революции были окаймлены этими фруктовыми деревьями,
служившими защитой от суховеев: ветров, создававших и
перегонявших черные тучи чернозема. Лесополосы задерживали
эти процессы. Вся семья дяди Вани, это было семь человек, ели
борщ из одной большой глиняной миски. Чугунок борща
вываливался в эту миску, все садились вокруг круглого стола и ели
борщ деревянными ложками. Еще мы ходили на речку Чемлык,
вода в ней черная от чернозема, падавшего в речку с берегов, и
теплая – после дневного зноя не хотелось из нее вылазить. Гостил
я и у тети Нади. К тому времени она стала хорошей портнихой.
Везде я был желанным гостем. Возвращался в Калининград
загорелым, наевшимся вдоволь фруктов и овощей.

                Глава 20. Окончание средней школы

   Пережив лихолетье войны и первые голодные годы после ее
окончания, я дал себе клятву сделать все то, что из-за войны не
смог сделать отец. Получить высшее образование, стать
руководителем, в будущем – достойным мужем, способным
содержать и обеспечивать семью, не испытывать денежных
затруднений, вырваться из нищеты. Но для это нужно было
хорошо учиться и закончить школу с хорошими знаниями.
   Кроме английского языка, у меня не было нелюбимых
предметов. Мне нравилась химия, я лучше всех в классе
разбирался в химических реакциях, ниже пятерок отметок по
этому предмету у меня не было. Очень нравилась география, уже
взрослым я полюбил путешествия. Увлекала меня история. Любил
литературу и русский язык. Математика тоже не представляла для
меня трудностей. Во многом это была заслуга наших
замечательных преподавателей. Наша школа была первой не
только по номеру, но и лучшей школой в Калининграде.
Значительную роль играл спорт: все в классе сдали нормы ГТО
первой или второй ступени, у многих имелись спортивные
разряды. В те времена учителя нас не только учили, но и
воспитывали, прививали навыки к труду.

                Глава 21. Первая проба знаний

   И вот наступил момент окончания школы и выбора дальнейшего
пути. Аттестаты нам вручили в торжественной обстановке, в
актовом зале, с фотографией на память и прощальным вечером.
Деньги на праздничный стол собирали родители. Каждая семья
сидела за отдельным столиком, на котором стояла бутылка
шампанского, торт и бутерброды с красной икрой. Играл оркестр.
Выступали учителя, родители и лучшие ученики школы.
Настроение было приподнятое и радостное. Нужно было решать,
что делать дальше. В то время самыми престижными науками и
специальностями считались автоматика и телемеханика на
электромеханическом факультете, а также, судостроение.
В Калининграде в то время, кроме педагогического института
и военного училища, высшее образование получить было негде.
Вместе с Максименко и Затопляевым мы решили ехать в
Ленинград и поступать в Политехнический институт имени
Калинина. Юра Максименко поступал на энерго-машиностроительный
факультет, конкурс там был маленький. А мы с Затопляевым
поступали на отделение автоматики и телемеханики.
У Затопляева на первом экзамене случился приступ аппендицита
и его увезли на операцию. Он потом поступил в Калининградский
энергетический техникум, прошел весь путь от техника до
управляющего «Калининградэнерго», закончил энергетический
институт. Это очень талантливый и одаренный человек.
   Я сдал все пять экзаменов, набрал 21 балл (одна пятерка и
четыре четверки), а проходным было 23 балла. В тот год набирали
полгруппы китайцев по направлению из КНР. С моими оценками я
попадал или в технологический институт имени Молотова или в
гидрометеорологический институт, но без стипендии и
общежития. Я по телефону переговорил с отцом, он сказал, что
материально в такой ситуации он мне помогать не сможет, но раз
уж я попал в такой красивый город, как Ленинград, он посоветовал
мне посмотреть все самое интересное здесь и выслал мне денег на
месяц.
   Я обошел практически все музеи Ленинграда и Петергофа,
побывал в Казанском и Исаакиевском соборе, в Александро-
Невской лавре, в Петропавловской крепости, на Пискаревском
кладбище. Везде я любовался незабываемой архитектурой этого
города.
    
                Глава 22. Выбор профессии

   Тогда я впервые задумался о специальности строителя. Все, что
построено – видно и остается на века. Жизнь будет прожита не
зря. Вернувшись домой, я решил пойти по стопам отца и начал
работать в его строительной организации ОСУ-127. С 19 октября
1955 года начался мой трудовой путь. До 29 марта 1956 года я
работал разнорабочим на пилораме. Это была тяжелая, до пота,
физическая работа. 29 марта 1956 года меня послали на курсы СУ
ПрибВО в Ригу, на учебу десятником, так тогда называлась
специальность строительного мастера. Я очень радовался, что
попал в такой красивый город, столицу Латвии, нравилась и учеба.
И я задумался о поступлении в Латвийский государственный
университет на отделение промышленного и гражданского
строительства, на вечернее отделение. К счастью, в Риге было
ОСУ-121 той же системы, что и калининградской. В течение года я
там работал нормировщиком и жил в общежитии ОСУ-121. В 1957
году я перешел на дневное отделение, где проучился 2-й и 3-й
курсы. На первом и втором курсах были теоретические
дисциплины: высшая математика, начертательная геометрия,
теоретическая механика, сопротивление материалов. Дальше,
когда пошли дисциплины строительные, учиться стало легче и
интересней.
   Побывав в многочисленных рижских музеях, я узнал историю
латышского народа. Рига в то время представляла большой
культурный центр. Здесь работало шесть театров и цирк. Очень
мне нравились балет и опера на русском языке. Голос Георга Отса
в опере «Демон» увел меня в грузинские дали, я был полностью
покорен той сказкой. Любовь Орлова, будучи дамой весьма зрелого
возраста, играла в «Пигмалионе» молоденькую девушку. Но талант
возрасту бывает неподвластен... Нравилась мне и органная музыка
в Домском соборе. В то время в городе работало больше 30
кинотеатров, и после лекций многие бежали на дневной сеанс,
билеты на который были дешевле. Меня поражала
необыкновенная чистота улиц, ухоженность парков, их в городе
было семь, включая Межапарк площадью более 500 гектаров.
Удивляла культура обслуживания в магазинах, кафе и ресторанах.
Аромат кофе и ванильных булочек с маком просто сводил с ума.

               Глава 23. Знакомство с Неллой

   Как я писал раньше, я закончил школу в мужском классе и о
девушках имел весьма смутное представление. Они мне
представлялись созданиями из другого мира, и до отъезда в Ригу у
меня не было никакого опыта общения с ними, я стеснялся
знакомиться.
   Наступил Янов день, когда в Риге празднуют национальный
праздник «Лиго». В этот вечер и в ночь с 23 на 24 июня в парках и
на пустырях жгут костры. У русских когда-то был подобный
праздник, он назывался днем Ивана Купалы. Праздник этот
языческий, пришел он к нам из древних времен. У русских он, в
силу политических перемен, постепенно исчез, а у латышей
превратился в национальный праздник. Если этот день не выпадал
на выходные, официальным постановлением правительства
Латвийской республики он объявлялся выходным. Гуляли с вечера,
продовольственные магазины работали круглые сутки, рестораны
и кафе тоже. Через костры прыгали Яны, у которых на головах
были огромные венки из дубовых веток. Прыгали и девушки.
Вдоль побережья Рижского залива, через 200-300 метров
устанавливались шесты, на верхушках которых крепились бочки
со смолой, которые во время праздника поджигались. Зрелище
незабываемое. Для детей умельцы делали из цветной бумаги и
фольги бутафорские национальные одежды и головные уборы. По
радио исполняли национальные песни. После Яновой ночи
наступало «Лиго». К обеду в парках проводились концерты и
народные гуляния. Особым местом отдыха был Межапарк («межа»
- по-русски – лес). На территории Межапарка была построена
певческая эстрада на пять тысяч певцов и на 20 тысяч зрителей.
Кроме этого, здесь были Зеленый театр, многочисленные кафе и
рестораны, зоопарк. В парке было огромное озеро и речным
трамвайчиком по нему можно было добраться до центра Риги.
   И вот мы, группа студентов, отдохнув после бурно проведенной
ночи, решили после полудня сходить погулять в Межапарк. Нам
все было любопытно, основным напитком в то время было
свежесваренное пиво. День был солнечный, жаркий. Недалеко от
центральной аллеи, у ресторана «Спорт», мы увидели двух
молоденьких симпатичных девушек, сидевших на парковой
скамейке. Ребята стали подтрунивать надо мной и спорить, что я к
ним не подойду и не познакомлюсь. Я решительным шагом
подошел к девушкам и познакомился с ними. Одну звали Нелла,
другую – Эрика. Я предложил им сходить на спектакль в Зеленый
театр. Девушки согласились, я купил билеты и мы посмотрели
спектакль, название которого я не помню. Потом я решил
проводить девушек. Мы сели в трамвай и я предложил одной из
них, Эрике, встретиться. Она сказала, что уезжает сегодня домой, в
Даугавпилс, и шутливо добавила: «но рядом моя сестренка
Нелла». Я назначил встречу с Неллой. Так в мою жизнь вошла 18-
летняя девушка, дружба с которой со временем переросла в
любовь и стала в дальнейшем смыслом жизни.
   С Неллой мы часто встречались. Вместе изучали Ригу, Юрмалу,
все ее станции, вплоть до Кемери. Побывали на взморье по другую
сторону от Риги, в местах, хорошо описанных в романе В.Лациса
«Сын рыбака». Ездили в Сигулду – это самый красивый уголок
Латвии, так называемая латышская Швейцария. Живописные
берега и ажурный мост реки Гауя. Пещеры, легенды о Турайдской
Розе. Развалины древних шведских замков. Мы все больше
убеждались, что нам интересно быть вместе, на многие вещи наши
взгляды были одинаковыми.
   Вскоре я познакомился с родителями Неллы: Ольгой Ивановной
Данчауск и Георгием Филипповичем Пименовым, а также с ее
младшим братом Жорой. Жили они временно у сестры Ольги
Ивановны Мильды Ивановны и ее мужа Артура. Встретили меня
радушно, накормили вкусным обедом и никогда не препятствовали
нашим встречам. Нелла в сентябре 1956 года пошла в 10-й класс
рижской школы в районе Агенскалнского рынка, я начал работать
и учиться на 1-м курсе.
   В разговорах с Неллой я многое рассказывал о Калининграде.
Она хотела стать учителем русского языка и литературы, и как-то я
обмолвился, что в Калининграде есть педагогический институт.
Нелла рассказала, что они недавно приехали из Германии, из
города Лейпцига. Там служил их папа. После смерти Сталина
офицерам разрешили взять семьи из России. В Лейпциге была
русская школа и Нелла два года в ней училась.
   Мы стали реже встречаться, все время забирали учеба и моя
работа. На работе я еще раз убедился в правильном выборе
профессии.

           Глава 24. Выбор профессии, работа и учеба

   Мне было поручено восстановление и реконструкция из казарм
квартир для высшего командного состава Прибалтийского
военного округа. Работа была очень интересная, много лепных
украшений, необычная планировка. Работы выполняли солдаты, в
прошлом специалисты, строители высшей квалификации. На
работах я познакомился и, можно сказать, подружился с маршалом
инженерных войск СССР. После смерти Сталина он попал в опалу
и был «сослан» в Ригу на генерал-майорскую должность. Жил он
вдвоем с ординарцем – майором по званию. Поскольку
центральное отопление еще не было пущено, он сам собирал дрова
и топил печь-голладку. Как-то он показал мне альбом с семейными
фотографиями. Среди них были те, с кем он вместе был на отдыхе.
Элита страны – Сталин, Ворошилов и Буденный – на пляже и в
трусах. С моих глаз словно спала пелена. Я понял, что высшее
руководство – это просто люди, которые волей обстоятельств так
высоко поднялись по служебной лестнице.
   Наступила весна 1957 года. Я закончил первый курс и перевелся
на дневное отделение.

                Глава 25. Поездка на целину

    В начале лета студентам предложили поехать на целинные
земли в Казахстан, помочь убрать урожай. Выехали мы в начале
июля, а вернулись в конце октября. Поездка на целину
запомнилась мне на всю жизнь.
  На станцию «Рига товарная» подали состав из 44 новеньких
польских вагонов-пульманов со свежим сеном. В этом эшелоне
ехало 2500 студентов из разных вузов Риги. В моем вагоне
разместилось около 60 человек, половина девушек и половина
юношей. С собой из продуктов я купил три кг польской колбасы,
10 банок сгущенки и две буханки хлеба. Впрочем, в поезде было
два вагона-лавки с продуктами. Один раз в день нас кормили
горячей едой. На некоторых станциях, вдали от вокзалов,
размещались огромные бараки-столовые. Обслуживались в них
воинские эшелоны и вагоны с ссыльными из лагерей. Мы ехали
северным маршрутом, через Вологду, Киров, Пермь, Рыбинск,
Свердловск, Курган, Кокчетов. Конечным пунктом была Рузаевка –
на стыке трех областей Казахстана.
   Приключения начались с самого начала. Туалеты не справлялись
с потоками нуждающихся. Мальчики приспособились и малую
нужду справляли за пределами туалетной кабинки. Девушкам
было хуже. У женского туалета постоянно клубилась очередь.
Руководство эшелона решило не останавливаться на крупных
станциях, а устраивать зеленые стоянки на полустанках. Мальчики
– налево, девочки – направо. Пока не проехали уральские горы, все
было хорошо. Потом пошли голые степи, и кружочки юношей и
девушек, усевшихся для очистки кишечников, представлялись
неким необыкновенным ритуалом.
   Наш совхоз находился в 40 км от Рузаевки, туда нас доставили
машинами. Весь путь, от Риги и до места назначения, составил 14
дней. Была середина июля, стояла жара. Разместили нас на
зерноскладе – в огромном сарае, предназначенном для хранения
зерна. Юноши заняли одну сторону сарая, девушки – другую.
Убирать урожай было еще рано, и нас разбирали на другие работы.
Вначале я попал в сенокосную бригаду. На тракторах «Белорусь»
были подвешены сенокосилки: трактора двигались – трава
косилась. У косилок было одно уязвимое место: рычаги были
деревянными и постоянно ломались. Вначале моя работа
заключалась в ремонте рычагов. Я устанавливал на них новые
заклепки. Вскоре заболел один из трактористов и меня посадили
на его трактор. Водить трактор я научился быстро, сложнее было
его заводить. Аккумуляторы тогда на трактора не ставили,
заводились они при помощи тросика, который наматывался на
барабан. Трактор заводился от резкого движения за трос.
   Сенокос вскоре закончился, и руководство молочной фермы
предложило мне сторожить на поле коров. Тогда я еще не знал,
какие кошмары меня там поджидают. Мне поручили сторожить 40
коров, больных туберкулезом. Выдали одноствольное ружье, 3
патрона и лошадь. Пока не стемнело, все было хорошо. Ночью
лошадь вдруг стала ржать. В темноте засветились волчьи глаза. Я
выстрелил в их сторону и продолжал объезжать стадо. Затем
история повторилась. То ли от выстрелов, то ли от страха перед
волчьей стаей, часть коров разбежалась. Я их сумел найти только
утром, они паслись на поле с пшеницей. Как назло, мимо проезжал
директор совхоза. Он обложил меня матом. И я стал подумывать,
как с этой фермы уйти.
   Следующий день был выходным, и я решил съездить с доярками
в небольшой поселок, где один молдаванин продавал вино
собственного изготовления и в магазине можно было купить
сгущенное молоко. Одна доярка села с водителем в кабину, а три
других сидели вместе со мной в кузове. На полпути одна из доярок
стала ко мне приставать, я стал ее отталкивать. Ее подруги
повалили меня на спину и держали за руки, а сама она, с криком «я
его сейчас обоссу», стала снимать трусы и придвигаться к моему
лицу. Я закричал благим матом. Водителю, остановившему
машину, я сказал, что дальше поеду на подножке.
   Вернувшись, я написал заявление об уходе, и уехал с попуткой в
совхоз, находившийся в 12 км от фермы. А на мое место прислали
латыша, которого все называли не по имени, а по росту – гарайс –
длинный, высокий. Бедный юноша приехал в Ригу на месяц позже
остальных. Доярки изнасиловали его, заразив венерической
болезнью, и он месяц лечился в Кокчетовской областной больнице.
Позже я узнал, что доярки были бывшими заключенными,
освободившимися по хрущевской амнистии. Зимой к ним на
тракторах приезжали из соседних совхозов такие же бывшие зеки.
Они устраивали оргии, играли в карты на жизнь или на глаз. В
общем, творились страшные вещи, и я благодарен судьбе, что мне
удалось вырваться оттуда целым и невредимым.
   Между тем, была уже вторая половина августа, наступило время
уборки урожая. В совхозе было засеяно 20 тысяч гектаров
пшеницы. Нас распределили по бригадам, жили мы в больших
армейских палатках. В то время к комбайнам цепляли бункера-
накопители соломы. Мы работали с бункерами: по мере их
накопления выбрасывали солому и на поле появлялись копенки.
Не сходили с комбайнов, подчас, по нескольку суток, во время отдыха
забираясь в копешки. Появилась другая беда: водители машин, забиравших зерно
из комбайнов, а это тоже были бывшие зеки, любили ездить по этим копешкам.
Несколько студентов получили травмы. Надвигались холода. В сентябре
временами уже падал снег, ночи были холодными. Многие из нас, особенно
девушки, не взяли с собой теплых вещей, зато привезли туфли на
шпильках и красивые наряды. Думали, что едут не на тяжелую
работу, а на праздник.
   В те времена тосола и антифриза не было. Радиаторы тракторов
заправляли водой, которую на ночь сливали. Дебит колодцев не
позволял одновременно заправлять утром трактора и готовить
пищу. Воды не хватало. Поэтому наше утро начиналось с
комсомольского собрания, где обсуждался вопрос, что делать:
заправлять трактора или пускать воду на приготовление пищи. И,
конечно же, мы, как настоящие комсомольцы, уезжали на поля
голодными. Особенно тяжело было девушкам из-за недостатка
воды на личную гигиену. Обед привозили часа в 3-4 дня, и он, как
правило, был холодным.
   По ночам мороз стал доходить до минус 10 градусов. Мой друг
Володя Брикманис привез с собой ватное одеяло. И мы, в одежде,
засунув за пазуху мокрые от пота носки, прижавшись друг к
дружке, засыпали после 2-3 суток работы на комбайнах. Холод
согнал нас всех, юношей и девушек, в одну кучу. Безобразий не
было. Были озябшие от холода люди, которым нужно было тепло и
ничего больше.
   Мы просили руководство совхоза оборудовать палатки печками-
буржуйками. Нам отказали, потому что раньше несколько таких
палаток сгорело. Приехавший к нам секретарь райкома, выслушав
наши претензии, долго рассказывал, как строили в тридцатые годы
Комсомольск на Амуре, те трудности и наши – были как небо и
земля. Впрочем, после его приезда стало полегче. Всем нам
выдали фуфайки и денежный аванс. Улучшилось питание, нас
больше стали кормить мясом.
   Наконец, наступило время отъезда. Нам за работу неплохо
заплатили, вдобавок, дали талоны, по которым в Риге можно было
получить зерно. Зерно я не получал, а талоны просто выбросил.
  На грузовиках нас повезли в Рузаевку. Везли больше суток.
Дорога превратилась в сплошной черноземный кисель. Машины
вязли в нем до бортов. Рядом с нами шли гусеничные тракторы
ДТ-54, и периодически вытаскивали нас из грязи. Если кому-то
хотелось «по нужде», их свешивали за задний борт, все равно,
девушка это была или парень, и два парня удерживали человека за
руки.
   Я не хочу писать о всех безобразиях, которые были допущены
руководством страны в связи с освоением целины, но о некоторых
скажу.
1. Дороги. Осваивать целину надо было не со вспашки земель
и последующего их засеивания пшеницей, а со строительства
дорог.
2. Склады хранения зерна в совхозах. Я смело могу сказать,
что собранное в первые два года зерно хранить было негде. Оно
сгнило в огромных буртах, я это видел своими глазами. Вначале
нужно было построить зернохранилища.
3. Бывшие зеки. Большой пользы эти люди не принесли.
Приведу пример. В наш совхоз прислали 400 водителей из г.Алма-
Аты, в основном, из бывших заключенных. Одновремено из города
Миасс прислали новенькие, с завода, бортовые «Урал Зисы». Через
три месяца, после уборки урожая, машины годились разве что на
металлолом.
4. Руководство страны, приняв решение об освоении
целинных и залежных земель, обрекло сельское хозяйство
центральной европейской части страны на вымирание. В течение
пяти лет вся сельскохозяйственная техника уходила на новые
земли, а колхозники, получив паспорта, убегали в города, так как
техники в деревнях не было и работать было нечем.
Да, для Казахстана это был большой плюс. После распада
страны, сюда, на эти освоенные земли, даже столицу перенесли.
   ...С горем пополам, нас доставили-таки в Рузаевку. Обратная
поездка проходила в комфортных условиях – эшелон состоял из
купейных вагонов. Мы ехали в Ригу по южному маршруту, через
Челябинск и Самару. Когда проезжали уральские горы, срывали в
красивых местах стоп-краны и фотографировались на фоне скал.
После приезда в Ригу я оделся с иголочки, купив всю
необходимую одежду. Но долго радоваться мне не пришлось. Пока
я был на занятиях в институте, меня обокрали. Украли все, даже
трусы и майки. Студенты нашей группы собрали немного денег и
оказали мне материальную помощь.

                Глава 26. Работа и учеба

   Не помню из-за чего, но я поссорился с Неллой и долго не мог
ее найти. Очень из-за этого переживал. Встретились мы в
Калининграде, она поступила в Калининградский пединститут.
Жил я тогда впроголодь. Стипендию не получал, перебивался
случайными заработками, разгружая иногда вагоны или баржи в
порту. Отец высылал мне ежемесячно 20 рублей, но этих денег
надолго не хватало. И я решился перейти с 3-го курса вновь на
вечернее отделение и пойти работать. Работу я нашел рядом с
университетом во вновь открывшнмся НИИ архитектуры и
строительства Латвийской ССР. Поначалу работал лаборантом в
лаборатории теплофизики. Научился делать термопары и мы с
руководителем испытывали на теплостойкость панели первых в
Риге крупнопанельных домов.
   В то время по всей стране по плану Хрущева было построено
350 заводов крупнопанельного строительства домов и 300 заводов
крупноблочного строительства. Дома не отличались
архитектурной выразительностью, а решали проблему
переселения людей из коммуналок и подвалов. После окончания
войны на жителя страны приходилось 4 м2 жилой площади. Для
сравнения, в Чехословакии было 38 м2, в Германии – 32 м2, а в
США около 50 м2 на человека. Вот на таком фоне было принято
решение строительства малогабаритных квартир, прозванных в
народе «хрущевками». За 10 лет строительства таких домов жилой
фонд в городах увеличился в три раза, на жителя приходилось уже
12 м2. При ограниченных финансовых ресурсах по-другому
решить жилищную проблему тогда было нельзя. Сейчас другое
время, другие возможности, строится немало красивых жилых
домов из монолитного железобетона, кирпича, керамических
камней. Тем не менее, жилищная проблема до сих пор не решена,
хотя сейчас на жителя страны приходится уже 16 м2 жилой
площади.
   Физикой я занимался всего полгода, потом мой руководитель
уволилась и уехала вместе с мужем, он возглавлял архитектурное
отделение института, обратно в Ростов, где они раньше защищали
диссертации и занимались научными исследованиями. Причиной
их отъезда стал национализм латышей. Позже я об этом напишу.
   А пока меня перевели в лабораторию бетонов, которую
возглавлял Георгий Янович Кунос, молодой, талантливый кандидат
наук, замдиректора института, латыш. В институте в это время шла
конкурентная борьба между двумя лабораториями. Наша
занималась механическими исследованиями бетонов, а другая –
ультрозвуковыми. Руководил ей директор института, и
конкуренция сказывалась на оснащении лабораторий.
   В лаборатории бетонов я проработал с января 1960 года по июль
1962. Я подбирал состав бетона для строящейся в то время
Плявинской ГЭС на Даугаве, ставшей крупнейшей
гидроэлектростанцией в Латвии. В то время я знал о бетонах
буквально все.

                Глава 27. Н.С.Хрущев

   Мне посчастливилось присутствовать на выступлениях Хрущева
три раза. Впервые я увидел Хрущёва, Молотова и Булганина в
1954 году. Это было вскоре после первого заграничного визита
главы Советского государства в Англию. Хрущёв был неплохим
оратором, обладавшим чувством юмора. Выступление его было
довольно откровенным. Он честно признал, что жизненный
уровень англичан гораздо выше нашего. Что люди там и одеты
получше, и жилищные условия у них другие. Назвал он и причину:
СССР был окружен враждебными государствами и был вынужден
тратить немалую часть бюджета страны на ее оборону. Второе
выступление Хрущёва я слушал в Риге. Он выступал на эстрадной
площадке Межапарка. Вместе с ним были Отто Гротеволь,
тогдашний руководитель ГДР и Вилис Лацис, руководитель
Латвии. Выступал Хрущёв вскоре после того, как нами был сбит
американский самолет-разведчик, и его пилот Пауэрс был взят в
плен. Пока Хрущёв клеймил капиталистические государства
Запада и США, началась гроза. Засверкали молнии, загремел гром
и Никита Сергеевич сказал, что вот, даже Бог подтверждает его
слова.
   Мое общее представление о Н.С.Хрущёве противоречивое. К
положительным моментам я, конечно, отношу разоблачение им
культа личности Сталина, освобождение миллионов заключенных
и последующую их реабилитацию. А также выдачу паспортов
работникам колхозов и совхозов. Большое внимание при нем
уделялось и космонавтике. Мы гордились выходом нашей страны в
космическое пространство, первым спутником, первым полетом
человека в космосе (Ю.А.Гагарин) и другими достижениями
нашей страны.
   Но были и ошибки. О целине я уже писал: вместо того, чтобы
развивать сельское хозяйство в центральной России, страна
вложила огромные ресурсы в необжитые районы. Отрицательно
отношусь я и к проведенной им денежной реформе, когда люди
потеряли свои накопления, т.к. обмен был ограничен небольшой
суммой денег. Считаю неправильным введение налогов в городах
на скот и фруктовые деревья. Мой отец вынужден был у дома
вырубить все фруктовые деревья. Запрет на содержание коров
привел к тому, что массово были забиты миллионы коров. Нашу
корову отец сдал тогда за бесценок на мясокомбинат. Семья
лишилась дополнительных доходов, а я – помощи от отца, что и
стало причиной, по которой я перевелся на вечернее отделение. В
своих выступлениях Н.С.Хрущёв предлагал и колхозникам
избавиться от крупного рогатого скота, а мясные и молочные
продукты покупать в колхозах. А как забыть введение им
повсеместно в колхозах обязательных посадок кукурузы? Это
случилось вскоре после поездки Хрущёва в Америку.
   Во внешней политике считаю неправильным разрыв отношений
с Китаем. Китай даже предлагал перевезти к ним тело Сталина,
чтобы поместить его в мавзолей в Пекине. После того, как был
сбит самолет –разведчик США, отношения с Америкой резко
ухудшились и гонка вооружений приобрела катастрофический
характер. Выступая в ООН, Хрущёв сказал, что
межконтинентальные ракеты выпускаются у нас как колбасы на
мясокомбинате. В целях устрашения в СССР на Новой Земле была
сброшена самая крупная в мире водородная бомба, начиненная 100
миллионами тонн тротила. В Прибалтике Хрущёв увидел рост
национализма и распустил национальные дивизии. В Риге он
запретил открытие Высшей партийной школы. Уже построенное
для этого здание было использовано под вновь организованный
Политехнический институт, студентом которого я и стал. Из
университета были выведены четыре факультета: механический,
строительный, электротехнический и химический. На этой базе
заработал Политехнический институт.
   Директором института был назначен профессор Малмейстер –
доктор технических наук, бывший директор института
строительства и архитектуры, в котором я работал. Позже
Малмейстер получил звание академика и возглавил Академию
наук Латвийской ССР.
   Мы, студенты, тоже почувствовали рост национализма. Если
изначально в институте было равное количество групп, где учеба
велась на латышском и русском языках, то впоследствии
количество русских групп сократилось. И если раньше расписание
занятий для русских групп писалось на русском языке, потом все
стало только на латышском.

                Глава 28. Учеба в институте

   Учеба мне нравилась. Нам, русским студентам, повезло. Лекции
читали замечательные доктора и кандидаты наук. Я мало встречал
людей, которые так повлияли на мою дальнейшую жизнь. Одним
из таких людей стал для меня профессор Пановко. Он читал
лекции по самым трудным предметам: теоретической механике и
сопротивлению материалов. Пановко обладал необыкновенной
эрудицией и памятью. Начинал новую лекцию он всегда с того, что
писал на доске последнее предложение предыдущего своего
выступления. Основным учебником по сопромату был тогда
учебник Беляева. Весь он был перенасыщен самыми
разнообразными формулами. Пановко давал нам самую суть, и
делал он это так доходчиво, что мы заслушивались. Как-будто бы
нам читали увлекательный роман, а не сухой технический предмет.
   В латышских группах эти курсы читал профессор Гайлис,
талантливый инженер-конструктор, по проектам которого в Латвии
было построено более 30 мостов. Лектором он был никудышным,
но требовательным. Он требовал знания всех формулировок
учебника, и латышские ребята просто выли от зубрежек перед
сессиями.
   Пановко был человеком разносторонним. В 22 года он закончил
Бауманское училище. В 24 – защитил кандидатскую диссертацию,
а в 26 – докторскую. Это было в 1944 году. Темой его диссертаций
был расчет крыла реактивного самолета, т.е. самолета будущего.
Помимо этого, он прекрасно разбирался в искусстве, одевался с
иголочки и все девушки были в него влюблены. На его лекции
приходили молодые преподаватели и аспиранты со всех
технических вузов Риги. Он всегда заканчивал свои лекции на 15
минут раньше положенного времени и в оставшее время беседовал
с нами и давал советы. Он говорил о том, что полученные в
институте знания надо на 100% использовать в работе. Это
фундамент наших дальнейших шагов в жизни. Что в необходимых
ситуациях нужно быть готовым на риск, что учиться надо
постоянно, чтобы не отстать от ритма жизни. Его лекции без
уважительных причин не пропускал никто. Одновременно
Пановко возглавлял научно-исследовательский институт
теоретической механики.
   Я не помню фамилии декана нашего факультета. Он был
отзывчивым человеком и в трудные моменты помогал.
   Незаметно подошел 1962 год, год окончания института. Я
успешно защитился и получил диплом инженера-строителя по
специальности «промышленное и гражданское строительство».

               Глава 29. Калининград 1949-1962

   Рассказывая о своей судьбе, я отвлекся и не рассказал об
изменениях в Калининграде, произошедших за эти 10 с не
большим лет. Восполню этот пробел сейчас.
   Центральный район города к 1950 году был почти полностью
восстановлен до Площади Победы. После капитального ремонта
открылся Южный вокзал. Восстановили платформы Северного вокзала.
Стали ходить пригородные поезда. Административное здание у
Северного вокзала тоже было восстановлено. Там разместился
Межрейсовый дом рыбаков. В 1958 году на проспекте Мира было
построено здание областного драматического театра и восстановлено
здание, где разместился штаб Балтийского флота. На Советском
проспекте построили здание штаба авиации ВВС. Восстановили
здание морского училища. К нему пристроили корпус с башенкой,
которую должна была венчать позолоченная игла, наподобие той,
что в адмиралтействе в Ленинграде. Но в это время было
напечатано постановление правительства об архитектурных
излишествах и недостроенная башенка до сих пор вызывает
недоумение горожан и гостей города.
   На площади Победы возвели трибуны для руководства и почетных
гостей, которые принимали парады и приветствовали демонстрации.
Венчал трибуны памятник Иосифу Виссарионовичу Сталину. После речи
Хрущева о культе личности скульптуру перенесли и водрузили на
пьедестал в сквере на пересечении Ленинского проспекта с проспектом
Мира. Позже скульптуру Сталина убрали и оттуда. Его место заняла
«Родина-Мать», которая стоит и поныне.
   Появился второй в городе универмаг – «Маяк». Была восстановлена
одна из самых красивых улиц города – Комсомольская, а также улицы
Красная и Почтовая, ныняшняя косм.Леонова. В Балтийском районе был
построен завод «Стройдормаш». Основной его продукцией стали катки
для укладки асфальта, а для военных нужд – понтоны для преодоления
водных препятствий. Вблизи кольца 1-го трамвая построили завод
«Строймеханизация», нынешний «Балткран». В восстановленных и
обновленных цехах появился завод «Кварц», стратегически важный для
ракетостроения. На Московском проспекте построили завод «Факел», где
разрабатывалось ракетное топливо. На ул.Клинической заработал в
восстановленных цехах завод торгового машиностроения, а рядом –
ликеро-водочный завод. В Советское время здесь выпускалась самая
качественная в стране водка, в основном, с этого завода водка шла на
экспорт. Одной из причин высокого качества этого продукта было того,
что для его производства использовалась минерализированная вода из
артезианских скважин, находившихся на территории завода. Был
восстановлен пивоваренный завод, построенный немцами у скважин с
особо чистой водой. Старожилы города помнят тогдашнее
«Жигулевское», разве можно его сравнить с теперешними сортами пива
«Кенигсбергское» или «Три медведя»? Еще в эти годы был построен
рыбный порт, который в дальнейшем получил всесоюзное значение.
Калининград стал городом рыбаков. 10% рыбы Союза и 20% морской
рыбы добывалось калининградскими рыбаками. Рыбу ловили в
Северной Атлантике, у берегов Африки, в Индийском океане.
Калининград получил суда и базу для промышленной добычи китов у
берегов Антарктиды. Развитие рыбной отрасли потребовало
строительства новых заводов и фабрик. Возник бондарно-тарный завод
на улице Дзержинской, заработала фабрика по выпуску рыболовных
сетей в здании кирхи на острове, открылся завод «Техрыбпром» на
Аллее Смелых.
   Открывались и парки развлечений. На месте немецкого кладбища
открылся Центральный парк культуры и отдыха имени Калинина.
Восстановили бывший немецкий парк на проспекте Калинина. Сначала
он назывался парк имени 40-летия ВЛКСМ, затем «Юность». В
Балтийском районе – парк Южный, в народе больше известный как парк
железнодорожников.
   Население города превысило 200 000 человек. На курорты,в
Светлогорск и Зеленоградск, стали ходить дизельные поезда, паровозы
ушли в прошлое.
   После 1956 года в Калининграде серьезно развернулось жилищное
строительство. Развалины бывшего города были убраны, на их месте
разбили скверы и бульвары. Город стал очень зеленым. Самым зеленым в
стране. Особенно варварским образом в самом зеленом городе
уничтожались многочисленные немецкие кирхи. К ним подгонялись
военные танки. Тросами цепляли верхушки соборов, и танк буксиром
валил здание.
   Одно здание уцелело после такой расправы. Я имею в виду здание
концертного зала филармонии на ул. Богдана Хмельницкого. Трос
оборвался, и конец его до сих пор можно разглядеть на верхушке крыши.
   Очень долго решался вопрос о том, как застраивать центральную
улицу города, Ленинский проспект. Строительство в эти годы
сдерживало отсутствие в необходимом количестве местных
стройматериалов. Вы спросите, а куда уходил кирпич от разбираемых
зданий? В основном, его отправляли в Минск. Из этого кирпича
построены здания центральной улицы Минска – улицы Ленина. Часть
кирпича увезли на восстановление Ленинграда, сильно пострадавшего от
бомбардировок немецкой авиации.
   Н.С.Хрущёв принял постановление о создании в стране совнархозов.
Для Калининградской области это обернулось катастрофой. Нас
фактически подчинили Литве и финансовые потоки от рыбной отрасли
потекли в Вильнюс. Руководство Калининградского обкома и
облисполкома уговорили построить заводы по производству
стройматериалов для собственных нужд на территории Литвы в обмен
на обещание организовать в дальнейшем их доставку. Когда заводы были
построены, совнархозы были отменены, как структуры, не оправдавшие
надежд. Очередная ошибочная инициатива Хрущёва... Литовская
республика приняла постановление о запрете вывоза стройматериалов за
пределы республики. И строительная отрасль Калининградской области
оказалась без самого необходимого: без цемента, кирпича, кровельного
материала, сантехнических и столярных изделий. Это отбросило
восстановление города на годы.
   А Литва в это время бурно развивалась. Микрорайоны Ладзинай и
Жерминай стали лучшими в Советском союзе, их застройщиков
наградили Ленинскими премиями. Перемены коснулись и сельских
районов Литвы. Вместо хуторов с невзрачными деревянными домами
появились поселки из добротных кирпичных особняков с
архитектурными украшениями. Литовские дороги оделись в асфальт,
был построен первый в России автобан – скоростная трасса Вильнюс-
Каунас, позже продленная до Клайпеды.
   Строители этой дороги тоже были удостоены Государственной
премии.
   А в Калининграде пришлось в спешном порядке строить завод
силикатного кирпича в пос. Космодемьянском, мощность которого не
удовлетворяла текущих потребностей. Кирпич пришлось завозить из
Латвии, Эстонии и Литвы по бартеру. Как немцы удовлетворяли
потребности в кирпиче? Когда едешь по Калининградской области, в
небольших поселках и городках видишь одинокие сохранившиеся трубы
бывших небольших кирпичных заводиков. Сельские жители здесь летом
работали на полях, а зимой – обжигали кирпич. Таким образом делали и
черепицу, и керамические изделия.