Часть 2. 1974-1991 годы глава 25-29

             Глава 25. Миражи и правда Севера

   Подводя итоги нашей поездки на Север, хочу рассказать о том,
как наши представления изменились, столкнувшись с реальностью.
   1. "Бытиё определяет сознание". Эти марксовы слова не
соответствуют действительности. Когда я, работая главным инженером в
Калининграде, требовал от рабочих качества, слышал в ответ всегда одно
и то же: "Как платите, так и работаем". На Севере платили значительно
больше, а качество было значительно хуже.
   2. Мы слишком богатая страна, поэтому живём так бедно. Приведу
несколько примеров. Для трассы газопроводов вырубалась просека
шириной 300 м, а длиной не в одну тысячу километров. Этот лес
варварски тракторами растаскивался в кучи, через которые без
трелёвщика невозможно было войти в тайгу. Всё это богатство сгнило и
было загублено. Миллионы кубометров. А как добывали кедровые
орехи! Тракторами валили ценнейшие деревья и со сваленных кедров
срывали шишки.
   Далее, ни в одном из посёлков не была определено место для свалки
бытовых отходов, вокруг стихийных создавалась антисанитарная зона.
Реки были загажены отходами нефтепродуктов, ценнейшие породы
рыбы были заражены пестрахозом – болезнью, съедавшей печень
человека. Основной контингент рабочих и ИТР был не из лучшего
десятка. На Севере собирался всякий сброд, и при отсутствии правовых
органов руководили всем люди без стыда и совести, типа Гольдштейна.
   Если бы построить маленькие консервные заводики, мы могли бы
накормить грибами и ягодами весь мир, не только нашу страну!
   На севере я впервые увидел бомжей. Когда ходили с Неллой в лес, то
видели кучи тряпья и следы костров под корнями деревьев. Нам
объяснили, тряпьём они обозначают свои территории, заходить за
которые опасно. Однажды я ехал с водителем по дороге и увидел
странного на вид человека, из-за сажи он выглядел как негр или шахтёр.
Водитель остановился, забрал его в будку машины и отвёз в милицию.
Начальник милиции сказал, что этого человека дважды отправляли на
родину, но он опять сбегал в леса.
   А что касается миражей, я впервые в жизни увидел северное сияние.
Ни с чем несравнимое зрелище, по небу разноцветные всполохи. Вот и
все миражи.

          Глава 26. Возвращение в Калининград. Работа в ПМК -270

   В Калининград я возвращался с двояким чувством. Контракт я
выполнил до конца и, считаю, сделал немало во вверенной мне
должности. Выдержал испытание климатом, хотя иногда стало
побаливать сердце, обострилась гипертония. Что-то случилось с левой
рукой, не мог поднимать тяжести. Когда прощались, председатель
профкома треста сказал: когда вернёшься домой, зарплата будет в три
раза меньше, а болячки с тобой останутся. В чём-то он оказался прав. Но
я ехал на Север не из-за денег. Мы с женой хотели испытать
неизведанное, узнать, что такое Сибирь и районы крайнего Севера. За
три года наше любопытство было удовлетворено сполна.
   В ПСМО "Калининградстроя" произошли изменения. Начальником
стал Торопов Владимир Васильевич, Ильин перешёл на должность
главного инженера. Неизменно первым замом оставался Юрий
Васильевич Сухов. Он предложил мне должность главного инженера
ПМК -270, в аппарате объединения на тот момент должностей не было.
Да я и не стремился в аппарат. Я любил работу на производстве, в
постоянном движении, кабинетная работа была не по мне. ПМК -270
занималось благоустройством сдаваемых объектов, укладывало асфальт
и плитку. Работы было много, вторая половина года – это, как правило,
70 % сдачи объектов. Уже на второй день я на служебном "Москвиче"
поехал в Гвардейск на строительство средней школы. Водитель заболел.
И я сел за руль сам. За три года отвык водить машину, до Гвардейска
ехал больше часа. Но возвращался уже как заправский шофёр, навыки
вернулись. Коллектив ПМК был грамотный. Прорабами были две
женщины, сёстры. С начальником у меня сразу наладились
товарищеские взаимоотношения. Начальником ПТО я пригласил Валю
Камалтынову, работавшую ранее со мной в СУ-312.
   Съездили на хутор в Митино, где теперь, после восстановления дома,
жили папа с мамой. У них было две больших комнаты, кухня общая, а
также ванна и туалет. Вход в дом общий, у Валентина с Катей
аналогично. Отец восстановил черепичную крышу дома, сам установил
новые окна и двери, сделал отмостку, восстановил деревянные полы. На
участке восстановил большой сарай, колодец оборудовал насосом, и они
на лето переехали жить в Митино. Участок был большой, 20 соток.
Обрабатывали общими усилиями, двумя семьями. Недалеко от хутора
было большое озеро, туда мы ходили ловить рыбу и купаться. Отец
жаловался, что Валентин с Катей мало помогают на обработке земли, и я
посоветовал им разделить участок. В конечном счёте они так и сделали.
Отец посадил фруктовые деревья и малину с клубникой. Отец любил
ковыряться в земле. Мама за эти годы сильно сдала и была плохой
помощницей. Валентин был поглощён работой. Катя - подраставшими
детьми. На участке Валентина работала Катя. До автобуса было далеко,
километров пять. Излишки клубники надо было продавать на рынке в
Калининграде. Отец в период урожая клубники просил Валентина
отвезти его на рынок. Он неохотно соглашался и говорил, что за это
время он бы мог заработать большие деньги, подвозя пассажиров.
   В общем, мы были рады, что не попали в этот общий колхоз. Да у нас
ведь была своя дача в Космодемьянском, где тоже приходилось работать
по выходным.
   С работой у меня было всё нормально. В декабре на объекте, впервые
после приезда, встретился с Нетребой. Мы готовили к сдаче жилой дом
внутри квартала Московского проспекта. Нетреба подошёл ко мне с
вновь назначенным председателем Калининградского горисполкома, и с
язвительной улыбкой произнёс, показывая на меня пальцем: "Вот
товарищ Масалков сбежал на север". На что я ему ответил: "Я не сбежал,
а выполнял правительственное задание". На этом наш разговор
закончился. Больше я в с Нетребой не встречался.
   Зимой я взял отпуск, купил путёвку в санаторий Отрадное и стал
лечить гипертонию. Услышал о чудодейственных грязях Отрадного и
попросил врача назначить мне курс лечения грязями левой руки. Врач,
сославшись на гипертонию, вначале отказал. Но я его уговорил
попробовать. Если мне будет плохо, то я сам откажусь от этих процедур.
Так и сделали. После двух сеансов рука у меня восстановилась, и я
попросил медсестру прикладывать грязи к ногам, на поясницу и
позвоночник. Так я избавился от ревматических заболеваний на много
лет.
   Весной 1984 года я купил новенькую машину ВАЗ-2105, "пятёрку". И
мы по праздникам стали ездить к Нелиным родным в Ригу. Родные
старели, часто болели и были очень рады нашим приездам. Георгию
Филипповичу ещё до нашего отъезда на север сделали операцию на
прямой кишке. Ольге Ивановне сказали, что он долго не проживёт, а ему
доктор обещал, что он проживёт 10 лет. И тесть держался, пить почти
перестал, занимался небольшим огородиком, а больше отдыхал. Ольга
Ивановна, как могла, ухаживала за мужем.
   В ПМК -270 я проработал три года, пока не подошла очередная
реорганизация. Руководство решило влить коллектив ПМК -270 в
Управление механизации отдельным участком по благоустройству.

              Глава 27. Работа в учебном комбинате

   Мне предложили работу заместителем директора учебного комбината
ПСМО по производственному обучению. Учебному комбинату передали
корпуса, ранее принадлежавшие техническому училищу, и главной моей
задачей на первых порах было восстановление зданий и приспособление
их к нашему учебному процессу. Также я читал рабочим лекции по
нескольким предметам: монтажным и каменным работам, строительным
работам, сантехническим с применением пластмассовых труб и изделий.
В зарплате, с учётом преподавательской деятельности, не потерял, те же
300 рублей в месяц.
   Работа мне нравилась, но коллектив был склочный. Директор
комбината Курманов лизоблюдничал перед замом Тороповой -- она ведь
была женой начальника ПСМО и фактически руководила комбинатом
Торопова. Производственные мастера и преподаватели, в основном,
были женщины, которые враждовали между собой при молчаливом
одобрении Тороповой. А тут ещё меня избрали секретарём партийной
организации комбината. И мне приходилось занимать справедливую
сторону конфликтов, которая нередко шла вразрез с мнением Тороповой.
Моя честность впервые стала мешать работе.
   Я думал в комбинате поправить здоровье, а тут, наоборот, попал в
больницу с гипертоническим кризом, потеряв сознание прямо на
трамвайной остановке.
   Меня отвезли во вновь построенную больницу строителей на
Каштановой аллее. Лечила меня заведующая терапевтическим
отделением, доктор с большим стажем. Во время болезни меня часто
навещала сестра Катя с Валентином, приносили много фруктов, стояла
золотая осень. Но мне становилось всё хуже и хуже. Я попросил доктора
перевести меня в областную больницу для обследования, но она
накричала на меня, сказала, что она 12 лет проработала в областной и не
хуже разбирается, что со мной. Тогда я попросил отвезти меня в
больницу на Чапаева, исследовать желудок. Дело в том, что я уже
несколько дней не принимал прописанные врачом лекарства, складывал
их в тумбочке. Мне было плохо после них, болел желудок. Так же и
после еды, особенно фруктов. В туалет стал ходить с кровью, но
списывал это на хронический геморрой, его периодические воспаления.
   И вот на Чапаева мне в желудок опускают японский
гастерологический аппарат и сёстры в один голос говорят: да у него язва
двенадцатиперстной кишки в открытой форме с двухкопеечную монету.
Представляете, в каком состоянии я возвращаюсь к лечащему врачу,
вытаскиваю из тумбочки не выпитые таблетки и говорю ей, что если бы
я всё это принимал, уже давно был бы на том свете. И началось. Ещё
целый месяц лечения от язвы. Пролежав в больнице два месяца, я взял
путёвку в санаторий и уехал долечиваться в Пятигорск. Там принимал
радоновые ванны, пил из источника минеральную воду "Ессентуки-4" и
приехал в Калининград здоровым. Потом ещё два раза в год в течение
двух лет весной и осенью самостоятельно проходил профилактическое
лечение: пил "Алмагель" и "Ессентуки-4" в течение месяца. Прошло 30
лет, больше на язву не жаловался.
   Наступил 1989 год. Корпуса я восстановил, и после этого моя
должность оказалась ненужной. Я остался просто преподавателем. В
конце 1988 года в Армении произошло землетрясение. В 1989 году
ПСМО организует ПМК в Ленинакане для восстановления города. Летом
1989 года я получаю задание обучить рабочих вновь созданного ПМК
работе в сейсмических районах.
   Вначале половину месяца нас самих учат теоретическим вопросам,
связанным с особенностями работы в сейсмозоне. А я получаю
возможность ещё раз ознакомится с Ереваном. В связи с землетрясением
население его увеличилось в два раза и перевалило за миллион. Столица
Армении бурлила из-за событий в Карабахе. Каждый день -- митинги и
демонстрации.
   Мне удалось достать билеты в театр оперы и балета, посмотреть балет
Хачатуряна "Спартак". Это самые приятные впечатления от Армении.
Вооружившись необходимыми знаниями, мы разъехались по своим
организациям.
   Ленинакан представлял собой жуткое зрелище. Город, разрушенный
полностью, не уцелели даже храмы. Люди жили во времянках, хибарах,
землянках. До катастрофы здесь жило 150 тысяч человек. Спитак с его
16-тысячным населением был стёрт с лица земли. Там находился
эпицентр землетрясения, сила которого составила 11,2 балла по 12-
балльной шкале. В Ленинакане погибло 35 тысяч человек.
   Почему так много жертв и разрушений? Здания и сооружения
Армении строились как бы в 7 балльной сейсмической зоне, что было в
корне неправильным. И второе, при строительстве конструкции не
сваривались между собой. Лестничные марши не приваривались к
площадкам. Люди в момент землетрясения прятались под лестницы и
там погибали. А огромные хищения цемента при строительстве
приводили к тому, что многократно снижалась прочность построек. Вот
в таких условиях я проводил учёбу рабочих. В Армении я пробыл три
месяца.
   В Армении питаются в основном мясными продуктами на второе,
супы не принято подавать к столу. Зато зелень и, особенно, брынза в
особом почёте. Самые большие очереди в магазинах выстраивались,
когда завозили брынзу. Много фруктов, особенно персиков, гранат,
хурмы. Я попал как раз в разгар созревания фруктов, цены на них
гораздо ниже, чем в Калининграде. Уклад жизни у них иной, чем в
России. Есть старший по улице, с которым жильцы решают все
хозяйственные и жилищные проблемы. В семье старшим считается отец,
если он умер, то старший брат. Девушка не может выйти замуж без
согласия старшего. Народ красивый, особенно дети, кучерявые,
загорелые, черноволосые. Все стремятся учиться в русских школах, а
затем в институтах России. Отношение к русским очень
доброжелательное.
   После программы обучения, нужно было возвращаться. Проблема
была в том, что из Еревана прямых рейсов в Калининград не было, зато
был рейс в Ригу. Я позвонил Нелле, чтобы она приехала в Ригу, и вскоре
мы встретились. Все были рады, особенно Георгий Филиппович. Мы с
ним за два дня еле выпили чекушку, он был совсем слабенький, особенно
сильно у него болели ноги и сердце. В беседе он мне сказал: «всё-таки
какой был прозорливый доктор, отвёл мне 10 лет жизни, и я их прожил».
Через пару дней мы выехали домой в Калининград. Договорились
встретиться на 8 марта. В начале февраля 1980 года позвонила Ольга
Ивановна и попросила нас приехать на 23 февраля, тестю стало совсем
плохо. Мы так и сделали. Сам врач, он, конечно, чувствовал близкий
конец. Он достал свои припасы спиртного, в основном, рижский бальзам
и передал мне, спиртное он уже не употреблял совсем.
   7 марта Светлана утром разговаривала с бабушкой Олей, которая
звонила из магазина и спросила о здоровье дедушки. Бабушка ответила,
что он совсем плох. Через два часа бабушка снова позвонила и
сообщила, что дедушка умер. Мы срочно выехали в Ригу. Ольга
Ивановна специально не вызывала похоронную команду, и мы смогли
попрощаться с Георгием Филипповичем дома. Хоронили его через
несколько дней, как офицера, под гимн Советского Союза и выстрелы
салюта из карабинов. Георгий Филиппович прожил 76 лет, прошёл всю
войну, был награждён орденами: "Красного знамени", двумя орденами
"Красной звезды", двумя орденами "Отечественной войны" и
многочисленными медалями.

                Глава 28. Дочь Светлана

   Пока мы были на Севере, Светлана перешла на 5-ый курс. Училась
она хорошо, несколько семестров получала повышенную стипендию.
Володя по-прежнему увлекался театром, но зарабатывал мало. Дочь из
хрупкой девочки превратилась в женщину. Жизнь закалила её, и
наивность потихоньку уступила место трезвому расчёту.
   Вскоре она забеременела. Не зная о беременности, ей предложили
место переводчика польского языка в пограничном управлении.
Пограничники, узнав о беременности, отозвали заявку из университета, а
руководство учебного заведения выдало ей свободный диплом. Но к ней
перед окончанием присмотрелась директор 43-й школы на Советском
проспекте. Директору университет навязал посредственного студента,
отца двоих детей. Директор не могла взять Свету на работу без
разрешения гороно. В гороно Свете отказали. И вот впервые в жизни мне
пришлось вмешаться. Я пошёл в гороно и заявил, что на основании
беременности по законодательству не вправе отказывать в приёме на
работу. Заведующая гороно в ответ сказала, что совмещать работу
педагога и воспитывать ребёнка невозможно. Я ответил: "Что касается
ребёнка -- это забота моя и моей жены". Договорились, что Света выйдет
на работу со второй четверти.
   Дочурка так сильно переживала в эти августовские дни, что не могло
не сказаться на будущем ребёнке. 3 сентября 1984 года Светлана родила
мальчика, которого назвали Дмитрием. И мы стали дедушкой и
бабушкой. От переживаний у Светы пропало молоко, в общем,
повторялась история Неллы. Нелла подставила своё плечо дочери и
маленькому беспокойному существу -- Митеньке.
   Будучи ещё маленькой девочкой, Света сетовала на то, что она у нас
один ребёнок в семье и говорила: "Когда я вырасту и выйду замуж, у
меня будет трое детей".
   Через три года Света вновь забеременела, и попросила у меня
разрешение на размен квартиры. Я не возражал, только сказал, чтобы
этим она занялась сама. Вскоре мы получили предложение размена
нашей трёхкомнатной квартиры на две двухкомнатные. Одна на улице
Портовой в блочном доме и вторая во вновь построенном
крупнопанельном доме по улице Любы Шевцовой в Южном
микрорайоне, который в то время интенсивно застраивался. Квартира по
улице Любы Шевцовой была кооперативной и надо было внести 3
тысячи рублей. Обсудили эту проблему с Володиными родителями и
внесли эту сумму пополам.
   3 ноября 1987 года мы переехали на новое место жительства на улицу
Портовую. Дом на Портовой построил в 1970 году завод "Янтарь"
хозспособом, не специалистами. Деревянные полы имели щели в палец
толщиной, стены коридора, туалета, ванны и кухни были на полтора
метра выкрашены краской, полы в туалете и в ванной цементные.
Водопровод не из оцинкованных труб, а из чёрного железа. В общем,
требовался полный ремонт. В Калининграде в то время не было
возможности купить стройматериалы, и мы на своей машине поехали в
Ригу, купили облицовочную и метлахскую (половую) плитку. В Литве
купили обои, сделали в квартире полный ремонт. На пол положили
древесноволокнистую плитку и линолеум.
   У дочери квартира была новая, ремонт не требовался. Мы купили
холодильник, кое-что из мебели, подарили им библиотеку. Бабушка
Ксеня, моя мама, купила стиральную машину. Общими усилиями
обустроили квартиру молодых.
   8 января 1988 года Светлана родила второго сына, которого назвали
Александром или Сашенькой. В отличие от Мити, Саша был спокойный,
тихий мальчик. Когда подросли, мальчишки часто дрались. Но Саша
никогда не уступал Мите. Если Митя стукнет Сашу, Саша его укусит,
Митя идёт жаловаться.
   Светлана в 1987 году честно отработала в 43-й школе, организовала
там кружки, создавала творческую атмосферу в классах. Сбылась и её
мечта стать журналистом. Она стала специальным корреспондентом в
молодёжной газете "Калининградский комсомолец".
   Основные тяготы по воспитанию и уходу за внуками легли на Неллу.
Старший ходил в её группу детского садика, с младшим приходилось
заниматься дома. А ведь у Неллы ещё была своя работа - 25 детей в
группе. В те годы Нелле доставалось, я её почти не видел дома. Володя
на работе был 4 часа, а потом дома увлекался чтением литературных
журналов. А Нелле говорил: «Что вы всё убираете, это должна делать
Света». А Света от зари до зари пропадала на работе. Платили мало.
Свете было тяжело, и без помощи мамы она бы никак не справилась.
После смерти дедушки к нам на помощь приехала Ольга Ивановна.
Нелле стало легче.

    Глава 29. Болезнь Ольги Ивановны и переезд её в Калининград.

   Летом 1990 года Ольга Ивановна приехала помогать Нелле и в конце
года сильно заболела. Срочно собралась и уехала в Ригу лечиться.
Буквально через неделю по просьбе врача рижской больницы мы с
Неллой выехали в Ригу. В больнице нам сказали, что, если в течение
двух дней не сделать ей операцию, она умрёт. Поскольку операция
сложная, попросили нашего письменного согласия. В результате ей
удалили 2/3 желудка и она стала быстро восстанавливаться. Нелла взяла
отпуск и месяц провела в Риге, ухаживала за матерью. Затем шефство
над нею взял Нелин брат Жора.
   В 1991 году распался Союз. Отношение к Ольге Ивановне со стороны
соседей латышей резко изменилось. Её стали считать женой оккупанта.
Дом, в котором она занимала квартиру, перешёл в собственность бывшей
хозяйки. Здоровье также становилось всё хуже и хуже, ей уже
исполнилось 75 лет.
   В 1992 году она позвонила нам и сообщила, что не может ходить в
магазин, нет сил. Может быть, ей оформляться в дом престарелых. Я
ответил сразу: "Собирайте вещи, через три дня приеду на грузовой
машине и заберу вас в Калининград". Я нанял грузовую машину и
перевёз тёщу в Калининград. И с этого времени до конца жизни Ольга
Ивановна прожила у нас. Мы ей отвели комнату, в которой она была
полновластной хозяйкой. Отношения у нас установились самые близкие.
Нелла помогала Свете, тёща все хозяйственные дела на Портовой брала
на себя. Летом работала на даче, хотя я отговаривал её. А она в шутку
отвечала: "Я хочу умереть на грядке". За годы совместного проживания у
нас не было ссор и недопонимания. Светлый человек, пусть земля ей
будет пухом.